Знахарь

Селение мне с первого взгляда понравилось. Кругом лес, речка недалече, да дом на окраине заброшенный имелся. Ежели подлатать чуток, то перезимовать сгодится. А как устроюсь, так и к старосте можно на поклон – чужаков нигде не любят, особливо, если они особняком держатся. Но я так рассудил – знахари они ведь везде нужны. А я опытный, чего на своем веку только не повидал. И роды принять смогу, и зуб больной вылечить, и хворь любую, тут главное травки знать. А в лесу здешнем всё что угодно душе лекарской найдется, а ежели чего и нету, то тут до города рукой подать. Ежели пешком, то оно, конечно, почитай полдня идти, а вот коли на телеге, то и за два часа добраться можно. Нравится мне здесь. Сколько уже обошел, а только здесь сердечко ёкнуло. Привык я доверять ему, ни разу меня не обмануло… Ночь кое-как переждал, в старый тулуп кутаясь. Печку бы затопить, да только разобрана она по кирпичикам. Покуда паздерник, стерпеть ещё можно, а как студень настанет, так без печки хоть волком вой… Все так же кутаясь в тулуп, я поднялся с лавки. Завтрак был небогатый, перекусил припасенным куском вяленого мяса да горбушкой хлеба. Токмо собрался приступать к уборке дома, как стук в дверь послышался. Значит, прознали уже, что чужак в село заявился. Гостем оказался здоровенный мужик: ростом метра с два, широкоплечий, бородатый. - Здравствуй, мил человек. Я старейшина, Сактом кличут. Донесли мне, что гость у нас незваный появился, вот и пришел я поглядеть. Ты насовсем к нам, али так, ночку переждать? – глаза у старейшины темные, черные, что ночь в зимнюю пору. - А можно ли, чтобы насовсем? – спрашиваю. - Отчего ж нельзя? – пожимает плечами Сакт. – А не страшно тебе? - А чего страшиться? – удивляюсь. - Ну, раз думаешь, что нечего, то и оставайся столько, сколько надобно. Только лентяев на селе у нас не любят, работать тебе надобно. Что умеешь делать? – спрашивает и оглядывает меня с головы до ног. А я и сам знаю, что с виду неказистый. Худой, жилистый, кожа бледная, длинные волосы в косицу собраны. А после месяца странствий одежка так поизносилась, что ажно неудобно перед старейшиной стоять, стыдно. - Знахарь я, - глаза опустил в пол. Знахари везде нужны, да только везде к ним по-разному относится. Кто восхваляет, а кто обвиняет в сговоре с силами темными. Но старшина не на шутку обрадовался: - Ох, ну никак сам Господь наши молитвы услышал! Почитай, уже года три, как здешний лекарь помер, городские в село ехать не хотят, а нам постоянно в город ездить тоже не хочется! А ты точно лекарь? – вдруг спохватился мужик, прожигая меня взглядом. - Знахарь, - поправил я. – Вы не думайте, я не преступник какой беглый, я раньше в другом селе жил, а потом ушел. Просто так. - Верю, - подумав, сказал старейшина. – Вижу, что не особливо тебе говорить об этом хочется, а навязываться я не люблю и не буду. У меня к тебе вот какое предложение: может, у меня жить будешь? У меня жена, сорванцов двое, однако дом большой, теплый, места на всех хватит. А эта лачуга того и гляди, развалится, да и ночью поди, до костей продрог, - улыбнулся Сакт. - Спасибо за предложение щедрое, однако, не смогу принять я его. У вас вот жена, дети любопытные, а никак зелья у меня какие умыкнут, опасно всё же, - покачал головой. - Тоже верно, - кивнул мужчина. – Сынишки у меня хулиганистые, - с нежностью в голосе. – Ну, раз такое дело, мужиков отправлю, пущай с домом тебе помогут. Мы тут все – одна большая семья, ежели тебе чего надобно будет, проси не стесняйся, у любого. Чем смогут, тем помогут. И ещё, как называть тебя? - Рин, - улыбнулся робко. – Спасибо! Я и не знал, что люди такие добрые ещё на свете остались! - Людей и не осталось, - улыбнулся в ответ старейшина, но я не понял, к чему он это сказал. *** Через десять минут к дому пятеро мужиков подошли. Все как на подбор мощные, мускулистые. Я, было, взялся им помогать, да только под ногами больше мешался, много ли я, тщедушный, напомогаю? Так и порешили мужики, что покуда дом мне не подлатают, буду я у одного из них жить. Принять меня в качестве постояльца согласился Маир – красивый молодой мужчина, лет тридцати от роду. Улыбчивый, загорелый, с волосами иссиня-черными, длинными. До дома меня проводил, велел располагаться, где удобней будет, а сам назад воротился. Я шибко разбираться не стал, неудобно в чужом доме хозяйничать, да и нечего особо разбирать было. А через некоторое время, прознавшие о появлении знахаря сельчане, на поклон ко мне пошли. Кто зуб больной подлечить, кто хворь никак не спадающую. Слава Богам, настоев целебных я вдоволь припас. По всему видно, заждались здесь лекаря хорошего, никак толпа не иссякает, правда некоторые без жалоб приходят, просто познакомиться. Люди оказались благодарные очень. Я сразу сказал, что денег нипочём не возьму, так они продукты стали нести. Кто яичек десяток, кто молока крынку. А бабулька одна мне сверток принесла с одеждой. А то, говорит, смотреть на тебя боязно, как оборванец. Ух, и обрадовался же я им! Мигом весть обо мне на всё селение разлетелась: молодой мол, да опытный, дело свое хорошо знает, плохого не посоветует. Вот что значит село – и дня здесь не пожил, а уже все всё про меня знают. Ну, да может и к лучшему оно. К вечеру поток пациентов поиссяк, да и старейшина, проведать меня наведавшийся, пристыдил народ, мол, чего накинулись, как волки на кусок мяса, продохнуть парню не даете. Авось, никуда не денется, успеете ещё. А мне сразу этот Сакт понравился. Добрый, справедливый и ко всем по-отечески относится, с заботою. В гости к себе зазывал, обещался с семьей познакомить. Хороший мужик. Как стемнело, Маир домой воротился. Я уже ждал его за столом накрытым. Я так рассудил: мужик цельный день без продыху трудился, знамо дело, голодным воротится. Так я и сварил похлебку, а к ней пироги с мясом напек. Маир руки сполоснул, да сразу за стол. Наелся до отвала и говорит: - А может, ну ее к чертям собачьим, лачугу ту. У меня бы остался. Я ж за такие пироги душу продать готов! Чуть язык не проглотил! Я раскраснелся от похвалы, смутился, однако ответил: - Так на пироги в гости ходить будешь, разве ж запрещаю я? А жить всё равно один буду, привык так, да и удобнее, не мешает никто. - Смелый ты человек, Рин, - перевел он вдруг тему. – Все стороной наше село обходят, боятся. Вроде и мирное нынче время, а, однако ж, всё равно перевертышей не любят. Иные лекари в городе даже лечить отказываются. Я вмиг холодным потом покрылся. Про перевертышей каких только легенд не бродит – и людоеды они, мол, и человеческого в них нет совсем. А они на самом деле, вон какие. Если к ним по-доброму, то и они добротой отвечают… Я виду не подал, что удивился. Спрашиваю: - А кто у вас живет здесь? - Старейшина и семья его – медведи, я да ребята, что дом чинят – волки. На третьей улице лисицы живут, да дед Элий, ястреб. В прошлом году ещё молодая семья издалека пришла, те ласками оборачиваются. А зачем тебе? – тут же переспрашивает, любопытно сверкая глазами. - А как иначе лечить? – объясняю. – Ежели хворь тяжелая, то простые настои, для людей предназначенные, не подействуют, особые надо. - Хитро всё, - улыбается Маир. – А ты почему к нам в селение пришел? Случилось чего? – спрашивает бесхитростно, интересно ему. - Не спрашивай, всё равно ответа не дождешься, - мигом помрачнел я. Не хочу вспоминать, рану бередить. Да только всё равно боль от неё навсегда со мной останется… - Ты прости, если обидел чем, я не нарочно, без умысла, - застыдился Маир. - В порядке всё, - улыбаюсь через силу. – Спать уже пора, завтра день тяжелый. - И то правда, - улыбнулся мужчина.