Карла Джин хотела было что-то сказать, ещё не зная, что. Но отчего-то смогла лишь беззвучно открыть рот, будто какая-то сила снова сжала её горло. Дыхание перехватило.
Ллувелин повернулся к ней, продолжая идти плечом к плечу, и вдруг подмигнул.
— Просто продолжай идти, милая. Не останавливайся, ты сможешь.
Она хотела ему ответить —
ты мертв, тебя здесь нет, я брежу, но голос отказался слушаться, и вышло лишь судорожно вздохнуть.
— Знаешь, мне все это напоминает тот день, ту ночь, когда всё пошло прахом, — как ни в чем не бывало продолжил её мёртвый муж-предатель, её галлюцинация. — Ночь правда тогда была лунная-лунная. Я бегал от этих придурошных мексиканцев по всей долине, малыш. Они явились подготовленными — тачка с люстрой, стволы. — Голос Ллувелина звучал так знакомо, был таким родным. Карла Джин невольно заслушалась, отвлеклась от тупой ноющей боли в подошвах ног. — Еле-еле к реке прорвался. Чуть не нагнали! У меня не было времени нормально спуститься, пришлось кубарем катиться со склона и сигать скорее в воду. Только и успел, что кошелёк понадёжнее переложить, да сапоги снять и поясом затянуть. Носки оставил, а течение там было такое, что даже не заметил, как их унесло. Потом, как отмели пошли, вылез. Натянул сапоги как были, мокрые и на босу ногу. Те придурки от меня не отставали. Подстрелили, ты ещё потом спрашивала, что с моим плечом. Я от них насилу оторвался, повезло, проглядели меня, когда поднимался от реки. Потом я, конечно, порвал рубаху, — всё равно уже прострелена, — и ноги обмотал, но успел натереть до волдырей. А потом шёл до Лэнгтри. Весь день. Не особо на себя любовался, сама понимаешь, не до того было, но представляю, каким чучелом я к тебе после всего этого заявился.
А Карле Джин и представлять не надо было, она помнила. Взъерошенный, пропылённый, потный, рубашки нет, весь в ссадинах, плечо перевязано кое-как, лицо, руки — всё красное от солнечных ожогов, взгляд блестит как-то по-ненормальному.
И невесело рассмеялась.
— Да уж.
Она не заметила, как Антон впереди сбился с шага, чуть повернул голову, бросая взгляд на свою подопечную.
— Зачем ты это сделал?
— По дурости. Ну, знаешь, делаешь что-то и уже в процессе понимаешь, что ничем хорошим это не кончится, но остановить ничего уже нельзя, только и приходится, что наблюдать за последствиями…
— Ты мог бы обратиться к шерифу.
— Ты тоже, — парировал Ллувелин.
— Я… обратилась, — с запинкой ответила Карла Джин, заново проживая то, что последовало за ее звонком шерифу Беллу.
Поездка с бабушкой на такси в Эль-Пасо, заселение в мотеле, утренний ранний визит Белла, когда она ждала мужа…
— Я не знал этого, — произнес Ллувелин. Помолчал. Паузу заполняли лишь звуки шагов, да далекий гул города. — Наверное, они прослушивали линию. Мексиканцы. Чёрт. Я так мало спал тогда, милая. Котелок совсем не варил.
Она не ответила, чувствуя, как в груди снова начинают закипать слезы. Сморгнула, потянулась к мужу…
Ее рука наткнулась на живое тепло. Образ Ллувелина расстаял, и Карла Джин увидела перед собой каменное лицо Антона.
— Ч-ч-что?
— Ты заснула на ходу и бормотала что-то во сне.
Карла Джин отдернула руку, протерла глаза. Неужели действительно приснилось?
— Антон… А вампиры могут видеть призраков?
— Призраков?
— Призраков. Духов.
Он вздохнул.
— Я никогда не видел. Те сородичи, с которыми случалось общаться, тоже. Хотя может кто-то из них и видел, но мне не рассказывал, разумеется.
— Разумеется?
— «Умеешь считать до десяти — вслух считай до пяти», доводилось слышать?
— А вы очень дружные создания.
— Не более и не менее, чем люди. Так ты увидела кого-то мертвого?
Карла Джин в ответ промычала нечто неразборчивое. Ей совсем не хотелось признаваться в том, что непутевый муж не оставляет ее и после смерти. Особенно Антону.
Дорога, по которой они шли, обросла аккуратными домиками пригорода. Ночь, самый глухой ее час, властвовала и здесь, но все же Антон сбавил шаг, поровнялся со своей подопечной, подставил ей локоть. Вряд ли они, конечно, так походили на задержавшуюся на свидании сладкую парочку, но…
Через пару кварталов им на пути попался протекающий под дорогой ручей, забранный в трубу. Антон потянул Карлу Джин в сторону и вниз, свежая молодая трава приятно захолодила натруженные ноги. Остановившись у русла ручья, он вытащил из кармана носовой платок, наклонился, намочил, развернул Карлу Джин к свету и принялся тереть ей лицо. Потом перешёл к шее и рукам, заставив снять «трофейную» кожанку. Ноги тоже осмотрел и протер от пыли. Карла Джин сносила все молча, изредка вздрагивая от холода и когда Антон задевал поджившие раны и ссадины. События этой ночи утомили ее настолько, что сил возмущаться — или смущаться — у нее не осталось.
Закончив с видимой кожей подопечной, Антон занялся ее платьем. Отряхнул, затер пятна, разглядил складки. То же самое проделал с курткой.
Привел в порядок и себя самого — умылся, основательно протёр платком руки, пучком сорваной травы стёр пыль с низа штанин и с сапог. Потом, под обалделым взглядом Карлы Джин, достал из кармана куртки гребень и карманное зеркальце, расчесал и аккуратно уложил волосы. Повернулся к ней и снова вздохнул.
Она встрепенулась и попыталась расчесать некогда гладкие и блестящие волосы пятерней.
— Для темноты сойдёт.
Карла Джин уставилась на него во все глаза. Он сам-то хоть понял, как плохо прозвучало сказанное? Антон понял её по-своему.
— Я бы предпочёл, чтобы ты пользовалась своей расчёской. Это почти как зубная щётка всё же. Кроме того, твои волосы больше нуждаются не в расчёсывании, а в мытье.
Карла Джин, не зная, как ответить, пропустила между пальцев висящую у лица прядь. Как и всегда, он был прав, и, как и всегда, это было ужасно.
Дальше они проводили свой путь в молчании. Ей не хотелось говорить, разговоры с единственным доступным сейчас собеседником выходили слишком выматывающими, да и сил не хватало на болтовню. Лучше было поразглядывать безжизненные в слишком ранний час улочки и дома с темными окнами. Такая пора, когда даже завзятые полуночники легли спать.
Стало видно, насколько далеко она находится от дома. Растительность, если приглядеться, отличалась. Дома выглядели иначе. Простирающиеся над широкой верандой кровли, укрывшие в тени фасады домов, встречались уже не так часто, как в её родном солнечном Техасе. Ей вдруг стало жаль, что на улице ни души — хотелось посмотреть и на местных людей тоже. А ведь за эти три дня она ни с кем не общалась. Только с Антоном и тем журналистом. А, и ещё с проституткой. Если это можно было назвать общением.
— Долго нам ещё?
Антон посмотрел на часы.
— Часа два, может, два с половиной. Скоро выйдем к шоссе, потом пойдём вдоль него.
— А вообще?
— Что ты имеешь в виду?
— Долго ещё ехать до места, куда ты меня везёшь?
Если она правильно поняла, они сейчас где-то на севере Канзаса или уже в Небраске. Почти центр страны. Если Антон не собирается завезти её куда-нибудь на Аляску или вовсе в Канаду, на самый север, к белым медведям, то им осталось недолго.
— Еще две ночи. Если не будет больше задержек в пути.
— О. Хорошо.
Больше у нее не осталось сил ни на что. Даже яркий образ Ллувелина потускнел и отодвинулся куда-то в глубину памяти, став действительно чём-то похожим на сон. Поднять ногу. Сделать шаг. Повторить. Коттеджи по сторонам сменились невысокими кирпичными зданиями с расписанными граффити стенами. Потом исчезли и они. Небо посерело, зазвучал просыпающийся город. Карла Джин поплотнее прижалась к Антону, сильнее опираясь на его руку. Пытаясь защититься от неминуемого утра.
Когда наконец они вернулись к своему мотелю — кажется, вечность прошла — она этого почти не заметила.
Бросила испорченные туфли у порога. Рядом с ними легла кожанка. Она хотела было сразу направиться к своей кровати, но Антон перехватил её под локоть.
— Не стоит так ложиться, сначала хотя бы умойся. И помой ноги.
Опять он был прав, но было так тяжело, так давил свет, хоть по счастью прямые солнечные лучи до них не доставали, так хотелось спать…
— Пойдём, я помогу.
Он придерживал её за плечи, не давая упасть, пока она сидела на бортике ванны и тёрла голыми руками ступни, а по вытертой эмали растекалась сероватая лужа. Так же, придерживая, помог дойти до кровати.
Сон пришёл тяжёлый, горячий и удушающий, как будто на неё вдруг накинули толстое одеяло и навалили сверху раскалённых камней.
***
Когда Карла Джин проснулась, до вечера было ещё далеко. Сквозь задёрнутые шторы было видно, как наискось ложатся солнечные лучи. Антона в комнате не было, но в ванной шумела вода.
Опять вернулось то мерзкое чувство из позавчерашнего утра — нервозность, слабость, тянущие боли в мышцах и ощущение, что язык с гортанью совершенно пересохли и опухли. И, когда она села, закружилась голова.
Щёлкнула, открываясь, дверь. Антон появился из ванной в чем-то вроде пижамы — легкая футболка, штаны навроде спортивных. Все светлых тонов, даже на вид уютное и мягкое.
— Я… Кажется, у меня опять… — Карла Джин сама поразилась хрипоте своего голоса.
Антон остановился у двери ванной, задумчиво вымакивая свои длинные темные волосы маленьким полотенцем.
— Еще бы. После того, как ты вчера подставилась под нож.
— И мне что делать?
— Раз ты проснулась так рано, можно выехать пораньше. Тогда успеем добраться до следующего города к вечеру. Там и поешь.
Как он всё-таки может говорить об этом так просто?
— Что, ещё одна какая-нибудь… Уличная девица?
— Это ты уже сама выберешь.
— То есть? — Карла Джин опешила.
— Тебе уже пора делать первые самостоятельные шаги. Выбирать жертву. Составлять план. Конечно, я подстрахую тебя.
Она снова откинулась назад, бессмысленно уставившись в потолок. Мысли перетекали одна в другую, голодное возбуждение боролось со страхом.
— То есть… я могу выбрать кого угодно? Молодого служащего, чопорного отца семейства, школьницу…
— Не увлекайся.
— Что?
— Во-первых, не ко всякому человеку ты сможешь найти подход. Это надо научиться чувствовать. Во-вторых, не всякий тебе сейчас по зубам, уж прости за каламбур.
Карла Джин провела языком по сухим зубам и задумалась. Она может выбирать… Пожалуй, впервые в жизни ей
разрешили сделать выбор посерьезнее выбора платья в кино.
Она может выбирать… Может выбрать человека, который послужит ей пищей. Может выбрать, как именно она будет его обрабатывать.
(
Соблазнять, — пора уже назвать вещи своими именами!).
Думать об этом было… заманчиво.
Антон разрушил ее грезы, велев пойти в ванную и заняться собой и своей одеждой.
Отмывала с себя грязь прошедших суток она тщательно. Немного волновалась и жалела, что Антон не положил в сумку с её вещами косметику и духи… хотя бы что-то одно. Так же тщательно она подошла и к выбору одежды. Не то чтобы этот выбор был богатым: единственное оставшееся чистым платье (вчерашнее она застирала в раковине), джинсы, пара футболок, кофта на пуговицах и рубашка.
Она представляла себя в этой одежде и думала, какое впечатление произведёт на людей, если наденет тот или другой наряд. Кого будут видеть на её месте: беспечную автостопщицу, старшеклассницу, девушку в беде, скромную серую мышь?
Карла Джин остановилась на джинсах и кофте. Более соответствующая погоде одежда. Заметный вырез. Футболку под низ можно не надевать, только лифчик. Облачившись, она внимательно рассмотрела себя в зеркале над раковиной, пару раз даже встав на цыпочки. Почти хороша. Скулы и ключицы уже не так торчат, как когда она увидела себя в зеркале в первый раз после
смерти похищения, синяки вокруг глаз стали меньше, а цвет кожи — здоровее. Жаль, что любимый кулон-бабочка скорее всего остался в больнице, он бы неплохо украсил шею и грудь.
Когда она наконец вышла из ванной, Антон долго и внимательно посмотрел на неё, но ничего не сказал. Он уже переоделся из «домашнего» в привычные рубашку и брюки. Полулежал на заправленной кровати и, видимо, ждал её. В ногах — собранная сумка, у кровати — сапоги.
— Если ты закончила, собирайся. Я хочу заехать перекусить.
— Закусить?
— Не в этом смысле. — Он дёрнул ртом в подобии улыбки.
«А, ведь он говорил что-то про еду помимо крови. Про… детское питание? Не-ет. Надеюсь, обойдётся без этого».
Собираться долго не пришлось, было бы что собирать. Всего-то хлопот, что повесить сушить платье и полотенце — Антон сказал, что время освободить номер ещё не подошло, и они сюда вернутся.
— Подойди сюда, — вдруг негромко окликнул он, и когда она подошла, достал что-то из кармана куртки и протянул. Это были солнцезащитные очки.
— Надень их. И опробуй. Если не подойдут, можно купить с более тёмными стёклами.
Карла Джин послушалась. Комната сразу же потонула во мраке, только резко выделялись пятна солнечного света на не слишком плотных шторах. Подошла к окну, осторожно отогнула край шторы и выглянула на улицу. Почти как прошедшим вечером. Как же давно это было…
Смотреть на ясный день через очки было… Приемлемо. Можно было даже разглядывать окружение, а не довольствоваться нечёткими тёмными пятнами среди нестерпимого свечения.
Вот ветерок гонит по асфальту упаковку из-под сигарет. Вот мужчина стоит на балконе второго этажа, в руке бутылка, не то пива, не то газировки — рука закрыла этикетку. Вот, пошатываясь, спускается с того же второго этажа женщина. В обеих руках — по небольшому чемодану. Подошла к одной из припаркованных машин, поставила чемоданы на землю, открыла багажник. Что-то в её внешности зацепило Карлу Джин, и она продолжила смотреть. Не отрываясь.
Женщина уложила вещи и подняла руку, чтобы закрыть крышку багажника. Ага. Вот оно. Синяки на внутренней стороне рук. Много. На запястьях, предплечьях, и особенно сильные — на сгибах локтей.
Карла Джин поймала себя на том, что снова не контролирует дыхание. На этот раз она пыхтела, как паровоз.
Антон услышал, вдруг оказался рядом.
— Тебе плохо?
— Ты… Ты… Ты…
Он тоже выглянул из окна, увидел женщину, протянул «А-а-а», задернул штору. За руку отвел Карлу Джин вглубь комнаты, усадил в кресло. Встал рядом, нависая.
— Не вижу причин так расстраиваться.
Карла Джин сдернула с себя очки.
— Расстраиваться? Тебе показалось. Не хватало мне расстраиваться из-за всякого...
— Я снова не понимаю тебя, — сказал Антон со вздохом.
— Какой кошмар, — зло фыркнула она в ответ. И едва слышно добавила: — Ничем вы на самом деле не отличаетесь.
— Мне казалось, ты не слишком сентиментальна. Стремление броситься грудью на всю несправедливость мира, и всё в таком духе, это не про тебя. — Он отвернулся, неопределённо махнул рукой. — В нашем мире сильный кормится за счёт слабых, и я считал, ты приняла эту истину ещё позапрошлой ночью.
— Как будто у меня был выбор! — сердито воскликнула Карла Джин. — И мы не обо мне начинали говорить.
— Выбор всегда существует. Просто не все варианты легко принять.
Антон сел на кровать почти напротив неё и продолжил говорить:
— И разве наше положение в этой ситуации как-то отличалось? Я нуждался в пище, ты нуждалась в пище. И мы оба воспользовались случайными людьми, чтобы удовлетворить эту нужду.
— Складно говоришь, ничего не скажешь, — буркнула Карла Джин.
— Спасибо, — ответил он ей без тени иронии.
Да, он говорил так складно, спокойно, уверенно, что почти убедил её — она вспылила из-за совершенной ерунды, совсем того не стоившей. Но раздражение не исчезло совсем, притаилось где-то внутри.
После внезапной словесной перепалки из номера они выскочили, как пробка из бутылки. Сели в машину и поехали. Всё молча, конечно, и на счастье, та женщина уже успела уехать.
Антон некоторое время ездил по нешироким улицам в центре, будто искал какое-то конкретное место. И вскорости нашёл.
Это был небольшой ресторанчик, куда по видимости ходили местные — вывеска в глаза не бросалась. Зачем-то пояснил:
— Я нашёл его вчера, по запаху.
Карла Джин кивнула в ответ и последовала за ним на подрагивающих ногах. Какая всё же гадкая штука эта жажда.
Меню им принесли обоим, но Карла Джин своё только пролистала, даже не пытаясь что-то в нём прочесть. Она не очень хорошо понимала, зачем они вообще здесь, ведь им на самом деле было нужно совсем иное. Жажда мешала, хотелось не то вскочить с места и как-то действовать, не то свернуться в клубок и не двигаться. Антон, напротив, изучал свой экземпляр внимательно. Сам, даже для приличия не посоветовавшись с ней, сделал заказ.
Спустя несколько минут перед ней очутился стакан с соком. Яблочным. Свежевыжатым.
— Пей понемногу. Чтобы не было, как в тот раз.
Карла Джин с сомнением уставилась на стоящую перед ней посуду с торчащей яркой пластиковой трубочкой. Ощущение горячей, живой крови во рту всплыло в памяти ярко, будто взаправду. Сок после такого не привлекал вовсе. Хотя это тоже жидкость, может, от него ей полегчает.
Она всё же сделала пару маленьких глотков, без затей поймав трубочку губами — не хотелось уронить и разлить. Это было... вкусно. Просто вкусно, без всяких сверхъестественных спецэффектов, кроме разве что едва заметного пощипывания во рту. Как будто ела что-то острое или кислое.
Приложившись к напитку ещё раз, она откинулась на спинку стула и прислушалась к своим ощущениям. На этот раз стакан она держала в руке, и не выронила, только сок чуть не плескался. Хуже не стало, лучше, в прочем, тоже, жажда всё так же мучила, но слабость как будто начала уходить.
Когда официантка принесла остальную часть заказа, Карла Джин успела ополовинить свой стакан, блуждая глазами по людям вокруг и старательно не глядя на Антона, что нет-нет да бросал на неё короткие взгляды, изучающие и будто даже недоверчивые.
Перед ней возникла тарелка с салатом. Очень много зелени, крохотные помидорки. Перед Антоном — тушёное мясо с какими-то овощами и картофельное пюре. Пахло просто божественно.
Заметив, каким голодным взглядом она проводила его блюдо, он без лишних слов поменялся с ней тарелками.
— Только мясо не ешь. Тебе ещё рано. И не переедай. Если что, я доем или попрошу завернуть с собой.
Карла Джин кивнула в ответ и взялась за вилку.
Следующие несколько минут они не торопясь трапезничали, не делая попыток завязать разговор. Она уткнулась взглядом в тарелку и голову лишний раз не поднимала, Антон, насколько ей было видно, тоже от еды не отвлекался.
К моменту, когда Карла Джин почувствовала, что с неё пока хватит, она успела съесть едва ли половину порции. Отставила тарелку в сторону, взяла стакан с соком и задумчиво в него поглядела. Руки уже не тряслись. Слабость уменьшилась. Сухость во рту теперь хотя бы можно игнорировать. От самой обычной,
нормальной еды у неё действительно прибавлялось сил, и это было очень хорошей новостью. Может, ей удастся избежать повторения этих ужасных приступов.
Впрочем, у всего своя цена. Когда ей стало лучше, в голове завертелись десятки мыслей, одна другой неприятнее.
О сокрушительно провалившейся попытке побега. О первых убитых на её совести
или всё же не на её? О том, каково это было, доверившись неясному полу-знаку, полу-намёку соскользнуть шеей по лезвию, в какой-то момент падая на него всем весом. О муже, что был не то галлюцинацией, не то неупокоенным духом, и неясно, что из этого хуже. О необходимости отказаться от собственного имени.
Это было неприятно. Чтобы отвлечься, Карла Джин начала прокручивать в голове всю дорогу от сожженого фургона и до мотеля, старательно восстанавливая череду событий и виденных образов, заполняя белые пятна памяти. И это натолкнуло её на мысль.
Она медленно провела пальцем по оправе подаренных очков, лежащих на столе чуть в стороне.
— Ты ведь не мог купить их сегодня, правильно? Ты отправился спать почти одновременно со мной и встал незадолго до меня. — Она не была уверена точно, но в её полусонном-полубредовом состоянии она бы, наверное, услышала, как открывается и закрывается дверь.
— К чему это ты?
— Ты купил их вчера днём. Или вечером. Когда не был занят своими...
череда наливающихся лиловым округлых пятен на неровно загоревшей коже поверх выступающих сухожилий на запястьях
...делами. А отдал только сейчас. Ты не заходил в номер и не оставлял их, они были у тебя с собой. Так ведь?
— Допустим.
— Почему ты их не отдал мне сегодня утром, пока мы шли под солнцем? Это что, такая типа месть? — Карла Джин наконец подняла взгляд с очков на Антона. Она не могла читать его эмоций, если они вообще были, но сейчас казалось, что вроде бы пустое, как обычно, лицо отобразило тень усмешки.
— Месть? Какие громкие слова ты выбираешь. Пафосные даже, можно сказать. — Он поменял их тарелки местами снова. — Поешь ещё салат, тебе нужно привыкать к растительной пище.
— Может, ты не будешь уходить от ответа так очевидно?
Антон откинулся на спинку стула, вздохнул и всё-таки соизволил ответить:
— Да, я специально придержал их у себя. Мне нужно было, чтобы ты как можно сильней вымоталась и больше не дурила. Этот ответ тебя устроит?
Чего-то такого она и ожидала. Но всё равно на душе сделалось скверно. Несмотря на это, ответить ему Карла Джин постаралась спокойно:
— Вполне. Знаешь... — Она вздохнула, собираясь с мыслями и решимостью. — Не надо меня совсем уж за дуру держать. Я ничего не знаю о твоём мире, прожила немного, и образованной меня не назвать, но хоть что-то да соображаю. Я вижу, когда ты отмахиваешься от меня. Пожалуйста, будь со мной честен.
— Я честен с тобой. Просто не вижу смысла в некоторых разговорах.
— Этот разговор — о твоём ко мне отношении. Почему он бессмысленный?
— Потому что мы не получим от него никакой пользы. Ты расстроишься, я потеряю время, и всё. И никакой новой информации. Скажешь, нет?
— Скажу. Мне спокойнее, когда твои мотивы для меня понятны. А не загадочны, как обычно.
— Я подумаю над этим.
— Подумаю... Это ты меня сейчас так вежливо отбрил?
— Я сказал именно то, что хотел сказать.
Карла Джин вздохнула снова и прикрыла глаза.
— Пойми правильно... У меня немного оснований тебе доверять. Не доверять — куда больше. Надеюсь, мои слова тебя не... задели.
— Почему это должно меня задеть? — Голос Антона звучал более задумчиво, чем раньше. — Твой скептицизм в дальнейшем будет скорее полезен, чем нет. Но верить
мне ты должна привыкнуть. В некоторых ситуациях у меня просто не будет времени разъяснять свои указания.
— Почти как в армии, — слабо фыркнула она.
— Если тебе так угодно. Ты больше не будешь салат?
***
Всё время, пока они ехали до мотеля, Карла Джин провела, откинувшись на спинку сиденья и закрыв глаза. Она размышляла о доверии. О вчерашнем. Безропотное следование за Антоном в избавлении от тел и улик можно было бы списать на шок, но то, как она прыгнула на лезвие...
Да и последующее приняла на удивление спокойно. Как ей самой казалось, она слишком мало сокрушалась о четырёх загубленных жизнях, и это пугало.
Может ли вампир использовать... Как его? Месмеризм? Да. Может ли вампир использовать месмеризм на своём порождении?
Они спокойно, не торопясь, собрали вещи, погрузили в машину. Антон сдал ключи, сел за руль.
— Сменишь меня к закату. А пока можешь подремать. Советую тебе это сделать, с охотой у тебя может и не появиться такой возможности до следующих суток.
Ну и зачем он это сказал?! Весь сон как рукой!
Карла Джин вертелась на заднем сиденье, мучаясь больше даже не от жажды, а от тревоги при мыслях об её утолении. Но всё же уснула.
Проснулась, когда небо уже начало светиться розовым. Антон её разбудил. Села за руль без особых разговоров. В новый лежащий на пути город они въехали, когда наступил поздний вечер, а синее сумеречное свечение давно погасло.
Наступила ночь. Время тёмных кровопьющих созданий. Её время — жажда не позволяла забыть, что она теперь такое. И заставляла прошлое — даже Ллувелина, который, как оказалось, не вполне в нём остался — казаться чем-то невообразимо далёким и совершенно неважным.
