Непростая и непостижимая цель у каждого своя

      "Всё кончено, — спокойно красивым почерком пишет Нацистская Германия. — Я игнорировал раньше важные звоночки, но теперь я точно убедился, что Федерации я противен. Не надо было шутить про расчленёнку, а потом спрашивать мнение о Второй Мировой. Я идиот. Как можно так ступить?! наверняка он, как и его люди, мог не видеть эти ужасы, но чтить память и благодарить Союза. Разумеется, я искал другие темы, однако ничего не получалось, ну, не могу я ничего другого придумать! Я рос в доме, где ненавидели славян, и Федерация наверняка знает об этом, поэтому не старается сблизиться со мной. После поражения понял, что русские не идеальны, но они сильны на поле боя и верны себе и своей Родине".       Немец перестаёт писать и прислушивается в округе. Ещё пару секунд назад тихие и крадущиеся шаги приближались к нему, а теперь нет. Бывшая страна по привычке ожидает человека, который захочет ему плюнуть в лицо за самую Великую и знаменитую войну XX века или который захотел бы задать несколько вопросов насчёт его идеологии и похвалить, что уничтожил русских, но раздаётся тихое, ровное дыхание и уличный шум, не более. Нацист закатывает глаза, ожидая увидеть очередного прохожего, и поворачивает голову влево. Заметив брюки и пальто, поднимает голову выше. Не успевает увидеть лицо человека, как голос подсказывает ему, кто перед ним. — Что пишешь? — Н… Н… ничего! — О! Прям ничего! Какая прелесть. — Что ты делаешь в парке? — спешно закрывает блокнот и убирает в рюкзак на самое дно. — Мне Гера разрешил прогуляться, — Федерация присаживается рядом, тоже облокотившись спиной о дерево, как бывшая Германия. — У вас тепло, ещё листья до конца не отпали, а у меня давненько дожди на севере идут, и скоро первые заморозки придут. Почему гуляешь? Разве ФРГ разрешает тебе гулять средь белого дня? — Просил разрешение у Нижней Саксонии. Только ФРГ не говори, что я с внуками часто общаюсь, а то будет скандал опять. — Не волнуйся, промолчу как-нибудь.       Рейх переводит взгляд и глядит на маску РФ. Ему хватает наглости снять её, вскочить на ноги и отбежать на метра три от россиянина. — Эй! Что ты делаешь?! — не успевает перехватить маску. — Подыши свежим воздухом, пока есть такая возможность. А то всё в маске да в маске ходишь.       Федерация встаёт на ноги и протягивает левую руку вперёд, смотря одним глазом на пёсика. — Не будь ребёнком, просто верни, пожалуйста, то, что тебе не принадлежит. — Так поймай меня.       В глазах немца сверкает огонёк азарта. Ушки его навострились, хвостиком виляет игриво то вправо, то влево. Хитрая ухмылка не сползает с лица. Будучи в джинсах, кроссах, чёрной футболке с ярким принтом и мешковатой тёмно-серой куртке напоминает больше подростка, не отошедшего от детского, капризного поведения, чем на бывшего кровожадного лидера, поработившего всю Европу. Триколор осознаёт, что в немце проснулись инстинкты домашнего и игривого щеночка, поэтому не особо злится на его поведение.       Встав в стойку для бега, РФ щурит левый глаз, единственный открытый глаз, затихает, готовится к «атаке». Под штанами у него легонько виляет хвостик, уши навостряются на инстинктах, но старается им толком не поддаваться, чтобы не спалить себя. Между пёсиком и волком возникает напряжённая тишина, Федерация это знает и понимает, но всем видом старается показать немцу, что это инсценировка, а не настоящая игра зверей в охоту.       Триколор резко срывается с места и напрямик бежит к немцу. Тот продолжает стоять, да в последний момент отбегает влево и бросается наутёк. Сделав небольшой крюк, русский бежит за ним. Пёсель каждые две секунды оборачивается, замечая своего преследователя. Рюкзак, видимо, тяжеловат и тормозит Рейха, а россиянин всё ближе и ближе. Чуя свой многовероятный проигрыш, решает Наци выбежать из парка в рядом находящийся лес. Зная этот парк наизусть, направляется в сторону густых, но полулысых кустов. За этими кустами скрывается скамейка, Рейх и кусты, и скамью обегает да оборачивается назад. На его глазах Федерация перепрыгивает преграды, приземляется на корточки, оборачивается, глядит на скамью, обратно поворачивает голову и вновь мчится в сторону бывшей Германии. Немец зигзагами пытается запутать Россию, но тот продолжает бежать напрямик. Вот через редкие деревья прослеживается чёрная ограда парка. С лёгкостью бабочки немец взбирается на чёрный резной двухметровый забор и спрыгивает с его вершины на сторону рощи леса. Не оборачиваясь, он забегает к плотно друг другу стоящим деревьям. Из-за них выглядывает и видит: РФ сидит на заборе и смотрит ему прямо в глаза. Бывшая страна тоже начинает смотреть преследователю в глаза. Оба прекрасно знают: отведёшь с противника хоть на долю секунды взгляд — он или убежит, или нападёт. Около пяти минут смотрят друг другу в глаза, и Федерация специально отводит свой пронзительный взгляд, понимая, что им хочется, нет, даже требуется продолжение «игры». Не упуская шанса, Наци только глубже бежит в рощу с частыми деревьями. Триколор спрыгивает да дальше мчится за Рейхом. Третий с каждым шагом отдаляется всё дальше и дальше, наконец-то отрывается! Он решает снизить темп и переходит на быстрый шаг. Не слыша за собой быстрых шагов Федерации, вовсе останавливается на месте и оглядывается по сторонам. Ни единого хруста веточки в радиусе пяти-шести метров. По коже пробегается табун холодных мурашек. В груди у немца появляется такое неприятное и незнакомое ему ранее чувство, что от неё страну скручивает пополам. Только через минуту он осознаёт, что волнуется. Волнуется за человека. До этого момента в жизни, разумеется, Рейх испытывал волнение, но это другое: неведомое ему раннее с липким и ледяным страхом. "Может вернуться?" — думает, но начинает медленно идти вперёд. Слегка шаркая и специально наступая на ветки, таким образом, старается привлечь внимание, но безуспешно. Вот появляется первый луч солнца, только он попадает в глаза немца, как тот вздрагивает и, щурясь, смотрит на источник света. Поняв, что недалеко находится опушка леса, более быстрым и громким шагом направляется к свету. С каждым шагом редеют деревья всё более и более приметно. Воздух перестаёт быть холодным и становится чуточку тёплым. Осеннее солнце приятно щекочет щёчки немца своим теплом, но Рейха это только раздражает на минимальном уровне. Вот уже деревья позади! и начинается чистое поле. Наци прилагает усилия и бегом вырывается из тени деревьев. Резко тормозит он перед склоном холма к чистому охристо-лиловому полю. Лёгкий ветерок встречает бывшую Германию с приятной свежестью и прохладой. От удовольствия закрывает глаза и уголками губ улыбается. Вдруг его слух улавливает хруст ветки. Он резко оборачивается и видит прыгающего на него Федерацию. Сжав маску покрепче, Германия хочет отпрыгнуть, но не успевает. Оба кубарем в обнимку скатываются с холма и мягко приземляются благодаря высокой траве. Россия оказывается над Германией, поэтому без труда дотягивается до маски и забирает её. Оба тяжело дышат и улыбаются. — Игра окончена. Я тебя поймал, я выиграл, — после тяжёлой отдышки произносит. — Не ожидал от тебя такого. Знаешь, как я волновался, когда заметил твоё полное отсутствие? — Ты умеешь переживать?       На эти слова Рейх отворачивает голову в сторону. Не смотря на РФ, с нотками обиды отвечает: — Шутка — отвратительно, реальная мысль — обидно. — Извини, не думал, что тебя это заденет. — Я не заслужил прощения и милосердия, — через некоторое время молвит, так же отвернувши голову от триколора, — но в современном мире я заслуживаю человеческого обращения, разве не так? — вновь голову поворачивает в сторону россиянина. — Понимаешь ли, — Федерация начинает говорить, смотря полуоткрытым глазом в никуда, — были некоторые нации захватчиков, которые грабили, жгли чужие дома, убивали, и они передавали свои знания и умения подрастающему поколению. У некоторых из них случится переломный момент в жизни, из-за чего эти нации отказались от своего кровавого порабощения. Однако есть те, кто был захватчиком-империалистом, так и остался. В их генах текут те же методы, способы, желания и цели, хранившееся у их предков. Пока таким людям не укажешь своё место в жизни, они не успокоятся. — Но я понял свою ошибку и изменился. — Нет, Рейх, — его ясный чёрно-синий глаз по-живому смотрит в глаза немца, — такие люди, как ты, не меняются. Они просто меняют своё отношение к жизни. Ты и твой лидер правы, вы создали действительно великую идеологию, поработившую практически весь Запад, и его плоды потихоньку пожинали и пожинают невинные по сей день.       Нацист расплывается в самодовольной улыбке. — Ах, ну, хоть кто-то признал, что моя идеология Великая. — Великая в плохом смысле этого слова.       По лицу немца понятно, что он не совсем согласен. Наступает между странами нехорошая тишина, несмотря на это, окружение до сих пор светлое, теплое и ясное. Вдруг, сам того не ожидая, немец тянет руку к голове России. Из разлохмаченных волос убирает травинки, листики и мелкую веточку да, гладя, поправляет чужую причёску. — Лохматость тебе вообще не идёт. Вот так-то лучше, — убирают свою руку. — Благодарю, да тебе волосы дыбом с травинками не идут, — откладывает маску и поправляет чужую причёску, слегка задевая собачки ушки. — РФ, мне вообще-то щекотно, — не скрывая улыбки, молвит он. — Хм…       Хитрая ухмылка россиянина заинтересовывает бывшую страну. Не убирая руки, начинает чесать у Германии за ушком. Волна приятных ощущений окатывает немца. Не в силах устоять, подаётся вперёд к чужой руке, приподнимаясь на локти, лишь быть ближе к ней. — М-м-м, классно, классно! Продолжай. Можно, пожалуйста, чуть-чуть левее. О-о-о, да-а-а. Теперь я понимаю ЯИ. У тебя по-настоящему волшебные руки.       Постепенно триколор переходит от левого ушка к правому, продолжая честь и одновременно гладить. — Никогда не думал, что ты можешь быть таким домашним, милым, в какой-то степени, и безобидным. Я всегда тебя видел серьёзным, сильным лидером, лицезрел твою жестокость и бесчеловечность. Но только не такого. — Хе, понимаешь, — по-доброму улыбается и нежно глядит на объект обожания, — есть такие люди, как США, открытые и лицемерные, есть, как Швейцария, просто открытые, а есть я, который раскрывается тому, кто запал мне прямо в душу. — Отчасти мне приятно слышать, Рейх.       Россиянин убирает свою руку с головы Германии и прекращает нависать над ним. Тот перестаёт лежать и тоже усаживается на траву. Между странами остаётся небольшое расстояние. Без всякого стыда и совести он облокачивается на плечо РФ, слегка щекоча кончиком уха чужую щёку. На это действие триколор отвечает мягким касанием по хвосту немца. Лёгкие, еле весомые прикосновения руки в перчатке чувствует Германия, от этого действия он ещё больше ластится и прижимается к русскому. Он чувствует запах домашнего ромашкового чая, ягодного компота и волка. На инстинктах прижимает уши к голове, хвост поднимает к верху и тихо начинает рычать. Резкая смена поведения не остаётся незамеченной. — Что случилось? — говорит спокойно, однако удивлённо, при этом догадываясь, по какой причине рычит пёсик. — Почему от тебя несёт волком? — недоуменно и серьёзно спрашивает. — Может быть это из-за встречи с Чукотским Автономным Округом? — скорее себя спрашивает, чем немца. — Чукотский Автономный Округ? Это-о-о..? — Это мой сын, — прямо отвечает. — У него есть сущность волка, и я, перед тем как сюда прийти, заскочил домой оставить вещи. На пути я его встретил, поболтали немного, он сварил компот и мне дал выпить, а потом я пошёл гулять. Правда Не ожидал тебя на своей прогулке встретить. — Звучит правдоподобно, — шепчет сам себе на немецком Рейх. — Как дела у твоего Кё… Калининграда?? Ну, у которого предшественник Кёнигсберг. — Да, ты правильно назвал. Калининград — последователь Кёнигсберга, — на чистый немецкий манер произносит «Кёнигсберг», из-за чего бывшая страна немного поражается, хотя ненадолго. — У Калининградской Области всё хорошо более-менее. Только раздражает то, что его окружают Прибалтийские страны и Польша под властью Америки, и поставки тяжело совершить. — Хм, ясно… — недовольно на немецком сам себе бурчит. — Рейх, — спустя минуту молчания с какой-то страной интонацией задаёт вопрос. — Да, РФ? — Как давно к тебе обращались по имени «Германия»?       Триколор поворачивает голову к бывшей стране. Немец отводит взгляд вправо и задумчиво чешет затылок. Около минуты думает, закатывает глаза и прикрывает свои веки. — Когда на политической арене появился ФРГ, все начали его в сокращении называть Германией и Герой. Я же, в свою очередь, перестал ассоциировать с Германией. Видите ли для них, слабых шакалов и гегемонов Европы, мы, я и мой отец Германская Империя, ассоциировались с спокойствием и гармонией. Страны, любящие музыку, не способные без Британии и Франции ничего. Ага, как же! Сами стали они пешками своего же сыночка Америки. Почему я для них Третий Рейх, а мой отец — Второй Рейх? Вообще, слово «рейх» на моём языке обозначает «государство», но на других языках… ну, ты… — Я понял. — К чему ж был этот вопрос? — Хочешь — верь мне, хочешь — не верь, но, на мой взгляд, твоему сыну подходят имена как ФРГ, Гера или полное имя Федеративная Республика Германия, а тебе просто Германия, чем Третий Рейх.       Почему-то от этих слов Третий улыбается, не зная причины. Украдкой глядит на объект обожания. — Спасибо, что так считаешь. А то я думал, что вошёл в историю, как какое-то левое третье государство на немецкий лад.       Федерация давится смешком и пытается скрыть свою клыкастую улыбку. — Нет, это, к счастью и сожалению, не так. Совершенно не так. Можно мне тебя называть «Германия»? Просто так гораздо привычнее.       Взглянув прямо в глаз РФ, бывшая страна кивает. — Конечно, я только за. — В таком случае поступим так: при остальных странах буду обращаться к тебе на «Рейх», а в личном кругу общения буду звать «Германия», идёт? — Идёт, — немец протягивает руку, и её россиянин крепко поожимает. — Эх… Я бы рад ещё поболтать, да собираться надо. — Ты домой? — грустно произносит Рейх. — Ага, хоть когда-то мне надо спать.       Федерация встаёт на ноги и потягивается, хрустя всем телом. Третий очередной раз разглядывает триколора и тихонько начинает смеяться. Повернувшись к Германии лицом, страна скрещивает руки на груди и вопросительно выгибает правую бровь. — Я тебе причёску поправил, — отвечает на немой вопрос, — но тебе стоит почистить пальто. Честное слово! Непривычно видеть тебя неряшливым.       Встаёт на ноги тоже и убирает травинки с плеч России. Его правую руку останавливает Федерация и с лёгкой улыбкой молвит: — Спасибо, но я сам. Тем более, всё не очистишь, надо стирку запускать. Тц! — шутливо закатывает глаз. — Что скажут дети, увидев своего отца испачканного в траве, словно семилетний мальчик? — Для них это будет сенсацией, — предполагает немец. — Нет, они не узнают об этом, — хитро улыбается, — перекантуюсь в Калининграде. Всё равно Калининградская Область сегодня переночует у Санкт-Петербурга. — Умно, умно… — задумчиво протягивает. — Сегодняшней пробежкой почувствовал себя в детстве. — Я тоже. Лет семьдесят, а то и восемьдесят так не веселился. — Семьдесят? Восемьдесят?! Ты так долго живёшь. Ты видел Вторую Мировую. — Ну, да. А чему ты удивляешься? Мы же страны, мы бессмертные. — Я… Я просто думал, что тебе лет сорок пять-пятьдесят от силы, а тебе гораздо больше… — Не суди книгу по обложке. Шрамы все под одеждой.       Немец нервно сглатывает. Подозрения нехорошие забираются в голову. — Ладно, я пойду. Пока, Германия. — Подожди-ка, — молвит спокойно, а в висках пульсирует, — ответь честно. У тебя остался шрам от меня или моих людей?       Триколор опускает глаз и смотрит в землю. По его мрачному, но неизменившемуся лицу видно, что он вспоминает те ужасные события. — Разумеется, есть, — словно бездушная машинка с заранее записанной аудиозаписей произносит, а не живой человек, — и этого не изменишь. Я рад, что со временем ты поменял своё отношение к жизни и стараешься не затрагивать темы об этом жутком времени. Как ни крути, за это событие я тебя никогда не прощу, однако я готов узнать тебя поближе и понять, по какой причине ты всё это совершил, — поднимает взгляд на немца. — Я знаю какого это: выслушивать, что говорят твои родители. Отнюдь они не всегда правы, но что может поделать ребёнок, когда в его пустую головку внушают ненужную и вредную информацию, и он воспринимает это как факт? — Абсолютно ничего, — опускает свою голову бывшая страна. — Если с детства ребёнку, предположим, говорят, как на современном Западе, — горько ухмыляются страны, — что смена пола — норма, то в будущем могут возникнуть непоправимые проблемы, люди становятся бесплодными. Или, как в моём случае, норма — ненавидеть и желать смерти некоторым нациям: евреям, полякам, украинцам, белорусам, русским и другим, то жди поколение, взявшее оружие и желание уничтожать своих ненавистников. — И других примеров есть ещё куча.       Оба молчат, понимая друг друга. Ветерок бесшумно играет с их волосами, солнышко постепенно уходит в закат, а эта парочка всё молчит и молчит. Каждый из них хочет что-то сказать, однако стоит и разглядывает собеседника. Вдруг раздаётся звонок телефона, РФ сразу тянет левую руку в карман и смотрит на абонента. — Извини, я отвечу, — просит прощение, будто бы сорвал важный монолог бывшей страны. — Здравствуй, Украин, — отвернувшись от Рейха, спрашивает по-русски. — Привет, РФ, — раздаётся немного взволнованный голос, — тут такое дело… В общем… как тебе сказать? — Не тяни кота за хвост, что у тебя произошло? — строго, но устало произносит. — Короче, Херсон и Запорожье у меня переночуют, ты же не против? — Если не опоздают на военные учения. Мне казалось, у тебя посерьёзнее проблемка случилась, судя по голосу. Точно всё хорошо? — Да, всё прекрасно, не переживай. Пока.       Украина выключает трубку, не дослушав собеседника. РФ, хмуря брови, смотрит в экран и выключает телефон. Убрав гаджет в карман пальто, он поворачивается лицом к Германии. — Вот теперь мне точно пора. Спасибо за прогулку. Пока, Германия. — До встречи.       Россиянин надевает маску, бывшая страна ему легонько машет на прощание рукой. Тот ему тоже машет на прощание и телепортируется к себе в Калининград. На смену стране приходит лёгкий ветерок в лицо. Ухмыльнувшись без всякого энтузиазма, он тоже покидает это место. Место, где Рейх смог повеселиться с Российской Федерацией на полную катушку.