Сокрушая барьеры. История первая. Единственный последователь

Поляна оглушала жужжанием насекомых и густым запахом подсохшей травы, а цветом соперничала с волосами Полуликого, хотя попытка была довольно жалкой. — Управлять поясом, как и креслами, можно движениями или мысленно, — объяснил Полуликий. Провел сложенной лодочкой ладонью над талией Питера, и «крылья» беззвучно распахнулись. — Ага, понятно, — кивнул Питер, хотя ничегошеньки на самом деле не понимал. Он весь дрожал в предвкушении, от близости Полуликого кружилась голова, все это смешивалось в какую-то взрывоопасную смесь, которая грозила вот-вот вырваться из-под контроля. Полуликий сделал пару шагов назад и скрестил руки на груди. — Подпрыгни как можно выше и скажи про себя: «Вверх!» — скомандовал он. Питер собрался, но в момент прыжка почему-то подумал: «Лети!». К счастью, изобретения Полуликого, как и все вещи за Барьером, отличались понятливостью. Это слегка напоминало взлет на шаре — но лишь слегка. Золотое поле и окружающий его лес плавно ушли вниз, и тут же невидимые потоки ветра набросились на Питера и начали вырывать его друг у друга, как озорные щенки полюбившуюся игрушку. К счастью, пояс стабилизировал эту болтанку, иначе летуна мигом перевернуло бы вверх ногами. Питер глубоко дышал и старался успокоиться, но получалось не очень. Инстинкт самосохранения буквально вопил о том, что висеть в воздухе между небом и землей — очень-очень плохо. Ветер трепал одежду и волосы, холодил тело под тонкой рубашкой и курткой. Питер уже знал, что в небе гораздо холоднее, чем на земле, и выше подниматься не собирался. Стиснув зубы, чтобы не стучали, он взмахнул руками и, к своему удивлению, легко повернулся в горизонтальную плоскость. «Так... отлично... ну а теперь — вперед!» Стоило ему закончить мысль, как мощная сила подхватила его и понесла с огромной скоростью. Ветер засвистел в ушах, глаза пришлось зажмурить покрепче. «Ой-ой, помедленнее, не так быстро!!» Полет сразу же замедлился. Питер судорожно глотнул воздуха и открыл глаза. Сердце вдруг вздрогнуло и сжалось, но не от страха. Огромная земля в росчерках полей и лесов медленно поворачивалась под ним, по ней бежали прозрачные тени облаков. Он чуть шевельнул левой рукой — тело повлекло влево. Пояс слушался малейших движений рук, плеч, головы. Полотнища света за спиной вспыхивали, трепетали, переливались. Страх исчез, и Питера целиком захватило ощущение полета. Опыт с шаром прошел так быстро и закончился так плачевно, что не удалось ничего толком понять и почувствовать. Он наклонялся то в одну сторону, то в другую, поворачивался вокруг своей оси, взлетал и камнем падал вниз, позабыв о времени. Казалось, он уже десятки раз летал с помощью этого невероятного устройства. Заигрываться, однако, не стоило, и, хотя Питеру безумно хотелось продолжить полет, он уже сильно замерз и опасался заболеть, если еще дольше пробудет в небе. Со вздохом поднялся чуть выше, нашел Башню и золотистое пятно поляны неподалеку от нее и не без сожаления направил полет туда. Полуликий, прикрыв глаза рукой от солнца, вглядывался в небо и сам казался кусочком небес, упавшим на землю. — Это невероятно! — крикнул Питер, опускаясь. — Ты видел, видел, как я летал?! Он понимал, что говорит глупости, но не мог остановиться, его прямо распирало от восторга. Полуликий улыбнулся чуть заметной, бледной улыбкой и шагнул к Питеру, чтобы расстегнуть пояс. — Долго я там пробыл? — спросил Питер. — Не очень. В Башне никого нет, надо вернуться. — Ой, точно! — об этом Питер напрочь позабыл. — Идем, идем скорее! Они двинулись по тропинке обратно. Радость бурлила в Питере, требовала выхода, лес сиял летним солнцем и оглушал птичьим щебетом. Хотелось носиться между деревьями и распевать во все горло или упасть на траву и кататься до самозабвения, точно ошалевший кот по весне. Питер снова и снова вспоминал выражение незамутненного счастья на лице Полуликого, счастья полета. Их миры не так уж далеки друг от друга, быть может, надежда есть... Даже не думая, что делает, он протянул руку и коснулся золотистой пряди, развевавшейся за спиной Полуликого. Хотел лишь слегка дернуть и поддразнить его, чтобы он перестал быть таким серьёзным и, быть может, снова улыбнулся... На ощупь прядь оказалась именно такой, как Питер себе и представлял — гладкой, тяжелой и прохладной, как полоса шелка. Прикосновение отозвалось в теле жгучим блаженством, и он невольно замер, забыв обо всем... В том числе и о том, что надо разжать пальцы. Полуликий шагнул вперед, негромко охнул, вскинул руки... но было уже поздно. Больше всего это походило на то, как река, разрушив плотину, низвергается в сухое русло мощным водопадом. Распустившиеся волосы расплескались по плечам и спине Полуликого сияющими потоками, и Питер невольно прикрыл глаза, словно от солнца. Полуликий застыл на месте. Потом медленно повернул голову и впился взглядом в Питера. Тот сделал пару шагов назад, ослепленный, задыхающийся — как будто разом вдохнул аромат сотен тысяч благоуханных цветов. «Светлая» сторона лица Полуликого, обрамленного каскадом золотых прядей, была так прекрасна, что дыхание замирало в груди; эта красота заполнила Питера целиком, без остатка, как пронизанный солнцем прозрачный сосуд наполняется чистой родниковой водой. На один короткий миг он увидел того эр-лана, «прекраснейшего», которым должен был стать Полуликий — и, потрясенный, не сразу заметил ярость, пылающую в узорчатых глазах. — П-прости, я случайно... — только и смог выдавить Питер, продолжая пожирать Полуликого взглядом. Он просто не мог перестать смотреть. Никак. Не отвел бы глаз даже под страхом жестокого наказания. Лицо Полуликого — та часть, которую видел Питер — страшно побледнело, губы дрожали. Он молниеносным движением собрал чуть волнистые, тяжелые пряди и скрутил в уже привычный пучок, укрощая эту неистовую золотую реку. Пальцы его тоже заметно подрагивали. Он еще раз прожег Питера взглядом, отвернулся и молча продолжил путь через лес. Волшебство рассеялось. Питер замер, недоумевающий и слегка испуганный. Он еще ни разу не видел Полуликого в бешенстве и не понял, что собственно произошло. Ну, распустились волосы, и что такого? Как распустились, так он их и собрал... Но ему вдруг показалось, что на солнце набежало облако, и в лесу стало заметно холоднее. Пришлось припустить бегом, и все равно он нагнал Полуликого только возле Башни. Тот старательно отворачивался, не давая взглянуть себе в лицо — совсем как в первые дни их знакомства. Сердце Питера екнуло. Похоже, он и правда зашел слишком далеко. Но еще надеялся все исправить, и когда они вошли в центральный зал Башни, открыл рот, чтобы снова начать извиняться... слова застыли у него на губах. В воздухе висел резкий запах гари. По всему полу центрального зала валялись какие-то клочья; Питер поднял один из обрывков и с ужасом понял, что это часть шелковистого покрытия морфо-кресла. — Бо? Милли?! Зал был пуст, но при звуке голоса дверца камеры для кресел распахнулась. Что-то серое, жалобно попискивающее выползло оттуда и бросилось к ногам Питера. — Бо, хвала Всемогущему, ты цел! — он нежно гладил подрагивающую «шкурку» кресла. — Что случилось, кто это сделал? Кто тут был, дружище, а? — Ты ведь не ждешь, что он тебе ответит? — в обычно спокойном голосе Полуликого вибрировало раздражение. Он наклонился и поднял какие-то обломки — остатки своей гало-пластины. Спасать явно уже было нечего, пластина выглядела так, словно ее в ярости топтали ногами. — Да кто вас тут знает! — огрызнулся Питер. Он успел привязаться к Милли и к тому же чувствовал вину — нельзя было оставлять Башню без присмотра. Но ему так хотелось полетать, а Полуликий пошел у него на поводу — и вот чем все кончилось! — Кто это мог быть? — робко спросил он. — Инза говорила, здесь на много миль вокруг ни одной живой души. Полуликий стоял спиной к нему, глядя в гало-экраны. Золотая прядь лежала у него на груди, словно он больше не решался откинуть ее за спину в присутствии Питера. Тот тяжело вздохнул, подошел и встал рядом — предусмотрительно со «светлой» стороны лица эр-лана. — Погоди-ка... это же... — он нахмурился и даже шагнул ближе к экранам, чтобы убедиться, что не ошибся, — это тропа, по которой мы шли через лес! А это поляна, где... Он посмотрел на Полуликого, ожидая объяснений, но тот молчал. Лишь медленно, словно невидимые струйки дыма, расползался от него во все стороны горьковатый аромат тревоги и страха. Инза вернулась через несколько часов; за это время Полуликий ни разу не обратился к Питеру, полностью игнорируя его существование. Тот уныло сидел на полу у стены и вертел в пальцах осколок гало-пластины. Края у него были не острые, как у стекла, а странно закругленные — похоже, создатели пластины сделали все, чтобы в случае ее разрушения никто не поранился. Едва только Инза — веселая, довольная, пахнущая самбукой и каким-то дымом — спрыгнула с подъемника в зал, Полуликий тут же встал и, не говоря ни слова, ушел к себе. Инза вздернула брови и повернулась к Питеру. — Что ты ему сделал? — Ничего! — поспешно произнес Питер, но Инза лишь скептически покачала головой. — Да правда, чтоб мне к Темному провалиться! Он показал мне, как летать, все было здорово, а потом я случайно дернул за его прядь и... Инза вытаращила глаза. — Что ты сделал? — Ну, волосы. Я совсем чуть-чуть потянул, они сами распустились... Это уже смахивало на классическое «не буду больше», и Питер поморщился, услышав себя. Инза рухнула назад, Бо еле успел ее подхватить. С силой потерла ладонью лоб, потом затылок. — Ну ты даешь! Из всего, что только можно учудить, выбрал худшее! — Да что такого-то?! — Питер уже начал злиться, и Инза знаком велела говорить тише. Потом поманила его к себе... и когда Питер с готовностью наклонился, вдруг отвесила ему крепкую оплеуху. — Считай, это от него! — прошипела она, темные глаза сузились в щелки. — И запомни на будущее — прикасаться к волосам эр-лана, тем более — тем более! — распускать их имеет право только его избранник. Самый близкий ему человек. Когда такое делает посторонний, это все равно как если бы я тебе в штаны рукой залезла! Ошеломленный Питер отступил на шаг... и отвесил сам себе оплеуху по другой щеке. После чего сполз по стене на пол и со стоном закрыл лицо руками. «Всемогущий, что я наделал! Идиот, проклятый идиот, вот уж правильно Инза мне врезала, надо было еще и не так поддать! Пошутил, называется!» — Что теперь будет? — в полном отчаянии спросил он пространство. — Понятия не имею, — Инза снова взъерошила свой ежик и со вздохом бросила в рот капсулу «протрезвления», — я если замечаю, что у него волосы не собраны, так стараюсь не смотреть даже — а ты мало того, что прикоснулся, так еще и распустил. Вообще не представляю, как он отреагирует, с ним никогда не знаешь, чего ожидать. Какое-то время оба молчали, бессознательно прислушиваясь. Из комнаты Полуликого не доносилось ни звука. Наконец Питер решительно вскочил. — Я извинюсь! Прямо сейчас пойду, извинюсь и все! Инза покачала головой. — Пусть остынет. Он вообще незлобивый парень. Парень, ха... ему ж за сорок уже. Ну да неважно, эр-ланы выглядят на столько, насколько сами хотят. — Правда? — поразился Питер. — Ну да. Они полностью свое тело контролируют — настоящие эр-ланы, конечно. У Полуликого все стихийно проявляется, его никто использовать эти способности не учил. Поэтому он обычно выглядит на столько, на сколько внутренне себя ощущает. Разве не заметил, что в последние дни он как будто помолодел? Питер смутился. — Думал, мне показалось. — Не показалось, — Инза длинно вздохнула и посмотрела на Питера как-то по-новому, словно бы оценивающе. — Эх, все так хорошо шло! Никогда еще не видела его таким довольным... как тебе вообще удалось распустить его волосы, чудик? Они очень хитро закреплены, этот секрет только сам эр-лан может кому-то доверить, как часть сближения, ну, ты понимаешь... а ты вот так — раз, дернул и все? Питер почувствовал, что неудержимо краснеет. — Да не знаю я! Просто потянул, совсем легонько! Мы можем перестать обсуждать эту тему?! Тут есть и другая проблема. Он рассказал о разгроме, который они застали, вернувшись в Башню и о гибели Милли. — Ну, этому горю легко помочь, — Инза запустила свой экран и поколдовала над ним. Тут же из пресловутой камеры выскочило новое морфо-кресло и начало нарезать по залу восторженные круги. — Это... — Питер боялся верить своему счастью. — Это теперь будет Милли, — снисходительно объяснила Инза, — не переживай — все, что происходит в Башне, пишется в центральную базу данных, в том числе и бэкапы всего оборудования... так что эти поганцы, в отличие от нас, практически бессмертны. Кресло подлетело к Питеру, тот поспешно уселся и начал его гладить, словно компенсируя случившееся. И тут его осенило. — Погоди... но если все абсолютно записывается, мы можем увидеть, кто здесь был! Инза развела руками. — Увы, когда ты здесь появился, Полуликий отключил эту функцию. Иначе за тобой давным-давно уже явились бы из Главной, а у нас были бы неприятности куда крупнее, чем убитое кресло. Питер со вздохом потер лицо руками. Отросшая щетина кололась, напоминая, что давно пора побриться. Полуликому эта процедура не требовалась, но Инза одолжила Питеру специальный прибор, которым он пользовался не без опаски. Впрочем, как и причудливым отхожим местом. — Инза... — Ммм? — Почему вы позволили мне остаться? — раньше Питеру это не приходило в голову, но сейчас в памяти всплыл разговор, который он невольно подслушал «во сне». — Я помню, сначала ты говорила, что вы вернете меня за Барьер... а потом уже и речи об этом не заходило. Инза покосилась на него, кусая губы. — Дело в Полуликом, да? Зачем я ему понадобился? — Спроси его сам. — Я спрашиваю тебя. Мне угрожает опасность? — Нет! — поспешила заверить его Инза. — Ни я, ни он никогда не сделали бы ничего, что бы тебе навредило. Правда. Могу поклясться, если хочешь. Она подняла изукрашенную татуировками руку и улыбнулась обычной лучезарной улыбкой. Словам ее Питер поверил. А вот улыбке — нет.