***
— Господин Уэйн? Собственное имя словно ударило, неприятно резанув по слуху, а яркий свет на мгновение ослепил глаза. Юкиносукэ прищурился и нехотя посмотрел на врача, что работал в подпольной больнице портовой мафии, а потом вспомнил как попал сюда после успешного — смотря для кого, конечно, — выполнения задания для босса. И не мог понять до сих пор только одного: как вообще умудриться пропустить ту проклятую пулю?! — А... господин Нобу. — Он с трудом вспомнил этого человека и попытался подняться, но плечо, уже забинтованное, обличающее его слабость и позор, резануло болью. — Вы уснули, — врач с некоторым равнодушием оглядел его. — Я обработал ваше ранение и вколол приличную дозу успокоительного, правда не думал, что вы уснёте прямо у меня на кушетке. Юки сморщился, трогая пальцами плечо, уже представляя, как подчинённые обсуждают его провал, несмотря на то, что задание в конечном счёте было выполнено на отлично. — Забудем, — сухо сказал Юки. — От меня что-то ещё нужно? — Советую отлежаться хотя бы пару дней, — продолжил Нобу. — Это всё. Не смею более задерживать вас. У меня много работы, а вам я желаю скорейшего восстановления. — Погодите. Мне нужны... нужна… — Он запнулся, понимая, что даже название своего препарата не смог вспомнить должным образом. — Новая… доза. Нобу обернулся и внимательно осмотрел Юкиносукэ с ног до головы, словно подозревая в каком-то коварном деянии. Впрочем, тот его не осуждал: основания у врача всё-таки были. — Боюсь, это невозможно, господин Уэйн, — спокойно ответил Нобу. — Вы уже получали норму на этой неделе. И я буду вынужден сообщить боссу о вашей просьбе. Юки раздражённо дёрнул углом рта. Носятся с ним, как с малым дитём, честное слово! Он и сам ненавидел эту больницу, этих врачей и эти поганые иглы, которые мучали его уже нескольких лет. Юкиносукэ испытывал отвращение к ним… но ничего не мог сделать с желанием принимать эту дрянь, не говоря об этом ни боссу, ни госпоже Коё, ни кому-либо ещё. К чёрту эти наркотики, к чёрту эти мерзкие сны, к чёрту всё… — Говорите, мне плевать, — раздражённо сказал он, вставая с койки. — Только не забудьте ещё добавить, что у меня снова появились видения. Нобу пожал плечами, снимая окровавленные перчатки, явно никак не удивлённый словами пятнадцатилетнего мальчишки, которому, по его мнению, никакое оружие не стоило давать в принципе. Слишком нестабильная психика, слишком слабый самоконтроль… Юкиносукэ даже захотел рассмеяться: уж что-что, а в мафии нелепо говорить про здоровую психику. И если бы не прекрасная госпожа Коё, которая проявила к нему в своё время доброту и заботу, то он давно бы погиб и сошёл с ума от всего происходящего. Работа в мафии оставляет свой след на каждом члене организации... не привыкать. Юкиносукэ прошипел, когда вышел из душного помещения в коридор, где, помимо него, сидело в ожидании приёма ещё несколько мафиози с какими-то болячками. Каждый из них по-своему посмотрел на члена исполнительного комитета, которым являлся Юки, и, вероятно, до сих пор не верили, что такой человек вообще сумел получить ранение. Тем более пулевое. На улице его уже ждала машина с личным водителем, но Юкиносукэ было наплевать. Голова болела, будто её изнутри разрывали тысячи маленьких грызунов, плечо стреляло где-то там, под повязкой, заставляя ёрзать и морщиться. Горло сжималось, но Юкиносукэ точно не собирался блевать прямо в машине. Не собирался не показать свой жалкий вид… Вот только кому? Между ним и водителем перегородка, камер в салоне точно нет. Неужели самому себе? Самоуверенному идиоту, который считал, что неуязвим, но отключился из-за какой-то проклятой раны в плече?! Юки протяжно выдохнул и устремил злой взгляд в потолок, вновь представляя, как подчинённые обсуждают его провал. Называют ребёнком, который не может управлять ими, не мог с самого начала. Желание расстрелять их всех каждого возникло само собой, но он знал, что за такой поступок Мори по головке его не погладит… Приходилось проявлять контроль. Юкиносукэ готов был отключиться прямо здесь, на скрипящем сидении автомобиля, но долг звал составить устный отчёт о проделанной работе боссу. Ведь Мори так любит слушать своего дорогого подопечного... Восхищаться его успехами работой в мафии, чёрт возьми, только сегодня Юки придёт к нему и будет выглядеть как побитая собака. Глубоко втянув носом воздух и повернув голову, глядя на мелькающую из окна автомобиля Йокогаму, он вдруг подумал, что так и не смог привыкнуть к ней, несмотря на последние пять лет. Японцы были совершенно не похожи на остальных людей: в них сочеталась мягкость и закалённая сталь, а работа являлась для них счастьем и удовольствием. Они трепетно относились к своему и чужому уединению, поэтому даже почти не ставили на двери замки, а ещё уважали и чтили традиции. Юкиносукэ не мог назвать себя чистым японцем, хотя и внешность и имя достались ему явно не от европейцев. Он не привык к этому городу, но любил шелест прилива и плеск волн в порту. Ему нравится запах океана и его холодная вода. Юки было бы куда тяжелее расстаться с этим городом… чем даже просто полностью привыкнуть к нему. Автомобиль остановился, водитель учтиво открыл дверь салона. Штаб-квартира мафии, визуально ничем не отличающаяся от остальных офисных зданий, с располагалась в самом сердце Йокогамы, в недосягаемом месте, куда не могла проникнуть ни одна организация, ненавидящая их. Это была настоящая крепость, на железных стенах которой до сих пор не стёрлась кровь смельчаков, решивших однажды бросить вызов Огаю Мори. Много раз эсперы пытались это сделать, много раз хотели уничтожить корень зла — босса, — но каждый из них терпел неудачу. Зная чуть больше всяких пешек, Юкиносукэ порой недоумевал: как же обычный — почти обычный — врач подпольной больницы сумел подняться так высоко? Как Мори достиг своих вершин?.. На самом последнем этаже Юки встретили одетые в костюмы вооружённые охранники, но узнали его, поэтому пропустили к главной двери без лишних вопросов. В глубине кабинета на своём рабочем месте сидел, как ни странно, сам Мори, сложив на подбородок руки и устало прикрыв глаза. Казалось, что босс всея Портовой мафии просто уснул. Но уже через мгновение его алые глаза вспыхнули, словно у хищника, а губы расплылись в блаженной улыбке. — О, Юкиносукэ, мой дорогой, проходи! — Мори говорил так, будто увидел драгоценного сына спустя очень долгое время. На ковре валялась Элис, рисуя что-то у себя на листе, но даже не взглянула на вошедшего в комнату Юки, только продолжив болтать ногами туда-сюда. — Выглядишь уставшим, а нервы нужно беречь. В твоём возрасте ещё рано иметь морщины. Малявка оторвалась от рисования и внимательно посмотрела на Юки, заставив его почувствовать странную неприязнь. Элис никогда ему не нравилась — ни тогда, ни сейчас. Он даже толком не знал, кто она Мори. Подумать только, Юкиносукэ увидел эту девчонку ещё пять лет назад, когда первый раз вошёл в этот кабинет... а она всё такая же: с кукольным детским личиком и идеально лежащими волосами, в дорогом платье с ленточкой. Девочка, о которой, наверное, грезит каждый родитель... вот только спустя годы так и не выросла, оставаясь всё такой же крошечной и немного жуткой. Элис долго разглядывала его, а потом, словно потеряв интерес, взяла новый лист и начала что-то старательно там выводить. — Босс, я пришёл доложить об успешном завершении задания. — Юки приблизился к столу и начал опускаться на колени, стараясь не морщиться от боли, но Мори умильно прервал его: — Ну-ну, встань! В конце концов, я знаю тебя ещё совсем-совсем ребёнком, так что это не обязательно. Юкиносукэ выпрямился. Слово босса — закон. — А теперь говори. — Груз был перехвачен, а корабль затонул, — заученным текстом доложил тот. — Там были обычные посредники, ничего интересного. Говорят, что им было велено переправить товар в Токио. Партия крупная. Из их людей мертвы все, из моих — никто. Мори подпёр голову и с каким-то наигранным интересом слушал то, что, безусловно, получил в виде информации ещё полдня назад. От него ничего невозможно было скрыть: босс был умён ровно так же, как и опасен. — Прекрасно проделанная работа, мой дорогой, — сказал он в итоге. — Другого я от тебя и не ждал, однако... Юки старался делать вид, что эта очевидная пауза не напрягла его. А потом заметил, что Элис рисует на своём листочке какого-то человечка. Кого же она рисовала?.. — Доктор Нобу сообщил мне, что ты получил ранение в плечо. — Мори говорил это с беспокойством, но было ясно, что почти все его эмоции — наигранные. — Как ты теперь себя чувствуешь? Элис взяла чёрный, словно уголь, карандаш и жирно закрасила им что-то на листке. — Гораздо лучше, босс, — сказал Юки. — Это была моя ошибка. — Вот как! — сделав удивлённое лицо, понимающе протянул Мори. Элис взяла новый цвет. — И в чём же конкретно твоя ошибка? Я, признаться, был несколько удивлён, что с твоей способностью ты не уклонился от пули. Что же случилось? Что-то особенное?.. — Я снова начал видеть картины, — сразу признался Юкиносукэ, зная, что за свои недавние слова надо отвечать. — Будто сон, но наяву. И одно из них настигло меня прямо во время перестрелки. Мори улыбнулся. — Я рад, что ты честен со мной, — как будто искренне сказал он. — Знаешь ли, я не выношу двух вещей: предательства и лжи. Ты же оправдываешь все мои ожидания! А теперь задам тебе простой вопрос: чего ты хочешь? Юки не совсем понял этого. Чего он хочет? А что может вообще хотеть подросток в возрасте пятнадцати лет? Женского внимания? Нет, это последнее, что ему сейчас было нужно. Деньги? Мафия платит достаточно, чтобы Юки мог тратить деньги на свои приходи и потребности. Уважение и репутация? Он уже заработал её, несмотря на скромный возраст. Котят, щенят... образование в Оксфорде? Что ему вообще нужно?! — Семья, — удивительно тихо сказал Юкиносукэ. — Я хочу вернуть хоть кого-то... И верю, что моя сестра осталась жива. Он не хотел врать тому, кто знал его слишком хорошо. — Я помню наш уговор, — хмыкнув, сказал Мори. — Не скажу, что люблю держать своё слово, но всё же... для тебя я сделаю исключение. И верну тебе сестру, если она жива. Но надеюсь, что и ты помнишь правила мафии, верно? Юкиносукэ помнил. Три самых главных правила: не предавай организацию, возвращай каждый удар вдвойне и всегда выполняй приказы. Его воспитали по этим законам, а теперь ясно давали понять, что если Каноко однажды найдётся и будет мешать им хоть каким-то чёртовым образом, то он будет обязан выстрелить в неё из пистолета. И Юки выстрелит, если Мори прикажет... ведь приказы босса не нарушаются никогда. — Я помню, — не своим голосом сказал он, опустив голову. — Я не нарушу ваших приказов. Мори снова улыбнулся. — Вот поэтому я тебя и ценю, дорогой Юки. Элис нарисовала ещё кого-то, отложила карандаши в сторону и посмотрела на лист так, будто это был шедевр, который смог бы запросто переплюнуть Мону Лизу. — Можешь идти, — кивнул Мори, и Юкиносукэ поклонился в знак почтения, но едва собирался уходить, как тот снова заговорил: — И ещё кое-что… Не разочаруй меня. Как Дазай. Помрачневший взгляд Юки упал на Элис, которая перевернула рисунок и с каким-то больным удовольствием показала ему. На бумаге был изображён человечек, как будто бы мальчик, стоя рядом с девочкой чуть выше него. У неё была оторвана голова, а вокруг мальчика разливалась непонятная аура тёмного цвета... В углу был нарисован циферблат, словно намекающий, что время подходит к концу. И его сестра уже давным давно мертва. Юки стало плохо, словно из помещения вытянули весь воздух, но он всё равно коротко кивнул боссу и вылетел из кабинета, хватаясь то и дело за стену, не обращая внимания на косые взгляды охранников. Плечо болело, а к горлу вновь подкатил ком. Наверное, его всё же стошнит прямо под дверью Мори. — Дерьмо, — сказал Юкиносукэ по-английски. Понимая, что его время и правда утекало как песок сквозь пальцы.***
Сколько человек способен выдержать? Сколько может терпеть ненависть и зло? Почему кто-то ломается в первые же мгновения, а другие преодолевают всё, что им отведено? Каноко провела по воздуху пальцем, рисуя только ей одной понятные узоры. Боль в горле становилась с каждым днём сильнее, а температура, возможно, уже подскочила до тридцати восьми. Её организм отчаянно пытался бороться с инфекцией, но болезнь наступала с беспощадностью завоевателя, заставляя её тело биться в холоде и жаре. А ещё хотелось пить. Хотя бы глоток обычной пресной воды, неужели это так много? Собственной слюны уже не хватало, рот пересох... Уже третьи сутки её никто не посещал. А вдруг все разом забыли про драгоценный образец в камере под номером 44? Из-за отсутствия результатов всех тех экспериментов, что на ней ставили? Каноко помнила, как кто-то говорил на японском, что «от девчонки нет никакого толку». Это означало только одно: она умрёт, совершенно точно умрёт. Или от воспаления лёгких, или от банального голода. — Два миллиона три тысячи... — Она пыталась нарисовать эту цифру в воздухе, но ладони дрожали, постоянно опускаясь. — Триста... Каноко сжалась в приступе кашля. Запах в помещении стоял такой затхлый, что дышать было невозможно, вода медленно стекала по полу, трубам, стенам, заставляя их покрываться живностью, бактериями, чёрным грибком. Смерть — не самый приятный процесс, но она правда была бы рада умереть... Так будет лучше... и тогда годы мучений наконец-то подойдут к концу. — ...миллионов. — Каноко запнулась и задрожала от судорожных хрипов в лёгких, от окатившего её льдом страха. — Нет, пожалуйста... Она помнила, что все эти годы желала наложить на себя руки любыми доступными способами. А сейчас, когда смерть буквально дышит в затылок, ей вдруг стало жутко. Так жутко, что живот скручивало от осознания, а желание колотить и скрести стены, чтобы хоть кто-то её услышал, вдруг подскочило до небес, которых Каноко не видела уже очень-очень давно. — Пустите меня... отсюда, — всхлипнула она бессильно, уже не в силах считать, понимая, что сбилась со счёта. — Пожалуйста… Вдруг послышался какой-то грохот. Очень далёкий от этой камеры, но он сотряс стены, заставив крошку и бетон осыпаться с потолка, заставил её вздрогнуть. Взрыв?.. Каноко через силу поднялась с койки, настороженно глядя на стены: больше ничего не слышно. Сплошная пустота — и только. Неужели лаборатория этих ублюдков наконец-то взлетела на воздух и познала божий гнев?.. Или химикаты Широ сыграли с ним злую шутку. Что опять за шум? Откуда это?.. Ей на мгновение показалось, что это выстрелы. Нет, не может быть... Кто-то хочет пристрелить её? Прислушиваясь ещё больше, она осознала: к ней действительно кто-то идёт. И идёт очень быстро. Каноко только и успела, дрожа и спотыкаясь, вскочить с койки, отпрянуть от двери камеры, когда кто-то вставил ключи с той стороны. Даже если за ней пришли… она не закричит. Ни за что не закричит. — Порядок... — гулко сказал чей-то голос, когда дверь шумно заскрипела и отворилась, облив Каноко белым слепящим светом, заставив зажмуриться. — Я её нашёл. Она вжалась в стену, морщась и закрывая грязными ладонями глаза, готовая, что сейчас её убьют, но человек стоял неподвижно. Нет, не люди Широ... эти стояли в чёрных одеждах и масках, полностью покрывавших их головы, у двоих оружие, а вот третий — человек чуть ниже всех ростом — безоружен. Подняв ладони, он с осторожностью подошёл к ней. — Ты ведь Каноко, не так ли? Не бойся, пожалуйста. Эй, уберите пушки, дама же боится! Незнакомец медленно подходил к ней, пока она по-прежнему вжималась в стену. — Столько лет... — с неверием прошептал он, вытягивая вперёд ладони. — Теперь ты в безопасности, не переживай... Его рука почти коснулась её локтя, но Каноко резко отпрянула как самая агрессивная в мире кошка. — Кто ты… такой?! — Голос был хриплым, будто бы она курила без перерывов добрых лет тридцать. — Что тебе… — Моё имя тебе мало скажет, — примирительно сказал незнакомец, вновь поднимая ладони. — Я — Иппей Окамото. И я пришёл вытянуть тебя из этого ада. Пойдём со мной. — Что вы сделали с Широ Ишии? — вспомнив об этом, спросила Каноко. Ей показалось, что Иппей ответил иронично: — То, что делают обычно с предателями. Но у нас мало времени. Я должен вывести тебя отсю... Вдруг в камеру забежал ещё один человек в чёрном, заставив их обернуться, и воскликнул: — Босс, у нас проблемы! — Что ещё? — недовольно спросил Иппей. — Кто там? — Японское правительство. Каноко заметила, как все присутствующие замерли, переглядываясь, но сама она ничего не понимала. Какое ещё к чёрту японское правительство? Откуда они взялись именно здесь? Что произошло с Широ? Кто все эти люди?! — Отвратительно, — негодующе процедил Иппей. — Ещё не хватало Японию сюда впутывать. Каноко, мы должны спешить. Ты же хочешь выбраться отсюда, верно? Она смотрела на его приветливо протянутую ладонь в чёрной перчатке. Лучше, чем у безумца Широ... всё будет лучше, чем тут. И всё равно ей казалось, что происходящее — ловушка, но умирать в камере ей не хотелось тоже, поэтому, кивнув, абсолютно босая, Каноко зашагала вслед за ним. Звуки выстрелов были совсем рядом. Люди в чёрном направили автоматы в стену, словно ожидая появления кого-либо за ней, и вдруг Иппей повторил: — Отвратительно. — Его руки начали светиться жёлтым из-под перчаток, и Каноко поражённо распахнула глаза. — Как они могли так быстро добраться сюда?.. — Ложись! — крикнул кто-то. Её с силой толкнули в сторону, Каноко болезненно упала, ударившись плечом, и тут мощный взрыв разрушил стену, наполнив пространство грохотом. Она поморщилась, издавая стон боли, коснулась пальцами чёрных волос на затылке. Кровь. Кровь текла изо рта, из головы. Повсюду. Каноко сползла по стене, чувствуя, как сознание оставляет тело, как холод проходится по коже, словно вытягивая душу… Как-то ей сказали, что перед смертью мозг человека начинает показывать прошлое, но сейчас она ничего не видела. Слепящий свет, настолько огромный, что был похож на белый экран, полностью озарил пространство. Ей ничего не удавалось вспомнить, даже детства... и сил тоже больше не осталось. Она подумала, что вот она — смерть. Стоит рядом, нависнув чёрной тенью, ждёт, когда жертва вложит руку в её костлявую ладонь. И в тот же миг, как ей казалось, последних минут жизни, Каноко подумала лишь об одном: пожалуйста, пусть кто-нибудь позаботится о её брате. И потеряла сознание. Нависший над ней человек в военной форме присел рядом и проверил пульс. — Передайте Анго-саме, что я нашёл кого-то, — обернувшись, сказал он. — И она жива.