***
Запах глициний проникал глубоко в лёгкие, оседая там сладостью, щекоча ноздри, заставляя выгибаться навстречу... принимать. Каноко словно чувствовало прикосновение, что ускользало подобно далёкой мечте. Ей не хотелось просыпаться и выныривать из этой неги… думая, что это состояние между жизнью и смертью, когда мирские заботы больше не тяготят, а загробный мир ещё не принял душу. Словно последнее желание, которое она высказала перед настоящей тьмой: раствориться, не чувствовать, плавать в бесконечной пустоте... Звучит прекрасно. И ни единой мысли в голове — сплошное спокойствие. Личный рай. Сквозь тепло и чарующую мягкость она слышала стрекотание цикад, а после — запах ночной свежести. Дрожащие пальцы тронули накрахмаленную простынь. Каноко нехотя открыла глаза, видя перед собой белизну потолка, сбоку — открытое окно с растущим за ним деревом. Она подняла ладонь, не веря в жизнь, с которой уже попрощалась. Руки — в бинтах, а на теле — чистая одежда, состоящая из рубашки и штанов. Только Каноко хотелось обратно: в мир, где все её мысли растворялись в оглушающей тьме. Только судьба твердила иначе. Дверь справа от кровати открылась, и в комнату вошла молодая девушка в белом халате. Она удивилась, взглянув на Каноко. — А... госпожа! Я не ожидала, что вы проснётесь, — девушка попыталась говорить на английском, но сразу же перешла на японский. — Нужно сказать господину Санкоте! — Постойте, — сбивчиво, пусть и на хорошем японском начала та, — где… где я нахожусь?.. Каноко понимала, что лежит в больнице или в чём-то, отдалённо напоминающее её, но вот где конкретно... Она вспомнила последние события перед тем, как прогремел взрыв: тишина, темнота — больше ничего. Воспоминания мешались в одну большую кашу, которые не давали адекватно мыслить, сбивали с пути. — Вы находитесь в специальном отделе по делам одарённых, госпожа Каноко. В Японии, — произнесла тихо медсестра, и какой-то животный страх охватил тело и заставил Каноко едва ли не дрожать. Нет, не больница. — Я — медсестра Кацусиро Ямазаки. У меня был приказ проводить вас к господину Санкоте, как только вы придёте в себя. Обе руки полностью покрыты бинтами, но Каноко хотела лишь содрать их с кожи и посмотреть на ужас под ними. Она почти чувствовала, как тело изуродовано сотней следов от уколов, какие когда-то любил ставить ей Широ Ишии, надеясь добиться таким образом какого-то результата. Это — порочный круг исследований, из которого ей не выбраться никакими методами. Желание умереть стало почти нестерпимым. Она начала качать головой из стороны в сторону, будто отказываясь верить в происходящее, а губы невольно начали дрожать. Крик сам вырвался из горла. — Пожалуйста, успокойтесь, — Кацусиро подлетела к ней, чуть встряхивая и желая привести пациентку в порядок. — Каноко-сан! Вы поднимите на уши весь отдел! Оказывается, помимо самой медсестры, её пытались удержать ещё врачи, а она вырывалась как ненормальная, как чёртова птица, которая хваталась за призрачную надежду. Кто-то вколол ей успокоительное прямо в сонную артерию, и оно начало действовать спустя несколько минут, погружая Каноко в равнодушное состояние, когда мир уже абсолютно не важен. В палату вошли ещё два человека, но уже не в белых халатах. Один из них — лысый и в кимоно, а второй — в очках и идеальном костюме. Кажется, первый что-то говорит им, потому что врачи оставили её с ними наедине. Страха больше не было. — Добрый вечер, Каноко-сан, — сказал человек в кимоно. — Я — Сантока Танеда, руководитель особого отдела по делам Одарённых в Японии, а это, — он указал на мужчину рядом, — Анго Сакагучи — мой помощник. — Добрый вечер, — сдержанно поздоровался Анго. — Каноко-сан, вы долгое время находились в отключке, а если и приходили в себя, то сразу засыпали, — сказал Танеда. — Вы что-нибудь помните? Успокоительное действовало безотказно: сердце не билось как безумное, а ладони не потели. Дышать стало действительно легче, но вместе с этим пришла и страшная апатия, которая схватила её в свои цепкие лапы и не отпускала, позволяя пропасть в пучине равнодушия. Возможно, если бы они прямо сейчас принесли сюда огромную пилу, чтобы изучить её внутренности, то она бы не сопротивлялась. — Сорок четыре... — Что она говорит? — спросил Санкота у своего подчинённого, косясь на неё как на сумасшедшую. — Предположительно, номер камеры, в которой её держали террористы, — поправил очки Анго. — Мы обследовали всю базу, но никаких данных о ней не обнаружили, за исключением тех, что вы уже получили, Танеда-сама. Звучит так, будто кто-то их стёр за некоторое время до нашего прихода. Санкота посмотрел на неё снова, и в его глазах промелькнула едва уловимая жалость вкупе с простым раздражением, отчего, казалось, он порывался встать и более не тратить на неё своё время. Сакагучи вдруг кашлянул. — Можно я с ней поговорю, Танеда-сама? — приготовил листы Анго. — Возможно, мне удастся лучше. — Да делай, что хочешь, Анго, — с выдохом произнёс руководитель. — Я порядком устал с ней. Был ведь приказ никак не трогать её. Анго кивнул и осторожно подошёл к пациентке. — Вас ведь зовут Каноко? — начал издалека он. На него посмотрели испуганные глаза, когда Анго подошёл чуть ближе. — Мы нашли кое-какие бумажные носители, где была некоторая информация о вас. Рост, вес, дата рождения... ничтожно мало, но хоть что-то. Каноко кивнула. Сакагучи продолжил: — Каноко-сан, — мягко сказал он, — вы в безопасности. Вам ничего не угрожает. Вы находитесь в месте, где вам хотят помочь. Долгое время вы пребывали в месте, где вас держали в нечеловеческих условиях, поэтому Ваша реакция мне понятна, однако... — её пальцы перестали дрожать, — японское правительство хочет только помочь вам. В отличие от своего начальника, Анго обращался с ней удивительно деликатно, располагал к себе и спокойными речами заставлял её разум успокоиться. Ей было страшно, очень страшно... но пока ещё никто не сделал ей ничего плохого. Она лежала на мягкой постели и под тёплым одеялом, а угрожать ей не хотели. — Я помню только постоянные пробирки, уколы и боль, — Каноко обняла себя в наивной попытке защитить собственное тело. — Широ Ишии... так звали этого человека. Он что-то хотел от меня, но никогда не говорил. — Широ Ишии? — задумчиво спросил Танеда. — Впервые слышу. — Мы не нашли его тело... наверное, он сбежал, — сказал Анго. Сбежал?.. Это чёртово чувство паники нарастало, хотелось кричать во весь голос от того, что он может вот так просто заявиться сюда и снова забрать её. Нет, никогда. Она не позволит. Будет кусаться, бить, делать всё, но никогда больше не попасть в его безумные руки, пропитанные никотином и кровью, которую он скрывал за резиновыми перчатками. Но в голове вдруг всплыл диалог с этим... кажется, его звали Иппей. Неужели та самая неизвестная организация убила его? Они ведь явно по разные стороны с японским правительством. Может быть, она в безопасности? — Итак, судя по записям, первого марта этого года вам исполнилось двадцать лет. — Двадцать лет?!.. — бирюзовые глаза с шоком уставились на Анго, который нервно поправил очки в очередной раз. Двадцать лет. Почти пять лет!.. Это звучало слишком ужасно. Каноко взглянула на свои руки, которые больше не казались подростковыми. Как же так вышло, что она из подростка резко превратилась во взрослого человека? До этого момента она ощущала себя на пятнадцать, собственное тело было угловатым, каким-то неуклюжим, а сознание едва ли не детское, но оказалось совсем иначе. Женщина, женщина... это понятие Каноко никогда не относила к себе ни в физическом, ни в духовном плане, глупо считая себя ребёнком, но она повзрослела буквально за одну секунду. Разум хаотично искал спасение от новой истерики, говоря своей хозяйке, что это вполне нормально: она же не знала, сколько времени провела у Широ, поэтому потеряла счёт и оторвалась от реальности. — Каноко-сан, успокойтесь, прошу, — взял её за руку Анго, заставив Каноко прийти в себя, однако она резко вырвала её, прижав к себе. Он только понимающе кивнул. — Почти пять лет, — губы дрожали. — Я не верю в эту цифру. Мне было пятнадцать... я не знаю, что мне нужно сказать! — А у вас есть семья? — вдруг спросил Танеда. — В записях не было ничего сказано о ней. Возможно, мы сумеем сказать вашим близким, что Вы живы. — У меня нет семьи, — глухо отозвалась девушка. — Тем более, не стоит на что-то надеяться спустя пять лет. Юкиносукэ... желание разыскать брата было настолько велико, что Каноко с превеликим удовольствием сейчас бы вскочила и побежала его искать, а вот остатки здравости шептали: он мёртв, прошло пять лет. Этот мальчик, её любимый добрый брат, никогда бы не пережил ужаса пыток Широ. Наверное, его тело давно уже разложилось. От этой мысли стало невероятно горько и тоскливо. Её Юки не должен был умереть такой смертью, он же такой светлый и хороший. Он обожал всякие побрякушки, машинки и физику, которой увлёкся с детства. Ну как-как... как он мог погибнуть именно так?!.. Танеда и Анго переглянулись меж собой. — Значит, сирота и без японского гражданства, — сказал с очевидной усталостью Санкота. — В принципе, я так и предполагал. — Скажите, что вы со мной сделаете? — спросила Каноко почти что безразлично. Апатия накатила новой волной от осознания безвыходности ситуации. Она совершенно одна в большом мире, где нет поддержки, нет семьи, нет друзей — нет вообще каких-либо связей, за которые она могла бы цепляться. Проще взять удавку и закончить эту жизнь своими руками. Танеда тяжело вздохнул, протерев глаза. Каноко подумала, что вся ситуация не доставляла ему никакого счастья, откровенно говоря. — Каноко-сан, мы не собираемся проводить на вас опыты... в конце концов, это против прав человека и абсолютно аморально, — сказал Анго, а очки сверкнули каким-то непонятным блеском. — И всё же я поинтересуюсь, — произнёс руководитель. — Каноко-сан, вы ведь эспер, не так ли? — Эспер? — Научное понятие для «одарённых», — пояснил Сакагучи. — Эсперы — люди, обладающие аномальными способностями, выходящими за рамки логики, физики и даже биологии. Мы работаем с эсперами в Японии и ограничиваем действия тех, кто нарушает закон и портит жизнь простым гражданам. — Моя способность называется «Градины в миске для подаяний», и она может узнать природу дара любого эспера, — Танеда подошёл чуть ближе. — Вы определённо обладаете какой-то способностью, но я не вижу её, хотя чётко понимаю, что она у вас есть. — Возможно, она настолько слабая, что вы даже не видите её, Танеда-сама, — предположил Анго. Санкота пригладил свою бородку. — Это моя основная теория, — кивнул он, — однако есть в мире ещё человек со схожей ситуацией... впрочем, вы с ним слишком не похожи. Я не могу удерживать вас здесь, Каноко-сан, это был приказ выше. — От кого? — удивилась она. Кому придёт в голову отпускать её вот так просто? Это звучало совершенно абсурдно. Он прочистил горло. — Скажем так, один мой добрый знакомый распорядился, чтобы вы были в целостности и сохранности. Конечно, руководитель ей об этом не скажет. Уловка или нет? Каноко об этом не знала, но доверять Санкото хотелось меньше всего, несмотря на то, что он выглядел чересчур уставшим и давно потерявшим ко всему интерес мужчиной. Одарённая... неужели демоническую силу называют именно так? Каноко попробовала в голове произнести это слово — эспер. Звучало коряво, слишком остро, будто совсем из другого мира. Она не хочет быть эспером. Не хочет, потому что боится причинить боль окружающим. Но ведь, наверное, Широ удалось с ней что-то сделать. Может, он забрал с собой на тот свет и её способности, когда кромсал тело на куски. Каноко бы очень хотела в это верить. — Итак, Каноко-сан, я лично могу обеспечить вам нормальную судьбу. Будете вести жизнь обычного человека, — сказал Санкота. — Взамен же попрошу никаким образом не распространяться ни о террористах, ни об этом... Широ Ишии. — А если я откажусь? Кажется, Танеда не совсем её понял. — Каноко-сан, честно говоря, я не питаю к вам какого-то особого интереса. Я бы сказал, что вы мне безразличны. Не думаю, что ваше присутствие хоть как-то изменит уклад Японии, однако... — он снова пригладил подбородок, — я не люблю, когда люди болтают, сами понимаете. Мне не нужны слухи — и без них в городе проблем хватает, — поэтому требую от вас всего лишь молчания. В противном случае я найду способ, как упечь вас в прекрасную психиатрическую клинику. Ком застрял в горле, на секунду перекрывая доступ к кислороду. Он явно знал, на что нужно давить, чтобы сработало наверняка. Ей страшно от уколов, от белых халатов и от вида крови, которой повидала достаточно. Каноко боится психов, хотя сама в любой момент может пополнить их гордые ряды. Нет, она не хочет провести ещё годы взаперти... ни за что!.. Девушка больше никогда не сядет за решётку. Её желание — ощущать вкус свободы, а молчание — малая цена за такую роскошь. — Я согласна. — Знал, что мы договоримся, Каноко-сан, — равнодушно сказал Танеда. — Поскольку официально вы не являетесь гражданкой Японии, то в скором времени у вас появится паспорт. Об этом тоже не переживайте. Она и не переживала. — Идём, Анго, — махнул руководитель. — У нас ещё много работы. Всего хорошего. — Поправляйтесь, Каноко-сан, — кивнул ей Сакагучи. За ними закрылась дверь, а Каноко села на кровать в попытке прийти в себя. Это какое-то безумие, которое происходило явно не с ней. Нормальная жизнь... нет, Каноко определённо не представляла, что это такое спустя долгих пять лет заточения. Как быть? Кто её научит? Она никогда не была в Японии, несмотря на собственное азиатское происхождение. Но это казалось мелочью на фоне того, что она свободна. Свободна, по крайней мере от Широ. Она встала на ноги, держась за стену, и побрела к окну. Пахло ночной свежестью, такой забытой и до ужаса притягательной. Мир так прекрасен в своих красках, но так отвратителен, если копнуть чуть глубже. За восхищением пришла пустота. На окнах стояли решётки, за которые Каноко ухватилась руками: не открыть, не выпасть, не умереть... И что ей делать? Как жить дальше, когда рядом с ней никого не осталось? Есть в этом хоть капля смысла? Снова запахло глицинией, будто вся одежда пропитана ею. Лампочка же на потолке неожиданно перегорела, погружая палату в темноту. — Я скучаю по тебе, брат.***
— Идём со мной, Кано, — он протягивал ей свою демоническую руку в перчатке, надеясь, что юная леди подаст свою, позволив проводить до самых ворот Ада. — Тебе здесь больше не на что смотреть. Её зовут Каноко, но человек перед ней упорно называет этим «Кано», напрочь забывая про мягкий слог «ко», делающий имя чуть более изящным. Она — подросток, который смотрел на тело приёмного отца, в чью голову выстрелили ровно две минуты назад. Крик застрял в горле, но глаза шокировано смотрели на лужу крови под ним, которая впитывалась в траву подобно воде в губку, окрашивая ландшафт в красные оттенки. Страх... этот настоящий, животный страх охватил хрупкое тело, не давая возможности двинуться дальше куда-либо. Ещё пять минут назад приёмный отец угрожал ей расправой за отнятую жизнь его любимой жены, называл дьявольским отродьем, а сейчас он мёртв. И такое знание совершенно не хотело укладываться в голове пятнадцатилетней девочки. Бирюзовые глаза взглянули на человека снизу вверх, который уже убрал пистолет куда-то внутрь своего кожаного плаща. Правый его глаз закрыт плотной чёрной повязкой, а улыбка демоническая, жуткая... она точно видела его когда-то, в далёком детстве, но имени вспомнить не может. — Я не монстр!.. Каноко впервые за долгое время плакала в тот момент, едва ли не задыхаясь собственным рыданием, разрывавшем всё тело изнутри. Она давилась слезами, которые всё текли и текли, несмотря на то, что та отчаянно пыталась их стереть. Её приёмная мать — Фрида — умерла в больнице буквально пару часов назад от банальной остановки сердца, а отец обвинил в этой катастрофе её, называя монстром, которое не должно было появляться на свет божий. Но как она может стать причиной смерти?!.. Это ненормально, это нелогично, это... — Конечно, ты не монстр, Кано, — его единственный глаз пугающе смотрел на неё, а рука в перчатке гладила по волосам. — Я бы сказал, что ты нечто хуже, чем просто монстр. Где её брат? Где Юкиносукэ? Он не должен видеть труп отца. Каноко всеми фибрами души хотела схватить его, прижать к себе и никогда не отпускать. Она не позволит ему пострадать, потому что именно так и поступают заботливые старшие сёстры. Бежать, бежать, бежать... жалкое слово, когда над тобой нависало настоящее зло в самом его мерзком проявлении. Тело вызывало лишь отвращение, а любви и нежности к отцу, который решил продать её человеку в повязке, больше не было. Он был готов обменять её жизнь на жизнь умирающей супруги. Но разве сама Фрида одобрила бы такое? Та самая Фрида, которая учила её кататься на велосипеде и читать по-английски? Да никогда в жизни. Она бы, скорее, кусалась и царапалась, но не позволила забрать своих — пусть и приёмных — детей. А вот её муж придерживался иного мнения. — Ну же, давай, — его плащ под действием ледяного ветра развевался, делая мужскую фигуру ещё более жуткой. — Я помогу тебе контролировать твой дар. Ты больше не будешь причинять боль окружающим... «Потому что причинять её будет теперь Широ». Ей хотелось закричать именно это. —... ведь ты особенная. Ни черта подобного. Она всего лишь подросток, который ищет место в жизни, как и тысячи таких же по всему земному шару, но все выбрали именно её. Каноко причиняла боль, а не кто-то другой. Именно она вытягивала энергию, словно жестокий вампир из древних легенд. Краски рядом с ней приобретали серый цвет, а жизнь обращалась в прах одним лишь прикосновением. Проклятие дьявола — дорога в Ад. Ей уготована дорога в геенну огненную, когда собственная жизнь оставит её, растворившись в безмолвной вечности бытия. Каноко готова пойти в Ад, если это значит, что она сама перестанет причинять страдания. — Юкиносукэ, — шептал её голос. — Что ты говоришь? — он наклонился, чтобы услышать. — Ах... так ты о своём брате. Не переживай. Я и о нём позаботился. — Что ты с ним сделал?! — гнев, страшное отчаяние и страх перед ответом разом заполнили мысли Каноко, заставив остервенело вцепиться в плащ этого человека. — Если ты хоть пальцем его тронешь... — На меня твои фокусы не действуют, — он сжал её запястье так сильно, что Каноко показалось, что он его тотчас сломает. — Я повелеваю миром разума. Будь хорошей девочкой, Кано, и я сохраню твоему брату жизнь. — Ты чудовище, — сказала Каноко, до сих пор не осознавая, что жизнь никогда больше не станет такой, как и прежде. — И твоим поступкам не будет прощения. — Я всего лишь скромный учёный, Кано, — пожал плечами мужчина. — Не тебе уличать меня во грехах. Впрочем, Ада никогда не существовало. Но будь спокойна, ведь твоя дорогая Фрида в своей голове прожила счастливую жизнь в окружении десяти внуков, прежде чем покинуть этот мир. Что он сделал? Кто он такой? Опасность. Он внушал чувство опасности своими бесовскими речами, путая её в собственных мыслях. Она осталась одна. Ей некому помочь. Каноко осталась один на один с голодным зверем, который готов сломать ей запястье прямо сейчас, если она не отпустит лацканы на его кожаном плаще. — Идём, Кано, — почти мягко говорил он ей. — Упрямство не сыграет тебе на руку. Прими же это как свою судьбу... ведь так говорят простые люди? Каноко не хотела, но он сам тянул её к себе. Она похожа на тряпичную куклу... ту самую в клетчатом платье, которая... — Ты — Широ Ишии? Он усмехнулся. — С нашей последней встречи минуло ровно десять лет, — Широ показал оскал. — А после тебя удачно выкрали у нашего общего знакомого. Я удивлён, что ты вспомнила меня, — Каноко мечтала вырвать руку из его стальной хватки. — Право, нам не удавалось побеседовать один на один хоть раз, но теперь у нас для этого есть целая жизнь, Кано. И я намерен наверстать упущенное. Клетка захлопнулась. — Я отведу тебя туда, где тебе место.***
Из-за жары и солнца постоянно хотелось спать, а концентрировать внимание на книге банально не получалось. Буквы расплывались, смешивались в одну большую чернильную массу, а смысл текста ускользнул ещё давным давно. Неделю назад Каноко перевели в городскую больницу этого портового города под названием Йокогама, поэтому решёток на окнах больше не было, а врачи даже позволяли ей погулять по территории здания, изредка косясь и следя, чтобы странная девчонка, привезённая кем-то свыше, не натворила чего-нибудь. Стояла пора весны и свежести, а сакура цвела на каждом шагу, перебивая извечный запах глицинии ароматом вишни. Привыкнуть к обычной жизни пациентки оказалось не так-то просто, как она считала. Недоверчивая Каноко с подозрением относилась к различным врачебным процедурам, порой не осознавая, что ей лишь хотят помочь. В голове были сотни вопросов, которые требовали рационального ответа, но девушка не могла дать ни одного. Чувство тревожности накрывало её с головой чуть ли не каждую ночь от осознания того, что ей придётся вести самостоятельную жизнь в незнакомой стране. С чего начать? Сердце неприятно тянуло, когда Каноко вспоминала, что её брат погиб в заточении Широ. Он бы точно не выжил, не мог, потому что он — хрупкий ребёнок, который бы никогда не перенёс пыток этого ужасного человека. Да и никто не сказал ей, что нашёл кого-то ещё в темнице Ишии. Если бы нашли — задали пару вопросов. И от одиночества хотелось свернуться в позу эмбриона и больше не видеть белый свет. К чему жизнь, в которой нет ни малейшего смысла? Может, кто-то скажет, что она сильная и просто обязана идти вперёд. А вот и нет! Никакая она не сильная. Каноко устала и готова кричать от этого каждую секунду, но не станет, потому что от криков ситуация никогда не изменится: это лишь круги от крошечного камня, брошенного в воду. Не будет лить слёзы, не будет кричать. Тогда почему, прикасаясь к щеке, она ощущает предательскую влагу? Душу словно разрывало на несколько кусков, не давая склеить воедино никакими способами. Она поклялась себе не плакать с той самой ночи, когда Широ Ишии приказал идти за ним. Слезами горю не помочь — от них не станет легче. Не плакать — Каноко вбила себе в голову эту истину как гвоздь, но всё равно стирает отвратительные слёзы с кожи, надеясь, что они остановятся. Разум твердил, что она может вынести любое испытание, а вот сердце отрицало. — Слёзы — это вовсе не слабость, Каноко-сан, — она слишком резко стёрла последнюю каплю, когда услышала голос рядом с собой. — Они — показатель того, что вы жива и всё ещё умеете чувствовать. Анго стоял всё в том же идеальном костюме, который был на нём в их первую встречу. Он казался ей типичным офисным работником, коих по миру было сотни, но Каноко понимала, что первое впечатление всегда обманчиво: Анго Сакагучи хоть не притягивал к себе взгляд, но именно такие люди чаще всего и скрывали самые пыльные скелеты в своём тёмном шкафу. Он выглядел абсолютно обычным, не примечательным, почти серым, но... это и цепляло крайне подозрительную Каноко. Он тоже эспер? Конечно. В ином случае не работал в отделе по делам одарённых. Её глаза сузились, пока Анго знакомым образом поправлял очки. — Пожалуйста, не утешайте меня, Анго-сан, — она стыдливо отвернулась. — Лучше оставьте в покое. Он выдохнул, не послушав её, и присел на лавочку рядом с ней. — Мир — ужасно несправедливое место. Для обычных людей оно кажется просто серым и почти безжизненным, однако я видел и другую его сторону, более пугающую и отвратительную, — его взгляд стал холодным. — Я совершал много ошибок, терял друзей... — на этих словах он помедлил, словно вспомнил что-то действительно печальное, — но вместе с этим я начал понимать человеческую природу чуть лучше. Чтобы помочь человеку, достаточно просто подать ему руку. Он с какой-то заботой протянул ей простой платок из своего пиджака, а ей ничего не оставалось, кроме как принять его. Слёзы всё же перестали течь. — Вы слишком открыты со мной... — Каноко стёрла тканью остатки влаги с кожи. — А ведь знаете меня мало. В чём подвох? — Нет подвоха, — пожал плечами Анго. — У человека должна быть цель, ведь без неё он, вероятно, просто покончит с собой. Знаете, Каноко-сан, в нашу первую встречу вы напомнили мне кое-кого... моего бывшего товарища. Сколько же он совершил зла? Трудно подсчитать, — он посмотрел на небо, — однако он начал заново, и у него даже появилась цель. — И как же так получилось? — Ему протянули руку, — на этих словах Сакагучи чуть улыбнулся. — Я помню, что это был один из самых удивительных людей на моей нескромной памяти. И этот человек стал для него настоящим другом. По правде сказать, я не знаю, что было бы, если бы такой человек не появился в его тёмной жизни. Девушка вытерла влагу с носа, который совсем распух и покраснел. Стало совершенно стыдно. Впрочем, Анго это, кажется, меньше всего смущало. — Почему вы решили, что я похожа на этого человека? — У вас с ним один и тот же взгляд — пустой, — она почему-то дотронулась до собственного глаза. — Каноко-сан, сама судьба решила, что вы должны жить. Мы нашли вас по чистой случайности, когда проверяли базу, заметив только на радаре чужих людей. И хотя вы находились при смерти, врачам не пришлось прилагать огромных усилий, чтобы спасти вас. Вы удивительно крепкая, несмотря на взрыв. Верите или нет, но это знак... знак того, что вы должны жить. Не отказывайтесь от этого шанса, ведь не каждому он выпадает, — произнёс искренне он, и её сердце на этих словах словно пропустило удар. Речь Анго заставила в душе Каноко что-то перевернуться, какое-то непонятное чувство... знакомое, похожее на надежду. Кто-то ей однажды уже говорил нечто подобное, но отвратительная память подводила, не давала вспомнить и части. Нет, она не имеет право унывать и лить слёзы по когда-то утерянной жизни. Она жива — и это главное. Пока она живёт, есть смысл продолжать двигаться. Пускай хотя бы... пускай хотя бы ради себя, ради тех, кого ей уже никогда не удастся увидеть и обнять. Каноко не посмеет разводить сырость, потому что достаточно сильная, чтобы вытерпеть любую горечь и разыскать хоть какую-нибудь информацию о потерянном брате. «Кано, ты всегда должна идти вперёд и смело принимать решения, не взирая на трудности. Защити своего брата!.. Ты старше и сильнее. И что бы не случилось, Кано... мы всегда любили тебя. Живи и люби сама». Она даже не помнит, кто ей это сказал. Как горько. Защитить брата, защита... Каноко должна была защищать Юкиносукэ, потому что она — заботливая старшая сестра, которая по-настоящему любит единственного родного человека. Но жизнь не должна заканчиваться. Каноко обязательно что-нибудь придумает. — Анго-сан, я благодарна вам, — с печальной улыбкой сказала девушка. — Благодарности лишние, — кивнул Сакагучи. — Но изначально я приходил к вам для того, чтобы кое-что отдать. Он из своего портфеля вытащил красную книжку, и Каноко с некоторым трепетом приняла у него из рук эту вещицу. Даже не верилось, если честно. Санкота Танеда не соврал ей. — Саито Каноко? — спросила девушка. — Почему глициния? Запах винограда, запах красоты, до боли знакомый запах. — Мужчины часто говорят женщинам, что их красоту олицетворяет орхидея, — он поймал падающий лепесток сакуры. — Но вам больше подойдёт глициния, Саито-сан. В новую личность верилось меньше всего, будто какая-то её противная, мерзкая часть навеки погребена под слоем забвения, а на месте неё рос новый цветок, более притягательный в своей чистоте. Она сыграла в лотерею, выиграв настоящее сокровище. Ей буквально в руки дали билет в жизнь... Анго всё-таки прав: кому вообще в жизни хоть раз так везло? Каноко даже не осознавала этой удачи, привыкнув всегда проигрывать во всём, но сейчас... сейчас и правда хотелось рассмеяться. — Каноко-сан, когда вы вернётесь к нормальной жизни... — он встал с лавочки. — Пожалуйста, постарайтесь не натворить глупостей. Хотя бы ради собственного блага. — Я похожа на человека, который будет творить глупости? — Вы не понятны, Каноко-сан, — объяснил по-своему Сакагучи. — А всё, что непонятно людям, они или изучают, или уничтожают. На её волосы села бабочка, медленно взмахивая крыльями, пока не застыла в одной позе, так и не отняв крошечных лапок от чёрных прядей. Каноко аккуратно сняла её, словно боялась, что красивые крылья сломаются подобно хрусталю из-за неосторожного действия. Мертва.