Стайлз невидяще смотрел в потолок, сидя на стуле и откинув голову на его спинку. Шея сильно затекла, ноги гудели, но он даже не подумал пошевелиться, слишком занятый самым странным разговором в своей жизни. Странным он был, потому что происходил у него в голове.
— Мы вместе можем многое сделать, искорка, — увещал его невидимый собеседник. Стайлз ни разу его не видел за то время, что знал. А знал он его совсем плохо и мало, но даже за несколько часов знакомства бестелесный, незнакомый голос сумел пробраться ему под кожу, надоесть до тошноты и заставить усомниться в собственном здравомыслии. — Я даже помогу тебе прижать этого хмурого волка к стенке, как он тебя. Хочешь?
Стайлз хмыкнул, признавая предложение заманчивым, но не желая уступать непонятно кому, непонятно зачем. Терпения у него, несмотря на устоявшееся мнение, было много, а упорство семьи Стилински и вовсе можно было назвать легендарным. Стайлз не сдастся так легко.
— Попробуй ещё раз, — лениво выдал Стайлз, моргнув и прогнав сонливость.
Он не знал, когда это голоса в голове стали для него нормой. Адекватный человек давно уже запаниковал бы, обратился в больницу, наглотался таблеток для купирования приступа шизофрении и спокойно вернулся к своим делам. Ну или что там делают адекватные люди в таких ситуациях… Стайлз не знал, поскольку нормальным был лишь отчасти и с большой натяжкой.
— Мы могли бы заключить сделку, — вздохнул голос, устав угрожать и соблазнять. Ни первый, ни второй варианты не возымели нужного эффекта. — Согласен?
— Как сделка с Дьяволом? Ты что, держишь меня за идиота? — Стайлз вскочил, неловко покачнувшись из-за затёкших ног, и экспрессивно замахал руками. — Я поведусь на твои соблазнительные речи и обещания, которые ты будешь нашёптывать мне этим своим сексуальным голосом, а потом ты посмеёшься и заберёшь мою душу! Или лишишь ног! Как я буду жить без ног, чувак? Я же бегаю с волками, мне нельзя без ног.
— Я не заберу твои ноги, — выдал, наконец, голос после оглушительной паузы. — Зачем они мне?
— Кто вас, демонов, поймёт. Может, тебе доставят удовольствие мои страдания. — Солнце клонилось к закату и Стайлз мечтательно посмотрел в окно, пытаясь понять, когда его жизнь стала настолько безумной, что он перестал удивляться голосам в голове.
— Я не демон, — фыркнул голос оскорблённо. — Но ты прав. Твои страдания были бы очень сладки на вкус. Однако твои ноги всё ещё мне не нужны.
— Что тебе тогда вообще нужно? — не выдержал Стайлз, отходя от окна и сердито схватившись за голову. На краю сознания промелькнула и тут же угасла мысль о том, что отец, к счастью, в участке и не слышит, как остатки рассудка его сына крошатся в труху.
—
Твоё тело.
— Это звучало не жутко и ни капли не пугающе. Спасибо.
Голос в его голове явно сдержался от чего-нибудь нелицеприятного или оскорбительного в его сторону, если судить по многозначительной, полной тяжёлых вздохов, паузе. Уж Стайлз в подобных паузах разбирался.
— Ногицунэ.
— Будь здоров.
—
Ногицунэ, — более настойчиво и раздражённо повторил голос. — Это мой вид. Я дух дикой лисы. Чтобы жить полноценной жизнью, мне нужно тело. Твоё очень подходит, искорка. Оно мне нравится, как и его обитатель. Так что я решил договориться с тобой, прежде чем попробовать захватить власть над твоим милым разумом насильно.
— В моей голове монархия, а народ признаёт только династию Стилински! — запаниковал Стайлз, тут же садясь в кровать и поставив на колени ноутбук. Он ввёл в поисковую строку «Ногицунэ» и кликнул на первую попавшуюся ссылку. — Ну и, может быть, Лидию Мартин. Она богиня.
— Я вижу, — фыркнул лис, словно действительно видел. — Однако всегда можно свершить переворот. «Гораздо вернее внушить страх, чем быть любимым» — твоя голова работает так же, правда? Немного страха и
монархом стану я. — Лис сделал ударение на слове «монархом», словно насмехаясь над этой метафорой.
— Чувак, ты цитируешь Макиавелли? — с истеричным смешком спросил Стайлз. — Хочешь установить у меня в голове тоталитаризм?
— Я сказал, что такая вероятность просто есть. Нет необходимости в радикальных мерах. — В голосе слышалась усталость, от чего Стайлз криво и почти довольно улыбнулся, параллельно читая всё, что находил о японских лисах. — И ты такой предвзятый. Макиавелли совсем неплох.
— Он убедителен, но, следуя его советам, можно скатиться до деспотии, — даже не задумываясь, возразил Стайлз. — Страх, жестокость, циничность, дикость, безразличие, убийства. В современном мире такого хватает и без него.
— Макиавелли говорил и о щедрости. О доброте, о милосердии. Он считал насилие не лучшим, но необходимым выходом. Вы, люди, любите смотреть на всё однобоко.
— О да, — улыбнулся Стайлз. — Что-то вроде «нужно быть лисой, чтобы избежать ловушек, и львом, чтобы напугать волков», да? Львы — сила, а лисы — хитрость. Тебе что, льстит такое сравнение?
— Я был с ним знаком. В те времена его мудрость мало кто оспаривал. — Голос Ногицунэ звучал расслабленно. Словно ему было комфортно при разговоре со Стайлзом. Да и сам Стайлз на долгое мгновение забыл, что разговаривает со своим потенциальным убийцей, от чего по спине поползла дрожь. — Смертные всегда руководствуются жестокостью, прикрывая насилие добродетелью.
— Сколько тебе лет? — замер на секунду Стайлз, даже перестав читать. Рядом с ним — метафорически — сидел чувак, знакомый с
Макиавелли. Это пробудило бы любопытство у любого.
— Я не утруждаю себя подсчётом лет.
— А ты знал Торденшельда? Может быть, ты и в него вселился? Или он сам по себе был такой хитрый? — Стайлз отложил ноутбук в сторону, чтобы не разбить его, поскольку знал, каким неуклюжим становится, когда возбуждён или особо нетерпелив. — А Шекспира? Ты знаешь, я обязан был спросить о Шекспире, это классика. О Боже, ты был знаком с Буддой? Или он жил раньше? Чарльз Слабый? Да Винчи? Жанна д’Арк? Мухаммед? Я не знаю, скажи что-нибудь!
— Только недавно ты просил меня заткнуться, — самодовольство буквально сочилось в голосе. Ногицунэ вздохнул и, словно неохотно, начал рассказывать, хотя, несмотря на все усилия скрыть это, он явно был доволен энтузиазмом Стайлза. — Я не знал этих людей лично. В своё время большинство из них считались не такими уж и выдающимися, и прославились только после смерти. Но я застал множество заслуживающих упоминания людей и ситуаций. — Ногицунэ замолчал, зловредно позволяя Стайлзу вариться в своём любопытстве.
— Ты молчишь, потому что хочешь мне отомстить? — Стайлз, не выдержав, начал ходить по комнате, чтобы сжечь часть энергии, что переполняла его.
— Я просто дразню тебя, искорка, — игривые нотки в голосе были на удивление искренними. Стайлзу стало неловко, словно незнакомец на улице внезапно подошёл и укусил его за нос, ничего не объясняя. Это гипотетическая ситуация ведь была неловкой? Датчик странности Стайлза порой барахлил и он не мог быть уверен. — Я могу рассказать кое-что забавное. Это произошло в Российской империи. Страна, полная страданий, как любая другая. Пётр I выдавал замуж свою племянницу Анну за, ах, кажется его звали Фридрихом. Герцог Курляндский. Неместный, одним словом. Пышное было торжество, залпы, яства, толпы народа. В тот же день, потехи ради, поженились семьдесят два карлика.
Стайлз, не удержавшись, фыркнул.
— Зачем?
— Не всегда толерантность превалировала над низостью подобного юмора. — Ногицунэ замолчал, давая Стайлзу возможность ответить, но тот промолчал, делая вид, что не заметил глупого каламбура. — Как известно, русские праздники нередко сопровождаются горячительными напитками.
— А что ты там делал? — не удержался от вопроса Стайлз.
— Хаос — неотъемлемое последствие власти. Страх и боль куда ярче, когда моральные страдания и душевные противоречия богачей подпитывают физические муки. Необразованные крестьяне редко могли развлечь меня в достаточной для насыщения мере. — Ногицунэ издал звук, похожий на смешок, и продолжил. — Я вселился в холостого дворянина средних лет, чтобы заглядывать на лицемерные мероприятия подхалимов и лжецов. Шведский стол интриг и агоний разного рода.
— Ты «заключил с ним сделку» или просто отобрал у него тело? — подозрительно спросил Стайлз, устав от ходьбы и позволив себе упасть на кровать.
— Он был бесполезным. Зачем сохранять его жизнь? Что интересного в том, чтобы дразнить ребёнка леденцом? Примитивность смешит только первые несколько минут. Он даже ничего не понял, когда я заговорил с ним. Всё бормотал о своём боге и раннем сумасшествии.
— Это реакция любого нормального человека, — заметил Стайлз, самую каплю сочувствуя тому бедняге.
— Тогда ты не соответствуешь стандартам нормальности. — Ногицунэ, кажется, был этим доволен. Его присутствие стало более осязаемым, тяжёлым, даже интимным. Стайлз вздрогнул, когда голос окутал всё тело слабой дрожью, сотрясая кости. — Ироничная ситуация вышла именно из-за
водки, — вернулся к рассказу лис. — Пётр подначивал своего дорогого зятя пить, не беря во внимание тот факт, что Фридрих родился и вырос в аскетичной Курляндии, порядки которой отличаются от русских. Отказаться было невежливо. Я помню, как этот молодой дурак пил, тост за тостом, кубок за кубком, пытаясь не отстать. На самой церемонии бракосочетания у него тряслись руки. — Ногицунэ хихикнул. — Пётр не обращал внимание на его состояние и требовал пить ещё и ещё.
— И что особенного в этой истории? Фридрих привёз из Российской империи цирроз печени?
— Нет, — Ногицунэ засмеялся на его нетерпение. — Через некоторое время Анна и Фридрих отъехали в Курляндию. Но стоило им выехать из города, как Фридрих скончался. Лекари объявили, что причиной смерти стал алкоголь. Иронично, что Пётр поднимал кубок за кубком и желал жениху с невестой здоровья и счастья.
Стайлз, не сдержавшись, тихо засмеялся, уткнувшись в подушку в попытке заглушить смех.
— Чёрт возьми, он так виноват перед своей племянницей.
— Ситуация сложилась действительно забавная. Однако не думаю, что кто-то из них так уж сожалел.
— Ужасная, ты хотел сказать, — пробормотал Стайлз, не стараясь согнать улыбку с лица. Когда ещё он сможет послушать вековую
историю от существа, заставшего её течение? События древности
от первого лица.
Ногицунэ похвалил себя за нахождение правильной тактики. Стайлза можно было завоевать, наседая на его любопытство и желание знать всё, что следует и не следует. Понять это было не так уж и сложно, и он недоумевал, почему разработка подхода к такому пытливому уму заняла несколько часов. Всё же смертный обладал гипнотизирующим действием. Он завораживал острым умом, хаотичным разумом, необычным мышлением, верностью друзьям и неисчерпаемым любопытством. А ещё ужасно сбивал этим с толку.
— У меня такое чувство, что я попал в ловушку, — выдохнул Стайлз.
Ногицунэ рассмеялся, чувствуя путанные эмоции смертного, как свои собственные.
— Ловушка удерживает тебя силой, Стайлз. Я же хочу, чтобы ты стоял рядом со мной по собственному желанию.
Он нетерпеливо ёрзал в прекрасном сознании, всеми силами удерживая себя от насилия, от быстрого, но не эффективного способа получения тела.
Ему нужно было подождать, чтобы овладеть чем-то столь ценным, как верность Стайлза. На удивление, Ногицунэ не так уж и возражал.
***
— Правда?
— Да, Стайлз,
правда.
— Жозеф Гильотен, создатель гильотины, был против смертных казней? Это не твой очередной каламбур?
— Он посчитал, что это более гуманно, чем повешение или сожжение.
— Справедливо.
***
Ногицунэ смотрел на него из тени, оценивая внешность так же дотошно, как и ум. Высокий, долговязый, бледный. В мешковатой одежде, с подвижным ртом и вздёрнутым носом. Лис видел множество людей, в человеческом муравейнике легко можно было найти похожих и даже лучше, красивее или умнее. Но никто из них не привлекал его так сильно, как Стайлз, и он не знал в чём дело. Может, в длинных пальцах и ловких руках? В россыпи родинок, которые хотелось пересчитать? В сладком запахе затяжной боли, что шлейфом вился вокруг молодой Искры? Или дело было в мягких волосах, падающих на лоб? Нет, дело не могло быть в этом. Ногицунэ видел слишком много, чтобы повестись на приятную внешность.
Стайлз крутанулся в кресле и начал грызть карандаш, обхватив его губами. Нога беспокойно стучала по полу непонятный ритм, но Ногицунэ не обратил на это внимание, следя за тем, как кончик карандаша исчезает во рту смертного, и хмурясь. Что-то восхитительно тёплое, незнакомое и собственническое расцветало у него в груди. Необоснованное желание спрятать Стайлза от чужих глаз, чтобы только он сам мог любоваться его умом, вздёрнутым носом и карандашом во рту, стало почти нестерпимым, но Ногицунэ усилием воли прогнал странную жажду и поспешно отвернулся, пугаясь необъяснимости своих побуждений. Никогда раньше он такого не ощущал. Новое, непонятное чувство ему нравилось, но вместе с тем и казалось тревожным.
Отвержение, которое наверняка последует за этими порывами, нависало необходимостью насилия для получения желаемого. Мысль о принуждении заставила его нахмуриться. Это не входило в план. Ногицунэ работал по древней, покрытой пылью схеме: найди, попробуй убедить, возьми силой. Мало кто действительно полностью соглашался отдать своё тело в полное пользование неизвестному духу, поэтому и на этот раз он на многое не надеялся. Однако первая реакция Стайлза на его появление приятно удивила своей неординарностью. А воспоминания, мысли и его необыкновенный разум окончательно уверили Ногицунэ в том, что на этот раз стоит стараться
лучше. Уговорить Стайлза, а не воспылать к нему непонятным чувством, которое мешало причинить обычному смертному вред.
Последняя мысль неожиданно разозлила и Ногицунэ, немного напрягшись, чтобы стать на мгновение материальным, сильно толкнул Стайлза в плечо, от чего тот упал с рабочего кресла.
— Эй! — возмутился Стайлз, оглядывая пустую комнату и подозрительно щурясь.
Ногицунэ не обратил на него внимание, удовлетворённый тем, что всё ещё может сделать Стайлзу больно, не чувствуя при этом глупую вину.
Он помог ему подняться, совершенно довольный.
***
— Как насчёт русалок?
— Мне не довелось их видеть, однако есть достоверные сведения об их существовании. Тебе придётся наведаться в Поволжье или на Урал, чтобы убедиться.
— Драконы?
— Красивый миф.
— Вампиры?
— Надеюсь, ты не расстроишься, узнав, что это сказки.
— Ругару?
— Кровожадные и быстрые. — Ногицунэ привычным жестом провёл по волосам Стайлза ладонью, на одно бесконечно малое мгновение обретя материальность. — Ты закончил? Как бы мне не льстило твоё внимание, я не могу знать всего.
— О нет, — хмыкнул Стайлз, непроизвольно следуя за прикосновением и незаметно хмурясь, когда оно закончилось. — Я только исключаю варианты. Потом ты расскажешь мне обо всех очень подробно, чтобы я мог сделать бестиарий получше, чем у Арджентов.
— Почему я должен? — Ногицунэ с недовольством заметил, что уже согласен рассказать Стайлзу всё, что тот пожелает.
— Потому что я тебя кормлю, — Стайлз многозначительно указал на полупустую тарелку с ягодами и ноутбук. Ногицунэ любил фрукты и ягоды, но мог ощущать их вкус, пусть и очень отдалённо, только когда сам Стайлз их ел. Однако, чтобы поддерживать достаточное для функционирования количество энергии ему нужны были боль, некоторый раздор и хаос, поэтому Стайлз смотрел фильмы, которые вызывали бы у него сильные эмоции. Ногицунэ довольствовался этим, хоть и ворчал, что может привыкнуть поглощать эмоции только «изысканного» человека. Стайлз притворялся, что его не смущают такие замечания. — Феникс?
— Есть один, но его не видели уже лет семьсот. Единственный в своём роде и страшный скряга. Не от хорошей жизни, полагаю. Не очень-то приятно умирать и возрождаться из пепла каждый век.
Стайлз фыркнул, сделал какую-то заметку, съел пригоршню ягод и продолжил:
— Тролль?
***
— Хорошо, я всё же спрошу тебя об этом. Сколько у тебя хвостов?
Ногицунэ оживился, услышав вопрос, и приосанился, зная, что его следующие слова произведут на Стайлза впечатление.
— Девять, — голос звучал пренебрежительно, но лис внимательно следил за реакцией Стайлза. Ему нравилось его удивлять.
Стайлз присвистнул и резко замолк, когда послышался окрик отца о том, что свистеть в доме — плохая примета.
— Чувак, это невероятно. Ты, типа, на вершине своего могущества? — понизил голос Стайлз.
— Многие лисы предпочитают ломать свои хвосты и воплощать их в виде демонов
Они. Я не хочу лишиться их таким бездарным образом. В конце концов, хвосты — проявление силы. Глупо саморучно от них избавляться и отрезать от себя кусок могущества.
— Я читал, что
Они —
неубиваемые демоны, которые могут
убить кого угодно. Разве не круто было бы иметь у себя такого? — Стайлз наклонился ближе к тени, в которой прятался Ногицунэ. Это стало рутиной при их частых разговорах.
— Их может убить серебро. И любой другой кицунэ тоже. — Этот разговор навёл Ногицунэ на мысли о Ношико и он едва сдержал рассерженное рычание. Она до сих пор не заплатила за то, что сделала.
— Зачем ты тогда здесь? — неуверенно спросил Стайлз, и Ногицунэ тут же забыл о Ношико, сосредотачиваясь на расстроенном хмуром смертном. Он не смог уследить за ходом его эмоций, поэтому не мог определить и причину внезапной грусти.
— Я уже говорил, не так ли? Мне нужно твоё тело. — В этот раз Ногицунэ не был уверен, что имеет в виду под этими словами, потому что желание обладать превысило все известные ему пределы.
— Ты — могущественный дух дикого лиса, который жаждет хаоса каждую секунду своего существования. Сомнительно, что ты по-настоящему довольствуешься только моими эмоциями после просмотра «Титаника». — Стайлз смотрел в переплетения теней, кусая губы. — Тебе нужно что-то более значительное. И ты можешь это получить. Ты можешь вселиться в меня силой и я не смогу тебе помешать. Ты можешь выбрать кого-то другого или придумать ещё что-нибудь. — Стайлз вдруг встал и махнул рукой, показывая на комнату. — Зачем ты здесь?
Ногицунэ растерялся, не уверенный в том, что следует ответить.
— Ты мне нравишься, искорка, — после недолгих раздумий осторожно поделился лис. — Мне хотелось бы быть с тобой с твоего позволения, а не против твоей воли.
— Эту звучит странно. Словно ты просишь у меня руку и сердце, — проворчал Стайлз, и Ногицунэ хотел возмутиться (потому что, что за странные догадки у Стайлза? Он не собирается забирать у него ноги, как он предположил в прошлый раз, руки или сердце), но замолк, когда почувствовал облегчение и даже счастье своего смертного.
— Мне не нужны твои руки, Стайлз. Что я буду с ними делать, если они будут отделены от тела? — Ногицунэ быстро поменял местами несколько ниток разных цветов на доске исследований, которую соорудил Стайлз. Это должно было его немного запутать. — Им самое место там, где они есть сейчас.
— Не буду спорить, — ухмыльнулся Стайлз, от чего-то развеселившись. — Чисто теоретически, сугубо абстрактно, для развития науки… Что нужно сделать, чтобы ты получил моё тело? И что это за собой повлечёт?
Ногицунэ повернулся к Стайлзу так быстро, что тени в комнате заплясали, повинуясь его возбуждению.
—
Чисто теоретически, нужно лишь согласиться. — Ногицунэ метался по углам, не веря, что Стайлз действительно зашёл так далеко, что уже самостоятельно спрашивает его об этом. — Отгадай загадку, Стайлз. Когда дверь — не дверь?
— Когда она приоткрыта, — медленно, вдумчиво проговорил Стайлз и неуверенно кивнул. — Допустим. А что с последствиями?
— Ты любишь одиночество? — спросил Ногицунэ, уже зная ответ. Стайлз отрицательно покачал головой, внимательно следя за тенями в комнате. — Ты больше никогда не будешь один, если сделаешь это.
— И всё?
— Возможно, ты будешь
чувствовать меня, но ничего больше. Я стану твоим компаньоном, частью твоих мыслей. — Ногицунэ подошёл ближе и протянул невидимую руку в сторону Стайлза, но быстро опустил её в не свойственной ему нерешительности. — Я смогу управлять твоим телом с твоего разрешения или пока ты без сознания. А если мы всё сделаем правильно, я и вовсе смогу отделяться от тебя, сделать себе новое тело. Я смогу… Я смогу жить, как прежде.
Стайлз тяжело сглотнул и опустил голову.
— Сугубо теоретически, — повторил он тихо, и Ногицунэ кивнул.
— Исключительно абстрактно.
