Коня Эниту оседлал Лорен
И поскакал, неся свою он весть,
Скакал сквозь дождь и гром, сквозь ветер вскользь,
Ушел за горизонт алеющий.
В ножнах лежала скромно Айкливейн,
Не смея лишь произнести: "Мой сэр,
Поведать вам готова о себе!"
Скакал он час, и вот: вид знамя там
Бордовое и желтое, сей знак
Обозначал он наших, изеран,
Кричат: "Этер Курон! Сен-Адриан!
Он жив! Вернулся, мчится он стремглав!"
Каше встречал, Энрика же вассал,
Навстречу другу-шевалье скакал.
Весь измазанный кровью и грязью всадник удерживал поводья лишенными сил руками. Из-под купола шлема поникшие волосы, бывшие гербом строптивости владельца, соседствовали с пустым серым взглядом, который бдел в бескрайнюю даль. Ни одна эмоция не тревожила уголки его губ; ни одно чувство не искрилось в его потухших глазах. В сером зрачке была запечатлена лишь картина минувших событий, что смешались в единое полотно цветов осеннего леса. Красочные золотые краски мешались с темным холодом бесцветной поляны, чьи затененные желоба доверху заполнились различными оттенками красного — от ярко-розового до почти коричневого. Белая сталь мелькала на фоне абсолютной, беспроглядной и невыносимой тьмы идущей впереди пустоты, голодной и завлекающей. Дрожь дополняла холодные цвета, железный вкус во рту — багрянец. Детали в его голове выстраивались страшной абоминацией: ветки мертвых деревьев казались тощими и иссохшими великанами с ржавыми кинжалами в руках, а трупы бывших соратников, обезображенные предсмертными гримасами боли, растворялись в кровавой почве. Он видел: тут и там из грязи, воткнутые в нее лезвиями, торчали мечи, расплывавшиеся в воздухе нечеткими волнами. Их остовы обрывисто дергались из стороны в сторону, словно глаза припадочного больного, и оставляли в воздухе след белого булата. Лица врагов перед Лореном расплылись, а их тела казались обретшей форму жидкостью, со смертельным ударом терявшей четкие очертания и возвращаясь в свое природное состояние вместе с испусканием из поверженного тела блевотно-зеленых склизких змей вместе с огненно-рыжими листьями. Мелькавшие в памяти нечеткие образы сменяли друг друга без какой-либо логики повествования, будто бы неумолимый поток буйной реки выносил вдоль своего русла вываленные в нее трупы от битвы, прошедшей выше по течению. Гора тел скопилась у мелкого брода, и вся разбухшая масса мертвых людей склеивалась друг с другом, панцирь к панцирю плетениями кольчуги, шелом к шелому плавленого железа. Омерзительная масса с телами, в которой одни трупы вырастают из других, вымахала до размеров целой горы. Разрезанные и обнажающие кости руки стали расходиться вдоль невидимой линии, втягиваясь внутрь или выпадая наружу, словно капли пота, разваливаясь и хрустя. Гора тел ожила на его глазах. У нее не было ни носа, ни глаз, ни ушей — лишь отвратительная черная пасть, в которой застыл пробирающий саму душу истошный вопль боли и отчаянного страха. Без звука. За мгновением тишины, когда изо рта попадали розовые органы мертвецов и отрезанные от тел куски плоти, разразился и сам рев. В нем крики и стоны смешались с гулом злополучного рога в протяжном и разрезающем уши вопле. Ее крик, что нельзя было заглушить, вызывал содрогание и растворялся в красном небе, стремясь, чтобы само солнце услышало его. В пустой душе этот рев стал рваться наружу, где исчезал в завываниях ветра за спиной Лорена. Там, в лесу, ветер пел поэму об устремленных к смерти бойцах — здесь же он спокойно кружил вокруг всадника и залетал в его голову. Ураган пронесся в разуме воина, унося оттуда все нужное и ненужное — так в голове оставалась только полная безмятежность, которую не могли нарушить ни серо-красные картины, ни крик слепленного из мертвецов монстра. Внутри осталась только пустошь пожара мыслей, пепел и зола. Ему было неизвестно, сколько времени он скакал. Солнце над головой, сопровождавшее всадника, покренилось с зенита в сторону заката. Он же этого не видел и продолжал скакать, едва двигая ослабшими конечностями и лишь прижимая ноги в шенкеле к телу соловой кобылы. Верный скакун нес Лорена мимо золота леса и полей, засеянных наполовину озимым зерном, а наполовину оставленных «под паром». Пустые глаза ослепил блеск, который жил всего полсекунды. С вернувшимся зрением Лорен в трехстах футах впереди завидел вылезавшую из-за пригорка колонну людей в панцирях и шлемах и щитами за спиной, которых сопровождали такие же, как сам воин, всадники. Лорен потянул поводья на себя и снизил скорость. Эта армия, насчитывающая тысячи воинов, протаптывала под собой грязную дорогу лишенным унисона топотом, который доносился до спрятанных за наушами и волосами ушей Лорена. Среди всего народа выделялся один черный всадник, что шел впереди всех остальных с сопровождением. Даже на таком расстоянии невозможно было не заметить его широкий силуэт на спине такой же громадной лошади. Вдруг одна из фигур-всадников, которая сопровождала темного гиганта, резко рванула в сторону прискакавшего Лорена, поднимая позади себя пыль. Навстречу верхом на пегом жеребце скакал молодой юноша, в снаряжении от Лорена не отличающийся. Скорый всадник с куполообразным шлемом был облачен в сверкающую кольчугу, под которой скрывалась туника, а на плечах развевался на скорости галопа плащ. Ноги скрывали штаны и обувь с перекрестными ремнями на голени. Разница между ними состояла в том, что ткань одежды юноша была темно-бордовая. Его тело пересекалось ремнем, и на левом боку с него свисал меч, похожий на лореновский Эладонак. Поверх ремня лежал пояс, на котором болталась сумка вместе с кинжалом. Что в них точно отличалось, так это телосложение и лицо. Соотношение тела всадника к скакуну в сравнение с Лореном выдавало в нем заметно более низкий рост, а еще он был куда стройнее и легче. Всадник держался в седле непринужденно, с прямой спиной и шеей. Было заметно, что в седле он не первый год. С приближением стали вырисовываться черты его лица. Они были плавные и сглаженные, но суровые, как у выбитого в мраморе бюста древнего героя, хоть и за суровостью в улыбке непринужденности проглядывалась его истинная доброта. Скулы, неярко выраженные, округлая челюсть и миниатюрный милый нос сильно молодили его и делали похожим на подростка. На гладко выбритом лице не было ни единого волоска, ни намека на щетину. Под тонкими бровями в сторону Лорена была направлена радость, бликами зрачков напоминающая добродушие вечно сияющего в небосводе солнца, широко раскрытых ярко-янтарных глаз. Подобная бронзе радужка юноши переливалась светом, живо и неутомимо, пожаром рыжих цветов, будто бы отражением леса за спиной Лорена. Из-под купола его шлема неохотно выглядывали ухоженные и выравненные по длине рыжие волосы, которые тоже, как глаза, краснели энергичным пожаром. Огненные линии, которые вырывались из стального купола, играли за его спиной волнами на уровне шеи. Этот юноша был крайне красив, и оттого женственен. Не будь на нем обмундирования войны, этого парня можно было посчитать за прелестную даму. Пегой скакун встал напротив Лорена, вынудив того дернуть поводья и остановиться. Пустота серости пересеклась с романтичным огнем. На Лорена смотрели оживленные глаза, которые, видно, от назревшего облегчения лишились помрачения переживаний. Лорен смотрел в них, и в его пустом разуме пронеслась горькая нота стыда, едва уловимая, держащаяся тонкой нитью на губах, не позволяя ему не произнести ни слова. — Лорен! — послышался звонкий и высокий мужской голос, по тембру дополняя его немужественный вид. В нем слышалось облегчение и радость встречи. Его зрачки заискрились. — Слава Атору Венценосному, ты жив! Он любопытно наклонил голову. Второй меч, покоящийся в ножнах Лорена, был им замечен. Рыжий юноша поднял свой взгляд и огнем омыл понурое лицо собеседника. — Ты в порядке, друг? Что это за меч? Лорен не мог разделить такой же энтузиазм от встречи с ним. Нить стыда все еще не позволила ему говорить. — Мне нужно встретиться с сенешалем, Каше — сухо отрезал он, вызвав у собеседника непонимание. — Лорен..? Не обронив более ни слова, он пришпорил лошадь и направился ко второму всаднику, так нетерпеливо ожидающим их встречу. Вблизи черная гора была еще больше, вширь и высоту заслоняя могучее воинство за ее спиной. Такому всаднику необходима была такая же огромная лошадь. Вороной жеребец, будто бы вымазанный черной краской с хвоста до морды, имел мускулистые голени с крепкими ногами и просторную грудь — только с таким телосложением он мог нести на своей спине эту гору. Всадником был крайне немолодой мужчина. Его боевое снаряжение скрывала роскошная угольно-черная шкура льва, которая и создавала его вселяющий трепет силуэт. Накинутый на спину лев, кажется, при жизни был огромен и страшен, рыком мог убить любого пугливого зверя, а просторной пастью проглотить что угодно. Что-то оборвало его жизнь, и теперь он стал плащом воителя, а его некогда огромная голова с всепоглощающей пастью теперь свисала за шеей, как ненужный капюшон. Испещренное шрамами и обезображенное морщинами за многие годы жизни лицо скрывала густая смоляная растительность, непослушная и жесткая. У мужчины были широкие скулы и крупный круглый нос. Его широкий лоб с морщинами едва закрывался редкой челкой, расчесанной в стороны. Гривой, как у оседланного им коня, черные волосы уходили ему за спину или продолжались через виски в спутанной бороде, по краям которой у места пересечения челюстей находилось две косички. С умудренным прищуром черных глаз он посмотрел прямо в душу новоприбывшего с укором и тяжестью предстоящего допроса. Тут же подоспел вслед за Лореном рыжий юноша. — Сэр Лорен, — разразил прибывшего, войско и леса с полями вокруг низкий голос черного гиганта. — Какая беда стряслась с тобой? Где остальные? — Позволь объясниться, сэр Инас… Мы попали в засаду. Густая бровь Инаса искривилась. Ему все стало понятно. — Докладывай. С этого Лорен начал свой рассказ: о том, как отряд скакал через золотой лес и как все потемнело. О том, как люди испугались, но Лорен не внял их страхам. О том, как на поляне на их отряд напали парвизеры. О том, как выжил один лишь Лорен и стал искать выход из леса. О том, как потерялся в потьмах, но вышел на свет, на зеленую поляну. О том, как колдун рассказал о страшной вести. О том, как в руки Лорена попал магический меч… Сенешаль отвел взгляд в сторону и задумался, а Каше бросил на меч в ножнах удивленный взгляд, наконец получив от Лорена ответ на его вопрос. — Сэр Лорен… — стиснув зубы говорил он. — Гнев рвет меня изнутри. Ты не внял ни опасениям побратимов, ни чувствам воина. Из-за тебя души доблестных сыновей Изерана были низвергнуты в анхарову преисподнюю. Мне трудно смириться с твоей ошибкой. — Прости, сэр Инас. — Не требуй извинений, сэр Лорен, — с тяжестью смирения выдохнул он. — Хоть под твоим началом и погиб отряд, свою миссию ты выполнил. Теперь мне известно, что в лесу может быть засада. Армия туда не сунется. — Сэр Инас?! — удивленный подобными словами вскрикнул Каше. — То есть мы оставим наших там? — Что ж поделать, второй шевалье? Ты ведь тоже слышал рассказ Лорена. Дорога в лесу небезопасна. Мы не пойдем туда. — Но… Хорошо. Как скажешь. Рыжий воин поник головой. Инас снова перевел взгляд на Лорена, обратив на этот раз внимание на его меч, что до этого не привлекал сенешаля. — Ты говоришь, что языческие колдуны дали тебе этот меч как доказательство твоим словам. А меч, значится, волшебный… Лорен кивнул. — Милостью Атора клянусь, все так. — Не сомневаюсь: не пристало первому среди равных очернять уста ложью. Но что ты сам можешь сказать про меч? И тут Лорена словно молнией поразило. Вся дорога оттуда сюда была для него пустой. Что он вообще мог сказать про меч, который обратился в прелестную деву, залившуюся при нем в слезах? Ни одного слова, ни красочного, ни злого не приходило в его голову. Он мог лишь сказать: меч волшебный — а в чем его магия, собственно, заключается? И что он вообще думает про заключенную в металле девушку? — Сэр Инас… Я не знаю, что мне сказать. Посмотри лучше сам! Лорен сжал невычурную рукоять Айкливейн и медленно вытащил меч. Он, казалось, не вкладывал силу в это движение, но ему все равно было тяжело. Казалось, будто бы что-то внутри него сопротивлялось попытке явить окружающим свою находку, но ему удалось пересилить это чувство. Изысканная и острая сталь показалась из темницы, обнажая сенешалю и Каше свое боевое великолепие. Когда же острие последним покинуло темницу, первый среди равных занес меч вверх, и солнце пробежалось по тонкому лезвию ослепительной вспышкой, растворяясь на концах гарды. Все были поражены великолепием, с которым был выкован этот меч. В его изящных формах, что поддерживали правильный баланс, было видно, на какие смертоносные удары для врага он способен и с каким удобством оно оборачивается владельцу, не забивает его руку и позволяет продолжать сражение дольше. — Пожалуй, да, он красив, изящен, — вынес вердикт Инас, — но что же в нем волшебного? Как для меня — обычный меч… Клинок покосился в подогнувшихся и ослабевших хватку руках, запал в глазах потух. У него не было ни единой мысли, как доказать волшебную силу меча. С этим ему пришлось смириться. — Извини, — отвечал Лорен, — но я не могу это доказать. Тебе придется поверить мне на слово. Умчавшийся некоторое время назад ветер завыванием вернул в разум Лорена потерянные и аморфные мысли с эмоцией досады после невозможности доказать Инасу свою позицию. А ведь ему не нужно выслуживаться перед сенешалем. Новости о бедах Изерана надо донести королю, а для него у не найдется никаких доказательств, кроме меча, в котором никому не видно изящества магии. Каким образом тогда королю принимать решения на основе его рассказа? — …Лорен, мы поедем вместе? — прорвался сквозь пелену размышлений звонкий голос Каше. Первый среди равных очнулся от навалившегося транса размышлений. — Прости, я… ты о чем говорил? — Надо доставить весть королю Энрику немедленно. Уже как давно он должен был оцепить Аманур и взять крепость в осаду. Лорен, мы должны доставить это послание вместе и… — Нет, — резкое и четко отрезал опомнившийся Лорен. — Я отправлюсь туда один. Он не видел лицо Каше, но чувствовал, как в это же мгновение его глаза остекленели, а губы окаменели в непроизнесенном слове. В пожаре глаз пронесся аккорд оскорбления и грусти, которая тут же, вспылив и истлев, канул в лету. На лицо рыжего воина пришла улыбка. — Хорошо, Лорен, — с холодным спокойствием произнес он. — Как скажешь. — Лорен, — вмешивается Инас, — мы сейчас находимся в чужой стране. Тебе нужно сопровождение… — Нет, — перебил Инаса Лорен. — Я защищен священным астраволном. Мне нечего бояться, а одному двигаться быстрее. Тот лишь оперся широкой ладонью в лицо и покачал головой. Видеть упрямство Лорена ему было явно не впервой. — Тогда слушай внимательно. Здесь повсюду могут быть засады. Отправляйся на север, страна парвизеров там граничит с нашей Южногорской маркой. Путь неблизкий, но безопасный. Если поспешишь, по дорогам марки успеешь к королю Энрику до конца месяца. По пути к тому же сможешь наесться и выспаться. Есть у тебя припасы на несколько дней вперед? Лорен покачал головой, после чего Инас дал приказ, и воину принесли небольшой мешок, который погрузили на спину лошади. Та была приготовлена к неожиданно прибравшемуся весу на спине. — Это все, Лорен? — Пожалуй. — Тогда прощай и храни тебя Атор на твоем пути. — До встречи, Лорен, — вклинился в разговор Каше. — Атор защити тебя. — Скоро увидимся, — отпустил Лорен и перед тем, как пришпорить лошадь, бросил взгляд на север. Король… Лорен не знал, что он должен чувствовать на этот счет. Предстоящая дорога будет лишь началом. На его плечи свалилась непомерная ноша ответственности. Он не знал, восторг ли, предвкушение ли ему сейчас предстоит испытать. Неопределенность претила ему, горькой слюной отдаваясь во рту. Гордость и желание исполнить свой долг преисполнились в нем и вытеснили былые переживания и страшные мысли, которые тут же забылись, словно кошмар. Перед ним стояла цель, и он к ней стремился. Он ни за что не хочет подвести короля… …но почему? — Пошла! — крикнул он и рванул галопом навстречу горизонту.