Пьяный романтик

      – Я люблю тебя! – такое не связное, но заставляющее сердце сжаться от боли.       И вновь гитарные аккорды заполняют ночную тишину. Бархатистый голос с хрипотцой вторит признания о любви, а я прячусь за занавеской, что колышется от прохладного ветра. Мои чувства сейчас были сравнимы с движением маятника старинных часов. Мне хотелось броситься в его объятия и принимать его всего, но равносильно этому мне хотелось закрыть чёртово окно, дабы не слышать его полночной серенады.       Это было так глупо – влюбится в друга, который всего лишь приходящее и уходящее явление в твоей жизни. Юнги появлялся на пороге моего дома только в нетрезвом виде, мог часами сидеть на холодных ступеньках под дверью и сонно рассказывать о вселенной и небесных телах. А я сидела на полу по другую сторону разделяющей нас стены, поджав колени, и слушала его. Я не ощущала времени, когда он в пьяном угаре, но с диким интересом, мог что-то доказывать самому себе. Он для меня – особенный.       Но так было не всегда. Иной раз приходилось тихо ронять слёзы, подавляя в себе отчаянный крик, ведь он вещал о том, как имел очередную девушку. Во всех деталях мог описать её, какое на ней было бельё, с какой тональностью она стонала его имя. А следом говорить о том, как я прекрасна, вызывая мой внутренний диссонанс. Он знал, что рвёт мою душу в клочья, но не заботился о моих чувствах. Я всего лишь запасная деталь конструктора, которая лежит в душной коробке до тех пор, пока не потеряется другая. Я для него – обычная.       Так почему он тогда приходит именно ко мне, если я обычная? Потому что я не пускаю его в свой дом и не отвечаю ему, когда он ведёт со мной односторонний диалог. Я задевала его эго, так как была слишком умной и отличалась от тех дурёх, которых он так любил, потому что те были доступными и сами вешались ему на шею. А я была гордая, но эта гордость каждый раз играла злую шутку с моим сердцем. Оно рвалось к нему, а она зажимала его в тиски. Между моих рёбер бушевала стихия, а где-то в центре его грудной клетки шевелилось безразличие.       В то время я строила из себя актрису и вела свою игру, ровно так же, как он вёл свою со мной. Но как только спектакль кончался, приходилось утирать слёзы кулисой, но ни в коем случае не показывать этого ему. Он не получит меня просто по взмаху ресниц, как это обычно случалось.       Глупо, каким же глупым решением было полюбить именно его.       Но совершать опрометчивые поступки стало обыденностью. Необдуманно с моей стороны было вновь посмотреть, как тонкие пальцы перебирают струны. Эти пальцы натягивали струной мои нервы, а после благополучно играли на них. От одной мысли об этом становилось тошно, ведь кто-то воспринимал на себе прикосновения этих нежных пальцев совсем иначе. Так хотелось быть на месте этих девушек, тело которых вкушало его прикосновения.       Мне хотелось смотреть в его глаза, ощущать, как его большой палец касается нижней губы и смазывает помаду. Чувствовать, как бьётся его сердце под одной моей ладонью, в то время как вторая забралась бы под футболку, изучая изгибы его тела…       Нервное напряжение скопилось где-то внизу. Это было неправильно. Чертовски неправильно было закрывать глаза и припадать спиной к стене, одновременно с этим плавно спуская руку вниз по телу.       Я слышала его голос за дверью. От этого тело покрывалось мурашками, а дыхание сбивалось от неприличных мыслей и пришедших в движение пальцев. Я представляла его руку между своих бёдер. Что именно Юн проходится по горячей и влажной плоти, задевая все нервные окончания.       Сознание рисовало его губы на моей шее, которые оставляли страстные поцелуи, жар его дыхания касался моего уха. Во рту стоял отчётливый вкус крови, ведь мне пришлось с силой закусить губу, чтобы подавить стон блаженства. Я представляла, что он с усмешкой наблюдает за тем, как моё тело податливо ведёт себя рядом с ним. Я готова была раствориться в нём, в его шёпоте на ухо, в его прикосновениях, что заставляли сгорать. Однако я продолжала тянуться к этому безумному пламени. Я желала превратиться в пепел.       С последним аккордом по телу прошлась волна облегчения, а перед глазами я видела звёзды, о которых он так любил рассказывать. Он был моим космосом. Таким же загадочным и безграничным. И он был таким же недосягаемым…       Он никогда не будет моим, а я никогда не смогу быть его.       После пятнадцати минут тишины, я поднялась на ноги. Подойти к двери было невероятно тяжело. Сейчас гордость потерпела неудачу в сражении с моими чувствами. Неуверенно открывая дверь, я боялась, что сейчас не смогу держаться, если увижу его глаза, в которых не было дна. В этих глазах я тонула с первого дня знакомства.       Однако, открыв дверь, я смогла лишь тяжело вздохнуть. Юнги мирно посапывал, облокотившись на дверной косяк. Наблюдать за ним спящим было необычно. Был таким тихим и спокойным. Чёлка нежно касалась его лба, а веки то и дело подрагивали. Хотела бы я сейчас оказаться в вакууме космоса, чтобы исключить все посторонние шумы, которые могли его разбудить. Тогда я могла бы любоваться им как минимум несколько часов подряд.       Но, чем больше я на него смотрела, тем сильнее ныл орган с аортой. Мне хотелось коснуться его лица и изучить его в мельчайших деталях, но не могла себе этого позволить. Он был так близко, но ужасно далеко.       Я вернулась в дом лишь для того, чтобы взять одеяло. Я не могу разбудить его, так как не вынесу встречи с ним лицом к лицу. Не могу вызвать такси до дома, так как понятия не имею, куда он переехал в последний раз. Поэтому я аккуратно накрыла его тёплым одеялом и вернулась в дом, прихватив с собой его гитару.       Утро. Гитара расстроена в хлам. А на пороге моего дома спит мой пьяный романтик…