Сокрушая барьеры. История первая. Единственный последователь

Внешность Полуликого можно было определить двумя словами — растоптанная красота. Безупречность черт — точеный подбородок, совершенная линия скул, большие синие глаза с белыми узорами на радужках — разбивалась об огромное уродливое родимое пятно. Оно багровой тенью закрывало левую скулу, щеку и часть лба и уходило за линию волос. В контрасте с белоснежной кожей правой половины лица это смотрелось устрашающе. Однако Питера это не сказать чтобы ужаснуло — наоборот, он даже слегка расслабился. Поведение Полуликого и Инзы готовило его к гораздо худшему. Особенно поражало даже не пятно, и не очевидное сходство с отцом, а то, что Полуликий казался гораздо старше него. Человек на стене был молод и полон сил, Полуликий же выглядел лет на сорок, если не больше. Морщинки залегли на переносице, в уголках чудесных глаз и по обеим сторонам сурово сжатого рта, нежного и розового, как цветок шиповника. На этом лице, прекрасном, несмотря ни на что, казалось, навсегда застыло озабоченное и несчастное выражение. Разглядывая Полуликого, Питер вдруг вспомнил, что у того нет имени, и его охватило негодование. Бросить своего ребенка — одно это уже казалось полной дичью, но не дать ему имени! До какой степени нужно ненавидеть беззащитное дитя! Инза права, отец Полуликого — мудила, каких поискать, что бы это слово ни значило. Но почему Полуликий не выбрал себе имя сам, когда стал взрослым, а предпочел унизительное прозвище? Фантазия Питера работала на полную катушку, перебирая варианты имен... и вдруг он заметил, что Полуликий как будто приблизился, оставаясь при этом неподвижным. Словно бы кресло-шар потихоньку подтаскивало его к Питеру. Он пригляделся получше и убедился, что так и есть. Кресло не только приблизилось — оно развернулось, двигаясь буквально по миллиметру, и теперь спокойное, сосредоточенное лицо Полуликого было видно гораздо отчетливее. Питер подивился такому странному своеволию мебели... и тут внезапно понял, что ему надо удовлетворить некую потребность. Точнее, не так уж внезапно, потребность уже несколько раз заявляла о себе, да Питеру было не до нее. И вот теперь вопрос о ее удовлетворении встал, что называется, в полный рост. — Иди спать, — внезапно произнес Полуликий, не отрываясь от своей пластины, — восемнадцать часов на ногах. Питер чуть не вскочил, но вовремя понял, что реплика предназначалась не ему. Инза зевнула и поднялась. — Тоже верно. Ты же тут справишься?.. Не смотри на меня так, я просто спросила! Все, ушла. Легкие шаги, тихий шорох открывшейся и закрывшейся двери — и все стихло. Полуликий переменил позу и, покачивая ногой в узком черном сапоге, продолжил изучать пластину, словно нашел в ней что-то необыкновенно интересное. Питер взмок. Он понял, что крупно сглупил. Надо было «проснуться» до ухода Инзы, с которой, как ему показалось, у них сложились вполне приятельские отношения. А теперь вот что? Сказать этому необыкновенному существу, которое, небось, и по нужде-то не ходит, куда ему надо... кроме того обстановка однозначно намекала — даже не рассчитывай на что-то простое, типа выгребной ямы. Но деваться некуда, прижимало все сильнее, и Питер начал с того, что слегка откашлялся. Полуликий быстро провел ладонью над креслом, и оно слегка развернулось. Питер открыл глаза, старательно изображая пробуждение... и уперся взглядом в тонкий светлый профиль, с которого на него смотрел единственный синий глаз. И, утопая в этой бездонной синеве и содрогаясь от мысли, что вот это будет их первый настоящий разговор, Питер хрипло произнес: — Мне нужно... кое-куда. — Куда? — переспросил Полуликий, хмуря темно-золотые брови. «Что ж ты такой красивый и такой недогадливый!» — Питер чуть не ляпнул это вслух и вновь покрылся испариной. — Ну... туда, — он поерзал на шаре и кивнул в сторону коридора, но тут же понял, что комната Полуликого в той же стороне. Хотя, если именно там расположен дозарезу нужный ему объект, выхода как будто и не было... Несколько секунд они играли в гляделки — Полуликий одним глазом, Питер двумя. — А! — наконец произнес Полуликий и, к изумлению Питера, покраснел как девчонка. Сначала заалела нежная мочка уха, с нее румянец перекинулся на высокую скулу. Полуликий резко отвернулся и взмахнул рукой — ремешки на запястьях и лодыжках Питера расслабились сами собой и упали на пол. — Идем. Питер вскочил и посеменил за ним. До катастрофы реально оставалось всего ничего. К огромному его облегчению они прошли мимо жилых комнат — за ними обнаружилась еще парочка неприметных дверей. Ближайшая к ним со свистом скользнула в сторону, за ней вспыхнул мягкий голубоватый свет. Тут Всемогущий поистине явил Питеру свою благосклонность. Во-первых, Полуликий успел отступить в сторону, и не пришлось отпихивать его с дороги. Вышло бы неловко, но увы, Питер находился не в том состоянии, чтобы разводить церемонии. А во-вторых, представший его взору предмет не оставлял сомнений в том, как его использовать... ну почти. Через несколько минут Питер более-менее пришел в себя, привел одежду в порядок и в задумчивости замер над таинственным предметом. Помахал над ним руками для пробы, но предмет остался непоколебим, как гора. Провести бы с ним еще парочку экспериментов, но за дверью ждал Полуликий, да и не хватало только сломать жизненно важный агрегат. Питер со вздохом коснулся двери — она тут же открылась. Румянец на лице Полуликого уже слегка побледнел. Он ловко просочился в комнатку и провел ладонью над громоздким белым предметом, который спас Питера от наихудшего позора в его жизни. Предмет издал тихий свист, и в воздухе разлился приятный цветочный аромат. Полуликий развернулся и указал на небольшую щель в белой стене. — Положи сюда руки. — Зачем? — с подозрением спросил Питер. — Они грязные. — Но там никакой воды нет. Полуликий вздохнул и вдруг схватил Питера за запястье и сунул его руку в щель с силой, удивительной для такого худощавого человека. — Эй! — возмутился Питер, ошеломленный таким нахальством. Снова раздался слабый свист, и Полуликий разжал пальцы. Питер отдернул руку и с изумлением на нее уставился. Грязь, которую он притащил аж из долины гейзеров, исчезла не только с ладони и пальцев, но даже из-под ногтей! Собственно, такой чистой его рука была, наверное, разве что при рождении. Питер постоянно возился либо в огороде, либо в мастерской со своими изобретениями, и въевшуюся черноту никакое мыло не брало. — Ух ты, здорово! — Питер уже без всякого принуждения сунул в щель вторую руку, полюбовался результатом и спросил: — Как это работает? Он задал вопрос машинально, как делал всегда, сталкиваясь с чем-то непонятным, и даже не ждал, что ему ответят. — Частицы расщепляются с помощью лучей определенного спектра и звука высокой частоты... — Полуликий покосился на Питера — тот смотрел на него округлившимися глазами — и поправился, — кожу очищают свет и звук. — Невероятно! — поразился Питер. — И воду таскать не надо! Полуликий лишь дернул плечами и вышел. Вернувшись в центральный зал, он уселся на прежнее место и снова взял прозрачную пластину. На ней, как и на стене, сменялись какие-то картинки, но чтобы их разглядеть, пришлось бы низко склониться над плечом Полуликого, и что-то удерживало Питера от подобной фамильярности. Он размял затекшие запястья, несколько раз прошелся по залу взад-вперед, наслаждаясь свободой. Стена стала темно-серой, а лес и долина гейзеров прорисовывались на ней темно-фиолетовыми и лиловыми полосами. Питер приблизился к ней вплотную, пытаясь понять, как же работают эти удивительные живые картины, — и тут Полуликий снова заговорил: — Ничего не трогай, или я опять тебя свяжу. — Я не трогал! — возмутился Питер. — Просто интересно, как это сделано. — Тебе это знать ни к чему, — холодно возразил Полуликий, продолжая изучать пластину. Питер внезапно почувствовал злость, и восхищение загадочным, прекрасным существом, спасшим ему жизнь, на миг отодвинулось на второй план. — Вот как? Это потому что я дикарь? — язвительно осведомился он, глядя на Полуликого в упор. Тот покосился на Питера, по-прежнему упрямо не поворачивая лица, и в синем взгляде промелькнуло что-то похожее на смущение. — Можешь не извиняться, я знаю, что ты думаешь. И Инза тоже, — Питер чувствовал, что говорит лишнее, но остановиться не мог, — и вы правы — у нас там, за Барьером, нет разноцветных стен, блестящих летающих штук и сортиров, пахнущих одуванчиками... «Какими одуванчиками? Что я несу?!» — ... но знаешь, что у нас точно есть? Взаимовыручка. Мы все держимся друг за друга, никто и никогда не бросил бы человека из-за такой ерунды, как наружность. В нашей деревне есть парень, страшный, как Прислужник Темного, он вообще почти ничего не понимает и не разговаривает, так все ему помогают, стараются к делу приставить. Да окажись ты у нас... Тут Питер оборвал себя, осознав, что теперь уж точно зашел слишком далеко. Полуликий слушал эту пламенную речь, не проронив ни слова, только все сильнее отворачивался, и теперь Питер видел лишь его затылок с аккуратным пучком золотистых волос и горящие уши. Пучок, кстати, был толщиной с запястье, по контрасту с ним стройная шея Полуликого казалась еще изящнее. Золотая прядь стекала по ней на прямые плечи и устремлялась дальше, на спину, словно светлый ручей. Тут Питеру стало совестно. Он вдруг осознал, что ведет себя не лучше того лысого здоровяка, который вломился сюда и унизил Полуликого, и поспешно произнес: — Слушай, извини. Я ничего такого не хотел, просто... Ситуация стремительно шла вразнос, и одному Всемогущему известно, чем закончилась бы, но тут раздался негромкий, мелодичный звук. Полуликий вскочил, словно его обожгло, и неожиданно с силой толкнул Питера ладонью в грудь. Тот даже не успел отреагировать — полетел спиной вперед и приземлился в «объятия» мягкого шара. Полуликий щелкнул пальцами, шар метнулся к открывшейся в стене нише и скользнул в нее, утащив с собой Питера. Тот едва успел пригнуть голову, дверца встала на место и наступила кромешная тьма. Тут он вспомнил о «камере для кресел», упоминавшейся в беседе совсем недавно, и понял, где оказался. «Интересный способ уйти от неприятной темы», — подумал он с досадой. Камера была так мала, что Питер даже не мог встать, приходилось сидеть, погрузившись в шар, и держать голову пониже. Внезапно до него донесся голос Полуликого, и сразу стало ясно, что тот думал вовсе не о том, как бы прервать неловкий разговор: — Сто пятьдесят третий приветствует Главную. — С нами связался сто пятьдесят второй, — голос казался безликим и неживым, не поймешь даже, мужчина говорит или женщина, — в вашем секторе зафиксирован сильный всплеск, как будто кто-то преодолел Барьер. — Животные. Погибли при ударе. Мы проверили, людей там не было. — Да хоть бы и были, — с явным неудовольствием перебил голос, — главное, чтобы они оставались по ту сторону Барьера, и живые и мертвые. У Питера похолодело внутри... и не только от страха. Он вдруг ощутил непонятный дискомфорт, усиливающийся с каждой секундой. Полуликий что-то еще говорил, Питер уже не мог разобрать. Хотел крикнуть — но горло сдавило судорогой, и все тело как будто сдавливало, вминало в злополучный шар, все сильнее и сильнее. Бело-голубая вспышка резанула по глазам, и Питер второй раз за этот суматошный день потерял сознание.