9
11 мая 2022 г. в 09:00
Полуликий еще раз убедился, что дверь заблокирована и вздохнул с облегчением. Почему-то именно здесь, в крошечной дезинфекционной комнате, которую Инза грубовато называла «дезькой», он чувствовал себя спокойнее, чем в собственном жилище.
Особенно в последние пару недель, которые Питер периодически ночевал в его кровати. Естественно, она входила в цикл дезинфекции каждый раз, когда с нее вставали, да и Питером Полуликий не брезговал... и все-таки ему не хватало уединения, когда есть место, которое принадлежит только тебе. Где можно спрятаться от всего мира.
Он провел ладонью над клинером и тот послушно принял форму огромной, глубокой чаши. Зеленоватая вода, бурля, начала заполнять ее, и Полуликий снова вздохнул. Каждый вздох словно снимал один из зажимов, которыми было сковано его тело. Медленно развязал пояс, бросил на пол, за ним последовало верхнее одеяние, потом черная нижняя рубашка, сапоги и штаны. По мере того, как тело обнажалось, на душе тоже становилось легче и спокойнее.
Эта одежда, необыкновенно удобная и легкая, казалась Полуликому тюрьмой. Он потребовал одевать его так, едва начал говорить, и вот уже сорок лет эти цвета были его угрюмыми спутниками. Синий и черный, черный и синий... ни единого украшения, никакой вышивки, положенной любому члену клана по праву рождения. Еще ребенком он поклялся, что изменит это и сейчас был близок к цели, как никогда.
Ноги противно ныли — особенно сильно спереди, в точке, где мышцы бедер крепились к коленным суставам. Боль возникала после нервного перенапряжения и мучила Полуликого с раннего детства. Он никогда никому не говорил о ней — стыдился своего тела, не способного, как у «нормальных» эр-ланов, исправить мелкий дефект самостоятельно. К тому же настройщики, которыми пользовались сеги, все равно не подходили для его метаболизма.
Спасали отдых, расслабление или вот как сейчас — теплая ванна.
Он медленно опустил ноги в импровизированный бассейн и прикрыл глаза, чувствуя, как по щиколоткам и икрам поднимается приятное тепло. Поболтал ступнями, получая огромное удовольствие от упругого сопротивления воды. В омовениях не было нужды, Полуликий совершал их редко и потому смаковал каждый миг.
Медленно, буквально по миллиметру, он соскользнул с края бассейна и полностью погрузился в воду. Она продолжала стекать в чашу, но та не переполнялась, излишек воды уходил, поддерживая постоянный уровень. Полуликий очень любил шум воды — он заполнял голову, изгоняя тяжелые, навязчивые мысли.
Сейчас это было нужно, как никогда.
Сегодняшнее происшествие ударило его болезненнее, чем он предполагал.
Полеты дарили Полуликому острое, ни с чем не сравнимое наслаждение, но когда он понял, что и Питер горит желанием летать, когда впервые осознал, каково разделять с кем-то свою страсть... это стало откровением. Миг, когда этот забавный мальчик взмыл в воздух с воплем восторга, был, наверное, счастливейшим в жизни Полуликого... пусть потом он и пережил несколько минут глубочайшего страха, понимая, что в воздухе может случиться все, что угодно. Что Питер может пострадать, может умереть просто потому, что Полуликий не смог отказать себе в удовольствии видеть, как он счастлив.
Но мир ждет смелости, готовности рисковать и идти вперед, невзирая на неудачи, отказы и насмешки. Полуликий знал об этом больше, чем кто бы то ни было, да и Питер тоже. Иначе он никогда не совершил бы тот самоубийственный полет на самодельном воздушном шаре...
Полуликий вздрогнул так сильно, что вода слегка плеснула. Страшно подумать, что могло бы случиться, не подоспей они с Инзой вовремя!
Что-то все еще стесняло его, мешая полностью расслабиться, и Полуликий понял, что забыл распустить волосы. Потянул за прядь, стараясь не думать о том, что случилось всего несколько часов назад... и понимая, что теперь воспоминание останется с ним навсегда. Каждый раз, когда освобожденные волосы с легким шелестом лягут на плечи, перед мысленным взором будет вставать грубоватое, простодушное лицо Питера, его изумление, испуг... и восхищение.
Последнее тяжелее всего, подумал Полуликий, и медленно погрузился с головой, чувствуя, как пряди колышутся, обвивая его тело, точно невесомые стрекательные нити медузы. Уши заполнил тяжелый, ровный гул воды.
Он нисколько не сердился на Питера за его выходку. Волосы Полуликого как магнитом притягивали внимание любого находящегося рядом человека, он давно привык и смирился с этим. Живой эр-лан в пределах досягаемости, как тут удержаться! В детстве и юности его дергали за прядь десятки раз, однако еще ни одному человеку не удавалось распустить узел, как бы сильно он ни тянул.
Почему, ну почему же именно сейчас...
Полуликий беспокойно повернулся, и вода мягко обвила его, точно ласковая, но безразличная любовница. Вот бы ее тепло помогло забыть не только о боли в ногах... но и о том, что до сих пор ни один человек не прикасался к волосам Полуликого с истинной нежностью и желанием. Не запускал в них руки, не сжимал золотые пряди в кулаках, ослепленный страстью, пока тела сплетаются в неразрывное целое на ложе любви.
Этого никогда не случится, просто забудь, есть вещи поважнее — так говорил он себе долгие годы безумной молодости, когда кровь кипела, застилая разум кровавой пеленой. И в конце концов победил. Он укротил этого демона, заставил голос плоти замолчать, подчинил свой разум и тело служению одной цели.
Когда я заслужу право стать «прекраснейшим» — нет, когда я снова им стану, и это ужасное, уродливое лицо канет в небытие — вот тогда я все верну, думал он. Там, среди равных себе, я найду человека, который заставит трепетать мое сердце, и больше не нужно будет сдерживаться.
Перед мысленным взором вдруг снова всплыло лицо Питера в тот миг, когда волосы вырвались на свободу... он смотрел так, словно ему слепило глаза — и, зная, что свет такой силы может уничтожить зрение, не отворачивался, не отрывал взгляда. Чистое, незамутненное восхищение и благоговение читались в нем. Словно Полуликий — жалкий уродец, изгой, эр-лан без дома, без клана — был самым прекрасным, самым драгоценным для него существом. Еще никто и никогда не смотрел на него так...
Полуликий резко вынырнул и вдохнул. Эр-ланы могут долго обходиться без воздуха, но предел есть у всех, и забывать о нем не стоит. Он тяжело дышал, вода ручьями текла с волос на плечи и грудь.
О чем он вообще думает? Что себе вообразил?
Питер — не просто человек из-за Барьера, изобретатель, мечтающий летать, как птица. Это его, Полуликого, шанс, который наконец-то после стольких лет ему представился. Он не воспитывался в клане и не умеет контролировать свое тело, а значит, никакой долгой жизни ему не светит. Быть может, времени осталось не так уж и много, и упустить эту возможность — первую за сорок лет — только потому, что какой-то мальчик посмотрел на него по-особому... да полно, Полуликий, в себе ли ты?
К тому же, это ничего не значит. И сеги и швали восхищаются красотой и статью эр-ланов, это естественно. А мальчик в жизни не видел ни одного эр-лана — тем более с распущенными волосами. Если слепой от рождения человек вдруг обретет зрение, самый банальный закат заставит его плакать от счастья.
Полуликий медленно опустил голову на грудь. Прозрачные капли стекали по его щекам, падали с ресниц. Что-то внутри сопротивлялось подобным мыслям — отчаянно, яростно боролось за свою жизнь. Ему надоело ждать, оно больше не верило в посулы и уговоры. Огромный черный зверь с янтарными глазами хотел снова выбраться на свободу и вонзить когти и зубы в душу Полуликого... но он держался. Пока еще держался.
От резкого стука в дверь он вскочил на ноги, расплескав половину бассейна.
— Полуликий! — тревога в голосе Инзы различалась даже сквозь шум воды. — Скорее вылезай, у нас неприятности!
«Выше... еще чуть выше... хорошо».
Подавая мысленные команды, Питер закрывал глаза — так было легче сосредоточиться. Закончив, снова смотрел вперед, хотя за силовым полем флаера царила глубокая, бездонная тьма — карта местности высвечивалась в нижней части гало-экрана.
Инзе он сказал, что идет спать, а когда она отлучилась по нужде, выскочил из Башни. Он уже понял, что любой прибор в мире за Барьером подчиняется в первую очередь мысленному приказу, а уж потом мановению руки, и с первого раза активировал гравиподъемник.
Бо и Новая Милли, как ее называл Питер, нарезали по залу беспокойные круги, словно догадываясь о его преступных замыслах. Хотя ничего особо преступного в них не было — Питер собирался просто вернуться домой, за Барьер. Собственно, он уже давным-давно оказался бы там, если бы не тайные замыслы Наблюдателей Башни.
Питер не знал, зачем он им понадобился, но после истории с волосами на откровенность Полуликого рассчитывать явно не стоило. И ему не хотелось быть пешкой в чьей-то игре, даже если Инза сказала правду и никакой опасности нет.
А она явно о чем-то умолчала.
В любом случае Всемогущий бережет того, кто сам себя бережет — так всегда говорил дедушка. И, учитывая, что он всю жизнь был Искателем и при этом даже не покалечился, к его словам стоило прислушаться.
Питер вздохнул и еще раз проверил, правильно ли летит, хотя уже направил флаер в нужную сторону, а мимо Барьера не промахнешься. Собственно, поэтому он и взял флаер. Сначала собирался уйти пешком, но вовремя понял, что лежал без сознания, пока его везли к Башне и теперь даже не представляет, в какой стороне Барьер. А на гало-экране флаера, который он вызвал мысленной командой, все высвечивалось в лучшем виде.
К тому же пешего догнать ничего не стоит, а теперь, даже если Полуликий полетит, Питер, скорее всего, успеет пересечь Барьер. Там он оставит флаер, и эр-лан сможет спокойно его забрать. Питер надеялся, что все получится, что, оглянувшись в очередной раз, он не увидит в ночном небе высокую фигуру с пылающими как огонь «крыльями» за спиной.
И все-таки, окидывая взглядом глухую темноту, он чувствовал, что сердце разрывается надвое.
Вопреки всем доводам рассудка он жаждал увидеть Полуликого перед тем, как они расстанутся навсегда, и Питер вернется к прежней унылой жизни. К мастерской, огороду, колке дров и тасканию воды. Он пересек Барьер на спор, хотел доказать, что чего-то стоит — и все получилось. В кармане куртки лежал осколок гало-пластины, он послужит доказательством его слов... и будет хранить прикосновения рук Полуликого.
Будет напоминать о том, как обычный парень из захолустной деревеньки соприкоснулся с чем-то по-настоящему прекрасным. И в глубине души даже надеялся, что эта сияющая красота снизойдет до него, что было, конечно, просто глупо.
Дарованное ему чудо он сохранит глубоко в сердце и, конечно, никому о нем не расскажет. Одно Питер знал твердо — до самой смерти, закрывая глаза, он будет видеть перед собой лишь одну картину — изумительное в своем совершенстве лицо, окруженное, как нежная сердцевина цветка лепестками, тяжелыми волнами золотых волос.
— Фэлри... — прошептал он, устремив невидящий взгляд в темноту леса, — Мелл Фэлри...
Внезапно что-то вспыхнуло прямо над его головой серебристым пламенем. Ослепленный Питер вскрикнул, закрыл руками глаза.
И почувствовал, что флаер неуверенно покачнулся и начал снижаться, хоть он и не давал ему такой команды.