не
помнит.
Перед глазами кровью написано:«Ам-не-зия».
Чувствую себя неудачным психологом, чьи сеансы не помогли пациенту. Мои глаза прожигают горячие слёзы. Сквозь поступающую истерику я слышу, как моя кошка начинает катать упавшие камешки. Отлично, завтра придётся доставать их из-под дивана. Никогда не любила кошачьих за их надменное поведение. Им слово «нельзя» не скажи, они всё равно сделают по-своему. Но каждый раз, когда я об этом думаю, я вспоминаю Хэрин, чьи круглые глаза напоминают кошачьи. Хэрин обижалась, когда я не проявляла желания гладить бездомных кошек во время наших прогулок. Она, только видя кошку издалека, бросала все дела и бежала к ней, чтобы погладить, пожалеть и благословить на поиск дома. Была бы у неё возможность — она бы приютила у себя дома сорок кошек. Собственно, у неё уже были две кошки, одна из которых родила, и один котёнок достался мне. Как бы меня не раздражало поведение Чии, я бы не посмела выпустить её на улицу и забыть о ней. Это подарок от Хэрин. Я, не обращая внимания на разбросанные камешки и на бегающий под ногами комок шерсти, встаю из-за стола и направляюсь к комоду, в котором я хранила наши письма друг другу. У меня есть слабая надежда, что память к Хэрин вернётся и всё будет как прежде. Амнезия — это же не приговор?«Каждый твой день рождения для меня такая суматоха. Твой список желаний всегда велик. Ты напоминаешь мне заряженного робота, и я не могу понять, нравится мне это или заставляет напрячься. Ты не замечала, насколько мы разные? Порой я спрашиваю себя, как мы смогли полюбить. Тебе никогда не казалось, что любить — это сложно? Я чувствую себя вымотанной в последнее время. Ты уже говорила, что хочешь получить на день рождения. Но я сомневаюсь, что смогу тебе это дать. Извини, но я уже не знаю, как донести до тебя, что наша любовь кажется такой… странной. Как поживает Чии? Ты не расстроишься, если я подарю тебе новое зеркальце вместо того, что ты хотела? Будешь смотреть в него и вспоминать меня».
Хэрин.
Перечитывая это письмо, мне начинает казаться, что оно пропитано грустью. А сначала я не увидела этих нот терпкой горечи. От письма даже стало отдавать чем-то хвойным. Сперва мне напомнило это лес, а затем — витамины. Я хмурюсь, когда до меня доходит неприятная мысль. Хэрин и без того никогда не славилась баснословной энергией, но вчера, когда мы виделись, она казалась… уставшей? Замученной? Сонной? Как будто она испытывала жуткую нехватку отдыха. От чего? Чем она так была занята? В нетерпении открываю позавчерашнее письмо от неё, надеясь найти ответы, которые, возможно, пропустила.«Тебе никогда не казалось, что жизнь идёт где-то с краю? Как будто она просто смотрит за тем, как ты пытаешься удержать баланс на тонко натянутой верёвке. Я не понимаю себя, Даниэль. Мне всё кажется таким… наигранным? Люди улыбаются, а раньше смеялись надо мной. Люди раньше называли глупой и медлительной, а сейчас машут рукой. Почему, когда ты рядом со мной, мир становится не таким агрессивным? Но как только ты пропадаешь, я снова становлюсь его врагом номер один».
Хэрин.
О, это теперь звучит совсем по-другому. Когда я читала это впервые, я искала в этом нечто романтичное. Как будто со мной мир Хэрин заряжен энергией, со мной у неё всё хорошо, а как только мы порознь — так сам мир злится на расстояние между нами и пытается снова свести. Но подтекст, оказывается, был таков, что травля от одноклассников никуда не делась. Она просто перестала быть явной для меня. Вина за слепоту начинает душить. Я закусываю губу, чувствуя большую неловкость от происходящего. Раскладываю на полу конверты, как веер. Поздно осознаю, что перечу своему плану выстраивания хронологии. Я зачем-то пошла с конца. Но в какие-либо приметы я не верю. Поэтому я снова не думаю о том, что идти с конца к началу — не самая хорошая идея. Потому что велика вероятность, что я буду идти не по правильному пути, а искажённому. Уже сейчас, видя в письмах иные смыслы, я делаю неправильные шаги к истоку. Но я не думаю, к какому началу я выйду в таком случае. Я просто открываю третий конверт.«У тебя было когда-нибудь это странное чувство, когда ты ничего великого не делаешь, но внутри такая пустота, такое бессилие? Я весь день лежу на диване и смотрю всякие шоу. Иногда встаю покормить кошек или самой поесть. Я не знаю, что со мной. Родители снова говорят, что так не делается. Если бы не встречи с тобой, я бы даже волосы, наверное, не набралась сил расчесать. Жалко, что твоё зеркальце разбилось. Оно было очень милым. Может, тебе подарить такое же?».
Хэрин.
Так много раз звучало слово «зеркальце». Будто это было ценным подарком не для меня, а для неё. И я не понимаю, что она вкладывает в это. Почему ей нравилось смотреть в зеркало? В моё зеркало? Я находила в этом проявление её чувств. Наши отражения так красиво смотрелись вместе.«Ты когда-нибудь наблюдала за рыбками в аквариуме? Они такие милые. Тебе они нравятся? Я бы хотела когда-нибудь приобрести аквариум. Он так расслабляет. У моей тёти он есть, и из-за этого я люблю гостить у неё. Я бы хотела, чтобы ты тоже увидела этих разноцветных рыбок. Тётя очень любит свой аквариум, но очень не любит чужих людей. Поэтому я могу их только сфотографировать для тебя. Обрати внимание на золотого петушка, он мне напомнил тебя».
Твоя Хэрин.
Подмечаю, что почерк в этом письме спокойнее. Чёрт, на душе так отвратительно липко. Стыд пронизывает всё моё нутро, заставляя задаваться вопросом: «Это ли любовь?» Почему я видела только то, что хотела? Почему я такая… эгоистка? Что со мной не так? Мои ладони покрываются потом, но у меня чувство, что в комнате стоит запах металла, а на моих руках — кровь. Такая вязкая, такая противная, такая бордовая. Я тру руки о свои пижамные штаны, чтобы избавиться от липкости. На штанах не остаётся красных пятен, и я выдыхаю. Но по щекам внезапно снова текут слёзы. Такие кристальные, словно вода в океане. Ужасно гадко где-то в груди. Будто с каждым повторно открытым письмом в мою кожу упираются осколки того самого зеркальца. Они медленно раздвигают мою плоть, позволяя капелькам крови поступить наружу, чтобы лишить меня шанса на восстановление будущего. Теперь больно не Хэрин, а мне. Я чувствую на своих плечах тяжесть. Словно на мои плечи сели ангел и демон. Хэрин вряд ли вспомнит свои состояния в те дни, когда запечатывала конвертики. На полу вокруг меня блестит бордовое «Невозможно». Невозможно починить то, что было сломано. Невозможно вернуть человека, которого ты знал. Амнезия будто даёт людям вторую попытку познать мир вокруг себя. Они открывают глаза и встречаются с другими, неизвестными, незнакомыми. А эти глаза знают их. Прежними. Но не новыми. Какая-то моя часть хочет приврать, недоговорить то, что дошло наконец до меня. Но там же я понимаю, что на обмане счастливой сказке не бывать. Я сделаю только хуже, если позволю Хэрин узнать её прошлое со мной. И как бы мне хотелось снова ощутить её горячую кожу своими руками, как бы мне хотелось почувствовать её спёртое дыхание прямо в губы, как бы мне хотелось потрогать её шелковистые волосы, обычно собранные в хвост, как бы мне хотелось… Вернуть те жаркие чувства в ночах, когда нас никто не слышал. Но там же я вспоминаю, что Хэрин не могла дать мне то, что я желала на свой день рождения. Она не могла мне больше дать любви. Своей. Искренней. Живой. Потому что под венами её кровь больше не приходила в нетерпение. Разлюбила. А может… И не любила? Она уже не развеет этот вопрос: она сама не знает ответ. А затем… Что-то щёлкает, когда Чии проходит мимо осквернённой меня с гордо вздёрнутым хвостом. Конечно, кошке нет до меня никакого дела. Но между тем «спасибо» ей за то, что благодаря ней у меня возник вопрос: «С кем Хэрин была в машине, когда она попала в аварию?» Я перестаю дышать и кидаюсь к столу, где оставила телефон, чтобы написать сестре Хэрин. И получаю ответ, заставивший моё сердце треснуть. Клянусь, я слышала этот хруст внутри меня. Я резко поняла, что означает пословица «Лучше горькая правда, чем сладкая ложь».«Прости, что соврала… Наши родители не хотели, чтобы ты волновалась ещё сильнее. Хэрин хотела покончить с собой, но у неё не получилось. Прохожие быстро среагировали и помогли ей. Благодаря этому она жива, но… Ты уже знаешь…»
Из головы уходят все мысли. Сердце тихо бьётся, и мои сомнения о правильности решения развеиваются. Это ли любовь? Когда я думала, что у нас всё хорошо, всё медленно двигалось к чему-то плохому. Когда мы смотрелись в зеркальце, я видела только красивую картинку, тогда как нужно было смотреть в глаза. Чтобы обратить внимание не на то, что снаружи, а на то, что внутри. Зеркала умеют показывать скрытое. Осколки умеют резать, чтобы наказать за слепоту… Нам разрешают встретиться спустя три месяца с того дня, когда наши отношения разделились на до и после. Все три месяца я ощущала себя такой разбитой. Потерянной. Глупой. Я перечитывала и перечитывала письма, пытаясь найти в них ещё какие-нибудь ответы. Но всё уже было предельно понятно. А потом я вижу её хрупкий силуэт на лавочке в парке, в котором мы договорились встретиться. Я путаюсь в ногах, когда подхожу к ней. Она неловко улыбается, спрашивая: «Ты Даниэль?» Да, это я. Да, это я… Только не спрашивай большего. Я вспоминаю Хэрин, которую видела за день до её попытки самоубийства, и сравниваю её с той, что вижу сейчас. В голове новой Хэрин пока нет негатива, возложенного на неё в прошлом. Я боюсь спрашивать её о том, что она уже вспомнила. Но она оказывается разговорчивее и почти сама подводит к нужной теме: — Моя мама сказала, что ты была моей лучшей подругой… Прости, что не помню тебя… Но я находила письма, которые ты мне писала. Кажется, ты хорошо знала меня прежнюю… Я могу… спросить?