Писатель

Спустя четыре дня Таканори гордо наблюдал за десятками страниц, на которых раскинулся его триумф. Сказать, что он был восхищен проделанной работой значило не сказать ни слова. Давно его не захватывала такая сильная волна сюжета. Улыбка не сходила с лица, когда он в очередной раз пролистывал готовые главы, представляя, как рукопись пестрит своей обложкой на полке бестселлеров. История закручивалась в Англии в конце двадцатого века. Не самое спокойное время для бывшей великой империи, которая как раз переживала партийные кризисы, перевороты в системе образования, науки и громкие скандалы королевской семьи. В цвете этих событий в центральной части Лондона стоял магазин, где продавались, набиравшие в то время популярность, патефоны, ряды виниловых пластинок на любой вкус и непревзойдённая литературная классика. Магазин стоял в самом конце оживленной улицы, но это не мешало ему пользоваться завидной популярностью у местных и туристов, за чей счет страна все больше поднималась на прежний уровень. Этот магазин был больше, чем просто семейная ценность. Он стоял со времен первой половины двадцатого века, когда страна переживала большие перемены после смерти королевы Виктории, а патефоны только набирали свою заслуженную популярность. Вместе со своим отцом магазином управлял молодой человек смешанных англо-японских кровей Акира Сузуки. Давать ему европейское имя мать не позволила, оставаясь верным своим японским корням, которые так тянули ее вернуться в родные земли. Оправданием тому, что она все еще не уехала оставался стремительно растущий бизнес мужа, однако в последние годы пыл лишь усилился и она в скором времени обещала отправиться в большое путешествие. Акира помогал отцу с самых ранних лет, но вовсе не потому, что кто-то заставлял его, напротив, он очень любил музыку с пеленок и готов был проводить все часы каждого дня среди излюбленного винила и непередаваемого звучания, который до глубокого вечера, до последнего посетителя лился из колонок проигрывателя. Жизнь Акиры была размеренной, в ней редко было место каким-то из рамок вон выпадающих событиям, пока в магазин и наведался французский коллекционер. Мужчина средних лет в твидовом костюме и фетровой шляпе. Стук его трости мягко растворялся в стенах магазина, он бродил между рядами, выискивая нужные пластинки, украдкой поглядывая на парня за стойкой оплаты. В тот день он ничего не купил. Отец Акиры рассказал, что это известный во Англии коллекционер, который содержит самый крупный, если не единственный, магазин уникальных вещей со всего мира. Пластинки он собирает для себя, но для Акиры все же было странно, что мужчина заглядывает к ним уже не первый день, лишь проходится между рядов и уходит. Акира подумал, что он просто солидный мужчина с пристрастием к воровству, что редко, но встречается. Так он возвращался еще несколько дней, только на пятый свой визит он все же выбрал свою пластинку и аккуратно опустил ее на стойку. - Отличный выбор, - с улыбкой ответил Акира. Мужчина стоял неподвижно, уставившись на него внимательным взглядом болотных глаз. - Что-то еще? - Вы..., - начал мужчина в шляпе, но снова пустил между словами большую паузу. Он осмотрел парня насколько хватало возможности, так как половина тела была скрыта за стойкой. Под таким пристальным взглядом этого странного коллекционера Акире стало некомфортно. - Вы чудесно играете, - закончил наконец фразу мужчина, забирая покупку и отступая на шаг назад. - Играю? - с легкой озадаченностью уточнил Акира, не до конца понимая о чем идет речь. - Ваша игра на басу великолепна, молодой человек, - уже более активно ответил коллекционер. Акира и правда увлекался игрой на бас-гитаре уже многие годы, какое-то время он даже играл в группе, которая давно утратила свой огонь, но парни по-прежнему собирались, чтобы иногда дать волю своему гению внутри. Часто Акира просто оставался после закрытия магазина и играл то, что шло прямо из сердца, но обычно в позднее время улицы пустели, поэтому он был удивлен такому комплементу. - Спасибо, не знал, что вы слышали. Обычно в поздние часы на улицах пусто, не знал, что вы наблюдали за мной. - Люблю ночные прогулки. Но вы, юноша, неподражаемы в своей игре, я впервые слышал нечто подобное. Могу ли я попросить вас сыграть мне что-нибудь, как найдется удобный час? Акира не ожидал такого приглашения, но, признаться, ему очень приятно было такое восхищенное внимание к своему творчеству. Вопреки всей любви к музыке, его отец редко уделял сыну должное внимание, чтобы тот смог продемонстрировать свою игру, а мать всегда была горда и хвалила сына в известной материнской манере хвалить за каждую мелочь любимых детей. Однако ему казалось, хвала эта была вовсе не из внимания к действительному, а больше походила на положенную. Поэтому ему было приятно получить подобное независимое мнение. - Для игры я всегда найду время, мистер... - Хэтфилд. - Сузуки Акира, приятно познакомиться, - ответил парень, на что получил кивок и вежливую улыбку, после чего мужчина медленной походкой удалился, оставляя за собой легкий звон колокольчика. Таканори смотрел вниз с высоты своего этажа, наблюдая за снующими прохожими в конце рабочего дня. Мысли были далеко в том маленьком английском магазинчике с винилом. По комнате лилась мягкая мелодия песни Джона Леннона, Джонни Кэша и Боба Дилана. Да,возможно, он старомоден, выбор редко падал на что-то более современное, в том времени был непередаваемый современностью шарм, который так пленил молодого писателя. Разве что иногда он покупал простые инструментальные записи с мрачноватой атмосферой для того, чтобы настроиться на очередную историю. Для каждой нужна своя энергия, свой настрой. И он долго мог искать ту самую мелодию, под которую может родиться нечто особенное, бродя между стеллажами не один час, рассматривая цветные обложки, читая описание и список групп. Сегодня его история кончилась на месте, где главный герой должен встретиться со странным коллекционером. Сюжет, который уже давно продуман до самой развязки, вовсе не был таким светлым и разряженным, как вначале может показаться. Его истории часто имели самый простейший старт, но после фантазия давала о себе знать взрывами сюжетных линий, которые полностью рушили ту прежнею устойчивую простоту. И как раз такой бум был уготовлен для следующих глав, которые он планировал написать сегодня ночью или оставить на завтра, чувствуя спад пика вдохновения. По правде говоря, Таканори написал сегодня столько, что просто не мог больше сконцентрироваться, постоянно отвлекаясь новыми мыслями и уже начиная изрядно раздражаться из-за нарастающей невнимательности. Поэтому он заварил кофе на пустующей без признаков готовки кухне и отправился на окно. Эдакая личная медитация, чтобы отойти от сюжета и аккуратно, плавно вернуться в этот мир. Думая о своем новом произведении, он невольно закрутил все свое внимание на главном персонаже, который вызывал у Таканори живую симпатию, как своего создателя. Но, кажется, он проникся им чуть больше положенного писателю. Он так быстро, но метко создал его, сидя на диване в гостиной друга, что и не думал, что образ выйдет настолько совершенным, что врежется в память, как живой. Читатель всегда останется слеп перед такими деталями, как голос и запах героя книги, но, что говорить обо самом Таканори, так что он буквально чувствовал запах одежды своих героев, по крупинкам создавал каждую высоту и окраску звука их голоса, создавал текстуру их волос и кожи. Представляя своего нового Акиру Сузуки мурашки окутывали все тело от тембра голоса, который звучал лишь в его голове, он упивался запахом его тела с нотами древесины и отцовского дорогого табака, который впитался в белые волосы, поражался созданной им грации движений музыкальных пальцев. Таканори стоял прямо за его спиной в том самом магазине на оживленной улице старой Англии, создавая каждое движение, каждое слово, эмоцию и чувство. Признаться, он был искренне влюблен. Влюблен самой чистой любовью автора к своему созданию. Впрочем, Таканори любил каждого созданного персонажа. Они были словно семья для него, невидимая, но такая родная и ценная. Он хранил образы каждого в своей памяти, помня характер и заморочки всех до единого. Истории жизни, который вились длинными линиями за их плечами писатель помнил наизусть, иногда ему было жаль, что он не мог воплотить самых горячо любимых персонажей своих историй в реальную жизнь. Порой, именно их очень недоставало. Окутанный легким джазом, льющимся, как вязкий мед по стенам, полам, заполняя каждый уголок комнаты, Таканори начал медленно утекать в сон. Полный удовлетворённости от проделанной работы, он позволил себе в таком мало удобном положении на двух небольших подушках под спиной заснуть прямо на подоконнике. По привычному и странному для каждого расписанию, он должен был проснуться ближе к трем ночи. Так организм подыгрывал его творческой личности и сам просыпался к назначенному часу. Так у него уже копится достаточно красочных картин из сна и, если он вдруг не находит в них чего примечательного или гениального, то укладывается дальше в постель, но стоит уцепиться за какую-нибудь привлекательную мысль, как поток уже не остановить. Он садился за ноутбук и до утра строчил слово за словом. В доме что-то громыхнуло, от чего Таканори все еще в дреме приоткрыл глаза и попытался сфокусировать взгляд хоть на чем-то в, слабо освещённой уличным фонарём, комнате. Оценив грохот по пятибальной шкале на семь, он почувствовал, как тело начинает сковывать страх, перекрывая дыхание и заставляя все органы сжиматься. Он не мог собрать свои мысли хоть в одну внятную, в голове словно случилась масштабнейшая катастрофа: все мысли бегали без остановки в панике по большому цеху и сбивали друг друга с ног. Он слышал только биение своего сердца, которое только набирало обороты и тихое шевеление в темноте в нескольких метрах от себя. Ужас, разбавляя кровь, ядом бросился течь по всему телу. В квартиру кто-то проникнул. Как он не проснулся на звуки взлома бронебойной двери оставалось загадкой, ведь уж чем-чем, а чуткостью сна Таканори похвастаться мог, что не редко было причиной его коротких ночей. Живет он на втором этаже и не сказать, что окно - это самый простой способ попасть в квартиру. Мысль “как” ушла в дебри нерациональности и уступила мысли “зачем”. Красть у было нечего, он вовсе не жил на широкую ногу при всем достатке. Но, насколько можно верить новостям, обкрадывают не редко и без того бедные дома не реже, чем богатые. Такие мысли с бешеной скоростью он пропускал сквозь себя, все еще пытаясь вглядеться в кромешную тьму, все еще стараясь не двигаться. Шорох и любой шум стих. Грабителя, которого он слышал пару секунд назад, разглядеть не получалось. Но по мере того, как глаза стали привыкать к темноте и Таканори начал различать очертания чего-то крупного у дальней стены напротив. Кто-то сидел на полу, спиной к стене и смотрел точно на него. Ужас не отпускал, и, казалось, от пристального взгляда грабителя только усиливался. Почему он не нападает? Давно бы уже ударил чем-то и грабил себе на здоровье, а не сидел, прижавшись к стене. Полное недопонимание ситуации напрочь отбило у все варианты действий. Подавать признаки жизни он просто боялся, хоть и понимал, что человек у стены понимает, что он вовсе не спит, хоть в темноте глаз не было видно. Но чужой взгляд Таканори ощущал на физическом уровне. Он не понимал пугает или успокаивает его это бездействие и также не понимал, что это значит для него самого. Стоит ли спросить по привычному сценарию, что незнакомцу от него нужно или же предложить взять все, что его душе угодно, но не трогать самого Таканори? В конце концов, грабитель мог быть - и, скорее всего, так и есть - вооружён, что рождало новые волны паники и притупляло попытки что-то предпринять. На всякий случай Таканори закрыл глаза, в попытке проверить не игра ли это его богатого воображения, что было слепой, но все же надеждой. Но стоило ему закрыть глаза, как развитое обоняние включилось с чуть большей силой и он вдруг почуял до боли знакомый запах. То была незабываемая смесь, которая существовала на моей памяти только в одном месте: в магазине винила раритетных патефонов в англии конца двадцатого века. Сначала Таканори подумал, что это подтверждение тому, что фантазия играет злые шутки с его психикой, да и в квартире было полно пластинок, чтобы спровоцировать ассоциации, но следом в нос ударил запах, который было невозможно с чем-то сравнить или списать на простой дурман от всплеска фантазии. Древесина и дорогой табак единственной марки, которую давно не выпускают. Он же знал этот запах от деда, который коллекционировал табак разных стран и трубки. Но деда давно нет в живых, да и откуда бы этому запаху здесь взяться. Он понимал, что многие его считали весьма эксцентричным, но сейчас от единственного предположения он сам буквально чувствовал, что начинает сходить с ума и с пары секунд пытался заблокировать свое обоняние и вернуться из своей сказки в реальность. Но сколько бы он не старался - аромат лишь усиливался и обретал форму. Набравшись смелости и заглушив свои мысли о том, что он болен на всю голову, Таканори сдвинулся с места и уже более смело посмотрел в темноту. - Ак...Акира? - звук собственного голоса оказался неожиданно громким и он запнулся, вместе с тем вообще не понимая, как он такое мог произнести вслух. Мысленно уже подарив себе желтую карточку, он упивался в собственном горе по поводу нового диагноза, как услышал тихий ответ голосом, который разрушил самобичевание и запустил новый табун мурашек. - Ничего не пониманию, - шепотом ответили из темноты. - Где я? Сомнений не осталось. Этот голос Таканори создал сам, он знал его ноты и почувствовал, как внутри гулом отдалось сказанное в темноте. Если он и сошел с ума, то доказать это будет сложнее, чем кажется, если сейчас у стены именно тот, о ком он думает. Неожиданно у дома напротив заработал постоянно перегорающий фонарь и осветил комнату так, что человек у стены полностью оказался под желтым светом. Стоило свету лечь на лицо незваного гостя, как у Таканори перехватило дыхание, теряясь где-то в дыхательных путях, сбившись в направления, а сердце подыграло и потеряло привычный ритм. Акира сидел на полу в нелепой позе, в которой так и застыл после падения. Ноги были разбросаны в стороны, спиной он облокотился назад. Со страхом в глазах он осматривал освещенную комнату и неизвестного человека, который так внимательно и испуганно всматривался в его лицо. Таканори, не успев подняться, от шока осел на пол и опустился на колени, закрывая ладонью рот. В его голове случился полный глобальный переворот и все эмоции смешались в один беспорядочный микс, затмевая способность мыслить, эмоции перестали поддаваться контролю. Хотелось смеяться и плакать одновременно, а еще очень громко без остановки кричать. Но он молча с восхищением и оставшимися нотами ужаса смотрел на своего персонажа, который во плоти сидел в его квартире и смотрел потерянным взглядом вокруг себя. Его черты лица, волосы, тело, одежда - все было именно так, как рисовало его воображение. - Откуда вы знаете мое имя? - уже более смело прозвучал вопрос, возвращая частично Таканори в сознание. - Это... это я его тебе дал, Акира, - самому Таканори показалось, что ответ прозвучал на редкость глупо. - Дали? Вы меня простите, но это заслуга моей матери, а не ваша, - с ярым отрицанием, но все еще растерянностью, Акира продолжил попытки разобраться. Однако в его взгляде не было той воинственности, что присутствовала в голосе - Как ты здесь оказался? - наконец задал самый интересующий вопрос писатель. Акира опустил взгляд, вспоминая. На его лбу выступили мимические морщины и лишь от этого восторг Таканори лишь усилился. Он смотрел на собственное создание в реальной жизни. - Я плохо помню детали. Я стоял в своем магазине перед стеллажом с новыми пластинками, как вдруг почуял, как голова начинает кружиться, из под ног уходит опора, я не мог контролировать тело, и просто упал во тьму. Это произошло в считанные секунды, а потом я оказался на этом полу, - ответил Акира и поежился под пристальным взглядом. - Зачем вы так смотрите? Было очень странное ощущение, что речь Акиры построена не самим Таканори. Он способен строить предложения, мыслить без его помощи. Эта формальность придавала такой шарм, что Таканори не знал куда подать свое внимание. С одной стороны он был очень погружен с восхищение, а с другой, он должен позаботиться о своем госте и все объяснить. Сначала стоило объяснить все самому себе, но выбор не велик, придется совмещать. - Ты, уверен, не откажешься от чая, - пересилив свои эмоции он улыбнулся, чтобы убрать свою больную гримасу с лица и встал, подойдя ближе и подав руку Акире. - Эта ночь обещает быть долгой.