Королева убийц идет на дело,
Готова убивать, раскалена до предела,
Но супер холодна ее кровать, как и тело.
«Вверх-вниз» — ЛСП
Дверь за спиной захлопнулась. Девушка провела рукой по шершавой стене коридора и постаралась привыкнуть к кромешной темноте вокруг. Всего в нескольких шагах находилась еще одна небольшая спальня прислуги, откуда доносился отчетливый шорох покрывала. «Арсений специально оставил дверь приоткрытой? Знал, что приду? Хотел, чтобы пришла?» — голова Яны мгновенно отяжелела от вихря мыслей. Янковской казалось, что думать умела лишь она. Этот небольшой намек на завышенную самооценку, гордость и чувство превосходства оставался неприятным привкусом на губах. Яна была одна. Наедине с записной книжкой и тупым грифелем карандаша — наедине с чужими и неподъемными секретами, которые она добровольно взвалила на свои плечи. Девушка думала обо всем и сразу, думала обо всех. И пока остальные рассуждали над проблемами, Яна рассуждала над решениями и последствиями. Даже сейчас она думала не о себе, а об Арсении. «Я должна иметь равные взаимоотношения с каждым членом команды. Возможная близость возвысит Попова и перекроет пути отхода» — Яна продолжала мяться на одном месте, не решаясь двинуться вперед или назад. Сердце, делающее кульбиты, мурашки и непроизвольное смущение пугали журналистку. Это, в первую очередь, мешало работе. Щеки млели от выпитого виски. Внизу живота скручивались узлы, тревожное дыхание отражалось от стен и звучало громче. «Глава про него уже вышла. Как я могу помешать работе, если она оказалась тщетной?» — журналистке показалось, что сердце настойчиво убеждало мозг в своей правоте. Шаг вперед. Каблук стукнул по дощатому полу и выдал присутствие ночного призрака. Еще один шаг. Яна издала приглушенный стон безысходности и покачала головой, предвещая собственную глупость. Два шага вперед. Руки сложились в молитве, и Янковская театрально закатила глаза. «Absit omen!» — прошептала журналистка и прогнала последний отголосок здравого смысла, нырнув в спальню. — Долго ты решалась, — Арсений сидел на краю кровати, вглядываясь в крохотное окно. — Скажи, что я не зря теряю время, — Яна удивилась, как надломано прозвучал голос. — Мне казалось, что такими формулировками должен оперировать Стас, который нанял тебя на работу, — Попов обернулся, и темная копна волос блеснула в скудном свете уличных фонарей. — Я не про работу. Не заморачиваясь со всем десятком пуговиц, девушка ослабила ворот и стянула блузку через голову. Одним движением она избавилась от резинки для волос, и пожар разметался по плечам неуклюжими локонами. — Скажи, что не зря… — стоя в одном бюстгальтере, Яна с вызовом и предельной внимательностью рассматривала человека напротив. Арсений не выдавал никаких эмоций и лишь изучал чужое тело. Мужчина медленно поднялся и подошел, оказавшись почти вплотную. Его глаза источали строгость и сосредоточенность, а взгляд сверху-вниз заставил Яну сглотнуть и отвернуться, избегая эмоционального напора. — Ты сама разделась, не притворяешься пьяной или спящей. Мне стоит волноваться? — актер склонил голову на бок и небрежно провел пальцами вдоль скулы девушки, убирая прядь за ухо. — Ты обманом отсудил дочь у бывшей жены, Антон, по-моему, сбил человека, Сережа, вероятно, продался главному врагу, а Шеминов — психопат. Мне стоит волноваться? — Янковская поджала губы и ловко ухватилась за мужскую футболку, стягивая ее вверх. — Считаешь, что Матвиенко пошел на сделку? — никак не протестуя, Попов избавился от футболки и аккуратным движением расстегнул пуговицу на брюках девушки. — Он был в панике. Уберечь свою тайну можно, лишь предложив чужую взамен. Сереже некуда пойти кроме издательства, — Яна расстегнула пряжку ремня актера. — Кого он сдаст? — Арсений сдернул женские брюки вниз. — Всех, о ком вспомнит, — девушка сбросила туфли и резко развернулась. Мягкие, слегка холодноватые пальцы прочертили несколько узоров вдоль плеч. Актер убрал огненные волосы, спадающие ниже лопаток, и справился с застежкой бюстгальтера. — Игра должна потерять одного игрока. Яна выдохнула фразу и вновь повернулась, обхватывая мужчину за шею и утягивая в поцелуй. Слова женщины растворились в вязкой тишине, в отдаленном шуме редких машин, в поскрипывающих половицах под ногами, в запутанных волосах и жадных касаниях. Никто из них двоих не знал, кому было адресовано послание. Сереже, который бежал от судьбы. Антону, который от судьбы прятался. Диме, который судьбу не замечал. Или Стасу, который судьбу вершил. А может, кому-то из присутствующих в этой комнате. Мужские руки легли на бедра, с легкостью подняли Яну вверх, крепко придерживая за талию, и понесли в сторону кровати. С удивлением девушка обнаружила, что каркасные пружины под матрасом не издавали никаких лишних шумов, привлекающих внимание. Удобно расположившись в ворохе простыней, Янковская смогла рассмотреть бледную аристократичную кожу, россыпь родинок, выпирающие ключицы. Актер опалял бесконечными поцелуями шею, будто каждый мог стать последним. — Яна, послушай. Это не так просто, как тебе кажется… — мужчина замер на мгновение и уткнулся лбом в женскую грудь. — Только не говори, что это «по любви», — журналистка нетерпеливо зарылась ладонью в копну темных волос, — Иначе мне придется уйти к мрачному Шастуну. Арсений ничего не ответил, а лишь сделал глубокий вздох и продолжил распалять касаниями женское тело. Актер был полностью обнажен, безоружен, опьянен, но даже сейчас Яне казалось, что этого не достаточно. Словно до сих пор оставались баррикады и неприступные преграды в чужое сознание. «Что же мне еще сделать, чтобы понять тебя, черт возьми?» — мысли девушки оборвались протяжным стоном, и мозг бесповоротно отключился, когда Яна ощутила постепенно углубляющиеся толчки. Больше думать было нельзя. — Смотри на меня. — Что?.. — Яна выгибалась, не в силах сконцентрироваться на словах. — Я хочу, чтобы ты смотрела мне в глаза. Смотри. Чья-то рука обхватила подбородок и резко повернула голову девушки, заставляя поймать зрительный контакт. Янковская не могла это вынести. Она продолжала жмуриться и заглушать собственные стоны. — Арс, пожалуйста… — Все должно быть честно. Игра должна потерять одного игрока, — Арсений придерживал Яну за шею, — Смотри. Любое сопротивление казалось бесполезным в этой ситуации. Янковская знала, что добровольно отправилась к точке невозврата и успешно преодолела ее. Девушка распахнула веки. И тут же леденящая синева хлынула потоком в сознание. Пара глаз небесного цвета бурлила то ли обидой, то ли злостью, то ли жадностью и обожанием. Пронзительный и разгоряченный взгляд приковывал к кровати, не давая шевельнуться. Арсений был честен. И упрекал Янковскую в отсутствии этой честности. В тот момент, когда девушка ощутила опасную близость к полнейшему безумству и потере разума, актер прикрыл глаза и припал к чужим губам, которые уже неприятно саднило. Яне даже показалось, что они кровоточили и оставляли металлический привкус во рту. Еще несколько толчков, и тело девушки отчаянно изогнулось. Она был тем самым «игроком». Азартным, уязвимым, глупым. Яна была игроком, от которого надо было избавиться. И Арсений был таким же. Поэтому ничего не оставалось, кроме как вступить в схватку. Не на жизнь, а на смерть. Не на любовь, а на безоговорочную победу. «Держи меня на расстоянии выстрела, если я заговорю про любовь. И особенно, если искренне».***
Вся четверка выглядела помятой и уставшей. Собрание решили провести на кухне, где пахло кипяченным молоком и шоколадной пастой. Отсутствие загадочной гувернантки Шеминов объяснил нехотя: «Есеня ушла будить Кьяру. Слегка подготовит ее». Антон ответил на слова продюсера вздернутым носом и приподнятыми уголками рта. В его голове, вероятно, плясали черти и мелькали картинки о совместной ночи Стаса и Есени. «Не только про их ночь Антон думает» — Янковская поежилась от недоверчивых взглядов парня и натянула повыше горлышко толстовки, которую прихватила из особняка на случай похолодания. Шея до сих пор горела неприличными следами чужой ласки. Арсений был немногословен и полностью погружен в глубокие воды собственных размышлений. Привычным движением мужчина покручивал серебряный перстень и увлеченно рассматривал украшение, стараясь лишний раз не поднимать головы. Через несколько минут в дверном проеме появилась Есеня, одетая в знакомое черное платье с манжетами. За ее спиной неуверенно помаячило что-то невысокое, хрупкое и немного лохматое, а затем медленно вышло на центр кухни. «Sicut duo guttis aquae» — Яна невольно прикрыла тыльной стороной ладони рот, чтобы не выдать возглас удивления. Девочка перед ней была прекрасной обладательницей пары лазурных глаз, острого носика с выемкой на кончике, точеных скул и изящной шеи. Волнистые, иссиня-черные локоны струились вниз, почти достигая бедер. Кошачья поступь, высокомерный взгляд, мешковатая одежда на стройном теле — Кьяра была копией отца. — Здравствуйте, — спокойным и ровным тоном произнесла девочка, одаривая присутствующих уважительным кивком, — Привет, пап. В сторону оторопевшего Арсения метнулся холодный и беспощадный взгляд, пронизывающий воздух электрическими разрядами. — Кьярочка… Я так рад тебя видеть… Мы пришли, чтобы… Чтобы… — Здравствуй, Кьяра, — Стас прервал лепет Попова и подошел к девочке, чтобы деловито пожать руку, — Глупо предположить, что ты еще не прочла статью. — Успела ознакомиться, — Кьяра ответила на рукопожатие и задумчиво отвела взгляд. — Что думаешь? — Поделом вам, — отрезала она, — Хоть кто-то осмелился открыть людям глаза. — Не сомневался, что ты так скажешь, — Шеминов ухмыльнулся, — Жаль, что благие намерения автора подвергли тебя опасности. — Да, это очевидный минус, — Кьяра продолжала говорить буднично и снисходительно, — Сопутствующий ущерб, я бы сказала. Без него не обойтись. — Адрес твоего проживания предали огласке. Не боишься? — Матушка постаралась. — Есть версии, зачем Алена это сделала? — Стас с интересом разглядывал собеседницу, слишком развитую для своего возраста. — Разумеется, — девочка беспечно подошла к столешнице и принялась наполнять кружку кофейным напитком, — Думала, я испугаюсь, свалю все грехи на отца и сбегу к ней, спасаясь от опасности. Но я же не идиотка. — Конечно, нет, — Шеминов подавил невольную улыбку. — Вы оба хороши, — Кьяра внезапно обратилась к Арсению, — Мама за волосы таскала и топилась в алкоголе, а ты сослал за МКАД, чтобы глаза не резала, и забыл. — Милая, я не забыл… — Забыл, забыл, — девочка отхлебнула кофе и поморщилась, — Но я уже не сержусь. Надоело. Все молча ожидали, пока Кьяра совершит круг по кухне и закончит горячий напиток. Гувернантка забрала пустую чашку и невесомо потрепала девочку по волосам. — Я не хочу жить с вами. Ни с матерью, ни с тобой, пап, — Кьяра уперлась руками в спинку стула, — Поэтому забирать и увозить меня никуда не нужно. И ради всех святых, не старайся исправляться и строить заново семью с моим участием. — Дочь, послушай, мы не можем вот так… — Арсений порывисто шагнул вперед. — Я знаю. Тут оставаться небезопасно, — девочка понимающе кивнула в сторону Стаса, — Я перееду. — Это не проблема, — Шеминов устало выдохнул, — Этот коттедж продадим, купим тебе новый домик поближе к Москве и впишем твое имя в документы о владении. После восемнадцати получишь дом в собственность. — Есть еще условие, — девочка бросила быстрый взгляд в сторону гувернантки, — Хочу остаться с Есеней до совершеннолетия. Хочу, чтобы Арсений передал ей опеку. Образовалась звенящая тишина. Янковской показалось, что она услышала хаотичное сердцебиение Попова на расстоянии двух метров. Две пары холодных глаз впились друг в друга, и никто не собирался первым опускать голову. — Имя твоего отца и его положение защищают тебя от… От различных факторов. И если Арсений перестанет быть законным представителем, то мы не сможем больше помогать, — Стас нервно поправил кепку и сглотнул. — Имя моего отца больше не имеет веса! — Кьяра опустилась на стул и озарилась победной улыбкой, — Вашего шоу давно нет. Ваши поклонники вас ненавидят. Ваша репутация катится в пропасть. Мой отец — модель в фотосалоне. — Кьяра, ты преувеличиваешь, — Шеминов метал глазами по кухне, все больше теряя контроль над ситуацией из-за отсутствия аргументов. — Не думаю. Только Есеня была честна со мной эти годы. Только она помогала, слушала, утешала, любила. Я хочу остаться с ней. Взгляды уставшей четверки теперь были направлены на гувернантку, которая сохраняла ровное выражение лица и неподвижно стояла возле двери, будто готовясь к вынужденному побегу. — Мы не пойдем на это, — продюсер постарался произнести отказ более строгим голосом. — Тогда я не уеду. А может, сбегу. Еще на стене дома напишу: «Привет, здесь живет Кьяра. Заходите, грабьте, убивайте!», — девочка вальяжно откинулась на спинку стула. Стас пару раз закусил внутреннюю сторону щеки, схватил ошарашенного Арсения за плечо и потащил к выходу, заодно утягивая за собой Есеню. — Рыжая, Антон, что стоите? Сюда подошли! — Шеминов успел блеснуть глазами в сторону забытых актера и журналистки, которые тут же засеменили вслед. Вылетев со всей компанией в коридор, продюсер с грохотом захлопнул дверь и крепко сжал Есеню за предплечье. — Ты ей мозги промыла?! Отвечай! — Не смей так со мной разговаривать! — женщина тщетно старалась отдернуть руку. — Я буду разговаривать так, как хочу. А за твои выкрутасы сошлю обратно на родину, где и подобрал. — Я ничего не знала, не знала! И никогда не говорила с Кьярой о возможной опеке! Я же предупреждала, что она — сложный, травмированный ребенок. У нее каша в голове. — Замечательно, если так, — Шеминов ослабил хватку, — Сейчас ты вернешься на кухню и скажешь девочке, что чувство материнства у тебя не проснулось. И даром она тебе не сдалась. — Стас… — Если ты не врешь, то так и сделаешь. — Это жестоко. Кьяра просто запуталась, ей нужно время и внимание. — Объясни это биологическому отцу, — Стас фыркнул и кивнул в сторону побледневшего Арсения, — Скажи ему в лицо, что вполне готова забрать девочку и счастливо жить с ней на берегу озера. Гувернантка замолкла, и в ее глазах блеснула влага. Женщина тихонько всхлипнула и прикрыла лицо. Остальные зависли в ожидании, переводя внимание с плачущей Есени на растерянного Попова. — Пусть забирает. Два траурных слова разрезали густой воздух. — Что ты сказал? — Шеминов еле смог вздохнуть. — Пусть Есеня заберет Кьяру и увезет, — Арсений решительно поднял голову и сжал кулаки, — Я не знаю собственной дочери, не знаю ее мыслей, не знаю ее печалей, не знаю жизни. Единственное, что я могу сделать — прислушаться к желаниям. — Ты не понимаешь, что творишь, — продюсер зашипел в сторону подопечного. — Я хочу, чтобы она была в безопасности. И если Кьяра нашла эту безопасность в Есене, то так тому и быть. — Арс, ты свихнулся… — Антон подошел к другу сзади и слегка коснулся плеча, — Сейчас не время импульсивных решений. — Автор статьи сделал свой ход. Сейчас наша очередь. Актер храбро шагнул в сторону гувернантки, чьи глаза были полны одновременно надежды и ужаса. — Увези ее, Есеня. Спаси и сохрани. Новая волна рыданий охватила женщину, и она припала к груди актера, оставляя соленые следы на ткани футболки. — Боже, какой-то дурдом… — Шеминов обхватил голову руками и стремительно покинул коридор, направляясь к выходу на улицу. Янковская была лишь наблюдателем развернувшейся трагедии на улице Розы Люксембург. Тем не менее, журналистке казалось, что она пропускала через себя все эмоции, настроение и боль каждого присутствующего. Сердце норовило выпрыгнуть из груди и раздробить ритмичными ударами ребра. Отзываясь на вибрацию телефона, Яна уткнулась в экран и принялась вычитывать полученное уведомление. Краска окончательно сошла с лица, и девушка устало обхватила переносицу пальцами. Слегка дернув Антона за рукав толстовки, Янковская привлекла внимание парня. — Что такое? — Шастун безразлично глянул в экран чужого мобильника и мгновенно окаменел. — Завтра выходит новая глава. О тебе.***
Одно из затмений, которое вошло в историю, случилось 23 мая 1453 года. Оно напрочь деморализовало защитников осажденной Византии, и через шесть дней Константинополь пал. Очевидцы писали — город погрузился во мрак на целых три часа. Но на самом деле затмение длится около семи минут. Перепуганным людям минуты показались часами. Затмения всегда были чрезвычайно удобны для оправдания неудач и манипуляции простыми людьми…