Сердце пополам

Когда Петя просыпается, с трудом размыкая тяжёлые веки, за окном стоит непроглядная темень. Перевернувшись на спину, он отбрасывает одеяло к стене и предпринимает отчаянную попытку вырубить организм по-новой, досыпая свои заслуженные часы. Размыкает пересохшие губы, хватая спёртый комнатный воздух. Нос забило, а кожа на лице ощущается сухой, будто присыпанной песком. Быстро осознав бесполезность своих действий — сон ускользнул окончательно — Петя аккуратно садится на край кровати, принимая вертикальное положение. Потом неуверенно поднимается на ноги, подходит и, опираясь рукой на подоконник, дёргает ручку окна. Свежий прохладный воздух, принося с собой отголоски ночной жизни, проникает в душное помещение. Петя жадно вдыхает полной грудью. Нос перестаёт казаться забетонированным, и пусть ноги держат по-прежнему паршиво, Петя на чистом упрямстве добирается до другого конца комнаты, хватает заряжающийся телефон и с облегчением возвращается обратно в кровать, возясь на пропотевших простынях. Как же ему херово. По старой памяти Петя первым делом проверяет инсту. Без интереса просматривает новые лайки с комментариями и лезет в директ, чтобы всё с тем же равнодушием отметить прочитанными последние сообщения. Все, само собой, от альф. Валера, депутатский сынок, зовёт на пенную вечеринку в родительский загородный дворец, обещая чёткую компанию, дорогое бухло и таблеточки «для настроения» в любом количестве. Гоша, отпрыск одного из многочисленных предпринимателей у кормушки, приглашает уже на другой тусняк — где-то под Минском. Заверяет, что все расходы по-джентильменски взвалит на себя, Пете останется только прийти, скрасить своим прелестным ебальником этот вечер и, естественно, не отходить от хозяина ни на шаг, пёсиком таская тапки и заглядывая в рот. И только Горюнов скромно приглашает на литературный вечер в свою шарашку, пытаясь подкупить стихами, которые будет там зачитывать перед кучкой таких же чмошников. Петя приглушённо ржёт в подушку. Надо же, до сих пор смеет на что-то с ним рассчитывать. Тем более после того, как по-уебански попытался приманить порошком. Петя — тот ещё торчок, базара нет, но не настолько у него в жизни всё хуёво, чтобы нанюхаться бодягой из закладки и прыгать на член лобнинского додика. Петя себе цену знает и такому, как Илья Горюнов, даже смотреть в его сторону должно быть неловко. Пусть до конца жизни дрочит на воспоминания, как на их единственной общей тусовке Петя великодушно разрешил придержать себя за локоть. Потом, правда, ускакал заигрывать с Максом, ну и что? Было бы кого терять! Зайдя в телегу, Петя открывает один из последних диалогов, в котором непрочитанным висит лаконичное «спокойной ночи». Ничего «спокойного» по итогу не получилось, Игорь зря пожелал. Впрочем, подсознательно Петя давно подготовился к неадекватной реакции организма. Вечером вырубился едва голова коснулась подушки, а на половине ночи уже бодрячком, готовый к череде заложенных природой действий. Ладонь ложится внизу живота, пронизываемого пока лёгкими спазмами боли. Петя приспускает резинку трусов и пробегается пальцами, стараясь унять накатывающие неприятные ощущения. «Доброе утро» — отправляет, перевернувшись на живот и зажимая нарастающее возбуждение. Будет обидно, если Гром не ответит. По идее должен. У него смена на своём частном стадионе, спать нельзя, можно только сторожить, выжидая неведомых грабителей. Игорь, к счастью, отвечает: «Какое утро» «Три ночи» «Ты че не спишь?» Петя усмехается, подбирая подушку под себя и облокачиваясь подбородком. «Проснулся» «Течка начинается» Ответ приходит незамедлительно: «Послезавтра же должна быть?» «Это нормально что раньше срока?» Сидит, наверное, волнуется, пытаясь найти себе место. Игорь не признаётся, но Петя-то не слепой, сам прекрасно видит — его альфа встревожен предстоящим событием, нервничает и переживает, гадая, как всё пройдёт и каким образом поведёт себя их неокрепшая связь, вступив на новый этап близости. Сам Петя старается настолько далеко не загадывать, самое важное для себя он понял и принял — они истинные, созданные исключительно друг для друга, а значит, всё по определению будет заебись. Их связь не исчезнет, тут хоть на другой конец мира линяй — не поможет. Игорь и так слишком долго сторонился их контакта, ограничиваясь малым. Поцелуями, объятиями и — один, сука, раз — пальцами. Пете, изнывающему от чувств, постоянно хотелось большего, он бы без лишних вопросов ещё в их первую ночёвку встал в коленно-локтевую, позволяя засаживать себе вплоть до появления на небе робких утренних лучей. Но Гром, блять, не из таких, ему надо всё обдумать, что-то для себя понять и сделать хуй пойми какие выводы. Дотянули до течки, хрен знает, как теперь всё пройдёт и что будет. Петя цыкает под нос, успокаиваясь так же быстро, как завёлся. «Норм» «У омег такое бывает от большого недоёба» Хоть кто-то в их союзе должен излучать непоколебимую уверенность, правильно? На текущем этапе отношений им хватает Игоря, с напутственным хладнокровием переживающим внутри себя панические припадки. Ещё месяц назад Петя и подумать не мог, что этот Скала-Джонсон-Гром в принципе могёт в эту всю книжную стеснительность-чувствительность-сентиментальность. Вытаскивай его теперь из неожиданных эмоциональных потрясений. «Как ты себя чувствуешь?» «Таблетки есть?» — продолжает трястись Гром, засыпая вопросами. Может, он думает, что Петя впервые за двадцать лет столкнулся с течкой? Живот сводит новым характерным спазмом. Поморщившись, Петя подгибает под себя колени, немного утихомиривая боль. Как бы по итогу реально не выяснилось, что с такой течкой он пока ещё не связывался. Надо держать в голове — речь идёт о муторной избранности. С ней всё всегда и у всех задорно катится по пизде. Петя вдумчиво заносит палец над клавиатурой. В этот момент от Игоря прилетает новое короткое сообщение: «Я позвоню?» «Звони» — сходу соглашается Петя. Через несколько секунд экран загорается входящим вызовом. Отчего-то разволновавшись, Петя не сразу отваживается тыкнуть по зелёной трубке. Как дурак слушает вибрацию, превосходящую по интенсивности жужжания даже его элитный вибратор за десять кусков. Игорь не сбрасывает, терпеливо дожидаясь ответа. Прикрыв глаза, Петя наобум жмёт в экран, подносит телефон к уху и молчит, закусив губу. Разводит непонятно для чего детский сад «Ромашка», ей-богу, штанов на лямках и варежек на резинке для полноты картины не хватает. Игорь ничего не говорит, ровно вдыхая-выдыхая. Сидел, поди, в маленькой охранной будке на своём стадионе, маялся без дела, пока в телеге не дёрнули. Петя замирает в одной позе, боясь случайно шевельнуть мизинцем и всё испортить. В чём прикол — не очень понятно, но, видимо, в чём-то он всё-таки есть. У них тут кто кого перемолчит. Обидно лишь от чёткого понимания: Грома в этом нехитром ремесле не одолеть при всём желании. Петя своими глазами видел, как в академии тот мог двадцать минут, не меняя положения, внимать энергичному трёпу Димки Дубина, чтобы под конец ограничиться скупым кивком, а в хорошие дни — хлопком по плечу. Когда лежать в позе оловянного солдатика становится совсем тоскливо, Петя аккуратно опускает руку под одеяло, задирает футболку и проходится кончиками пальцев по животу. Спазмы нарастают, из состояния «ну, терпимо» боль постепенно перетекает в «сука, таблетку мне, срочно». Лекарства лежат в аптечке, аптечка — на кухне. Портить теперь ради колёс их пиздецки таинственную атмосферу? Ещё чего! Петя и так знает, как себе помочь, а Гром на том конце провода раззадоривает только сильнее, стимулируя без того тяжелеющее внизу желание. Перевернувшись на спину и положив ладонь поверх белья, Петя слегка сжимает. Не выдержав, издаёт еле различимый короткий стон. Игорь, естественно, прекрасно слышит, от удивления на миг задерживая дыхание. Замечательно, Пете того и надо, на другую реакцию он не рассчитывал. На ткани проступает пятнышко, член ещё не встал до конца, а уже течёт, меж ягодиц мокро — ёбанная течка, как же он, блять, скучал. Положив телефон на подушку, Петя окончательно избавляется от одеяла, сминая его у стены, и стаскивает мешающиеся трусы. Сейчас он себя ото всей своей ебливой душонки порадует, ну и Грома заодно, ладно, так уж и быть. Всё сам, всё сам! Никакой помощи в этом доме, трахнуть и то некому! Пододвинув телефон динамиком поближе к губам, Петя большим пальцем массирует влажную головку, размазывая смазку. Заебись, всё, как он любит… Обхватив рукой, проводит вверх, шире расставляя ноги. Вот бы ещё ладонь не его собственную, было бы совсем хорошо, но что есть, то есть, придётся ограничиться воображением и пониманием: Игорь всё слышит и наверняка представляет. Дыхание срывается, становясь прерывистым. Зажмурив глаза, Петя без усилий вспоминает их недавнее, полное страсти утро. Огромные ладони Грома, подхватившие под бёдра и усадившие на стол; свои ноги, которыми Петя его цепко обнял, не желая выпускать ни на миг. Целуя, Игорь пах хорошо и остро, возбуждением и желанием. Пете только от этого хотелось драть его спину стриженными ногтями, полоумно запрокидывать голову и мартовским котом орать от накрывающего волнами незнакомого удовольствия. Какое счастье, что Игорь больше не динамит, а наоборот сильно хочет и — Петя смеет надеяться — не менее сильно любит. Предохранители сносит нахер, Петя забывает остатки стеснения, стопорившие на слишком резких поворотах, и полностью отдаётся на волю низменных желаний. Рука, помня, как будет лучше, двигается на автомате. Большой палец периодически проезжается по чувствительной головке, а другой рукой Петя перебирает поджимающиеся яйца. Порнушно постанывая на каждом вдохе, он рывком переворачивается на живот, садится на колени и прогибается в спине. Заведя руку, проталкивает в себя сразу два пальца, растягивая мышцы. По хлюпающей смазке, успевшей замарать бёдра, идёт легко и беспрепятственно. Петя протяжно стонет. Из айфона раздаются непонятные звуки. Серьёзно, Гром? Именно сейчас тебе вместо того, чтобы наслаждаться звуковым представлением, приспичило побазарить? Раздражённо схватив телефон, Петя зажимает его между плечом и ухом, после чего возвращает ладонь на покачивающийся член, сжимая у корня. — Чё? — выплёвывает недовольно. Нельзя вот так брать и прерывать на самом интересном месте! — Что ты сейчас делаешь? — если не вслушиваться, Гром звучит обыденно, будто интересуется прогнозом погоды, но и Петя не дурак, начинает делать маленькие успехи в понимании его подлинного настроения: голос еле заметно дрожит, дышит Игорь нездорово, как в лихорадке, словно хватает воздух ртом. — А то ты не понял, — усмехается Петя, медленно лаская себя. — Или тебе важно услышать как есть? В таком случае прямо сейчас я дрочу. На тебя, если что. Представляю тебя рядом, как ты берёшь меня со спины. Держишь за волосы и трахаешь. У меня течка, Мурчик, и я хочу своего альфу. Целиком, а не один голос. — Я… — Игорь обрывается, прокашлявшись. — Я хочу знать, что именно ты делаешь. — А-а, — протягивает Петя, донельзя довольный проявленным интересом. — Прямо сейчас трахаю себя пальцами. Ну и дрочу, но это и так понятно. Телефон неудобно держать, если хочешь знать. Игорь надрывно втягивает воздух: — Сколько? — Два. — Добавь третий. Петя без лишних слов добавляет, не теряя времени. Боль в животе наконец-то полностью сходит на нет, смазка стекает по бёдрам, пошло хлюпая на каждом толчке. Петя бессознательно скулит, плохо контролируя себя и свои порывы. За что природа ненавидит омег, почему так поиздевалась, создав пытку, до которой не додумается ни один, даже самый изощрённый человеческий ум? Омегам, вынужденным каждые три месяца справляться с животными инстинктами, нужны их альфы. Сильнее всего Петя нуждается сейчас, в самом уязвимом состоянии, когда контролировать себя практически нереально. Игоря хочется дозваться любой ценой, чтобы бросил свой несчастный стадион, даром никому не нужный, и примчался сюда, к нему — помогать. Горло рвёт нарастающий скулёж. Ой, бля, всё… дофантазировался… — Петя, — окликает Игорь тоном, одновременно ласковым и строгим. — Петя, хороший мой, не делай так, иначе… иначе я всё брошу и сорвусь к тебе. — Я хочу, чтобы ты сорвался! — в отчаянии восклицает Петя. — Ты мне нужен… я… — Петь, пожалуйста, потерпи до утра, — просит Игорь умоляюще, Петя шмыгает носом. В глазах от нездорового возбуждения и жалости к самому себе стоит пелена слёз. Разве он многого просит, почему Грому всегда всё не нравится? — Родной, я не могу оставить работу, так не делается, понимаешь? И твой брат… это неправильно… — Завтра экзамен! Его ты тоже не сможешь оставить?! — поддаётся истерике Петя, как никогда ощущая бессилие своего положения. — Да насрать на экзамен! — негодующе восклицает Игорь, словно правда не понимает, почему Петя так о нём думает. Действительно, почему же? — Пересдадим как-нибудь! — выдыхает. — Петь, пожалуйста, я к шести закончу и сразу к тебе, всё будет хорошо, я тебя… Пете хватает нескольких рваных толчков, чтобы довести себя до болезненной разрядки. Остаток фразы тонет в шуме, от оргазма закладывает уши, конечности ослабевают и Петя тяжело растекается по простыне, отшвыривая телефон на подушку. Он не понимает, стало ли немного легче, чувствуется ли в теле хоть какое-то незначительное удовлетворение. Сейчас это не имеет смысла, потому что кончить было далеко не самым важным. Телу нужно другое, каким-то пятиминутным онанизмом его не обманешь — альфы рядом не появилось, а значит, всё бестолку. По крайней мере, боль вернётся не сразу, Петя успеет ополоснуться под прохладной водой, нажраться таблеток и беспокойно вырубиться до утра. Потом станет легче, Игорь обязательно придёт и сделает всё, чтобы прекратить его страдания. В этом месяце по-настоящему адские, потому что все предыдущие разы было так, лёгкие неудобства. Что произойдёт, когда течка неминуемо достигнет пика? Он сдохнет? Петя утыкается зарёванным лицом в подушку, закусывая угол и заглушая вой. — Петь? — встревоженно зовёт Игорь. — Всё… всё под контролем? — Да, — глухо отзывается Петя. — Тебе нужна помощь? «Да, твоя, но ты слишком правильный еблуша, чтобы это понять» — Нет. Игорь громко сглатывает. По звукам шагов понятно — мечется из угла в угол, пытается успокоиться, привести мысли в относительный порядок. Перенервничал, бедняга, не меньше Петиного. Не проще было бы пообещать, мол, сейчас сорвусь, приеду и выебу? Всё сразу же могло наладиться. Петя обнимает подушку. С чего он только решил, что истинность помогает? Почему им друг с другом не становится легче? — Разбуди Дениса, — настаивает Игорь. — Нахуя? — Он тебе поможет. «Баран, ему самому знаешь какая помощь сейчас нужна» — горько думает Петя. К шагам прибавляется хлопок двери, лёгкий ночной ветер и чиркнувшая зажигалка. Гром жадно затягивается, медленно выдыхая дым. Везёт ему, у Пети нет сил выполнить даже базовые в его ситуации потребности, не то что лишний раз потравиться никотином. — Короче, всё, я спать. Спокойной ночи, — он без колебаний кладёт трубку и, пока не передумал, переводит телефон в авиарежим. Всё, что так не хочется делать, но, к несчастью, приходится, Петя выполняет на автопилоте. Меньше чем за десять минут ополаскивается, на скорую руку проходясь мочалкой по бёдрам, липким от смазки. Потом бредёт на кухню, где в темноте высыпает на ладонь горсть таблеток. Выпивает сразу все, не поморщившись, полоскает горло и, прежде чем вернуться к себе, замирает у двери в комнату брата. Собирается было опустить ручку, но в последний момент передумывает, бесшумно соскользнув пальцами. Дэн, наверное, десятый сон видит, ему сегодня весь день было совсем паскудно, пусть отдыхает. Это у Пети очередная раздутая дичь, провоцирующая единственное желание — покрутить пальцем у виска. Нечего до нормальных людей доёбываться, сам вывезет, не переломится. Засыпает Петя долго, голова пухнет от накручивающихся друг на друга мыслей, в горле постоянно сохнет, а тело болит, будто он двенадцать часов подряд разгружал вагоны. Авиарежим по-прежнему активен, но телефон всё равно лежит под подушкой, вселяя непонятную надежду. Даже если бы Игорь внезапно захотел приехать, как бы он это сделал? Адрес дальше станции метро никто не дал, номер недоступен. Да и вообще, если включить мозги — никуда бы он не поехал. Работа, блять, важнее, стадионы Москвы без охраны прозябают. Утром, облокотившись на стол и помешивая кофе из машинки, Петя чувствует себя растекшимся киселём. Боль пока не вернулась, но всё равно периодически даёт о себе знать, напоминая вспыхивающими короткими спазмами. Телефон с вернувшейся связью разрывается от сообщений паникующих одногруппников. Петя этот момент как всегда благополучно упустил, привыкший игнорировать учебные чатики, а их группе, оказывается, вчера в самый последний момент поменяли расписание. Лапочка-препод по профильной дисциплине невовремя слёг с ангиной, поэтому сегодня у них экзамен по ебаной истории России, который должен был быть только через два дня. И хер бы с ней, с этой историей, но препод там — лютый звездец, пропускать опасно для жизни, иначе ебать будет на пару с комиссией по самые гланды. — Гуд монинг, — буркает Денис, затаскивая своё бренное тело на кухню. Падает на соседней стул и трёт помятое лицо. — Ты чё так рано проснулся? — Петя отхлёбывает кофе, пытаясь немного взбодриться. — Тебе ж никуда не надо. — А я и не ложился, — отзывается брат, усмехнувшись своим словам. Глаза у него красные, с полопавшимися капиллярами, будто накуренные. Опережая закономерный вопрос, рассказывает: — Макс вчера к экзамену готовился, заебался в край, к ночи написал, позвал вместе новую игрушку по Сети опробовать, типа мозги разгрузить. Вот мы и пробовали. Полчаса назад разошлись, и то потому, что ему надо было всё повторить и собираться в универ. Петя присвистывает, укладываясь гудящей головой на стол. Он никогда не понимал подобного неудержимого задротства. Это с учётом, что пятая плойка стояла на своём законном месте, собирая пыль, а последние игровые новинки Петя скупал по привычке, толком даже не следя за тенденциями. Ему вполне хватало потыкать в джойстик пару свободных часиков, краем сознания погрузившись в очередной мудрёный сюжет. В противном случае, если совсем затянет, глаза высыхали, спина болела, а ноги нещадно затекали. Дэну стандартные потребности организма в сидячем положении были как будто чужды. Он мог, почти не меняя позы, торчать за компом с приставкой от пяти до пятнадцати часов, чувствую себя при этом удивительно бодро. Что за цыганские фокусы такие — попробуй разбери. Брат только плечами пожимал, не раскрывая своих секретов. — Смотри как бы твой Кольцов после бессонной ночи не отрубился у препода под носом, — улыбается Петя. — Заиграл его, адекватные люди столько не могут. Дэн отмахивается, тоже поглядывая в сторону кофемашины. — Всё он может. Да и мне надо было отвлечься, — запускает пальцы в свою чёлку и лохматит без того нечёсаную мочалку. — Течка, мать её. Началась ночью, прикинь? — У тебя тоже? — удивляется Петя. По-хорошему, если он правильно помнит, к брату три дня-пиздня должны были нагрянуть во второй половине недели. То-то он в жару вдруг Кольцовский безразмерный балахон нацепил. Всё просчитал-распланировал, Петя вот не додумался себе соломку подстелить, отжав у Игоря одну из множества заношенных тряпок, складируемых в шкафу. Надо исправляться. — Ага, — Денис широко зевает. — Уже два раза таблетки пил, помогают от силы пару часов и по-новой. Не знаю, как дальше буду. Петя смотрит в его усталое осунувшееся лицо. Всё Денис знает, они оба не первый день «замужем», прекрасно понимают и чувствуют своими текущими жопами — им пизда, без вариантов и поблажек. Омежий организм в курсе наличия в жизни достойного альфы, омежьему организму надо, а что надо им самим — никого не колышет. Если положено три дня подряд ебаться без продыху, как умственно обделённые кролики, значит, будете ебаться. Либо жрите блокаторы, гробьте природу и желудок, а вы хотели по-другому? Телефон звякает сообщением. Краем глаза уловив имя отправителя, Петя переворачивает яблоко экраном вниз. Надо же, Игорёк соизволил отреагировать. Вот уж спасибо, блять, снизошёл наконец-то, думали, не дождёмся. У него в скромном остатке имеется одна несчастная станция метро, с которой нужный дом не найти, даже если ты идущий напролом в достижении цели Игорь Гром. Топчется, поди, на улице, горит от злости да потеет на не по-утреннему поднявшейся жаре. Ещё бы, вместо адреса отправили бедолагу в академию, опять в противоположную сторону тащиться. А нечего было терять бдительность и на звонилку забивать, не для того они номерами обменивались, пообещав держать связь. — Вы чего, уже посраться успели? — проследив за его действиями, догадывается Дэн. — Вечером же всё нормально было. — Да не то чтобы посраться, — вздыхает Петя, пододвигая брату тарелку с пережаренным хлебом. Подцепив ломтик, Денис задумчиво крутит его в руке, примеряясь, после чего кладёт обратно. — Ну, — смотрит из-под бровей, — рассказывай, я внимательно тебя слушаю. Петя несильно ударяется лбом о стол и, конечно, как всегда раскалывается, в этот раз Денису даже не приходится как-то подталкивать. Петя говорит торопливо, в первую очередь описывая своё неприятное ночное пробуждение. Вспоминает, как написал Грому, планируя слегка повиртить, и как в один момент захотел, чтобы Игорь немедленно кинул свою треклятую работу, чтобы в кои-то веки поставил его, Петю, на первое место, чтобы вызвал такси по дорогущему ночному тарифу и прикатил сюда, к нему. Помочь, облегчить собой заёбы свихнувшегося организма. Выебать в конце-то концов, сколько можно просить и терпеть?! Заканчивает Петя коварным умыслом, придуманным в последний момент: Грома — на экзамен, ну и сам, ладно уж, приедет, хотя бы попробует затащить на жалкую троечку. По плану вся эта ситуация должна поставить Грома на место, донести, чем чреваты выборы в пользу сраной работы, а не своей единственной страдающей от боли пары. Отодрав тяжёлую голову со стола, Петя откидывается на спинку стула, поднимая взгляд на брата. Денис слушает внимательно, но вместо ожидаемого сочувствия на его лице читается откровенное раздражение. Помолчав, с хмурым видом вопрошает: — Петь, ты ёбу дал? — Чё это? — щетинится Петя, готовый защищаться. — Нет, я, конечно, знаю, что с ебанутых спросу нет, но не настолько же! — всплёскивает руками Дэн, смотря на него, как на голову пришибленного: — Ты понимаешь, что если бы Гром сорвался со смены к тебе, его бы уволили нахер? — И? Не охранял бы свой стадион, тоже мне, потеря потерь. Денис звонко хлопает себя по лбу. — А деньги? Бабки где Гром в таком случае брать будет, ты не подумал? — всё больше заводится брат. Петя невольно вжимает голову в плечи. Именно поэтому в течку он с без того психованным Дэном старается лишний раз не взаимодействовать, опасаясь ни за что отгрести по полной программе. — Петь, ты, если мне память не изменяет, собираешься отпочковаться от отца, так? — Ну, — хмуро кивает Петя, не настроившись на поток чужой мысли. Он уже начинает жалеть, что посвятил брата в свои планы по отказу от отцовского финансирования. — Баранки гну, блять, — сплёвывает Денис. —  Скорее всего, Гром готовится к тому, что будет какое-то время тебя содержать. — Ты ахуел?! Не надо меня содержать! — загорается праведным гневом Петя, вскакивая из-за стола. Живот на такие неожиданные акробатические манёвры отзывается короткой острой болью. Петя со стоном опускается обратно, сгибаясь в три погибели. При этом продолжает бессильно психовать. Не хватало ещё, чтобы Гром его обеспечивал! Щас бы из рук отца перейти в руки своего альфы. Ебать, перспективы, спасибо! — Слушай, по-моему, ты кое-чего не догоняешь, — смягчается Денис. — Тебе предстоит отказаться от карты с безлимитным счётом, найти работу, чтобы можно было совмещать с учёбой, и жить по своим честно заработанным средствам. Петя кивает, соглашаясь, мол, всё верно говоришь. Да, именно на это он и рассчитывает. Больше ни от кого не зависеть, самостоятельно выстраивать свою жизнь и знать, что всё в ней зависит исключительно от него самого и приложенных усилий, а не от веления дурной отцовской прихоти. Игорь будет рядом, помогать и поддерживать, но выстраивать себя вокруг другого человека Петя не собирается. Он — самостоятельная личность. Денис между тем спрашивает в лоб: — Петь, как думаешь, легко тебе будет жить на тридцать-пятьдесят штук в месяц? — Ты же живёшь, — парирует Петя, на самом деле плохо представляя, как надо исхитриться, чтобы целый месяц растягивать несчастные тридцать косарей. Для нормального существования в столице, сосредоточении всех российских благ, этих денег дай бог на неделю хватит. Лично у него одни часы полляма стоят. Закладывать их придётся, что ли? — Я живу без такси, люксового шмотья, премиум-жралень, баров и клубов с заграницами, — смеётся Денис. — У меня айфон-то навороченный только потому, что ты мне его на прошлый дэрэ подогнал. Петя задумчиво кусает губы. Как бы сильно не хотелось взбрыкнуть, отстоять своё достоинство, по факту раскидать нечем. Он привык жить не по тем средствам, что вырисовываются в сумрачном будущем. И это нагоняет непередаваемую тоску. Мечтать о вольной жизни оказалось проще, чем пытаться к ней хотя бы подобраться. — Это я ещё про работу молчу, — никак не заканчивает хит-парад фактов из суровой реальности брат. — Думаешь, её так просто найти? Не, Петь, нихуя. Тем более когда хочешь нормально совмещать с универом. У меня вот не получилось, приходится пока халтурами перебиваться, — заметив его обрушившееся настроение, тянется к руке и берёт в свою, сжимая. — Грому сейчас не легче, поверь. С одной стороны работа, которую нельзя потерять, а с другой омега, требующий то, чего он дать пока не может. Петя окончательно падает духом, разочаровываясь в себе, своих планах и лелеемых в сердце детских мечтах. Озарившее понимание, насколько тяжело ему придётся в попытках карабкаться к пока ещё не заслуженным высотам, не дарует мощного прилива мотивации, а только придавливает к земле удушающим грузом. Он чувствует себя инвалидом, у которого вероломно отобрали коляску, прислонили к стене и велели идти дальше своими силами. Ещё и с Громом ни за что ни про что разругался, поведя себя, как законченное мудло, умеющее думать только об удовлетворении собственных потребностей. Петя — эгоист, и по-хорошему с этим надо что-то делать. Повезло, что рядом есть Денис, способный взглянуть на ситуацию под другим углом, когда надо с радостью ткнуть в проёб и на всякий случай выписать отрезвляющих пиздюлей. Без него Петя бы окончательно пропал, сторчавшись в компании таких же зажравшихся детишек. — И… что мне теперь делать? — спрашивает с побитым видом. — Для начала пережить течку, а дальше будем решать проблемы по мере поступления, — пожав плечами, брат всё-таки берётся за тост, заставляя себя с неохотой сделать несколько укусов. Обычно в эти дни он наоборот превращается в ненасытного термита, уничтожающего на своём пути всё более-менее съестное. Петя смутно припоминает свою первую течку. Знает только — по нему шибануло сильнее, чем по Денису, и стандартные для большинства омег три дня превратились в тянущийся жевачкой калейдоскоп из боли и желания ебаться, какого Петя раньше никогда не испытывал. Это было в пятнадцать, Денис жил своей жизнью — как потом выяснилось, далёкой от блаженства — но всё равно послал все дела нахер, сбежал из школы и приехал, чтобы быть рядом. В отличие от отца, с оттенком брезгливости морщившегося на «омежьи штучки», сидел у кровати, прикладывал к раскалённому лбу мокрые полотенца, клал в рот таблетки и одним за другим подносил к губам стаканы холодной воды. Петю колбасило, словно в припадке. Тело горело, из горла то и дело вырывались неконтролируемые стоны, за которые где-то на подсознании было стыдно, но Денис не попрекал, продолжая молча оставаться рядом. Немного придя в себя, Петя понял, что обязан отплатить ему той же монетой, а спустя время столкнулся с суровой действительностью — брат его не подпустил, по телефону прохрипев, что справится сам. Петя пытался пробиться, действовал по-хитрожопому, через папу, однако как был ни с чем, так и остался. Денис от него закрылся. — А ты как собрался её переживать? — спрашивает Петя, отпивая остывший кофе. — Не хочешь подпустить Кольцова? Денис медленно качает головой, отвечая вопреки реакции тела: — Хочу, но не буду. Справлюсь без него, мне и божьей помощи хватит. Петя невесело усмехается в кружку. Он и не надеялся, что Дэн ответит согласием, поблагодарит за участливость, неожиданно открывшую ему глаза, и бросится названивать Кольцову с просьбами приехать. Максу можно только посочувствовать, пожелать набраться терпения и заодно пропить таблеточки для снижения своего неуёмного либидо. У Дениса не тот бэкграунд, на который можно со спокойной душой забить, чтобы весело ебаться в своё удовольствие, наслаждаясь жизнью. Брат, пытаясь разобраться в себе, доведёт их обоих до изнеможения, высосет все соки, поимеет мозговые извилины и только потом, может быть, попробует до конца отпустить прошлое. Себе Петя тоже на всякий случай желает побольше выдержки, потому что Кольцов рискует свалить так же, как пришёл, а он обязан оставаться рядом несмотря ни на что. Даже если Дэн снова сломается изнутри и начнёт планомерно съезжать с катушек. В школе Петя этот момент упустил, между братом и расхлябанной беззаботностью выбрав последнее, чтобы потом от души пожалеть. — Грому не придётся меня содержать, — подумав, возвращается к незакрытому вопросу Петя. — Я ещё с восемнадцати начал откладывать, так сказать… на чёрное время. Почти каждый день снимаю и кладу на личный счёт немного бабок. Сумма обычно разная, иногда больше, иногда меньше, чтоб у отца не возникло подозрений. Он, зараза, если захочет, в любой момент может прочекать мои банковские операции. — И много ты скопил? — не без удивления спрашивает Денис. — Достаточно, — с самодовольным видом расправляет плечи Петя. Потому что нечего из него совсем бездаря-транжиру делать, не знающего цену деньгам. Финансовой грамотности придётся поучиться — куда без этого? — но с голой жопой Петя не останется. Денис присвистывает, подпирая подбородок рукой. — Ну, даёшь… не ожидал от тебя такой дальновидности. — Понятно, что не ожидал, — язвит Петя. — Ты же один у нас самый умный, остальные так, чахнут где-то в тени твоей гениальности. — Да уж поумнее некоторых, — без интереса огрызается Дэн, не собираясь подкидывать дровишек в огонь Петиной раздражительности. — Всё, пиздуй в академию, таблы, главное, не забудь с собой взять. Я сейчас тоже выпью и спать. Зомбарём себя чувствую, которых мы с Максом в игре мочили. Скорчив недовольную рожицу, Петя решает сыграть на опережение и заранее подсунуть сучьему организму отраву из блокаторов. И пусть только попробует повыёбываться! В сумке валяются другие колёса, послабее, так что в случае непредвиденных обстоятельств выручить они смогут. Вылив в раковину остатки кофе, превратившегося в сладкую бурду, Петя неторопливо приводит себя в порядок: впервые за много дней укладывает волосы, облачается в белоснежную футболку и широкие джинсы-клеш, ну и по привычке распыляет на шею любимый форд, стабильно успокаивающий в непростое течное время. Закончив сборы, вызывает такси. Где-то на подкорке мозга отзывается скользкая мысль: наслаждайся, пока можешь, скоро даже эконом-тачки превратятся для тебя в непозволительную роскошь. Петя старательно отмахивается — пока что он себя достаточно нагрузил, обойдётся без дополнительных заёбов. Путь до академии проходит в тяжких мысленных страданиях. Как там Игорь? Злится на Петины закидоны? Обижается? Ещё и живот периодически пронзает всполохами боли, которую становится всё труднее игнорировать. Петя откидывается на спинку сидения. Всё с ним в этот раз не так и не эдак. Колеса действуют с опозданием, мысли всякие идиотские лезут. Быстрее бы увидеть Игоря и успокоиться. Когда Игорь, прислонившийся к стене, показывается в его поле зрения, легче почему-то не становится. Петя, до этого нёсшийся на крыльях любви, резко замедляет шаг. Впереди маячат бесячие одногруппники, привычно разбившиеся на группки и наверняка трясущиеся как осиновые листы перед предстоящим экзаменом. Одному Пете учёба как всегда до пизды, его волнуют вещи посерьёзнее: как себя вести? Чё, бля, делать?! Гром собирается афишировать их отношения или нет? Вдруг он сейчас запалит Петю, сложит руки на груди и отвернётся к Дубину, как всегда делал до этого? Будто Петя — сраное пустое место, абсолютно неинтересный разностороннему Игорю Грому человек и вообще «Чёрный квадрат» Малевича, когда вроде замах на претенциозность есть, а по факту — хуйня хуйнёй. Ух, береги в таком случае личико, Игорёк, от него останется одно название, Петя об этом позаботится. С отстранённым видом слушая не умолкающего ни на минуту Дубина, Игорь поднимает голову, смотрит в сторону и сходу пересекается взглядами с Петей, нерешительно мнущимся неподалёку. Они пялятся друг на друга, как два закадычных неприятеля, внезапно встретившихся на масштабной оргии. Не сразу придя в сознание, Игорь встряхивается, огибает встревоженного Димку и с упорством ледокола движется навстречу, смотря глаза в глаза. Петя неосознанно делает шаг назад, вцепившись вспотевшими пальцами в край футболки. Хочется отвернуться, опустить голову, но он упрямо глядит в ответ. Игорь подходит совсем близко, нависая и смотря сверху вниз. Приоткрыв рот, Петя собирается было выдавить неловкое приветствие, но не успевает произнести и слова, как его бесцеремонно обхватывают за талию, прижимают к себе и смачно засасывают. Петя замирает, без сил обмякнув в ловушке надёжно удерживающих рук. Губы двигаются по наитию, язык на пробу трогает в ответ, а повисшие вдоль туловища руки несмело оживают, обнимая Игоря за плечо. Заводится Петя с пол-оборота, резко прильнув всем телом. Нащупывает ладонь на своей пояснице и требовательно опускает ниже. Игорь ухмыляется в поцелуй, но не поддаётся, комкая пальцами футболку. — Ты меня когда-нибудь доведёшь своими выкрутасами, — хрипло выдыхает на ухо. — Стараюсь, — облизывает губы Петя. Выглядывает из-за широкого плеча, ловя на их сладкой парочке взгляды охуевших одногруппников во главе с Дубиным. Они все, кроме Димки, Петю с первого курса на дух не переносят, за спиной называя зажравшимся мажором, просунутым в академию по блату, а Петя в ответ ненавидит их, считая обиженными на жизнь чмонями. Теперь Петя в шоколаде, рядом с человеком, которого любит настолько, насколько умеет, а этим только и остаётся, что глазеть издалека, да на говно с зависти исходиться. Потому что Игорь Гром сделал свой выбор. Выкусите, сучки.