***
Гермиона встала с кровати и скрылась в ванной комнате. Обычно к этому времени её мальчики по вызову испарялись, забирая щедрое вознаграждение с тумбочки. Но к её удивлению, не в этот раз. Из кухни доносился шум воды и шкворчание бекона на сковороде. «У меня и бекона-то нет…» — пронеслось в голове, когда она залезла под струи воды, смывая с себя негу прошедшей ночи. А она была волшебной, если не считать опустошения, которое она почувствовала теперь при свете бледного парижского солнца, пробивающегося сквозь занавески спальни. Гермиона накинула шёлковый халат и вошла на кухню. — Доброе утро! — молодой мужчина, имя которого она уже позабыла, лучезарно улыбнулся ей, демонстрируя ямочки на щеках. — Завтрак? Гермиона растерянно посмотрела на накрытый стол и неуверенно опустилась на стул. — Кофе со сливками? — Да, — она кивнула, не до конца осознавая, почему всё ещё продолжает терпеть на своей кухне парня на одну ночь. — Сию секунду. Он суетился вокруг стола, подавая ей приготовленные блюда. Длинная выбеленная чёлка то и дело падала ему на голубые глаза. Гермиона покраснела. Да что с ней? Почему она попросила в агентстве именно такой внешности мужчину? Неужели произошедшее у Флёр дома могло так сильно её взволновать, что она окунулась в порочную фантазию о Драко? — Тебе всё нравится? — мужчина заглядывал ей в глаза с подобострастным выражением. — Да, всё отлично… Только… — Гермиона выпрямилась и отложила вилку. — Послушай… эм-м… — Дрю. — Точно, Дрю. Я не знаю, ты новенький или как, но я настаиваю, чтобы со мной никто не оставался до утра. И уж точно я не жду завтрака в постель… — О, так его надо было принести в постель? Просто, ты спала и я не хотел… — Дрю, — перебила его Гермиона и строго посмотрела на него. — Мне не нужен завтрак. Вообще. Ни в постель, ни на стол. — Тебе не нравится? — в его голосе было столько разочарования, что ей стало неловко. — Нет… в смысле, это очень приятно, но… Дрю, тут же просияв, не стал её дослушивать. — Тогда ешь скорее, остынет. Гермиона повиновалась. Дрю уплетал за обе щеки, поглядывая в раскрытые балконные двери на занимавшийся день. Он выглядел моложе, чем Гермиона думала. Чёлка постоянно падала ему на глаза и он тут же отбрасывал её назад, движением головы, которое даже не замечал. Когда он закончил, Гермиона поднялась. — Тебе пора. — Уже? — он не скрывал своего разочарования. И эти голубые глаза, смотрящие на неё по-щенячьи жалобно, были трогательно наивными, так что Гермиона даже испытала лёгкое чувство вины за то, что произойдёт дальше. А сценарий был один. Едва мужчина по вызову оказывался в дверях, Гермиона окликала его и произносила заклинание забвения, не просто стирая воспоминание о ночи, но и добавляя новое о совершенно другой женщине. Обычно одной и той же, чтобы не возникло путаницы. Дверь за любовником захлопывалась, и он уходил, думая, что просто ошибся дверью. Гермиона никогда не вызывала одного и того же мужчину дважды. Не известно, как могло сказаться действие заклинаний при повторном стирании памяти и записи новых воспоминаний. В ду́ше перед завтраком Гермиона размышляла, почему выбрала именно Дрю? Она была уверена, что блондины не в её вкусе. Но правда была в том, что в темноте спальни, ночью, можно было представлять другого блондина. У которого колючий и высокомерный взгляд. Впрочем, волнения предстоящего дня быстро выветрили из головы и Драко, и Дрю. У неё сегодня было назначено две встречи в офисе, а на вечер — благотворительный аукцион. — Мадемуазель Морье, сделайте мне кофе покрепче. К встрече с месье Сове всё готово? — Да, мадемуазель. Вся информация у вас на столе. И ещё. Звонил некий господин, представился Камилем Монеттом. Сказал, что собирается приобрести несколько картин художника Эммануэля Гамаша. Ему нужен ваш экспертный взгляд. Годятся ли они для его частной галереи. Гермиона кивнула — умно со стороны месье Монетта. Эммануэль считался гением скульптуры, но его картины вызывали вопросы. Поговаривали, что он писал их не сам. Но доказательств не было. — Назначь ему встречу на завтра у него около полудня. Полин Морье, верная секретарша и помощница, кивнула и побежала варить кофе, а Гермиона занялась разборкой писем. Приглашения, просьбы о помощи в благотворительности, запросы на интервью, неловкие предложения к сотрудничеству от самых разных предприятий: от галерей до рекламных агентств и уборочных фирм. «Наши инновационные наработки в пылевыметении поддержат ваш офис в идеальной чистоте, а специальное средство — достаточно лишь капли! — устранит неприятные запахи».***
— Вы знаете, господин Вашон, это невозможно. Цена, которую вы запрашиваете, просто непомерна. — Но я трудился над этой коллекцией всю свою жизнь! — И всё же она столько не стоит. — Но вы посмотрите на образец! Видите, как колышется пшеница на ветру? А птицы, птицы? Они летят с севера на юг, символизируя конец лета, завершение круга жизни. А потом, смотрите, смотрите, мадемуазель Грейнджер, они появляются снова! И наступает весна! — Вы ведь знаете, что незаконно применять специальные магические заклинания на предметах искусства с целью увеличения прибыли? — Гермиона нахмурилась. — О… н-нет… вы не так поняли. Я… — Я не первый день этим занимаюсь. И даже не первый год. — Но клянусь прахом моего дедушки, я не применял… — Хорошо. Оставляйте мне картину. Я её проверю, и через неделю сообщу вам о решении. — То… то есть как — оставляйте? — господин Вашон заёрзал в кресле. — Послушайте, я слишком дорожу своей репутацией, чтобы выставлять картину, созданную не законными методами, а с применением сложной магии. Правила для всех одинаковы. Оставляете у нас в хранилище картину, мы её проверяем. И если всё хорошо, так и быть, я выкуплю её у вас, потому что это ведь шедевр! Наступает весна… Кто бы мог подумать? — Гермиона почти не скрывала сарказма. — Х-хорошо. Я оставлю. — Уверены? — Гермиона вскинула бровь. Если посетитель её обманывал, то ему грозят не просто штрафы, но и лишение лицензии на создание картин. А она была уверена, что художник не просто написал пейзаж, но и слегка поколдовал над ним. — Да, — не слишком уверенно отозвался господин Вашон. — В таком случае, рада знакомству и сотрудничеству. — Гермиона протянула руку. Перо остановилось, и пергамент свернулся в трубочку и упал на стол. Позже Гермиона перечитает протокол встречи и отправит его на хранение в архив. — Мадемуазель, — в кабинет вошла Полин, — ваше платье для аукциона. А здесь окончательный список гостей. В последнюю минуту добавился ещё один человек. Гермиона согласно кивнула — это было частое явление — и подошла к платью. Строгий и элегантный наряд от «Шанель», достойный организатора благотворительного аукциона. Время от времени Гермиона любила пройтись по магловским магазинам. Удивительным образом в ней продолжали уживаться две её разные сущности. — Как будете добираться до аукциона? — Портал будет открыт внизу. — Хорошего вечера, мадемуазель! — Merci.***
Благотворительный аукцион. Фонд помощи исчезающим видам «Хвосты и крылья». Драко поморщился и поправил бабочку. Сегодня он собирался раскошелиться. Деньги были не его, а отца, и возможно, Люциус придёт в ярость, но Драко был только рад позлить его. Малфой-младший взял аккуратный свёрток, перетянутый лентой, с лотами, представленными на аукционе, и сел так, чтобы ему была хорошо видна небольшая сцена-подиум, но самому при этом находиться чуть в стороне. Лот номер двадцать — «Статуэтка работы знаменитого Эммануэля Гамаша». Выглядела она совершенно безвкусно, на взгляд Драко. Начальная цена — пять тысяч галлеонов. «Разорви меня дракон! За это?» Публика постепенно стягивалась. Элегантные дамы и галантные кавалеры. Одни в мантиях, другие в нарядах посовременнее. Высшее общество, аристократы и нувориши. Кого-то Драко хорошо знал по делам отца, кого-то по светским сплетням и новостям — вокруг этих людей всегда собиралось много людей попроще, словно они хотели, чтобы ореол славы попал и на них. — Мистер Малфой! — старый сгорбленный маг подошёл поздороваться. — Месье Фовьи, — Драко пожал руку. — Когда мне удастся связаться с вашим отцом? — скрипуче поинтересовался маг. Его глаза недовольно блеснули. — Мои совы сбились с крыльев, но я так и не получил ответа. Драко поморщился. От Люциуса пришло строгое распоряжение держать месье Фовьи на расстоянии вытянутой руки, но и не отталкивать. Старший Малфой не хотел разругаться с представителем одного из старейших волшебных домов, но и особых дел с ним иметь не желал. — У него много дел, но я сообщу, что вы хотите с ним связаться. — Хорошо-хорошо, — маг покивал. — Жду вас на следующей неделе у себя в особняке. — Да-да, я буду, — нетерпеливо ответил Драко, заметив, что на небольшую сцену вышла Гермиона. — Mesdames et messieurs! Приветствую вас на ежегодном благотворительном аукционе «Хвосты и крылья»! Сегодня будут представлены предметы искусства как классиков, так и современных творцов. И конечно, гвоздём программы станет статуэтка «Лебедь» от Эммануэля Гамаша! Раздались бурные аплодисменты. Драко прекрасно видел Грейнджер со своего места. Она была чудо как хороша в чёрном узком платье и в туфлях на каблуке. Нитка жемчуга на тонкой шее добавляла образу аристократичности. Мысленно медленно раздев её, Драко откинулся на спинку стула. Ну что ж, этот раунд начался, и проигрывать он не собирался. Один лот сменялся другим, но он терпеливо отмалчивался, внимательно, впрочем, следя, кому что отходит. Высушенная и прямая, как палка дама, чем-то напоминавшая МакГонагалл, рядом с Драко едва не выдала его, приобретя картину за шесть тысяч пятьсот двадцать пять галлеонов. В момент, когда зачарованный молоток ударил по подставке, и голос Гермионы объявил счастливую обладательницу непомерно огромной картины, Драко быстро наклонился вниз, якобы возясь со шнурками. Аукцион набирал обороты. Вспыхнула даже одна крупная ссора между покупателями. И всё же Драко начинал скучать и едва не задремал, когда наконец был объявлен лот номер двадцать. Он тут же оживился и принялся наблюдать за торгами, выжидая момент. — Тринадцать тысяч галлеонов — господин в красном, раз! Тринадцать тысяч галлеонов, два! — Тридцать тысяч галлеонов! — рука Драко взметнулась в воздух, по залу прошёл шёпот удивления. Но Малфой не обращал на них внимания. Он смотрел прямо на Гермиону, даже не скрывая ухмылки. Она на мгновение потеряла над собой контроль — он видел, как вытянулось её лицо, потом она моргнула, и только после этого повернулась к залу. — Тридцать тысяч — господин в правом углу, раз! Тридцать тысяч, два! Тридцать тысяч галлеонов, три! Ба-бах! — стукнул молоток, и раздались аплодисменты. — Поздравляю! — произнесла Гермиона и поспешила уйти со сцены.