Как родилось добро.

      На очередном собрании стран ООН встал и сообщил страшную новость. — Корейская Империя был найден мёртвым в своём доме. Это точно убийство. Он развёлся с ЯИ пару лет назад и ей теперь грозит большой срок, поскольку все подозрения против нее. КНДР и Корея остались без отца. Кто готов взять их? КНДР тут же подлетел к Союзу. — Я только к товарищу главному коммунисту пойду! - крикнул он. — Малыш, у меня своих детей 15 и Германия ещё. КНДР поджал губы и опустил уши. — Ну, ладно. Не отправлять же тебя в детдом, Куан. Пойдём со мной. Кореец тут же вытянулся по стойке "смирно". — Так точно, товарищ СССР! Японская империя в тот же день отправилась за решётку. Но, увы, на этом печальные новости не закончились. Едва СССР вернулся домой с собрания, как ему позвонили из больницы и сообщили, что Китайская Республика только что скончался. Владимир был разбит. Он был последним его другом: двое братьев Союза пропали без вести, другой отправился в тюрьму; Чехословакия и Югославия были арестованы и также оказались в тюрьме. Про Рейха Владимир вообще не хотел отныне вспоминать... Он в тот же день пришёл в похоронное бюро, где всё ещё находился Чао, чтобы в последний раз увидеть его. Республика лежал неподвижно и казалось, что он просто спит и скоро проснётся. Но ужасные раны по всему его телу говорили об обратном... Начинался май, близилось 14 число. — У страны должен быть наставник. - сообщил ООН на очередном собрании стран. - он должен обучить её политической жизни. Обычно этим занимаются родители... - он вздохнул. - Кто возьмёт сиротку под свое крыло? — Я. - СССР поднялся. - если крошка согласится, то я готов воспитать его сильной державой, которую будут уважать и бояться. — Позвольте мне тоже приложить к этому свою руку. - Югославия подскочил и отдал честь. ООН имел право вызывать их даже из тюрьмы. - Я могу обучить мальца тому, как строить отношения с другими странами. Я готов посвятить себя этому делу. — И меня возьмите! - вторил Чехословакия, - я научу его правильно строить внутреннию политику! — Научат они, ага. - хмыкнул Великобритания. - я был величайшей империей, я один со всем этим управлюсь, если кроха пойдёт ко мне. — Ты не позволил моим беженцам из Германии скрыться на Земле Обетованне и в итоге многие из них погибли. - отрезал Израиль, - И где гарантия, что не превратишь меня в свою колонию? — Я его научу... - начал США. — Ты спонсировал нацистов! - тоненьким голоском взвизгнул Израиль, - И вообще, эти ваши "Европы" за всю свою историю не принесли моим людям ничего хорошего, а только боль, притеснения, гонения, страдания и рабство! Дядя СССР, - он повернулся, - я согласен обучаться у вас и только у вас! Союз взял его на руки. Маленькой еврейской стране дали имя Израиль. Так странам было бы проще, чем каждый раз проговоривать "Исраэль". — Итак. - ООН разложил карту Ближнего Востока, а, вернее, территории новой страны. - Начинаются самые торжественные и волнительные этапы создания страны — ритуалы. Исраэль, подойди ко мне, пожалуйста. Давид приблизился, Орест поднял его на руки. — Товарищ СССР, коли вы наставник, разуйте его. И носочки тоже снимите. Израиль дернулся. — Не бойся, малыш. - ООН улыбнулся, - Обычно этот ритуал совершает родитель страны, но, поскольку... - он вздохнул, - вы понимаете... это сделаете вы, как наставник. Орест передал Владимиру Давида. — Я должен это снять! - впервые Сергей нарушил приказ стоять молча до конца собрания. Он выхватил камеру и настроил фокус на Союза. Социалист подошёл к столу, его колени слегка дрожали. Он осторожно поставил Израиля на карту и отошёл в сторону. Нарисованные маркером границы вспыхнули ярким светом, а когда тот расеялся, стали выглядеть так, словно всегда были на этой карте. Территория внутри этих границ тоже засветилась и свет оплел ноги Израиля. — Теперь эта территория официально принадлежит тебе. - сказал ООН, когда свет рассеялся. - На политической карте мира... - тут он заметил камеру у Сергея. - Агент Алексеев! — Так точно! - тот выключил камеру и вытянулся по стойке "смирно". — Под трибунал пойдёте за непослушание! Чтоб больше я такой самоволки не видел! — Слушаюсь! — Разрешите вставить слово, агент Орест? - спросил Пауль, когда страны покинули зал. — Что? — Меня просили передать вам, что вам грозит исключение из Штаба или разжалование. — С чего вдруг? — Стало известно, что во время Нюрнбергского трибунала вы смели поднять руку на человека. — Да... — Вы не имели права применять насильственные действия, которые понесли за собой травму, а также использовать на населении планеты Земля мощную магию. ООН, свалился на свое место... Смерть Чао сблизила Китая и Союза. Сию стал чаще приходить к нему в гости и очень сдружился с Россией, который окрестил его просто "Саней". Но больше всего азиата понял Израиль. На вопросы Китая, почему он так точно описывает его чувства, Давид отвечал: — Потому что я знаю, какого это: потерять отца... К 14 мая позвали евреев, лечившихся в госпиталях и санаториях Москвы. Идти позволили только тем, чьё здоровье было в более благоприятном состоянии, доя остальных наладили трансляцию, как и тем, кто находился в других городах. Все три года силы страны и мира были направлены на восстановление разрухи и строительство новых госпиталей и санаториев, чтобы вместить всех искалеченых, измученных войной людей. В связи с этим стало распространяться волонтерское движение. Дети и взрослые приходили в госпиталя и санатории, помогали персоналу, общались и работали с людьми, лежавшими там. И это пошло им на пользу — у многих пациентов, с которыми общались и работали волонтеры, в частности дети, были отмечены улучшения здоровья. С тех пор волонтерство стало всячески поощряться. Добровольцев кормили вместе с персоналом им позволяли приносить с собой различные вещи для работы и еду, позволяли кормить лежавших в санаториях, с условием, что еда будет проверяться на наличие чего-то, что явно не стоит давать больным людям. Волонтёров зачисляли, как персонал, и выдавали униформу. Но вскоре в Советском Союзе сформировалась организация "Подари жизнь". В неё вошли волонтёры, которые работали в санаториях и госпиталях. Их жизнь, в принципе, не поменялась, только теперь они носили футболки, кепки и сумки с логотипом организации. В госпиталях на хватало врачей и туда сгребали всех, у кого было медицинское образование и кто был в относительно здоровом состоянии. Среди них были добровольцы из других стран, ветераны войны и бывшие заключённые нацистских лагерей. Им провели "курс молодого бойца" и послали на "госпитальный фронт". Наступило 14 мая, пятое ияна по еврейскому календарю. Под мавзолеем собрались люди, желавшие посмотреть на ритуал. На самой трибуне стояли СССР в компании "вождя народов". Пауль стоял поодаль, как опекун, а ООН возился с Израилем где-то посередине. Наконец было объявлено начало. Орест нанёс специальной краской голубого цвета две полосы сверху и снизу звезды на лице Израиля и обвел эту самую звезду, а белой заполнил остальное пространстно на лице. Позже он осторожно закрепил краску особым порошком, чтобы не смылась — дунул на коробочку с ним, чтобы слой порошка покрыл лицо равномерно. Давид чихнул. Отложив свои инструменты, Орест дёрнул Союза за подол одежды. Тот подошёл, поднял Израиля на руки, аккуратно прижимая к себе, как младенца, и пошёл к самому краю трибуны. Там он перехватил еврея под мышки, развернул лицом к площади и поднял к небу. Толпа взорвалась криком радости. Израиль боязливо поджал хвост, оглядывая собравшихся. Среди всех он узнал и представителей СВОЕГО народа. Они стояли, искалеченые, в больничных рубашках, многие утирали руками слёзы, но каждый из них смотрел на свою страну, не веря, что это на самом деле происходит. Израиль улыбнулся им — измученным, болезненно худым, уставшим от пережитых ужасов — и они улыбнулись ему. Несколько людей подошли в центр площади и сбились в толпу. Между ними мелькнуло что-то яркое и через пару секунд они развернули ткань. На ней, как на плакате, были изображены СССР, ведущий за руку Израиля, следом за которым шагали люди, и надпись: "Наставник, в решеньях будь мудр и твёрд — ведь за тобой пойдёт и страна и народ." А вечером был концерт, куда работники санаториев привели лежавших там евреев. Для начала упомянули победу, затем выразили благодарность Сталину... Но тут на сцену вышел Сергей Алексеев. — Вечером на нас находит грусть Порой, порой. Сердце ноет, сердце просится Домой, домой. Взвоет ветер над бараками, БМП нам лязгнет траками: "Домой! Домой, пора домой!"... За ним, на дальней стене сцены, развернули большой флаг Израиля и зал взорвался криком радости. Давида спустили на качельке, привязанной к балке на потолке, и вдруг, стоило только Сергею убраться со сцены, Израиль того, кого ожидал увидеть меньше всех. — Сегодня к нам, вместе со священной землёй предков, возвращается нечто большее — наша Родина. На сцене стоял Хазарский каганат, но Израиль не узнавал его. У него дрожали колени, рядом с ним стояла девушка, немка с виду, державшая костыли, на один из которых он опирался свободной рукой — другой он держал микрофон. Половина его лица была перевязана, вместе с лисьим ухом и частью рта, а потому символов на флаге попросту на было видно, только голубой фон. Когда-то чисто чёрные волосы, сейчас белели проседью на висках и чёлке. — Третьи сутки без сна, Но теперь лишь вперёд! Наступает моя весна, Пусть весь мир подождёт! - начал он, его голос звучал немного хрипло. — Сотни лет, долгих лет Бились мы на краю. А теперь вижу белый свет, Слышу поступь твою! Моя Родина возвращается! Возвращается моя Родина! Моя Родина возвращается! Возвращается моя Родина! В сердце слёз не тая, Злые чары сниму! Станет светлой земля моя, А не в чёрном дыму. - кананат развернулся к качельке на которой сидел Израиль. Он отстранился от костыля, протянул ему открытую ладонь, взяв микрофон в ту руку, которой опирался на костыль и Израиль увидел, как сильно закачался его двоюродный брат. — Ты улыбку пошли Для своих сыновей... - тут Израиль осторожно улыбнулся, обнажив белые зубки. — Ты прости, мы не все дошли До победных огней. - каганат с горечью отвернулся, резко опустив руку, почти махнув ею. — Моя Родина возвращается! Возвращается моя Родина! Моя Родина возвращается! Возвращается моя Родина! Тут Хазарский каганат немного наклонился вперёд и сорвал с себя повязку, обнажая изуродаванное лицо. Глаз отсутствовал, лицо покрывали ужасные раны и язвы, символы были словно вырезаны по контуру, а от уголков губ к скулам шёл жуткого вида шрам. — Вот он я, смотри! Шрамы на лице моём сотри! Вот мой щит и меч! Я иду, чтоб жизнь твою сберечь! Моя Родина возвращается. Возвращается... Моя Родина... Возвращается. - по его щеке текла слеза. - Моя Родина возвращается! Возвращается моя Родина! Моя Родина возвращается! Возвращается моя Родина! После этого он исполнил ещё одну песню: — Сколько трасс и дорог, Сколько песен и строк, Сколько лиц, Сколько слов чужих. То печаль, то восторг, запад, юг и восток, Но со мной Запах губ твоих. Где бы я ни бывал Был то пан, то пропал То взлетал, То слетал с небес, То молчал, то кричал, Но всегда был причал, На который Спешил к тебе, Мой огонь, мой маяк в судьбе. Я возвращаюсь домой, Возвращаюсь домой — Где нет тысячи слов, Есть любовь И звезда в окне; Я возвращаюсь домой, Возвращаюсь домой — Километры круша, Даже если душа В огне. Этажи-миражи, Так устроена жизнь — Через стенку Добро и зло. Ледяным станет трон, Если твой телефон Промолчит, Не согрев теплом. Не ответит никто, Что же будет потом, Может, Всё превратится в дым… Только я не боюсь, Потому что вернусь В мир, Где примут меня любым! В мир, где можно побыть Простым. Я возвращаюсь домой, Возвращаюсь домой — Где нет тысячи слов, Есть любовь И звезда в окне; Я возвращаюсь домой, Возвращаюсь домой — Километры круша, Даже если душа В огне. Я возвращаюсь домой. Я возвращаюсь домой. - под конец Хазарский каганат с некой ноткой грусти и тепла произнес то заветное слово. — Домой... Когда музыка смолкла, девушка стоявшая рядом помогла хазару спуститься со сцены. После него группа, названия которой ещё тогда не знали спела песню "Путь домой". В этой песне еврейский народ ассоциировали с птицами, летевшими домой. Израиль, которого уже успели переместить за кулисы, заметил, что его люди, все ещё одетые в больничную одежду, едва заметно смахивают слезы. Дальше на сцену выпустили детей — самого Израиля и его сводных, среди которых были в основном евреи. Они исполнили две песни с пожеланиями о мире и обещаниями, что "их время придёт". Израиль вышел вперёд, к микрофону и затянул: — Слышу голос из прекрасного далёко Голос утренний в серебряной росе Слышу голос, и манящая дорога Кружит голову, как в детстве карусель Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь От чистого истока в прекрасное далёко В прекрасное далёко я начинаю путь. Слышу голос из прекрасного далёко Он зовёт меня в чудесные края Слышу голос, голос спрашивает строго: "А сегодня что для завтра сделал я" Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь От чистого истока в прекрасное далёко В прекрасное далёко я начинаю путь. Я клянусь, что стану чище и добрее И в беде не брошу друга никогда Слышу голос, и спешу на зов скорее По дороге, на которой нет следа... Прекрасное далёко, не будь ко мне жестоко Не будь ко мне жестоко, жестоко не будь От чистого истока в прекрасное далёко В прекрасное далёко я начинаю путь. В припеве подтягивались сводные, оставшиеся на сцене. После них свое слово сказал Пауль. Он давал наставления, по поводу того, "какой идти дорогой". И, почти сразу, как музыка смолкла, на сцене оказался Шмуэль. Он боязливо поджал енотий хвост и огляделся. За кулисами с одной стороны стоял Бруно, а с другой — Пауль. Шмуэль посмотрел сначала на друга, потом на отчима, прежде, чем начать под музыку. — Прошлое часто увы забывается И в череде ежедневных забот, Маятник ходиков тихо качается, Часики тикают — время идет. Помнить добро не всегда получается, Кажется будто былое не в счет. Стрелки упрямо по кругу вращаются, Все изменяется. Время идет. Помните, что в прошлом, много есть хорошего, Будущее с прошлым, связывает нить. И все то хорошее, что случалось в прошлом, Как цветок в ладошках память сохранит. Ожидая, когда он снова сможет запеть, Шмуэль успел разыграть небольшой спектакль, сжимаясь в комочек на более пугающих нотках, раскрепощаясь и боязливо оглядываясь на спокойных и собираясь с духом на волевых нотах песни. — Всякое в жизни порою случается, Но в трудный час друг подставит плечо. - в этот момент на сцену вышел Бруно и взял друга за руку. — Дружба со временем только крепчает Время для старых друзей нипочем. Последний припев они пели уже в два голоса: — Потому, что в прошлом много есть хорошего, Будущее с прошлым, связывает нить И все то хорошее, что случалось в прошлом, Ни за что на свете нам не позабыть Мальчики быстро убрались за кулисы. На сцене была спета ещё песня с наставлениями и к зрителям вышел СССР. — Медленно минуты уплывают в даль, Встречи с ними ты уже не жди. И хотя нам прошлое немного жаль, Лучшее, конечно, впереди. Скатертью, скатертью Дальний путь стелется, И упирается прямо в небосклон. Каждому, каждому В лучшее верится... Катится, катится Голубой вагон. Может мы обидели кого-то зря, Календарь закроет старый лист. К новым приключениям спешим, друзья... Эй, прибавь-ка ходу, машинист! Скатертью, скатертью Дальний путь стелется, И упирается прямо в небосклон. Каждому, каждому В лучшее верится... Катится, катится Голубой вагон. Голубой вагон бежит, качается, Скорый поезд набирает ход... Ах, зачем же этот день кончается, Пусть бы он тянулся целый год! Скатертью, скатертью Дальний путь стелется, И упирается прямо в небосклон. Каждому, каждому В лучшее верится... Катится, катится Голубой вагон... Только он смолк, как на сцену вышли все страны мира. Израиля было не видно, ведь он находился в самом конце. Россия начал, а остальные подхватили слова: — В мире, где кружится снег шальной, Где моря грозят крутой волной, Где подолгу добрую ждем порой мы весть, Чтобы было легче в трудный час, Очень нужно каждому из нас, Очень нужно каждому знать, что счастье есть. СССР всё это время шёл от края сцены к Израилю, взял его на руки и понёс назад. Зал немного осветили и, буквально на последних нотах куплета, Владимир поднял маленькую страну над зрителями в зале, также, как поднимал сегодня же, на мавзолее. Зал снова взорвался криком истиной радости. Израиль смотрел на людей — теперь он мог видеть лица каждого. Удивительно, но он мог спокойно назвать по имени каждого из них и рассказать их истории, хотя сами люди, наверное, до сегодняшнего дня, даже не подозревали о существовании друг друга. Он смотрел на людей, не слыша слов песни, — всё никак не мог поверить, что это теперь его будущие граждане, а они, видимо, не могли поверить, что это — их страна. СССР опустил Израиля в зал, едва слышно шепнув: "Иди теперь к своим." Люди поднялись с мест и толпа окружила маленькую страну. Концерт закончился и всех пациентов стали уводить в госпиталя и санатории. Израиля забрали домой, в Новосибирск, а в его ушах ещё долго повторялось: "Мы желаем счастья вам!"...