Грубое покрытие — нежности сокрытие,
Челюсти сжимаются будто по наитию.
«Кто ты такой?» — Thomas Mraz
Ей нравилось оставаться незаметной, нравилось находиться в гуще событий, не привлекая внимания. Из этого извлекалось гораздо больше выгоды, чем если бы Яна ходила с рупором, навязывалась на разговоры и трясла перед чужими лицами записной книжкой. Нет. Ей было это не нужно. Она сравнивала себя с рыжей кошкой, аккуратно перемещающейся в тени стен, сливающейся с коврами и обивкой диванов. И даже сейчас, сидя в гостиной, она прислушивалась к тихому перешептыванию Димы и Сережи, которые никак не были озабочены третьим лицом в помещении. После того, как Арсений с Антоном удалились в сад, актеры решили, что остались наедине, совершенно забывая о живой статуе в глубине комнаты. Белые поля тетради заполнялись хаотичными записями, огонь трещал в камине. — Твои ставки, кто следующий? — Матвиенко елозил на ковре, придвигаясь ближе то ли к Позову, то ли к камину, — Я уверен, что Антон! — Глава про Арсения еще не вышла, а ты ставки собираешь? — Всем ясно, что «Затмение» — просто коммерческий «бум»! — Сережа постарался изобразить натуральный взрыв руками, — Что бы мы не делали, главы продолжат выходить! Просмотры, охваты, одобрительные крики толпы. Сам все знаешь. — А мне казалось, что смысл правосудия заключается в исправлении провинившихся. — Эх, ты! Как был наивным кретином, так и остался! — мужчина произнес слова ласково и весело, — Вот, что я тебе скажу, Поз. Обеспокоенное лицо Стаса, переговоры с издательством, та журналистка и ее обещания — все это мишура и маскарад! — А сам не боишься «маскарада»? — Все, что выльется в грязной статейке обо мне, Николаева сможет с легкостью поправить. Я уже ввел ее в курс дела. — О, твоя состоятельная разведёнка? — Дима поправил очки на носу. — Можете смеяться, сколько вздумается, но, в отличие от вас, я имею защиту. — Имеешь, наверное, сзади и спереди, — хохотнул Позов. Янковская почувствовала резкий прилив усталости. В отдельном столбике задач на ближайшее будущее появилась новая строка: «Николаева. Содержит Матвиенко. Узнать, кто она». Еще немного поразмыслив и покусав кончик карандаша, Яна добавила: «Следующая глава про Антона. Почему?». А затем еще: «Статья — коммерческий «бум». Есть ли шанс остановить публикацию?» Выслушивать дальнейшие пререкания по поводу жен, содержанок, интимной жизни и смысла правосудия Яне не хотелось. Голова расходилась по швам весь вечер, а на часах уже было сильно за полночь. Девушка бесшумно откинула вязаный плед с колен и невесомой поступью удалилась из гостиной. За весь день ей не удалось прилечь или хотя бы выбрать комнату для будущего существования в стенах дома. «Антон спал наверху, Дима, вроде, тоже. Стас и Сережа на первом этаже в правом крыле особняка» — Яна старалась удержать в голове множество имен и расположение их владельцев. «Осталась небольшая спаленка сверху и мраморная зала снизу в левом крыле» — замерев у лестницы, Янковская с неуверенностью осмотрелась. Мраморной залой Шеминов называл самую вульгарную и вычурную комнату дома. Огромная пустая спальня в отдаленном крыле особняка с отделкой под мрамор, канделябрами, зеркалами и ткаными шторами. Никакой пригодной мебели, кроме гигантской кровати по центру, там не было. Продюсер наспех объяснил это тем, что комната создавалась для съемок. А каких именно, уточнять отказался. «Оставлю такую роскошь Арсению. Тихо, одиноко, дорого-богато. По-графски» — Яна еще раз осмотрела первый этаж и уверенно зашагала вверх по лестнице. «Хотя благодарности меня точно не ждут». Девушка ухмыльнулась.***
Кофе в доме не оказалось. Зато две увесистые соковыжималки красовались на столешнице и совершенно не сочетались с общим стилем помещения. Дверь в сад оставили распахнутой еще со вчерашней ночи, поэтому в кухню залетал пух и сорванные ошметки цветов. Янковская внимательно изучила содержимое нескольких шкафчиков и со вздохом принялась бороться с упаковкой крекеров, которые больше всего походили на возможный завтрак. Она проснулась первой. Все двери на втором этаже были наглухо закрыты, и внизу стояла такая же звенящая тишина. Перед глазами всплывало испуганное и траурное лицо Арсения. Актер успел пройти все стадии принятия неизбежного — от отрицания до депрессии, но сейчас Яна ощущала нерациональный страх перед этим человеком. Чем она могла помочь? Что могла сделать? Что спросить или написать? Ее глупые попытки приблизиться к разгадке лишь раздражали Арсения. Война с соковыжималкой закончилась крахом. Устройство зарычало и выплюнуло струйку апельсинового сока на блузку Янковской. — Damnant, — тихое ругательство жураналистки утонуло в очередном скрежете. — Решила вести здоровый образ жизни? Яна повторно выругалась и испуганно обернулась. Попов стоял, прислонившись к стене, и с интересом наблюдал за движениями девушки. На мужчине были весьма комичные пижамные штаны в полоску и растянутая белая футболка. — Не только ты умеешь бесшумно ходить, — актер деловито прошелся по кухне и отодвинул Яну от соковыжималки, — Дай сюда. — Специализируешься на бытовой технике? — девушка скептично наблюдала за ловкими махинациями собеседника. — Специализируюсь на помощи бестолковым дамам, — Арсений победно улыбнулся, нажал кнопку и подставил стакан под вытекающий сок, — Кстати, текилы добавить не хочешь? — Еще обижаешься? — собеседница многозначительно вскинула брови. — Когда в следующий раз будешь выбирать хранителя секретов, избегай кандидатуры Димы Позова, — мужчина ловко уселся на край столешницы и свесил ноги, — Но признаю, пьяную проститутку ты сыграла отлично. У тебя случайно нет актерского образования? — У меня есть жизненный опыт. — О, так работа в пыльной типографии предполагает насыщенный опыт? — Попов открыто язвил. — Настолько насыщенный, что я бы могла стать соавтором «Затмения», — копна огненных волос яростно взметнулась в сторону. Яна слишком поздно ощутила силу сказанных слов. Ощутила в тот момент, когда блеск в глазах актера резко потух, а лицо приобрело бледно-серый оттенок. Арсений прокашлялся, прикрывая рот кулаком, а затем быстро спрыгнул со стола. — Прости, я не это имела ввиду… — голос Янковской звучал неуверенно. — Почему мы должны доверять тебе? — Попов хрипел, — Почему я должен? — У тебя нет выбора. — Мы не сможем повлиять на выход главы, так зачем лишние хлопоты? — Не успеем повлиять на выход твоей главы, — Яна строго поправила собеседника, — Но попробуем дать шанс остальным. — Меня выбрали пушечным мясом… — Провальная схватка не означает проигрыш в войне. Попов за несколько секунд вернул прежнее умиротворенно-спокойное выражение лица, так что от былого эмоционального накала не осталось и следа. Мужчина сделал несколько кругов по кухне, окончательно выбивая Янковскую из колеи, а затем деловито хлопнул в ладоши. — Что ж! Твой боевой настрой греет мою душу! — Арсений залпом осушил забытый стакан сока и поморщился, — Где проведем первый урок латыни? Могу предложить свой мраморный морг, который ты вчера любезно оставила для меня свободным. — Кабинет занимает Стас, он будет не сильно рад посторонним, — девушка пропустила мимо ушей колкость актера, — Особняк трехэтажный. Что на последнем этаже? — Какой-то заваленный хламом чердак. Шеминов попросил не соваться. — Я не могу работать на кровати, извини, — Яна уверенно вышла из кухни и двинулась к лестнице, — Вперед, мастер сарказма! Поможешь обустроить переговорную. Попов снова поморщился и издал страдальческий вздох, но последовал за журналисткой и первый принялся преодолевать крутые ступеньки. Янковская осторожно следила за движениями и мимикой мужчины, старалась поймать каждый подозрительный или лишний вздох, каждый причудливый прищур глаз, каждое сокращение мышц. Девушка считала Арсения красивым, действительно красивым. И никак не старалась отмахнуться от этой мысли. «Что плохого? Люди вправе давать друг другу эстетическую оценку» — такие рассуждения Яне нравились. Они были рациональными и взрослыми. Но почти всегда умные мысли утекали не в то русло и заканчивались новым риторическим вопросом — «А он считает меня красивой?». Такое девушке уже совсем не нравилось. Последний лестничный пролет был преодолен, и теперь дорогу преграждали коробки хлама. Давно не мытые ступени уходили вверх, заканчиваясь перед дубовой дверью. — На чердаках никогда не хранят что-то хорошее, — недоверчиво протянул Арсений, но продолжил движение вперед, — Если увидишь призрака и испугаешься, можешь схватиться за мое крепкое плечо! — Обойдусь, — Яна невольно закатила глаза. — Ну вот, закрыто, — мужчина подергал ручку массивной двери, — Шеминов же не идиот. — Я бы не торопилась с выводами, — ловким движением девушка выудила ключ из кармана брюк, — Лежал на комоде у входа в особняк, тут даже подписано маркером: «От чердака». — То есть ты заранее продумала взлом и выбрала соучастника? — Попов удивленно хлопал глазами и смотрел на украденную вещицу. — Конечно. Я же не идиотка. Яна постаралась скрыть ухмылку на своем лице и принялась возиться с замком. Девушка чувствовала на себе прожигающий взгляд со стороны и даже могла уловить слабое дыхание мужчины. Они стояли на одной ступеньке, почти вплотную друг к другу, ограниченные узким лестничным пролетом. Руки почему-то плохо слушались, а ключ соскальзывал. «Боже, Яна, не валяй дуру, сосредоточься» — щеки покрылись румянцем, когда замок в очередной раз не поддался. — Стой, давай я попробую, — порывистым движением Арсений накрыл ладонями напряженные кисти девушки. — Хочешь стать соучастником? — По-моему, у меня уже нет выбора, — одним верным поворотом актер вскрыл замок и дверь протяжно заскрипела, отворяясь. В нос ударил едкий запах старья и пыли. Рассмотреть помещение в подробностях оказалось затруднительным, потому что мансардные окна были плотно увешаны тряпками, не пропускающими свет. — Здесь есть хоть одна лампочка? — Арсений сердито пробирался сквозь завалы, постоянно спотыкаясь и ударяясь о контейнеры и коробки. Яна предусмотрительно закрыла за собой дверь на ключ и принялась вглядываться в темноту, наблюдая за отчаянной борьбой Арсения с лоскутами ткани. В груди что-то бесконечно сжималось, напряжение возрастало. Янковской не нравилась атмосфера чердака, словно во мраке скрывалось неправильное, нехорошее и даже опасное. — Один момент, — Попов еще усерднее зашуршал, — Готова? Огромная завеса обрушилась вниз, словно театральный занавес. В помещение хлынули солнечные лучи, осветившие столбы пыли и грязи, взметнувшиеся в воздух от упавшей тряпки. Представшая перед глазами картина не укладывалась в сознании. Испытывая искренний шок, Яна оперлась руками о стену, желая подольше сохранить равновесие. — Господи… — Арсений стоял в центре помещения и озирался, как потерянный ребенок, не в силах вымолвить больше ни слова, — Откуда… Откуда это все? Чердак был доверху набит пестрыми афишами, картинами, огромными коробками, которые ломились от количества рисунков, кукол и писем. И все это бесчисленное множество забытых вещей было лишь на одну тематику — «Импровизация». Портреты актеров, разбросанные по полу билеты на гастрольные концерты, открытки фанатов, сотни фотографий со съемок и выступлений, полноразмерные рекламные баннеры и даже несколько сценических костюмов — здесь было все. Попов не двигался и, как показалось Яне, не дышал. Мужчина водил глазами по сторонам, сжимал руками края футболки и прикусывал губу. Его лицо искажалось все больше и подавало первые признаки скорой истерики. Янковской хватило несколько мгновений, чтобы оценить ситуацию и добраться до актера раньше, чем он лишится рассудка. — Арс, Арс, послушай, — девушка ловко схватила его за предплечья, — Все хорошо, слышишь? Давай-ка присядем. В отдаленном уголке помещения, прямо на полу, лежал весьма опрятный матрас, покрытый белой простынью. У Яны не было времени поразмыслить над тем, откуда на запертом и брошенном чердаке взялся чистый матрас с выглаженным бельем, но она пообещала себе разобраться позже. Девушка усадила Арсения и незаметно взялась за чужое запястье, высчитывая пульс. — Я не понимаю… Неужели, это накопилось за пять лет нашей работы? — Вероятно, да, — Янковская старалась говорить терпеливо, — Но здесь нет ничего удивительного, Арсений. Стас просто нашел место, куда смог деть нажитое добро. Выбросить не решился, сантименты. — Сантименты — это антоним к Шеминову. Он бы не стал хранить такое количество барахла, которое занимает перспективную комнату для съемок, — Арсений продолжал держаться за руку девушки. — Ты считаешь это барахлом? Яна осознавала свое преимущество и за это ненавидела себя только больше. Арсений был безоружен, шокирован, разбит, его рука подрагивала. Но Янковская не могла упустить момент, когда актер потерял бдительность. Сейчас на любой заданный вопрос она могла получить честный ответ, нужный ответ. «Мне не стыдно. Я работаю». — Я… Я, конечно, не считаю, — Попов запинался, — Но эти чертовы три года, почти вечность, у меня был один единственный снимок. Руководство изъяло все после закрытия шоу, отобрало подарки, символику программы, очистило офисы от «мусора», утилизировало декорации павильонов. Все стерли. Нас стерли. Меня стерли. Если бы я только знал… — Что все хранилось здесь? — продолжила Яна. — Я был уверен, что все уничтожили, сожгли, залили кислотой или лазером испепелили. Каждый хотел избавиться от прошлого, каждый кричал об этом по всем углам, — Арсений сделал резкий вдох, — Но все хранилось у Антона. Дома! Он мог вечерами пересматривать рисунки, читать письма, вспоминать. Он мог! — Ты тоже этого хотел…? — Янковская ощутила, что приблизилась к опасной грани, но останавливаться было поздно. — Антон не заслужил этого! Он раб своих начальников, раб денег, власти, известности! Ему велели всячески поддерживать закрытие программы, и он послушно это сделал. Антон продался и продал нас! — мужчина почти задыхался от ярости, — Сошел с ума и потянул всех за собой, он… Он… — Что он сделал, Арсений? — девушка сосредоточено ловила каждое слово собеседника. — Я думаю, что он убил человека, Яна, — Попов резко замолчал и вперился глазами в лицо журналистки. Повисла тишина. Могильная и абсолютная. Янковская слышала пульсацию крови в жилах, слышала сердцебиение актера напротив. Ее грудная клетка предательски сжималась, выдавливая из легких необходимый запас кислорода. — А какие еще тайны ты представляла? — Арсений горько усмехнулся и полез в карман пижамных штанов за электронной сигаретой, — Думала, что здесь такой переполох из-за секса с фанатками и неоплаченных отельных номеров? Или кто-то из нас травку покурил в гримерке? Зря ты ввязалась, тебя предупреждали. — Антон вчера сказал мне, что попал в аварию три года назад, — Яна постаралась наладить дыхание, — Об этом речь? — Да, — мужчина выпустил пар, — Шеминов замял дело, так и не рассказав ничего о пострадавшем. Жив он, мертв, какие увечия получил и получил ли вообще. После той истории у Антона совсем съехала крыша. Начались приступы астмы, странные головные боли, бессонница, агрессия. Он не мог работать, замыкался в себе и все больше обрастал дурными связями. Стас управлял им, как марионеткой, полностью подавляя силу воли. — Но это лишь предположение. Рано обвинять Антона в убийстве, зная лишь о дорожной аварии. — Да, ты права, — Арсений грустно вздохнул, окончательно успокаивая дрожь. Яне было очень сложно уследить за потоком мыслей в голове. Мозг начинал работать на полной мощности, анализируя, сравнивая, складывая информацию и новые факты. Миллионы «почему» и «зачем» вихрем носились в сознании. — Антону было страшно и он видел защиту лишь в высокопоставленном начальстве и руководстве… — задумчиво протянула Яна, — Отдалился от вас и принял другую сторону, чтобы обезопаситься. Безысходность и вынужденная мера предосторожности… — Выгораживаешь его? — вскинул брови Арсений. — Моя работа — выгораживать и искать объяснение ошибкам. — А меня… — мужчина странно прервался и смущенно опустил глаза в пол, — А меня станешь выгораживать? Янковская смотрела на понуро опущенную голову актера, на скрытые темными локонами глаза, слушала его хриплый голос, полный какого-то необъяснимого отчаяния. Сердце девушки болезненно сжималось от этой картины. — Я так мало о тебе знаю. — А если я расскажу? — Etiamsi omnes ego non, — тихо выговорила Яна. — «Даже если все отрекутся, я — нет», — безошибочно выполнил перевод Арсений. — И когда ты успел подтянуть латынь? — девушка миролюбиво улыбнулась, испытывая неподдельную гордость. — Запоминаю твои выражения и вбиваю в переводчик. Пока список невелик, я быстро выучил, — актер внимательно осмотрел лицо собеседницы, — Скажи еще что-нибудь. — Tu mea coeli lumen. — И что это значит? — Арсений терпеливо ждал продолжения. — «Ты — мой небесный свет», — Яна почувствовала, как щеки заливаются краской, — Первое, что пришло в голову. — Мне нравится, что приходит тебе в голову, когда мы вместе, — Попов игриво подмигнул и поднялся на ноги, — Ладно, время на сопли истекло, пора здесь прибраться. — Уверен, что все в порядке? — Нет смысла жаловаться человеку, который никак не причастен к этой вакханалии. Может, я поговорю со Стасом или Антоном. Может, нет. Они бессовестные люди и прекрасно знают об этом сами. Арсений всем своим видом показал, что больше не желает продолжать диалог об Антоне и содержимом чердака. Янковская знала, это было что-то личное, незажившее, неисправленное, недосказанное, что-то такое, куда Яне был еще закрыт путь. Девушка наблюдала за тем, как мужчина ловко переставлял коробки и отодвигал их ближе к стенам, расчищая комнату. Лицо Арсения было обыкновенным, светлым и задумчивым. «Он — сильный человек. Очень сильный. Не представляю, что однажды смогло переломить его стержень. Или кто…» — Янковская присоединилась к масштабной уборке.***
Результат нескольких часов усердной работы был заметен невооруженным глазом. Абсолютно выдохшиеся они расположились на брошенном матрасе и принялись осматривать преобразившийся чердак. Аккуратно сложенные и перевязанные стопки рисунков и портретов, развешанные на стенках фотографии, несколько пакетов ненужных бумажек, обрывков тканей и повторяющихся рекламных флаеров. Яна сумела незаметно раздобыть тряпку и ведро с водой, поэтому пол и окна были очищены от пыли, а вдоль потолка подключена гирлянда. — Весьма романтичная атмосфера, не находишь? — Даже не начинай, — Яна покачала головой и предусмотрительно отодвинулась на другой край матраса. — Мы пропали на несколько часов и еще ни разу не спускались вниз к команде. Сплетни и без меня пойдут. — Не усугубляй. Арсений хохотнул и откинулся на спину, зарываясь в накрахмаленные простыни. Яна не знала, о чем он думал, и не знала, боялся ли он. Попов был потрясающим актером не только на сцене, но и в жизни, поэтому уловить смену его настроения, приближающийся срыв или прилив нежности было невообразимо сложно. — Ты бы хотел что-то исправить? — Янковская замялась, — Разговоры это одно, а действия — другое. Глава выйдет завтра в обед, еще можно успеть. — Успеть что? Спрятать труп? Выпустить заложников из подвала? — мужчина приподнялся на локтях и теперь заинтересовано смотрел на девушку снизу вверх. — Откуда мне знать, какие черти в твоем омуте… — Яна смутилась. — Знаешь, почему автор статьи выбрал меня для первого выстрела? — Попов снова закурил, — Обо мне проще всего писать. Я — человек только с одной болевой точкой, с одной больной темой. Любовь. — Почему любовь это проблема? — Из-за любви я совершал все ошибки. Любовь к мужчинам, к женщинам, к дочери, к бывшей жене, к команде. Я всегда скрывал именно те вещи, которые породила моя любовь. Она толкала меня на безрассудство и отъявленное гадство. — Любовь бывает разной. — Я попробовал все худшие ее стороны. Яна замолчала. Она смотрела на актера, на никотиновый дым, который маячил над его расслабленной головой. Девушка впервые внимательно рассмотрела цвет его глаз — холодно синий, леденящий душу, глубокий и сказочный. — В статье будет ложь? — Арсений прикрыл глаза, — Прикрасы всякие? Ты должна знать эту схему. — Все вывернут наизнанку. Настолько сильно, что тебя родная мать домой не пустит, — честно заключила Яна. — Будет страшно? — Будет больно. Арсений лишь издал прерывистый вздох, так и не открыв глаза. Мужчина зарылся пальцами в спутанные волосы и повернулся набок, отворачиваясь к стенке. На секунду Яне показалось, что актер тихо всхлипывает, но это была лишь легкая дрожь тела. Стараясь слишком долго не анализировать собственные действия, девушка легла рядом, обнимая Арсения со спины. Дрожь прекратилась. Весь мир завис в ожидании. В ожидании новой главы.