darkness and despair

Ночи в Восточных землях темные и манящие, густые, похожие на вату или болото. Они затягивают в свою пучину, не давая вынырнуть ни на секунду. Поглощают, топят. Приехать на Восток - навсегда отдать свое сердце ему. Стоит побывать здесь хотя бы раз, и в воспоминаниях навсегда останутся частички этих мест. Восток - гостеприимный хозяин, он любит гостей, но не терпит равнодушия к себе в ответ. Он может быть жестоким и ласковым, дружелюбным и враждебным. Он полностью превращает себя в то, что хотят в нем видеть другие. В кабинете герцога темно, только свечи повсюду не дают в этой темноте погрязнуть, мягко подсвечивая красный бархат обивок. Чимин полулежит на диване, одной рукой перебирая изящное колье на шее - новый подарок своего ночного гостя. Тот стоит чуть поодаль, слегка опустив голову, словно ждет чего-то. Чимин тепло улыбается уголками губ и зовет: - Что же ты там стоишь? Обними меня. Мужчина какое-то время мнется, но все же подходит ближе, осторожно присаживается на диван рядом с герцогом и тихо говорит: - Нам нужно много чего обсудить. Я приехал сюда не как твой любовник, но как советник короля. Дела не ждут, мне нужно как можно скорее выехать обратно. Чимин проводит по его предплечью самыми кончиками пальцем, и это получается так трепетно и интимно, что он сам вздрагивает. - Намджун, я специально позвал тебя на несколько дней, - он садится ровнее и кладет ладонь на широкое плечо собеседника, - прошу тебя, давай побудем вдвоем, мы так давно не виделись, - его тихий хрипловатый голос звучит слишком мелодично для подобной обстановки. Намджун выдыхает, поворачивается и смотрит Чимину прямо в глаза. В душе у него что-то разрывается каждый раз, когда их взгляды встречаются, и он чертовски обожает это чувство. Чимин красивый, изящный, умный, коварный и такой прекрасный. Чимин - лучшее, что случалось с ним в жизни. - Ты знаешь, я тоже соскучился. Но так нельзя. Он хочет продолжить. Собирается, по крайней мере. Пока герцог не берет его лицо в ладони и не смотрит прямо в душу. Его губы шепчут тихое "пожалуйста", и Намджун ломается. Противостоять подобному он не умел никогда. Да и не хотел. Советник берет Чимина за руку и целует ее так нежно, что у того сердце замирает. Свечи отбрасывают на их лица красивые блики. - Ты знаешь, я люблю тебя, - говорит Чимин. Намджун ничего не отвечает, только улыбается тепло, и для герцога эта улыбка значит гораздо больше, чем признания. Намджун редко улыбается, а если и да, то как-то сухо, будто лепит эту улыбку на лицо, и кажется - подойди, прикоснись - и сорвешь ее так же легко, как листок срывается с дерева на осеннем ветру. Но с Чимином все по-другому. С ним улыбаться не страшно, с ним все эмоции будто в несколько раз сильнее. Рядом с Чимином у Намджуна душа вся наружу, вспорот живот, и чувства из этой дыры все видны. От чувств, которые советник испытывает к Герцогу Восточных земель ему даже больно. Сердце щемит, когда он думает о Чимине, но что по-настоящему его тяготит, так это невозможность находиться с ним рядом постоянно. Больно читать его чувственные письма, ощущать его запах на бумаге, нежным взглядом скользить по написанным любимыми руками строкам и не иметь возможности прикоснуться. Намджун откидывается на спинку дивана и смотрит в эти невозможные черные глаза, где зрачок сливается с радужкой. Любой бы в этих глазах душу оставил, но позволено это лишь одному человеку на свете. Чимин садится на его бедра и проходится ладонями по его плечам. - Поцелуй меня. И Намджун целует, не имея сил ослушаться приказа. Он кладет руки на чужую талию, обнимает нежно-нежно, боясь сломать. Чимин хрустальный, хрупкий совсем. До него дотронешься как-то не так - он разобьется. Намджуну не объяснить, что Чимин совсем не слабый, что он сам разобьет кого хочешь, что в нем плещется гигантская внутренняя сила, подобно океану крушащая скалы. Для Намджуна он всегда останется человеком, которого нужно защищать, ради безопасности которого не жалко и умереть. Чимин отвечает напористо, скользя языком в чужой рот, покусывает губы, не разбирая даже толком, где чьи. Он ужасно изголодался, и сейчас царапает шею Намджуна, ногтями бежит по затылку и зарывается пальцами в жесткие пряди, выгибается навстречу рукам, просится ближе, сильнее. Намджуну плохо и хорошо одновременно. Его ведет от вида вот такого Чимина перед ним - открытого, доверчивого, умоляющего. Доступного только ему. Намджун тихо рычит. Он берет Чимина за подбородок, тянет его голову наверх, и - поцелуями по шее, языком по коже, зубами по горлу. Слушая тихие стоны, чувствуя тонкие сильные пальцы в своих волосах, сходить с ума, вдыхать аромат какого-то парфюма вперемешку с природным запахом, губами проходиться по самой границе собственноручно подаренного колье. - Хватит, - шипит Чимин задушенно, нетерпеливо, - возьми меня. Сейчас. Намджун кивает. Снимает осторожно блузу, медленно развязывая каждую веревочку, оголяя нежные плечи постепенно, стараясь пока не смотреть слишком долго - Намджун голову теряет от вида белой кожи, потому что помнит, какая она бархатная наощупь и как легко на ней оставить следы. Он откидывает блузу куда-то в сторону, не волнуется даже за ее сохранность - у Чимина таких же еще десяток. Чимин встает и лихорадочно принимается скидывать с себя остатки ткани, даже это делая с проклятым изяществом. Намджун не двигается с месте. Знает, герцогу нравится, когда он имеет его в одежде. Сам советник, конечно, от такого не в восторге, да и кому вообще может нравится такой секс, он совершенно не понимает. Но желание Чимина - закон. Намджун молча наблюдает, как тот подходит к стене и выгибается, нетерпеливо облизываясь через плечо. - Здесь? - Быстрее. Чимин мог бы, конечно, дойти до спальни, которая не так уж далеко находилась, мог бы начать как-то по-другому, более нежно, медленно, более красиво, но он не хотел. Он сейчас мог думать только об одном. О мужчине, сидящем сейчас на диване его рабочего кабинета, о его руках, губах, о его члене. - Я сказал быстрее. Намджун подходит, словно в забытьи рассматривая изящную фигуру. Линии тела Его Сиятельства должны быть в виде картины в какой-нибудь галерее, но точно не здесь. Он кладёт руки ему на талию, гладит, целует невероятные плечи, шею, спину. Он хочет раствориться в Чимине, задохнуться им, раствориться в частичках его кожи. Но ему не позволено - Чимин тихо шикает, и Намджун понимает - ему пора. Времени на то, чтобы насладиться сполна у них нет. Он не тратит время на подготовку, потому что точно уверен - все уже сделано. Все было готово к его приходу с самого начала. Он слишком хорошо знает Чимина - тот всегда контролирует ситуацию, всегда в курсе того, что произойдёт в следующую секунду. Он читает Намджуна слишком легко, это иногда выглядит пугающе, но Намджун предпочитает думать об этом слегка иначе - будто бы его мысли открыты специально, будто между ними присутствует некая связь. Он медленно входит, слушая тяжёлое дыхание, прижимая Чимина к стене, ощущая кожей чужое желание. Движения сразу резкие, грубые, ритмичные до ужаса. Такие, как Чимин любит. Он стонет, выгибается сильнее, прижимается спиной к Намджунову телу и шепчет что-то неразборчивое, что-то, надеется Намджун, о любви. Он не думает о себе, все его внимание сосредоточено на Чимине. На его невероятном голосе, на его тонких пальцах и узких ладонях, скользящих по стене, отчаянно цепляющихся за абсолютно гладкую поверхность. Взгляд останавливается на хрупкой талии и на собственных руках, сжимающих её. Намджуну вдруг кажется, что ему совсем не обязателен секс, чтобы получить оргазм. Он может достичь высшей точки наслаждения просто любуясь Чимином, просто доставляя ему удовольствие, имея возможность видеть отдачу. Чимин шумно кончает в его руках, вскидывая голову, напрягая каждую мышцу в теле, красиво заламываются его брови, а лицо приобретает то выражение, которое должно быть на картинах запечатлено. И Намджун кончает следом. Просто от этого зрелища. - Ты будешь сегодня спать в моих покоях, - тяжело дышащий Чимин разворачивается и мягко целует его губы, а у Намджуна щемит сердце. - Почему не в гостевых? - спрашивает он непривычно низким голосом. - Я не хочу тебя отпускать. Ты ведь здесь всего на пару дней. И каждую, - он смотрит в упор, будто хочет убедиться, что его слушают, - слышишь, каждую секунду этого времени ты будешь со мной. Намджун кивает. Вот и все. Он скован невидимыми цепями собственных чувств к этому человеку. Никуда не двинуться, ничего не возразить. Это не вина Чимина, он сам себя загнал в эту клетку, сам запер её и выкинул ключ. Его преследуют воспоминания об одной их встрече, после которой они выстроили эти особые отношения. Кажется, забыть это невозможно. Рождество - праздник жизни, ярких цветов и омелы. Чёртова омела. В королевском поместье, как и каждый год, устраивается бал. Большинство гостей танцуют или разговаривают в зале, кто-то стоит в близлежащих коридорах, но именно Намджун внезапно решает выйти прогуляться на первый этаж. И его сразу же утягивают в тёплые объятия, заглядывая хитрющими чёрными глазами прямо в душу. - А я думаю, где же ходит королевский советник? Намджун не двигается с места, сильно удивившись. - Ваше Сиятельство? Чимин широко улыбается, в его глазах пляшут огоньки, и Намджун понимает, наконец, как люди влюбляются. - Мы стоим под омелой, - говорит герцог полушепотом, - подаришь мне поцелуй? Намджун, не осознавая до конца происходящее, с готовностью кивает. На самом деле, он бы кивнул сейчас на все. Что угодно, что бы ни попросил Чимин, он тут же сделал бы. Чёртова омела. С неё все началось.

Но если время нам грозит осадой, То почему в расцвете сил своих Не защитишь ты молодость оградой Надежнее, чем мой бесплодный стих? Вершины ты достиг пути земного, И столько юных девственных сердец Твой нежный облик повторить готовы, Как не повторит кисть или резец. Так жизнь исправит всё, что изувечит. И если ты любви себя отдашь, Она тебя верней увековечит, Чем этот беглый, хрупкий карандаш. Отдав себя, ты сохранишь навеки Себя в созданье новом — в человеке.