Звонок из тьмы

Блуждая в очередной раз по воспоминаниям Винсента путники набрели на наркологическую клинику. В холле они заметили ячейки для писем у стойки для регистрации и там лежало единственное письмо которое судя по всему являлось нужной вещью. — Письмо? Оно от его родителей и кажется оно было не одно. Пациентам не дают письма? Тнеснив вгляделся в небольшой клочок бумаги со штампом клиники, и что-то его сильно в нем заинтересовало, он чуть склонил голову набок и стал переводить взгляд с почерка на стенку над бумагами. В письме было пожелания скорейшего выздоровления от матери Винсента которая очень трогательно обращается с ним. Они нашли номер палаты Винсента по номеру ячейки и там лежало много окровавленных простыней и бинтов, а также некая белая коробка, похожая на аквариум. На постели лежал силуэт Винсента корчащийся в агонии держась за потемневшую ногу покрытую язвами и ссадинами. Его руки были сжаты в кулаки и направлены вверх к потолку, а когда он издал дикий крик, глаза закатились и из-за чего его лицо казалось гримасой боли и страха, он повалился на бок и затих. Очевидно у него начиналась гангрена и его пытались спасти. Тнеснив про себя читал записки, что были на коробке, главным в них было следующее: «Инфекция полученная в результате введения наркотического вещества «Дезоморфина» сопровождающаяся рвотой и диареей так же отягощающаяся высокой температурой и общими симптомами интоксикации. Все попытки и действия реанимационных бригад результата не принесли и состояние остаётся критическим» и в конце, казалось, размытый файл напоминающий рентгенографический снимок. — Бедолага, — проговорил Тнеснив. — Кажется, я знаю, что с ним произошло, но не буду делать поспешных выводов. Скотт? Мы можем идти домой. Ты в норме? Скотт, издав какой-то шипящий звук, кивнул. Отодвинув простыни палкой он узрел довольно пугающую картину. В простыни была завернута отрубленная нога трупа, уже подвергшаяся процессу разложения. Это зрелище привело его в ужас, и он был на грани нервного срыва. То же самое, видимо, было и с Тнеснивом, потому что он не говоря ни слова, помог Скотту подняться и они вышли из астрала. «Сколько дерьма он перетерпел? И зачем только я вмешался? Двадцать семь лет… Такой молодой. И за что? Ещё совсем мальчишка» — размышлял Скотт, когда они подошли к его дому. Он проснулся и вновь, услышал как отец с кем то разговаривает тут же спустившись вниз. Джон спокойно собирал поливную систему для сада пока Винсент дремал у него на коленях. Скотт с удивлением уставился на него, пока его мозг осторожно нащупывал причину такой реакции. — Ну и наглец! Отец ты зачем его пригрел? Он сейчас у нас поселится и выест нам все нервы! Подъём! Винсент открыл глаза, спустил ноги на пол и посмотрел на Джона, затем на Скотта. Увидев его реакцию, он издал какой-то нечленораздельный звук и провел рукой по лицу. Джон медленно кивнул, давая понять, что инцидент исчерпан и больше он не повторится. — Ну он выглядел сонным, и я решил что пусть поспит пока ждёт тебя. Не будить же мне его когда он так сладко спит тем более он такой окоченевший. И где только так замёрзнуть можно? Винсент скорчил рожу и подмигнул Скотту, отчего тот вдруг почувствовал неловкость. — Только не корми его, а то присосётся и не отцепишь. Я один раз уже так просчитался, еле удалось избавиться. Винсент тем временем полез в нагрудный карман своей куртки и вытащил упаковку чипсов. — Не избавился, — буркнул зомби, — и не мечтай что избавишься! Вот как приберу к рукам этот город, так и отцеплюсь. Скотт вздохнул и поглядел на Винсента исподлобья. У него было к нему много вопросов, но тратить время на пустые разговоры он не хотел и мысленно обругал себя за болтливость. Потом, улучив момент когда Винсент перестал изображать недовольство, он мягко приобнял его и уложил себе на колени. Винсент недовольно дёрнулся и попытался подняться. Но Скотт крепко прижал его к себе, устроив голову Винсента на своих коленях, и прошептал ему на ухо несколько слов, от которых тот сразу же обмяк. Джон с интересом наблюдал за разворачивающимися событиями и хитро улыбался. Воспользовавшись паузой, он кашлянул. Винсент тут же открыл глаза и стал подниматься с коленей, а Скотт снизу ударил его ладонью по плечу и уложил обратно. — Скотт ты совсем не скрываешь того что являешься тем ещё грубияном. Ну будь ты поласковее с другом, а то переломаешь ему все рёбра! С таким грубияном и поссориться недолго! Скотт на слова отца пожал плечами и отвёл взгляд в сторону. — Я не сильно бью так что все кости в целости останутся, если он будет хорошо себя вести. Или, по-вашему, я должен его лупить? Тогда зачем я его тогда вообще держу? Ну хорошо, если ты против, я отошлю его сейчас домой. Винсент молчал, словно обдумывая услышанное, и почему-то отрицательно качал головой. Скотт дёрнул его за волосы и приказал. — Вставай и пойдём! Нам нужно подготовить тебя к выступлению ну и помассажировать тебя нужно. Шея болит? Напомни мне помассировать твои кисти рук и уши, а то у тебя такой мрачный вид что я начинаю жалеть что взял тебя с собой. Покормить тебя или сам? Нужно будет ещё позаботиться о коже твоего лица. Винсент поднялся на ноги и зевая потянулся. Скотт взял его за плечо и повёл в сторону выхода. Джон даже удивился что его деликатный и воспитанный сын может быть порой таким сложным и дерзким парнем, как было видно по его гневным репликам. Хотя были ли это гневные реплики — судить было трудно, поскольку если честно, за все годы, которые Джон знал Скотта, он не мог сказать наверняка по нему действительно ли Скотт был зол или просто вредничает. Его непредсказуемость приводила в ужас, но удивляло другое, за те дни, что они провели вместе, Джон почти не слышал от него грубости или хамства. Ему всегда казалось что этот спокойный рассудительный, немногословный молодой человек наделен какой-то невообразимой внутренней силой. Винсент же видел в этом некоторые садистские наклонности своего приятеля, но старался с ними бороться, не показывая виду — ведь у Скотта никогда не было близких отношений с кем-либо и он просто не мог знать о своих предпочтениях. Резкость в высказываниях пересекающаяся с заботой и лаской, иногда выходившая наружу и настораживала больше всего, потому что не была вызвана ничем таким, что можно было бы объяснить. С самой юности Скотту нравилось доминировать, и в этом не было ничего плохого, но теперь, когда он, наконец, нашел единственного человека который относился к нему с уважением и готовностью подчиняться, все это вызывало у него некоторое чувство дискомфорта. Так или иначе, к Винсенту Скотт относился хорошо, это было очевидно, но дело было в другом, а именно в том, что Винсент не знал, как реагировать на такую своеобразную заботу. Ему не стоило труда разгадать таинственную натуру приятеля, но ему также не стоило труда допустить, что Скотт не намерен был открыть ему ничего такого, что не позволил бы себе сделать сам, а иначе почему он считает нужным заигрывать с ним? Если он думал, что сможет обмануть Винсента, то он глубоко ошибался. Кроме того, Скотт видел в Винсенте нечто большее, чем легкомысленного соученика, что не мешало тому иногда воспринимать его всерьез. «Я позабочусь о тебе, но так, чтобы ты этого не заметил. Я буду помогать тебе, я буду внимательно следить за тобой, буду делать вид, что играю на твоей стороне. Только не говори никому ни слова, чтобы не вызывать ненужных вопросов» — говорил Скотт в ответ на его осторожные вопросы. Винсент же наслаждался аккуратными движениями рук своего друга, ему нравился ухоженный вид его пальцев, четко заострившееся лицо, неторопливые жесты, всегда предшествовавшие тому, что он собирался сделать. Это были самые лучшие, самые нежные, самые ласковые прикосновения, которые он когда-либо ощущал в своей жизни. — Ради всего в этом мире только не останавливайся мой друг, — шептал Винсент, — я хочу этого так сильно, что не способен больше терпеть. Не останавливайся, прошу тебя… Скотт остановил свои ласки, оставив на коже Винсента лишь след от крема. — Разумеется! Кто же ещё разомнёт твои косточки в погоне за удовольствием. Ещё и словами такими выговорился! Винсенту немного прилетело по загривку, но он так и не смог понять за что: за то, что он отказался признаться, или за то, что перешёл в наступление.