Тот, кто наблюдает за игрой со стороны, часто видит в ней больше, чем ее участники. Замок Отранто Гораций (Хорас) Уолпол
Если можно выбрать одно слово, описывающее фундамент, на котором строился характер Малфоя — это зависть. Было бы сложно не ставить себя на место главного героя, когда ты всю свою юность читал приключенческие романы, которые после переросли в биографии великих личностей из Истории Магии. Подпитываясь со стороны верованиями Люциуса о том, что Малфои не просто получают все самое лучшее, они и есть самые лучшие, у Драко не было такого исхода, при котором он бы довольствовался огрызками. Но главным героем Драко не был, и он с треском проваливал все свои попытки им стать. Возможно, проблема была в его извращенной трактовке данного слова. Герой для него был не спасателем и не добродетелем. Герой был тем, кто получал славу и был великим. Только эту характеристику он вытащил из всех рассказов о подвигах. Расцветая уверенностью в собственном превосходстве, он отправился в открытый мир, который больше не ограничивался Мэнором и редкими встречами с подобострастниками, и столкнулся с реальностью, которая его отвергла. Его вера в собственный искаженный героизм начала угасать мерными шагами. Переломным моментом, наверное, был второй год обучения в Хогвартсе, когда на место преподавателя по Защите от Темных Искусств прибыл Златопуст Локонс. Драко не был любителем чтива его авторства, но что он понял с первого же занятия — Златопуст был буквально олицетворением всех тех черт, которые Драко приписывал героям. Сначала был тихий, сдержанный восторг — вот он, живой образец, с которого Драко сможет черпать пример, наблюдая за всеми мелочами с первых рядов. Потом пришло разочарование и злая обида — на себя и на непутевого Локонса, потому что Драко осознал, что это не то, кем он хочет быть. С этого момента красочные картинки собственного успеха начали рассыпаться, как карточный домик. Летом он перечитал грузный том о великих чистокровных семьях Британии с более-менее критической точки зрения, той, которая была возможна в силу его возраста. Следом пошли отдельные тома, посвященные роду Блэк и Малфоев. Парочка дневников носителей данных фамилий, которые хранились в самых дальних уголках библиотеки. Тем летом Драко узнал, что род Малфоев не такой великий, каким он всегда его считал. Плевком в лицо стало то, что Блэки были намного влиятельнее и сильнее. Они играли грязнее, но изысканнее, у их отпрысков магический потенциал был чуть ли не на две головы выше, чем у остальных родов, потому что они не брезговали баловаться с ритуалами на зачатие. Их влияние выходило за пределы Английского Королевства, захватывая Нидерланды и Грецию. У Малфоев была Англия и с натяжкой Франция. Драко осознал, что причина, почему к Нарциссе изредка все равно обращались на Блэк была не в известности ее девичьей фамилии, а потому что Блэк имеет больше веса. Возможно, не внутри семьи, но точно в обществе. Если уж пошло на то — Нарцисса всегда была и будет больше Блэк, чем Малфой по всем характеристикам. Насколько человеку нужно любить своего мужа, чтобы не хихикать каждый раз, когда он с гордостью гласит себя Малфоем, находясь в одной комнате с Блэком? Драко, привыкший получать самое лучшее, начал слегка передергивать плечами, когда о нем говорили как об истинном Малфое. Какой-то завистливый червячок в его животе хотел, чтобы в нем было больше от Блэков. Когда Драко по глупости сказал об этом Крэббу, он посмотрел на него широкими глазами и, тупой придурок, пролепетал: — Драко, так может это глисты? Ты сходи в Больничное Крыло. И больше он об этом не разговаривал. В некотором смысле он считает, что виноваты Дюма, Дефо, Конан Дойль и прочие писатели, взрастившие в нем самолюбие, которое он потом пытался искоренить в течение нескольких лет и все равно не одержал успех. Это было легче, чем осуждать себя. Для успеха был необходим холодный ум и расчетливость. Нужно уметь шевелить своими шестеренками на такой скорости, чтобы любой внешний фактор за секунду встроился в имеющуюся систему, и он мог оценить риски и последствия, а после выстроить план действий. Хогвартс научил его учиться, но применять знания на практике научили родители и опыт. На втором курсе он закатил маме бессовестную истерику на фоне всего. Наитупейшего Локонса, который разбил свой великий образ вдребезги, насмешек от однокурсников и слухов, что он купил себе место в команде. Малфои могли купить себе все, но не талант. — Я сам заработал место в команде! Сам! А эта грязнокровка просто должна была все переврать и… и… И опозорить меня! — взвизгивал Драко, время от времени вскидывая руки, но не очень резво, чтобы не зацепить маму, под боком у которой он сидел. Она была такой же сдержанной, какой обычно и представала на людях. Не было понимающих кивков или чего-то подобного, но смотрела она так внимательно, что Драко знал — Нарцисса понимает, и ей не нужны слова или внемлющие жесты, чтобы показать это. Нарцисса была его Швейцарией. Она может иметь собственные интересы, может быть не согласна или даже осуждать, но Драко знал, что его всегда примут. Он попал в водоворот чувств, которые засасывают вспыльчивого ребенка на раз два, и когда его нос покраснел, а на глаза набежали обидчивые слезы от чувства несправедливости, Нарцисса вздохнула и потянула ладонь к макушке Драко. Она аккуратно скользила пальцами между его прядей, нежно поглаживая его голову, чтобы отвлечь от неприятного чувства, поселившегося в его груди. — Планета все еще вращается, Драко, — просто сказала она. — А значит, положение еще можно изменить. Тебе может быть обидно и неприятно, но подобные ситуации будут появляться в течение всей твоей жизни, и это только твой выбор: тратить на них свои эмоции или нет. Всегда все можно исправить. Драко с раздражением шмыгнул и пнул ножку скамьи. — Я не хочу ничего исправлять! — капризно воскликнул он. — Это не должно было произойти в принципе! Нарцисса мягко улыбнулась, и он всхлипнул еще раз, начиная злиться на маму за то, что она вела себя снисходительно. — Единственное, что ты можешь контролировать — это ты сам. — Неправда! Я могу контролировать Крэбба и Гойла, они слушаются меня. И папа! Он тоже контролирует много людей! — Ты можешь склонять чаши весов в определенную сторону, чтобы повлиять на чужой выбор, — вкрадчиво начала Нарцисса. — Ты можешь манипулировать, ты можешь шантажировать или предлагать сделки. Ты можешь искать лазейки и делать еще сотни тех вещей, которыми занимается Люциус, но ты никогда не будешь полностью контролировать кого-то. В твоей власти ниточки, которые нужно уметь правильно дернуть, но не люди. — Неудачи случаются, — на лице мамы расплылась ласковая улыбка. — Чтобы их перерасти, нужно сфокусироваться не только на том, из-за чего они возникли, но и на том, как ты с ними справляешься. — В конце концов, планета продолжает вращаться, — со всхлипом повторил Драко, и мама удовлетворенно кивнула. После этого он с чистым любопытством пытался нащупать в людях эти нити и аккуратно перебирать их, как струны, надеясь, что однажды он сыграет композицию, которой его родители будут изумленно аплодировать. Следом за завистью пришла жадность. На полпути, когда Драко осознал свое реальное положение в Британии, когда он снял напутственный лоск и понял, что без отца и матери он окажется на самом настоящем социальном дне без умения совершать сделки с важными опытными людьми, он поменял тактику. Теперь он не пытался всем лишний раз ткнуть в свое могущество, он вырывал его зубами и когтями. Никто не берет тебя в расчет, когда ты оперируешь на словах. Нужны действия, которые за весь его срок обучения были откровенно детскими и паршивыми. Он знал, что если внезапно изменится, это вызовет подозрения, а укоренившийся образ драчуна уйдет из чужих воспоминаний очень нескоро. Поэтому он просто залег на дно и душил в себе желание взять все и сразу. Иногда выходило успешно, иногда не очень. Турнир Трех Волшебников качественно поелозил его лицом в грязи сначала, когда ему не дали возможность даже принять участие, потом, когда вопреки всем правилам этот шанс выпал Поттеру. Нет, не просто выпал — он был дарован ему на серебряном начищенном блюдечке, мол, блющи, Герой Магической Британии. По этой причине Драко ухватился за возрождение Темного Лорда, как за спасательный крюк. Это была возможность обрести и доказать. Кому и что — он так и не решил, но от перспективной картинки чего-то неопределенного в его сознании осталось только слово «перспективный». Его холодный ум, в котором он был уверен ввиду отсутствия скромности, мог идти нахуй. Перспективами там и не пахло. Война вообще не пахнет деньгами, если уж на то пошло. А влияние, построенное на черной славе, у Малфоев и так было в избытке. Кратко говоря, Драко проебался. Так он думал поначалу. Чуть погодя, смотря на то, как его маму пытают в столовой Мэнора, в которой этим утром они спокойно вместе ели завтрак, он понял, что это был не проеб. Это была вырытая им самолично могила.***
Этим утром в Министерстве было людно, и толпа меньше обращала на него внимания, когда он знакомым маршрутом шел на третий этаж, в отделение Аврората. Его школьный сундук собран лишь наполовину — он не ожидал, что его действительно отправят в Хогвартс хоть с десятью поручителями. Кингсли может и предоставил свидетельства в его защиту на суде, но этот условный срок он выбил ничем иным, как чудом. В небольшом кабинете стояло около двадцати людей. Они обернулись и затихли на секунду, когда Драко зашел, но продолжили беседовать, когда поняли, что это не мистер Милнз. Он встал у стены и скрестил руки, окидывая ленивым взглядом своих бывших однокурсников. Большинство из них он видит впервые за пять месяцев, несмотря на то, что раньше они регулярно вертелись в одних кругах в Хогвартсе или даже пересекались на неожиданных встречах в Малфой Мэноре. Пэнси, быстренько сказав что-то Миллисент, откланялась и оперлась о стену рядом с ним. — А где Теодор? — ненавязчиво поинтересовался он, не зная, как начать разговор, не позволив неловкости душить атмосферу еще сильнее. Паркинсон кивнула в сторону, где Нотт возбужденно размахивал листами в своей руке и яростно пытался объяснить что-то злому Бэддоку. Пытаясь выцепить хоть какую-нибудь идею для разговора, он затих. Паркинсон не помогала — казалось, она подошла не просто так, но при этом она молчала, будто совсем не ощущала тяжелой атмосферы. Раньше они могли так молчать часами, и тишина в ее компании не казалась неловкой. После того, как он без единой весточки убежал прямо во время битвы, умоляя Орденовцев дать ему связь с Грюмом, он не знал, что ей сказать. Объясниться? Она понимает, почему он так поступил. Вероятно, будь она чуть трусливее, поступила бы так же. Извиниться? Хрен она клала на извинения. — Забини прислали значок старосты, — начала она, когда Драко казалось, что он уже начал задыхаться. Было что-то сюрреалистичное в том, что Блейз все еще поддерживал связь хоть с кем-то из Британии. Он не успел упаковаться и перебраться в Италию, когда дело запахло жареным, но мисс Забини оперативно выцепила его из Хога и переместила в семейное поместье где-то в конце октября прошлого учебного года. От него поступали письма где-то до Нового Года, к которым он прилагал вырезки из иностранных газет, где цензура пропускала все то дерьмо, что Темный Лорд не допускал в печать. А потом — тишина. Драко не рисковал писать ему в ответ. — Не думал, что он продолжит обучение здесь. — И я, — кивнула Пэнси, отбивая носком туфли незнакомый ему ритм. — Мне тоже его прислали. Малфой невпечатленно приподнял брови. — Ты просто хотела сообщить, что меня сместили с роли старосты? — фыркнул он, поворачиваясь к ней. Она обернулась в ответ, и он впервые посмотрел ей в глаза спустя много месяцев. Ее волосы отрасли чуть ниже плеч, но за этим исключением выглядела она прилично. Почти не изменилась. Ее кожа лица была лишь чуть-чуть серовата, ногтевые пластины аккуратны как обычно, несмотря на то, что основную работу она совершала руками. Потому что Паркинсон еще в юности выдрессировала в себе полезную привычку, и в стрессовых ситуациях вместо того, чтобы откусывать заусенцы, она увлажняла пальцы миндальным маслом и отодвигала кутикулу апельсиновой палочкой. Самый восхищающий пример того, как можно наебать свой мозг. — Ты отупел, что ли? — фыркнула она, смотря исподлобья. — Этот значок буквально гарант того, что нас действительно отправляют в Хогвартс, — она потеребила пуговицу на своей манжете. — И при всей моей любви к тебе, даже я бы не назначила тебя старостой. Снова. Драко повеселел. — Это будет, мягко говоря, сложно, — появилась перед ними Миллисент. Милая, глупая Миллисент, за которой водилась неприятная привычка влезать туда, где ее никто не ждал. — Сомневаюсь, что нас примут с распростертыми объятиями. — Твоей главной проблемой должен быть вопрос: примет ли тебя хоть с какими-нибудь объятиями твой будущий работодатель, — хохотнула Паркинсон. — Потерпишь. Это было правдой. Они могли бы потерпеть хоть сколько угодно лет, лишь бы успешно выпуститься и пройти проверку на профпригодность. Один год — слишком малый срок по сравнению со всей оставшейся жизнью, которую запросто можно провести в отшельничестве или даже нищете. Миллисент, которая никогда не напрягала себя учебой и любила говорить, что в будущем ее в свою компанию возьмет папочка, недовольно поджала губы. Папочка-то в Азкабане. Теперь на лице Драко появилась полноценная лукавая улыбка, а его настроение поднялось до поразительно высокой отметки. Дверь в кабинет распахнулась, и в кабинет с тяжелым топотом зашел мистер Минлз. Он был высоким и худощавым мужчиной, со сгоревшим на солнце лицом и отталкивающим видом. На его подбородке пробивалась жесткая трехдневная щетина, но вдоль скулы тянулся розовый незаживший шрам, на котором волос не было. — Приветствую, — гаркнул он. Следом за ним в кабинет втекли другие авроры, которые работали с бывшими подсудимыми в персональном порядке. Ребята в кабинете поторопились занять свободные стулья вокруг вытянутого овального стола, пока остальные располагались, стоя за их спинами. — Минобр одобрило продолжение вашего обучения в Школе Чародейства и Волшебства до периода выпуска, — без предисловия начал он, прежде чем дверь за последним вошедшим аврором захлопнулась. Его голос был громким и резонирующим, приглушающим шуршания и скрип сдвигаемых стульев. Драко осмотрел лица уже знакомых авроров. Он оглядел сжатую челюсть мистера Хиггинза, которому его назначили на попечение, но аврор озабоченно просматривал стопку листов в своей руке. — Ваши палочки не снимаются с отслеживания. Преподаватели будут уведомлены о запрете на определенные сектора заклинаний, и ваша учебная программа будет подстроена под введенные ограничения, — мистер Милнз смотрел прямо и не сбивался, даже когда пересекался с кем-либо взглядом. От подобного хотелось отвести глаза себе под ноги. Драко он чем-то напоминал Аластора Грюма. — Значит ли это, что, к примеру Защита от Темных Искусств будет только в формате теории? — перебил его Бэддок. То, как его голос постепенно затихал к концу предложения выглядело почти комично. Милнз смерил его жестким взглядом и ухмыльнулся. — С такими вопросами — к директору, — отрезал аврор. — Пиздец, пламенный привет Амбридж, — пробормотала Пэнси. Буллстроуд подле нее горячо закивала. — За ежемесячные отчеты Министерству безопасности внутренних дел все еще отвечаете только вы, а не преподаватели. К ним будут поступать вопросы исключительно, чтобы подтвердить использование отдельных, вызывающих вопросы, заклинаний в учебных целях. Грубо говоря, ошейник ослабили, но поводок укоротили. Сидящий Теодор на секунду пересекся взглядом со стоящим за стулом Трейси Драко, и коротко ему кивнул. — Расценивайте это как первую ступень испытательного срока. Если ваши дисциплинарные взыски напрягут кого-то из Министерства образования, они вполне могут поднапрячься и заявить об оспаривании судебного решения в вашем отношении. Малфой подавил желание хмыкнуть. Было в этом что-то такое смешное и безнадежное. — Вам запрещено покидать территорию Хогвартса без письменного разрешения директора. Найдите дурака, который каждые выходные будет капать директору на мозги, чтобы его отпустили в Три Котла. — Вам запрещено пропускать учебные занятия без медицинской справки. Паркинсон со скучающим видом начала осматривать свои ногтевые пластины. — Вам запрещено использовать палочки, которые не зарегистрированы на ваше имя. Собрание вызвало у Драко легкую мигрень. По большей части это абсурдно: отправлять их в замок, полный пострадавших подростков после войны, у большинства из которых мозги будут явно не на месте, и давать инструкцию сидеть как можно тише и миловиднее. Все составляющие указывают на то, что первыми начнут бить не они. Взгляд мистера Хиггинза прожигал его щеку.***
Становлением Драко Малфоя был шотландский вислоухий кот по кличке Принц. Нарцисса решила, что домашний питомец поможет пятилетнему Драко стать ответственным, и притащила в дом клубок шерсти под брезгливые фырканья Люциуса. Недовольным тоном он запретил выпускать животное за пределы игровых комнат Западного крыла поместья, но с габаритами их дома это едва ли было проблемой. Когда Драко дал кличку коту, Люциус немного оттаял и хихикал себе под нос вместе с Нарциссой, смотря на кроткое на вид создание, ничем не напоминающее крестного Драко — ни характером, ни внешностью. Это был тот возраст, когда у Драко прошли младенческие магические всплески, но он все еще не мог контролировать свою магию, поэтому неподалеку от него всегда находилась эльфийка Триша, чтобы он случайно не навредил самому себе. Но маленькие дети глупы. Сначала он не понимал, что произошло. Игрушки ломались и это случалось: у метел могли распадаться прутья, мячи имели тенденцию лопаться, а фигурки разбиваться и это нормально, это свидетельствовало о том, что они были недостаточно крепкими. Они были хрупки и неполноценны — это то, что отличало их от Драко. Он болтался на ковре, вокруг него были разбросаны игрушки и потрепанные книги с легендами, потому что он дергал страницы слишком сильно, когда пытался их перевернуть. Это было своего рода бесполезно: он почти не умел читать и просто искал редкие картинки. Лето было жарким и ленивым. Триша отказывалась накладывать охлаждающее заклинание, чтобы Драко не продуло, и он морщился, лежа на спине, глядя как под напекающими лучами солнца в воздухе плывут редкие пылинки вперемешку с кошачьей шерстью. Принц тогда сидел чуть поодаль, время от времени ударяя виляющим хвостом по ковролину, и внимательно следил за замершими солнечными зайчиками. Он был таким красивым и милым; мама причитала, что присутствие кота выбивается из интерьера, но, глядя на аккуратно подстриженную мордочку и гордую осанку, Драко приходит к выводу, что ему тут самое место. С недовольным фырканьем от, липнущей к потной коже, одежды, он медленно подошел к коту, не желая напугать. Его ушки дернулись — он понял, что Драко рядом, но мальчишка давно научился не делать резких движений, потому что напуганный Принц очень быстро убегал от него и прятался. А чтобы поиграть с ним надо, чтобы Принц не убежал. Присев рядом, Драко провел ладошкой по шерсти на его спине три раза, прежде чем попробовать почесать его за ушком, как изредка делала мама. Принц мотнул головой, сбивая руку, и отошел с ковра, но недалеко, чтобы все еще смотреть на мелькающие на стене переливающиеся блики. Это первая его игрушка, которая отказывается играть, но Драко уже научен, поэтому он берет с ковра ленточку и кидает кончик Принцу, медленно притягивая ее к себе, чтобы привлечь внимание. Но кот не кидается на нее, а все еще смотрит на стену. Тогда Драко подошел к нему, тряся лентой в воздухе, чтобы кошачья лапа наконец-то начала бить по кусочку ткани в попытках поймать. Но, видимо, тот день был слишком жарким даже для Принца. С капризным хныканьем Драко отбросил ленту и сел рядом с ним. Он попытался всмотреться в солнечные зайчики, чтобы понять, что такого интересного в них было, но ничего не увидел. Тогда он посмотрел на Принца. Он лениво моргал, его щечки один раз дернулись. Он был очаровательным, и Драко улыбнулся. Он ничего не мог с собой поделать, потому что милые пушистые вещи были созданы для того, чтобы их трогали. Поэтому, выждав около минуты, он резко кинулся на Принца, чтобы он не успел убежать, и сжал в своих объятиях, утыкаясь носом в нахохлившуюся шерстку. Это произошло быстро. В один момент Драко чувствовал, как лапы упираются ему в грудь, цепляясь когтями за одежду и кожу, и вскрикнул, а в другой — это давление пропало. Принц в его руках стал спокойнее, и Драко, игнорируя саднящие царапины на груди, прижал кота к себе ближе, потому что он редко позволяет долгие ласки. Кошачья шерсть прилипала к его влажному лицу и забивала ноздри, но он игнорировал это и терся щекой о расслабленного Принца. Его сердечко трепетало — впервые он держал его в руках так долго, значит наконец-то он полюбил его в ответ! Наконец-то он будет с ним играть! — Молодой Господин, — странным тоном окликнула его Триша, собирающая игрушки на ковре. — Молодой Господин! Внезапно ее голос стал напуганным, и он ощутил тень эльфийки над собой, беспомощно размахивающей руками, не имеющей права дотронуться до мага. — О Мерлин всемогущий! — шептала она, ее морщинистое лицо стало еще уродливее, чем обычно. — Мерлин, Мерлин… Молодой Господин, я вернусь через секунду, — пропищала она, аппарируя в другую часть поместья, выкрикивая пронизанное ужасом: «Госпожа» раньше, чем магия перенесла ее. Когда Нарцисса появилась перед ним и замерла, глядя на его улыбку и расслабленного Принца в руках, было что-то в ее лице, что Драко тогда не понял, но оно вызвало в его груди тяжелое чувство. Но это ничем не помогло, ведь он все еще не понимал. Даже если Принц сломался, что в этом такого? Его никогда не ругали за испорченные игрушки. Принц был его любимчиком, потому что в отличии от других игрушек он был тёплым и спонтанным. Не надо было просить Тришу магией поставить его в определённую позу, чтобы поиграть: в нем была встроенное заклятие, чтобы он был самостоятельным, прямо как люди. Потом он вспомнил, как шерсть под его пухлой ладошкой приподнималась в ровном ритме дыхания, и Драко понял. Это маленькое существо не было наделено магией, оно было живым. А в книжках умертвление живого называют убийством. Драко тогда даже проплакался маме. Убийцы обычно получали по заслугам: их либо убивали рыцарским мечом, несущим правосудие, либо казнили на людской суд, либо они отправлялись в тюрьму. Нарцисса долго заверяла, что Драко никто не казнит и не отправит в тюрьму, и следом за страхом и отголоском вины пришла злость. Потому что Драко не хотел никого убивать — он никогда не стал бы в здравом уме, он даже не знал, что эта вещь была живой. Поэтому это была не его вина. Принц сам был виноват в том, насколько хрупким он оказался. В конце концов, метла не могла починить себя сама, а живые могут, но Принц этого не сделал и это было исключительно его ошибкой.***
Не то чтобы у него были завышенные ожидания касательно того, как пройдет учебный год, но тот факт, что их не допустили на станцию Кринг-Кросс и вместо этого отправили в отдельном порядке в замок, через камин в кабинете директора, напрягло. Теодор по правую сторону от него недоуменно корчился, глядя на то, как каждого ученика в очереди пропускают к министерскому камину, предварительно проверив удостоверения личности. Все эти авроры назначены им за персональным дозором, Драко запомнил их морды уже лучше, чем лицевые черты выставленных в поместье бюстов своих однофамильцев. — Мне бы хотелось чувствовать себя особенным, но как-то… — неловко усмехнулся Теодор, почесывая шею. — Внимание должно быть в меру, — серьезно кивнул Малфой, словив такой же смущенный взгляд Нотта уже в свою сторону. Шутку он не прочувствовал. Когда они зашли в Большой Зал, во главе слизеринского стола переговаривались Забини и Паркинсон, которые прибыли в замок на день раньше, чтобы помочь с организационными моментами их факультета. Теодор наигранно завизжал и с разбегу кинулся мулату на шею. Несмотря на преувеличенный восторг Нотта, белоснежная улыбка и глубокий смех Блейза были искренними. Их сопроводили в Большой Зал раньше, чем прибыли остальные студенты, из-за чего все заходящие студенты неизменно бросали неприязненные взгляды в их сторону. В чем, в результате, был толк отдельной транспортировки Драко так и не понял. Полученные инструкции были понятны и ясны как день, им даже было отведено время на то, чтобы обдумать сказанное и прийти к определенным выводам. Не привлекать внимания. Не провоцировать конфликты. Не вестись на чужие провокации. Быть тише воды, ниже травы, и без происшествий закончить обучение и получить документ о выпуске. Слизеринцы никогда не делали ничего наполовину, и сейчас это ощущалось по нависшей тишине за столом их факультета, разрезаемой только стуком столовых приборов и редкими перешептываниями. Клеймо на его руке горело.***
Дорогая Мама, Я узнал об этой психологической практике, которую изобрели магглы, в Придире. Я рассчитываю на то, что будет обещанный результат, и это поможет мне работать с «накопившимися эмоциями по отношению к какому-либо человеку». Данный оборот речи пришёлся мне очень по душе. Накопившиеся эмоции, понимаешь? Как думаешь, какие эмоции по отношению к тебе у меня могут быть накоплены? Я не думаю, что способен на это ответить. Я больше склоняюсь к тому, что этот механизм ближе ко мне самому: я застрял на этапе накапливания бесконечной жалости к себе. И, разумеется, в данной ситуации было бы разумнее пачкать пергамент, адресованный мне, но я не могу избавиться от чувства, что я очень многого тебе не сказал. Учитывая, что я нарушаю правила техники с самого начала, я вряд ли достигну завидных успехов. Но все накопленные слова, которые я держу в себе из-за того, что игнорировал все случаи их озвучить, не дают мне покоя. По этой причине я попытаюсь успокоить свои терзания, делая вид, что пишу тебе. Прошу, прости мне такую дерзость. Я бесконечно сожалею, что не находил сил в себе поговорить с тобой последние пару месяцев. Я надеюсь, что мои мысли достигнут тебя в той низменной форме, которая является моим единственным вариантом. С любовью, Драко***
Трясясь от холода, пока Драко шел по подземельям Слизерина, испачканный в ледяной воде, грязи и собственной крови, он чувствовал себя почти таким же ущербным, как тогда, когда срывающимся голосом клялся Грюму, что от него будет польза, но даже слезливыми речами его не убедил. По большей части, это его ошибка, что он не заподозрил что-то неладное и его сигнализирующие опасность внутренние радары не сработали в тот момент, когда он услышал топот Грейнджер позади себя. Он должен был сдаться еще в этот самый момент. Он должен был включить свой мозг, когда Грейнджер повалила его на землю. Или хотя бы когда она начала его душить. Он должен был понять, когда надо отступить, и не доводить все до сломанного носа. Воспоминания о своей наигранной браваде, которой он пытался убедить — себя или грязнокровку — в своем контроле над ситуацией, заставляли его ощущать собственную ничтожность. Это не было чем-то новым; за последние два года его рулетка жизни крутилась только с одной целью — выжить, и наименьшей ценой, которую он неизменно платил, была его гордость. Но сейчас его челюсть была плотно сжата от ярости, которую он не мог себе позволить выпустить. Признавать собственное ничтожество перед Темным Лордом — это одно. Перед взрослыми и Пожирателями, стоящими выше него по рангу — все еще терпимо. Но позволить себе встать на ступень ниже неадекватной грязнокровки — совершенно иное. — Чего ты так дол.? — заканючила Паркинсон, как только портрет перед входом в общежитие Слизерина отодвинулся, пропуская Малфоя внутрь. — Какого Салазара случилось?! Паркинсон подлетела к нему, осматривая, пытаясь найти источник крови. Ее ночной халат распахнулся, а один из пушистых тапков остался позади, соскользнувший с ее ноги. — Сам нарвался, — отмахнулся Малфой, пытаясь пройти мимо нее в направлении душевых. — Драко, — ее голос звенел в напряжения. — Десятый день обучения. А ты уже. — Прекрати, — резко отрезал он. Она что-то прошипела ему в ответ, наступая на обувь своей голой лодыжкой, преграждая дорогу. Не то чтобы это было большой проблемой, но он остановился, чисто из вежливости. Пэнси вертела его лицо в своих руках, осматривая глубоко задумчивым видом. — У тебя образуется отек вокруг глаз и синеет кожа. Это перелом, — заключила она, глядя ему в глаза, пальцы с силой сжали его щеки, будто она пытается сдерживать свою ярость. Она смотрела, будто ожидая, что он что-то ответит, но Малфой просто небрежно пожал плечами. — Я не смогу это вылечить, ты понимаешь? — проникновенно начала она, сменив тон. Видимо, теперь она пыталась выявить наличие сотрясения. — Я понимаю, — устало выдохнул он, снова пытаясь пройти мимо нее. — На месте стой! — рявкнула она, напряженно потопывая ногой. Попадаться ей на пути было гиблым делом. Последние дни Пэнси ходила злая, как собака, из-за проблем со старостатом, которые навалились разом. Главной были — первокурсники. Попробуй объясни детям, откуда взялись предрассудки в их сторону из-за факультета, на котором они оказались, и как стоит на это реагировать. Паркинсон, в принципе, была не способной во взаимодействии с детьми, но от своих обязанностей откланяться не имеет права. Это похоже на комедийную постановку: она собирает детей в гостиной, пытаясь вразумить их сначала ровным тоном, как она говорила бы с любым другим. Потом, когда Паркинсон осознает, что успеха не предвещается, этот тон сменяется на нелепый, которым обычно говорят с такими же нелепыми маленькими человечками. Дальше первокурсники начинают рыдать от несправедливости и «Анжел прекратила со мной общаться! Она говорит, что тут только злодеи, и что раз я здесь, то я тоже злодейка!», и первая неосознанная реакция Пэнси — начать на них орать. Осознанная реакция аналогична. Но орать на встревоженных детей с неокрепшей психикой, на которых беспочвенно озлобились ровесники — плохая тактика, и Паркинсон просто хлопает глазами, как полудохлая рыба, потому что слов утешений у нее нет, а больше ей ничего в голову не приходит. А потом случилась картина маслом, когда на первом занятии по чарам магглорожденные из Когтеврана на вопрос Флитвика: «Какие волшебные заклинания вы знаете?» засмеялись и чуть ли не хором торжественно заорали: «Абракадабра». С испугу все остальные дети, приняв это за убивающее, кинулись под парты и устроили групповую истерику. Магглорожденных эта реакция очень позабавила и это было следующим пунктом для успокоения первокурсников Слизерина. На удивление, больше всех смеялась девчонка, которая нарушила тенденцию рода идти на Когтевран и оказалась на змеином факультете — младшая сестра знаменитой Чжоу Чанг, хотя казалось бы. Ее надо было вразумлять уже по иному поводу, и эта маленькая заноза потрепала Пэнси нервы настолько, что та была готова рвать на засранке волосы. Другими словами, на тарелке Пэнси сейчас слишком много всего, чтобы Драко подкидывал туда еще свою долю и пал случайной жертвой чужого нервного срыва. — Значит так, — выдохнула Паркинсон спустя некоторое время. — Сейчас ты отмываешься и приводишь себя в порядок, а потом мы отправляемся к Помфри, — распорядилась она. — Скажем, что вы игрались с квоффлами в гостиной и тебе прилетело. — Она может и старая, но не тупая. — Для отчета достаточно, — отмахнулась Пэнси, толкая его в сторону туалета. — Вперед.***
Его шрам блядски горит, как будто языки пламени облизывают его руку. Раньше такой проблемы не было. До того, как Темный Лорд пал. Тогда метка не привлекала его внимания, у него заняло несколько месяцев, чтобы привыкнуть к ней. Это стало обычной частью его тела, как родинка, которую ты ожидаешь видеть на одном и том же месте. Однако эту родинку ты считаешь уродливой настолько, чтобы скрывать ее маскирующими чарами. Только свое предплечье он обычно скрывал за длинными рукавами, так как чары не работали. В Мэноре постоянно, чтобы она не бросалась ему в глаза в зеркальных отражениях, а в штабах Ордена, чтобы не привлекать к себе еще больше внимания, чем у него было. Но даже несмотря на это, люди всегда бросали на него косые взгляды и продолжают до сих пор. Пора выучить, что даже если ты что-то прячешь, это не исчезнет. Он забыл про нее, пока однажды посреди ночи не вскочил с постеленного на полу матраса в очередной лачуге Ордена от боли, которую невозможно игнорировать. Она зудела, но у него хватило здравого смысла не чесать ее, чтобы случайно не активировать и не сообщить Темному Лорду о своем местоположении. Малфой понимал, что никто в стенах, принадлежащих Ордену Феникса, не станет тратить на него медикаменты, поэтому сначала терпел. Когда терпеть стало невыносимо, он стащил мазь против зуда от комариных укусов у какого-то магглорожденного в соседней комнате. Аккуратность, с которой он наносил вонючую субстанцию на предплечье, он не проявлял даже на практических занятиях своего горячо любимого декана. От этой ошибки природы, которую магглы называют лекарством, на его коже высыпало сыпью. Он не помнит имени того кудрявого пацана, жалующегося на комаров, но воспоминания о том, как ненависть к нему скакнула к отметке выше среднего, ясны как день. Когда кончики его пальцев начинали дрожать от сдерживаемой внутри магии, он выходил наружу брошенной посреди леса хижины, чтобы колдовать. Никто его не трогал, пока он не приближался к защитному барьеру, но он чувствовал недоверчивые взгляды на своем загривке, когда заклинания первых курсов были заменены боевыми, чтобы он хотя бы не позабыл дуэльную стойку. Он всегда считал себя умным, но то с какой скоростью он обнаружил закономерность, поразило даже его. За пять тренировок боевых заклинаний, он засыпал сладким сном без какой-либо боли в руке в те дни, когда использовал темные. Ему потребовалось еще три дня на то, чтобы обнаружить конкретно эту закономерность среди серии совпадений, которые объединяли дни без боли, и еще один, чтобы подтвердить свою гипотезу. Сказать, что это много с чем помогло, было бы ложью. Любое изменение в состоянии Темной Метки вызывало у него паническую тошноту. Он не знал во всех деталях, как работает метка. У всех была ровно та порция информации, которую Воландеморт считал достаточной для их мозгов. Он боялся, что использование Темной Магии тоже посылает определенные сигналы Лорду. Или что необходимо использовать Темную Магию с определенной интенсивностью, чтобы Лорд об этом узнал. Он успокаивал себя тем, что в первом случае на эту точку Ордена уже была бы совершена облава, пусть это место и не считается стратегически важным. Темный Лорд очень горделивый и не поскупился направить и несколько десятков Пожирателей на отлов предателя. Во втором случае Темному Лорду приходилось бы очень сложно во время организованных рейдов, но насколько загруженным может быть человек, который вернулся с того света? Он прятался по углам, как маленький мальчик, своровавший конфеты, чтобы использовать самые безобидные Темные заклинания без лишнего внимания. Он использовал даже те, которые в народе и не осознаются Темными — люди просто разбрасывались ими, воспринимая древней магией. Зуд утихал, а страх разгорался с новой силой. И Малфой решил искать обходные пути решения проблемы. Травы, из которых на территории вблизи хижины были только потрепанные кусты, которые он не смог опознать и побрезговал с ними возиться, маггловские лекарства, которые он мог бы заимствовать, не вызывая вопросов у старика, отвечающего за запасы медикаментов в их скромной обители, а также ледяная вода, за использование которой ему однажды вписали. Другой Пожиратель-перебежчик, который жил в том же доме — видимо, это было место с людьми, которых не жалко потерять — время от времени делился с ним отвратительным на вкус баночным пивом, но этого было недостаточно, чтобы опьянеть и облегчить зуд. Драко мотивировал себя глупой верой в то, что постоянным дискомфортом он закаляет свою силу духа. Если бы тетушка Белла услышала это — визжала бы от восторга. В период заключения в тюрьме, ожидая судебного разбирательства, без палочки и подручных средств, Драко был готов лезть на стенку. А потом все-таки полез, когда палочку ему вернули с наложенным заклинанием отслеживания магии. Он внезапно понял, почему Пожиратели в Азкабане имели тенденцию к скорой кончине. Экстракт Бадьяна, который был невиданной роскошью в период войны, являлся его главной надеждой. Пэнси окончательно подтвердила верность его теории касательно Темной магии и сказала, что не нашла никакой стопроцентной альтернативы за все время, что оперировала в хорошо спонсированном медпункте. Все средства, которые она пробовала, имели краткосрочный эффект, и в конце концов у нее сдали нервы перебирать каждый бутылек с вопросами «а что, если»? Теперь, когда его новый лучший друг и просто хороший человек Забини противозаконно одалживал ему палочку, которая пусть и опасно дрожала в его руках из-за отсутствия совместимости, но не была на отслеживании Министерства и позволяла выпускать смехотворные искорки темной магии для поддержания резерва, ему стало лучше. Но он не мог надеяться на Забини вечно. За его палочкой выстроилась целая очередь из студентов, которые просекли в чем дело. Это вообще считается невиданной щедростью — добровольно давать кому-то распоряжаться своей палочкой. Особенно теперь, когда это ввели им в официальный запрет. Нельзя исключать вероятность, что однажды она просто сломается из-за слишком сильного напора магии волшебника с низкой совместимостью. Пэнси начала заниматься медитацией, чтобы преуспеть в невербальной магии. Она надеется таким образом практиковать Темную магию, не попадаясь Министерству. Временами Драко к ней присоединяется, но это слишком долгосрочная перспектива. Поэтому бадьян оказался неплохой попыткой начать хотя бы с чего-то. Так он думал, когда забрал уродливую склянку из темного стекла у Грейнджер. — Оно нерабочее, — скрипящим голосом сообщила гриффиндорка. Ее вид был достаточно жалким, чтобы проявить эмпатию и не акцентировать на этом внимание. — То есть это мусор? — решил он все же уточнить, поднимая склянку вверх, чтобы на свету оценить консистенцию содержимого. Не слишком густо, не слишком жидко, как и должен выглядеть экстракт бадьяна. — Смотря, что ты от этого ожидаешь. О, он многого от этого ожидает, учитывая непривычную для Боунс браваду перед толпой учеников, которую она вчера закатила. Грейнджер вперилась взглядом в парту перед ней, и, на секунду насладившись видом чужой задетой гордости, Драко отправился в ближайший мужской туалет. Санузлы в главных коридорах Хогвартса рано утром обычно были пусты, так как все пользовались туалетами при общежитиях, но Драко все равно зашел в узкую кабинку на всякий случай. Он закатил рукав рубашки до сгиба локтя, окинув татуировку отрешенным взглядом. Кожа вокруг черепа слегка воспалилась, но это был единственный видимый симптом. Иногда Драко казалось, что жжение его руки фантомное, как боль которую можно ощущать на месте конечности, которой ты когда-то лишился. Он привык действовать так, будто готовится оторвать пластырь одним движением, поэтому оценив травяной запах содержимого склянки, он нанес одну каплю на предплечье и распределил по коже. На некоторое время он думал, что грязнокровка была права и эссенция нерабочая. Но в один момент под покрасневшей кожей вокруг клейма он почувствовал бурление, будто его кровь начала кипеть, а в следующее мгновение на коже начали подниматься темные пузыри с жидкостью, будто готовые вот-вот лопнуть. Драко закусил воротник рубашки, наблюдая за происходящим на руке и неуверенный в том, что ему следует делать. Не было особо болезненных ощущений, кроме тошноты, поднимающейся по горлу от отвратительного зрелища. Он смотрел, как его кожа надувается, и когда первый пузырик лопнул, и по его руке потекла темная, почти черная кровь, тяжелыми каплями скатываясь по коже и падая на брюки, он издал первый болезненный стон, который ткань не смогла заглушить. С этого момента вид начал соответствовать ощущениям. Положив большой хуй на маленькую вероятность того, что кто-то может зайти в туалет, Драко с грохотом навалился на дверь кабинки и не с первого раза смог отодвинуть защелку, чтобы метнуться к раковинам. На его глаза набежали непроизвольные слезы, когда он поместил руку под сильный поток холодной воды. Драко уперся лбом в зеркало, пока вода заливалась в теперь открытую рану вместе с остатками непонятно чего, что он нанес на свою кожу. Грязнокровка его наебала. Эта херня работает просто отменно. Он тихо зашипел, скатываясь корпусом все ниже, пока полностью не склонился над раковиной. Следующий пузырь на его руке лопнул, и Драко вскрикнул от ощущения разрывающейся плоти. Он смотрел на вымытые углубления в своей руке, пока маленькие пузыри бурлили под его кожей все слабее и слабее. Он сморгнул непроизвольные слезы, и одна потекла на кончик его носа, пока не разбилась об кафель раковины. Эта сука что, пыталась его убить? С тихим писком в ушах, Драко закрыл кран, когда его рука стала достаточно чистой, а кровь прекратилась, и посмотрел в зеркало. Его одежда наполовину промокла и испачкалась в темной жиже, вытекшей из его тела, а на бледном лице блестели хаотично бегающие глаза. Драко неровным шагом направился в кабинку, чтобы грузно приземлиться на унитаз, и выдохнуть. Он оценивал свое состояние и необходимость проблеваться, пока находится в нужном месте. Лекция началась около десяти минут назад.