И тогда, зачеркнув все лишние звуки, ты сможешь коснуться моей тишины. И только лишь ночь её сможет нарушить единственным словом – Ты… Да-да, я знаю, как изменится твоё лицо, Когда ты повернёшься ко мне спиной, Подари мне желание быть … группа Ночные Снайперы – "Ты"
Обито.
Хоть он так ничего и не ответил владельцу щётки, тот пришёл вечером. Стук в дверь – такое трогательное соблюдение границ, словно человек спрашивает, можно ли войти, а Обито словно может сказать нет. Вот бы жизнь тоже стучала в двери личного пространства, аккуратно переступала порог, если ей позволят, а не выламывала вход вместе с дверным косяком и стеной соседней квартиры. Обито шёл к двери по коридору, пытаясь убедить себя, что откроет её только из-за того, что не обладает всевидящими через предметы глазами и потому, не знает кто стучит. В момент когда поворачивался дверной замок, пришедший знал, что Обито в курсе, кто за дверью, и сам Обито недовольно скривился своему неудачному блефу – "я же даже не спросил кто там". Дожидаться, пока войдут, Обито тоже не стал, а открыв дверь, сразу отвернулся и побрёл по коридору на кухню. Пускай гость входил сейчас в его дом не так, как обычно это делала сама жизнь, но возможно, уходить он будет унося её с собой. Для такого изощренного воровства, действительно, нужна мнимая тактичность.Оказывается, что украсть можно, только придя к Обито в дом, ведь жизнь сейчас зародилась именно в этом коридоре, между ними двумя, и давила на спину, подгоняя в кухню. Иногда Обито думал, что было бы здорово уметь перемещаться в свой собственный пустой и безлюдный мир. Тогда можно признаваться себе в чём угодно, ведь признанное останется в нём, а не в этой нелепой реальности. Пускай даже в том мире не было бы вообще ничего, кроме тишины и пустоты, только пол под ногами, и, может, какой-нибудь символический кубический пейзаж. Но такой техникой он не обладал. Они сидели за столом друг напротив друга. Обито ненавидел себя за то, что был настолько непоследовательным. Он много думал, много говорил, а в итоге знал, что делать будет иначе, но даже в этом пытаясь себя обмануть. Как в той сказке, где солдат варил кашу из топора, он чувствовал себя обманутой бабкой. При этом солдатом и бабкой он чувствовал себя одновременно, да что уж там, даже варящимся в горшке топором. Почему-то именно сегодня, хоть ему и хотелось чисто гипотетически бежать в несуществующие миры, на самом деле убегать ему надоело. Внутри было пусто, а между ним и человеком напротив была сама жизнь. Она корёжила и кривила все восклицательные знаки, грозясь согнуть их в вопросительные. Это чувство присутствия здесь и сейчас текло реками в пустоту сердца, вытесняло рассуждения, вымывало всё ненужное из головы и одновременно принимало всё что бы в тебе ни было. Как он мог не открыть дверь тому, рядом с кем появлялась суть существования. Это невозможно было объяснить, описать, можно было только встать, подойти и через прикосновения – поделиться, а через взгляды – передать. В кои-то веки в Обито не было утверждений, в нём были вопросы, на которые никак не находилось ответов. Он хотел спросить, узнать, услышать что-то, что могло раньше и не приходить на ум. Все вопросы за много лет, которые раньше задавали ему голоса друзей, про надежду, потери, про то, что такое любить кого-то, кружили голову. Он искал ответы в этих движениях, ощущениях, чужом прерывистом дыхании. Хотелось спросить, пусть даже это неуместно, не вовремя, лишь бы… лишь бы ему ответили. Когда это вообще всё началось? Кто же этот человек ему, кто он этому человеку? - Я… Скажи, почему ты… ? Обито утыкался лбом в чужую шею, нависая всем телом над лежащей под ним причиной своих вопросов. Чужие руки гладили его спину, потом проходились пальцами вниз по животу. Он не видел чужого взгляда, но чувствовал, как тот скользит вместе с движениями рук по телу. Обито поднял голову и смотрел на это лицо, призакрытые глаза, вдруг именно в них будут ответы? Но ответом были поцелуи – влажные, нежные, одними губами. Жизнь Обито стала теперь вопросительным знаком. Он знал, что так будет, ещё когда утром обратил внимание на вторую зубную щетку. А может и раньше, когда впервые сделал необъяснимо неожиданный шаг. Тогда время выяснений, действительно было упущено, но именно в тот момент, Обито только так, как сейчас, мог показать свою благодарность, что когда-то давно был увиден настолько, что его могли потерять. Обито боялся столкнуться опять с этим надменным взглядом. Но может взгляд был просто маской, которую носили не снимая уже много лет, за которой скрывалось что-то, что происходило между ними теперь. Как сам Обито носил маску вечного безразличия и восклицательных знаков. В такие момент это было очевидно, ведь масок больше не было. Были только они и бесконечное море вопросов, в котором так хотелось плыть дальше, куда бы ни суждено было приплыть. Если Обито уснул, пожелав увидеть во сне другую жизнь, в уверенности, что знает, какой она должна быть, то он явно не знал. Может потому этому Обито пришлось пройти через все тернии, потерять надежду, пережить страдания, погрузиться во тьму, но в итоге прийти к их настоящим потребностям и желаниям. Цель сна изменилась с его течением. Каждый из этих двух Обито не хотел просто быть с кем-то конкретным, а – верить, надеяться, стать увиденным, снять маски и просто быть с тем, кто примет тебя любым. … Обито проснулся. Луч солнца из приоткрытого окна пиявкой впился в глаз. Голова немного гудела от недосыпа, зато в теле была приятная истома и нега. В ванне шумела вода, а из кухни пахло кофе. Возможно, на самом деле причиной пробуждения стало не солнце, а звук выключившейся кофемашины. Обито скинул ноги с кровати и понял, что море вопросов обмелело, но всё ещё здесь. Стоило воспользоваться этим и… воду в ванной выключили. Обито направился по всё тому же злосчастному коридору к причине всех этих сменяющихся звуков. Дверь в санузел была по обыкновению открыта, а причина стояла у раковины и смотрела в зеркало. Сейчас Обито узнает всё, о чём так жаждал спросить и… – Какаши! Твою мать! Ты что, чистишь зубы моей щеткой?!