Сокрушая барьеры. История первая. Единственный последователь

— Ты вообще в себе? Как ты это допустил?! — Прости. — Не у меня надо просить прощения! — Я понимаю. Голоса Полуликого и Инзы звучали так близко, как будто оба склонились к самому лицу Питера. Он лежал навзничь на чем-то мягком, тело болезненно ныло, словно он весь день без отдыха таскал дрова и воду. Не открывая глаз, он жадно слушал перепалку Наблюдателей, силясь понять, что произошло. Теплая ладошка пощупала его лоб, потом запястья. — Придется лететь в Оморон за настройщиком, — в голосе Инзы сквозила нешуточная тревога, и Питер напрягся, — наш-то давно сдох. Не пользуемся совсем. — Думаешь, сработает... на таком, как он? — Должен. Человек ведь, не какой-нибудь хорек. Ну как ты мог забыть о дезинфекции, а? И я тоже хороша. Когда ты про камеру говорил, не вспомнила даже... Голос Полуликого звучал тихо и ужасно виновато. — Прошел вызов от Главной. Я побоялся, что они увидят его и... — И отправил прямиком в камеру, — удрученно закончила Инза, — а мы кресла туда уже сто лет не возвращали — конечно, сразу дезинфекция стартовала. О боже, боже-боже-боже! Ну что за наказание, все наперекосяк! — Прости. — Опять ты за свое! Короче, я в Оморон, — судя по звукам, Инза направилась к двери, — он пусть пока тут полежит. Присмотришь за ним и, если что, Главная его не увидит. Это же Тайрон их науськал, да?.. Ну я так и знала! Ему бы Ищейкой быть, а не Наблюдателем... ладно. Твоя доисторическая пластинка у тебя? Ага, ну будем на связи. Прошуршала, задвигаясь, дверь и воцарилась тишина. Питер лежал, ни жив ни мертв. Мышцы подергивали мелкие, болезненные судороги. Хотелось повернуться на бок и свернуться клубком. Он услышал шаги и скрип стула и открыл глаза, забыв, что хотел и дальше притворяться бесчувственным. Полуликий сидел за столом, подперев пальцами виски, словно мучимый головной болью. Бледная кожа рук казалась полупрозрачной, пальцы длинные, с отчетливыми суставами. Узкие рукава нижнего черного одеяния плотно облегали точеные запястья. В комнате царил полумрак, лишь на столе что-то мягко светилось, и тонкий профиль Полуликого словно мерцал в этом призрачном свете. Он вздохнул и устало потер глаза основаниями ладоней; это был такой простой, естественный жест, что Питер невольно улыбнулся... и тут правую икру пронзила такая боль, что он рывком сел и вцепился в ногу, позабыв о всяком притворстве. Полуликий резко повернулся, но Питер не обращал на него внимания. Мышцу скручивало судорогой, все сильнее и сильнее, он отчаянно пытался потянуть носок на себя — сапоги с него успели стащить, как и куртку — но судорога захватывала и стопу, безжалостно выгибая ее под немыслимым углом. Перед глазами темнело, впору было заорать — и тут ладонь Полуликого мягко коснулась его груди и опрокинула навзничь. Питер инстинктивно снова потянулся к ноге, но ею уже завладели уверенные руки. Сильные пальцы, скользнув по голени, казалось, погрузились прямо в мышцу, и Питер все-таки вскрикнул... но боль тут же разомкнула челюсти, став вполне терпимой. Мучившие Питера пальцы тоже стали нежнее, они мягко поглаживали ноющую мышцу, словно уговаривали ее потерпеть. Питер тяжело дышал, принимая эти прикосновения. Он не думал ни о чем, просто наслаждался освобождением от адской боли. Наконец кое-как приподнялся на локтях и вытер пот со лба. — Спасибо. Вот это скрутило, так скрутило... Как только он заговорил, Полуликий тут же убрал руки, встал и отошел обратно к столу. — Ты... не должен меня благодарить, — тихо произнес он, стоя спиной к Питеру. — Почему же? — Это из-за меня ты пострадал. — Ну, не помер же, — попытался успокоить его Питер, — руки-ноги на месте. Все вроде обошлось. — Судороги будут повторяться. И если только Инза быстро не вернется... Полуликий запнулся и нервно потер лоб — пальцы его заметно дрожали. Питер, тронутый до глубины души, поспешно спросил: — Как тебе удалось снять судорогу? Никогда о таком способе не слыхал. — Это методика нашего клана, — рассеянно ответил Полуликий, думая о своем. — Ты же не воспитывался в клане? — Многие знания у нас передаются генетически... — тут Полуликий пришел в себя и осекся. Покосился на Питера, чуть повернув лицо. Его стройная фигура казалась вырезанной из черной бумаги. Повисла пауза, с каждой минутой она словно сгущалась, становясь все более неловкой. Питеру вдруг опять стало жарко. Тут он заметил на столе нечто странное и обрадовался возможности сменить тему: — Что это? Предмет выглядел, как переплетение металлических и стеклянных трубок. Питер привстал, чтобы получше его рассмотреть и с восторгом обнаружил, что весь стол буквально заставлен загадочными предметами, явно находящимися на разных стадиях сборки. Между ними валялись какие-то инструменты, целые и сломанные части механизмов; серебристая поверхность стола была сильно поцарапана и местами прожжена, точно кислотой. Картина казалась такой знакомой, что Питер ощутил зуд в кончиках пальцев. Ужасно хотелось покрутить все в руках и рассмотреть поближе, причем немедленно. — Ты сам все это сделал? Полуликий кивнул, явно смущенный. А на Питера вдруг нахлынула волна горячей радости. — Так ты изобретатель, как и я! Позволь взглянуть, пожалуйста-пожалуйста! Обещаю, что ничего не трону без разрешения! Полуликий удивленно смотрел на него, в забывчивости почти полностью повернувшись лицом. — Ты... правда хочешь знать? — Шутишь?! Конечно, хочу! — Питер вскочил, позабыв про боль в мышцах. — Вот это что за штука? — Генератор случайного поля. Сейчас покажу, как работает... Через три часа в комнату ворвалась запыхавшаяся Инза... и застыла в изумлении, чуть не уронив белый сверток, который держала в руках и уже начала раскрывать на ходу. Полуликий и Питер сидели рядом у стола, заваленного железками и схемами, и болтали так увлеченно, что даже не услышали, как открылась дверь. Причем говорил в основном эр-лан — тот самый, из которого обычно слова не вытянешь, — а Питер кивал, всматриваясь в схему на допотопном экране, которому давно пора на свалку. Порой золотая голова Полуликого склонялась так низко, что почти касалась засаленной шевелюры пришельца — Инза еще ни разу не видела, чтобы эр-лан находился так близко к кому-то по доброй воле. — Вот так так! — ахнула она. — Я, понимаешь, бегом бегу, а умирающий неплохо устроился! Двое за столом вздрогнули и выпрямились, резко отпрянув друг от друга. Инза усмехнулась, поискала глазами, куда пристроить сверток, не нашла и развернула его прямо в руках. В нем оказался узкий обруч и пара браслетов из светлого, почти белого металла. — Ложись! — скомандовала она Питеру. Тот плюхнулся на кровать, и спросил — без малейшего страха, скорее с любопытством: — А что это? — Настройщик, — Инза надела обруч ему на голову, браслеты на запястья и подогнала все точно по размеру. — Как объяснить? В общем, если что-то случается — болезнь или травма, он помогает организму это преодолеть. — Так это лечение? — поразился Питер. — Типа того. Помолчи пока. Инза быстро вызвала перед собой гало-экран, затем интерфейс настройщика. Питер следил за ее действиями с огромным интересом, светло-серые глаза под широкими черными бровями оживленно блестели. А он ничего так, если присмотреться, мельком подумала Инза, запуская прибор. Слишком загорелый, и черты лица крупные, грубые, как у швалей. Да и весь он какой-то плотный, угловатый, крепко сбитый — ну в точности как те парни, которым не повезло родиться в Трущобах, но повезло оттуда выскочить. И эти белые пряди спереди, надо лбом — что за ерунда? Остальные волосы темные, кудрявые, жаль, обстрижены коротко, а тут... специальный покрас или какая-то болезнь? Хотя вряд ли они там, за Барьером, вообще знают, что волосы можно красить... Инза несколькими движениями запустила настройщик и свернула экран. — Уже все? — уточнил Питер и покосился на застывшего у стола Полуликого, явно желая продолжить общение. — Нет. Надо полежать неподвижно какое-то время. — Почему бы и нет! — он вдруг неудержимо зевнул, повернулся на бок и, как ребенок, подтянул колени к груди. — Эм... — Инза хотела сказать, что это кровать Полуликого, но тихий голос за плечом остановил ее: — Ничего. Пусть спит. От Полуликого исходил тонкий, чуть ощутимый аромат, напомнивший Инзе цветение яблонь. Она обернулась и с изумлением увидела, что синие глаза, обычно напоминавшие кусочки потрескавшегося льда, сейчас словно бы излучают мягкое, нежное тепло. — А... э... хорошо. Инза поспешила выйти. Постояла немного в коридоре, потирая лоб. Потом решительно вернулась в центральный зал, устроилась в кресле перед гало-экранами и развернула учебную программу. «Вот же спелись!» — крутилось в голове, пока она невидящим взглядом прослеживала черные траектории векторов. Ее внезапно охватила досада. Как-никак они с Полуликим друзья, ей понадобилось пять лет, чтобы завоевать его доверие. Пять лет, прежде чем он перестал думать каждую секунду о злополучном пятне и даже рассказал кое-что о своей прошлой жизни. И вот появляется какой-то неотесанный чурбан, и в первый же день ее холодный, суровый напарник вдруг становится мягче морфо-кресла, показывает чужаку свои изобретения и даже позволяет спать в своей постели. Чужаку, которого он, между прочим, собирается отвезти на Дебаты и выставить там невежественным дикарем, чью судьбу не стоит принимать в расчет после разрушения Барьера. Если Полуликий поможет отцу выиграть Дебаты, возвращение в касту «прекраснейших» станет не так уж недостижимо... Инза вздохнула, кинула в рот питательную капсулу и запила самбукой. Раздражение отступило, но сразу же накатила сонливость — она едва успела прилечь, когда случилась катастрофа с камерой для кресел. Полуликий не спешил появиться, и Инза разжевала еще и антисон. В голове сразу прояснилось, усталость как рукой сняло. Злоупотреблять капсулами опасно, но что поделаешь... хоть исправный настройщик теперь есть, успокоила она себя. В конце концов как поступать — личное дело Полуликого. Она же сделает все возможное, чтобы помочь. Ему не место в этой дыре. И если он начнет колебаться, она будет рядом, чтобы об этом напомнить. Окончательно успокоившись, Инза взялась за виртуальную геометрию, чтобы не упустить свой шанс выбраться из этой дыры.