Это небольшое путешествие со странствующими торговцами прошло довольно-таки спокойно. В большинстве своём. Как и предполагал Оота, желающих полакомиться «бесплатным» товаром оказалось довольно много. Сказать по правде, Зеницу даже был поражён такому количеству разбойников и прочих не самых достойных людей. Однако ещё больше он был поражён мастерством Кайгаку и его абсолютным умением справляться с подобными ситуациями. Он не был хорош конкретно в покарании преступников, ему просто-напросто легко давались сражения, а в прочем, эти стычки и назвать достойным боем было сложно. Он просто чертовски хорош — нехотя признавал Агацума и, пусть он не имел более примеров для сравнения, даже при их наличии, точно счёл бы навыки своего спутника поражающими.
Тем ворам несказанно повезло, они ринулись в бегство, совершенно не боясь преследования. Кайгаку мог их поймать, однако, сдавать их некому в такой-то глуши, да и люди они тоже несчастные, старающиеся выжить, пускай и столь варварским способом. По крайней мере, они будут знать, что дорога эта отныне не является золотой жилой.
Остальной путь прошёл в полном спокойствии, многим мужикам ситуация даже казалась абсурдной, но достаточно смешной, дабы отпустить пару саркастичных шуток. И вот, спустя четыре часа езды с момента восхода солнца, деревня была настигнута. Как она и была представлена нашим спутникам — маленькой, несколько бедной, но достаточно уютной — такой она и оказалась. Домов в ней было не так много, зато поля, покрытые снегом в эту зиму, так и отливали серебром. Уж их размеры были внушающими, а от недостатка провианта селяне точно не страдали.
Торговую группу приняли довольно радушно. Никто и не обратил внимания, что в этот раз в ней было аж на три человека больше, в прочем, Зеницу был этому даже рад. Он наблюдал со стороны за всей этой суетой и даже на душе становилось тепло, как-то по-родному. Такого чувства он никогда не испытывал до сего момента и оглядывался по сторонам глазами живыми, заинтересованными.
В целом, первый день и, вероятно, последний в этой деревне прошел довольно безмятежно. Хотя, и здесь нашлись свои курьёзы.
— Здравствуйте, — приветствовал Зеницу местных монахов. Они все, как один, носили коричневые одежды и совершенно не имели волос.
— И вам доброго дня, — приветствовал один из них новоприбывшего гостя.
Джигоро, что шёл в компании своего юного друга, лишь с уважением кивнул головой.
Сам храм не мог похвастаться новизной и роскошью. Где-то виднелись трещины и потёртости, ещё где-то — грязь и наросты мха. Вот только это тёмное здание совсем не теряло своей красоты. Каменные дорожки восхищали своей чистотой и аккуратностью, такими же были кусты да деревья. Ветер с лёгкостью шелушил листья, а щебетания птиц обеспечивали постоянное музыкальное сопровождение. Грех было не засмотреться на эту живую природу, не окунуться в эту атмосферу с головой. Из этого транса выводил совершенно неприятный кошачий писк.
— А это?.. — обратил Зеницу внимание на нарушителей покоя.
— Котята. Эти бедняжки совершенно не могут успокоится, — отвечал монах.
— Котятки, милые. А почему бедняжки? — юноша подошёл к маленькой плетёной бамбуковой корзинке, присел на корточки и внимательно вглядывался в пушистые мордочки. Такие маленькие, ещё с нераскрытыми глазками.
— Кошки были верными спутниками храма на протяжении десятков лет, вот только… Этим не повезло. Их рождение было тяжелым, и мать не прожила достаточно долго, — монах вздохнул с каким-то разочарованием и сожалением, — а мы, стыдно это признавать, не обладаем достаточными знаниями, чтобы помочь им. Вероятно, эти котята умрут.
«Умрут,» — повторил в мыслях Зеницу, пока его сердце заполнялось жалостью к ещё совсем не знавшим жизни и обречённым на недолгое и мучительное существование животным.
— Выхаживать таких малюток тяжело, — промолвил Джигоро, вертя в руках кончик своих усов. Конечно, ему тоже было жаль их. В воздухе повисло молчание, а старик кинул взгляд на Зеницу. Его рот был приоткрыт, а губы тряслись, будто он хотел что-то сказать, но никак не мог решиться или подобрать слов. Пускай старый мастер и провёл с Зеницу совсем мало времени, однако уже успел уловить для себя, что этот юноша — довольно активный молодой человек, а молчит он не просто так, уж тем более с таким сконцентрированным взглядом.
Джигоро положил руку на плечо Агацумы.
— Придумал что-то? — и наблюдал за реакцией младшего.
— Н-ну, я не уверен… — он отводил взгляд и говорил совсем тихо.
— Они все равно обречены на смерть, даже если ты окажешься не прав в своих мыслях и действиях, на их судьбу это не повлияет.
–…
— Ты можешь спасти чужую жизнь.
Монах хотел было подать голос, ведь нельзя же делать что вздумается с животными-талисманами удачи, но Джигоро посмотрел на него грозно, так, как обычно старики совсем не смотрят, со всей строгостью и вполне реальной, хоть и беззвучной, угрозой. Он не мог позволить вмешаться кому бы-то ни было, ведь его юный подопечный имел возможность изменить свой взгляд на некоторые вещи, а это процесс хрупкий. Молчание было обеспечено. Старик вновь обернулся к сомневающемуся Зеницу, тот совсем не решался. Чуть погодя, Джигоро сжал ладонь на плече крепче, говоря о своей абсолютной поддержке.
— Говоря об этом… — начинал Агацума, неуверенно взмахнув рукой. — Котята, они… Эм, совсем не двигаются, я это к тому, — и мысль сформулировать ему было сложно, однако Джигоро стоял на своём, совсем не спешил перебивать юношу, переодически контролируя поведение монаха суровыми взглядами, — в общем, они просто не могут. Их животики раздутые, они ещё совсем маленькие и не способны сами… Сколько им?
Мельком глянув на старика и получив его одобрение, монах ответил:
— Чуть больше дня.
Зеницу все так же не сводил глаз с малюток, протягивая к ним свои руки.
«Я могу спасти их. Могу быть полезным. Могу…»
При первом же прикосновении к чужим маленьким тельцам послышался до боли мучительный и совсем слабый писк. Агацума аккуратно поднял одного котёнка, его шерстка была трёх цветов: где-то белая, чёрная, а где-то рыжая. Усики так же были то белые, то тёмные, а хвостик до неприличия короткий. Он расчистил небольшой кусочек земли от снега и положил туда бедолагу, все ещё придерживая его второй рукой.
Стоящие рядом старшие внимательно следили за каждым действием, затаив дыхание и совершенно не имея представления, что же собирается делать Зеницу. А действия его были невероятно просты. Он просто начал гладить маленького пушистика по низу живота. Его действия казались старшим странными, но в следующий момент их лица выражали невиданное удивление.
Зеницу неприятно поджал губы, наблюдая учиненный своими же руками беспорядок, а в воздухе моментально разразился громкий и уже не такой мучительный кошачий писк.
— АХА-ХА-ХА! — не скрывая своих эмоций Джигоро бил монаха по спине.
— Это абсурд…
— Эта же надо было!.. Зеницу! Ну ты даешь, — утирал старик слезы в уголках своих глаз. По правде говоря, подобная ситуация смущала Агацуму, особенно сильно усугубляла ситуацию мокрая и с некоторых пор вонючая рука. Зато каким активным стал котёнок!
— Да он же просто… — начал монах.
— …Описался! — продолжил Джигоро, вновь заставляя отворачиваться от неловкости своего юного друга. — Давай рассказывай, — и похлопал того по спине.
Агацума посмотрел на старика, а видя его искреннюю радость и самому юноше захотелось поскорее поделиться знаниями.
— Котята рождаются слабыми, их, как бы сказать, внутренние органы не до конца сформированы и… Они просто не могут сами ходить в туалет, — эта правда вновь сделала атмосферу несколько смущающей, — поэтому мама-кошка вылизывает котятам низ живота, чтобы помочь им…
— Ха-ха! — вновь смеялся Джигоро, — но ты молодец, Зеницу, — и на лице парня появился лёгкий румянец от похвалы, — Ты помог ему.
— Я и подумать об этом не мог… Спасибо, — монах чуть склонил голову, благодаря. И хотя этот процесс был достаточно неприятным, все-таки являлся очень необходимым.
Старый мастер ещё долго смеялся, подбадривая Агацуму и заставляя его чувствовать себя «странно», как выразился сам юноша. Первым делом он пошёл вымыть свои руки, немного задержался по пути, а когда вернулся к храму, все котята уже мирно спали. По лицу монаха, выражающему явное негодование от пережитых действ, можно было сказать, что и другие малютки получили помощь. А это, несомненно, радовало. Оставшийся день Агацума ходил в приподнятом настроении, все размышляя о событиях утра.
«Как здорово чувствовать, что ты помог кому-то! Пускай это и были такие крохотные существа… Но все же! Я помог им. Помог. Сам… Именно я, а не кто-то другой!» — и эти мысли его невероятно радовали, ощущать свою полезность было для Зеницу невероятным удовольствием. —
«Клянусь, я даже готов идти обниматься с Кайгаку! И пусть ему это не понравится, потерпит! Он же не настолько чёрствый, чтобы не разделить со мной радость?..» — ну, по крайней мере он надеялся на последнее.
Воодушевлённо идя по улице, юноша смог увидать совсем недавний объект своих мыслей — Кайгаку. Их взгляды встретились, Агацума улыбнулся так лучезарно, как ещё ни разу не улыбался мечнику. Тот поморщился, всем своим видом говоря «только посмей ко мне подойти, головы лишишься». Впрочем, желание кидаться в объятия этого ходячего ужаса вмиг исчезло.
«Ну и… Ну и ладно!» — и он побрёл дальше.
Вечер наступил на удивление быстро. Горячие выдыхаемые облака уже не были так видны, на смену Солнцу пришли сияющие звезды, а на неком подобии главной площади селяне разожгли внушительных размеров костёр. Приезд торговцев был небольшим праздником и деревня могла позволить себе такие траты топлива. На улице вновь заиграла музыка, слышался чёткий и манящий запах жареного мяса, а тепло обеспечивало не только горящее пламя, но и такие же жаркие человеческие сердца. И жизнь казалась Зеницу идеальной, ровно до тех пор, пока в громких песнях не стало улавливаться противное и совершенно холодное похрипывание.
— К-куваджима-сан!.. — метался Агацума в поисках своего спутника.
— Ау! — а тот уже плясал на равне со всеми другими людьми.
— Вы не слышите?!.
— Ох… — Джигоро попятился и отстранился от танцующей рядом красотки, двигаясь в сторону младшего, — что у тебя уже случилось?
— Прислушайтесь! — Лицо Зеницу выражало переживания, а руки нервно ухватились за старческие плечи.
— Ну-ну! — мастер замолк на пару секунд, — я ничего не слышу.
— Ну же, Куваджима-сан! — только он обмолвился, как где-то в стороне послышался громкий женский крик. Пока головы разворачивались к источнику звука, послышался ещё один не менее мучительный.
— А-А-А! ДЕМОН! НАСТОЯЩИЙ ДЕМОН! — в панике кричал селянин.
— ЗДЕСЬ ЕЩЕ ОДИ!.. — не успел выкрикнуть второй, как из его горла струёй хлынула кровь.
Джигоро отреагировал намного быстрее своего юного друга, он поторопился дать ему краткие наставления и отвести в относительно безопасное место, подальше от самой толпы и бесконечных луж крови, а сам с яростным кличем кинулся на мерзких убийц с катаной. Зеницу совсем не понимал, что происходит вокруг. Крики друг за другом касались его чувствительных ушей, дезориентируя и совершенно не давая успокоиться, насколько это вообще было возможно в данной ситуации.
Его ноги сами побрели куда-то, вероятно в место, о котором вскользь упомянул старый мастер. Туда, где «безопасно».
Вот Зеницу прошёл один дом, с нервной дрожью он спешил завернуть за угол, и только его нос пересёк линию стены, как перед глазами на большой скорости промелькнул человек. Хотя, смотря на уже бездыханное тело, человека в этой куче мяса узнать было сложно. Обернув свой взгляд обратно, вместо просторного поворота совсем рядом стояло существо мерзкое, настолько страшное, что ноги более не могли удержать тела.
Сердце билось с бешеной скоростью и время будто замедлилось. Прекратило течь настолько неожиданно и ощутимо, что Агацума видел как медленно демон поворачивает к нему свою голову. Зубы острые, словно бритвы, все в крови, глаза звериные, кричащие об опасности.
А что Зеницу имел при себе? Ничего. Абсолютно ничего. И жизнь снова превратилась в бегство. Описывая словом «жизнь» данный вечер, имеется ввиду именно все то время, которое Зеницу ещё мог позволить себе дышать. Этот день может стать для него последним. Возможно, так сложились обстоятельства, судьба решила помучить Агацуму перед его непосредственной смертью, ведь пусть демон и превосходил свою жертву буквально во всем, он не мог поймать его. В силу неопытности или недостатка сил. Впрочем, это совсем не важно. В этой адской погоне руки уже совсем не напоминали руки, были ободраны от постоянных уклонений и попыток не потерять равновесие. Лицо залито слезами сильней, чем когда либо, одежда порвана чужими окровавленными когтями, а на плече красуется безобразная рана в виде трёх относительно параллельных полос.
И вот Зеницу падает, с большим и судорожным желанием прожить ещё хотя бы чуть-чуть, он поворачивается к демону лицом, благодаря адреналину успевает отвернуть голову в сторону, а рука демона на полной скорости врезается в обломки обрушенного здания и застревает там. Но ведь это не на долго — ловит Агацума очевидную мысль. Да, не на долго.
Но и это чудище не было самым быстрым и ужасным здесь.
Зеницу смотрел прямиком в звериные глаза, что потеряли всякую цель. Они медленно приближались, в противовес чему, юноша старался отдалиться, но в конечном счёте мерзкая голова падает по правую сторону от него, а через миг за ней следует и остальное тело. Кровь под большим давлением вытекает из раны, а перед самыми своими глазами Зеницу ловит чужой взгляд, холодный, осуждающий, не менее опасный, но тем не менее человечный.
Кайгаку снова спас его, этот мечник. Снова. Снова спас эту хрупкую жизнь. Время вновь замерло, но в следующий же миг продолжило свой ход, как только где-то раздался пронзительный крик. Кайгаку ушёл так же быстро, как и появился, он не сказал ни единого слова, лишь ринулся делать то, в чем был чертовски хорош — истреблять демонов.
— О Боже… — хрипел Зеницу, стараясь не захлебнуться в собственных слезах.
Благо, весь этот кошмар закончился достаточно быстро. В присутствии профессиональных охотников количество жертв составляло всего четыре человека, трое из которых страшно погибли в самом начале нападения, когда лезвия катан ещё не были обнажены.
В первую очередь все силы направили на помощь тяжелораненых, в число которых Агацума как раз и входил.
***
— Жизни мальчика ничего не угрожает. Он очень устал, ему требуется лишь хороший отдых и качественная медицинская помощь, уж её я обеспечу, — мягко промолвила женщина, чей возраст уже являлся внушительным, но чтобы старухой величаться она была слишком молода. Женщина поглаживала руку Зеницу, как бы выражая своё сочувствие. Остановившись, она горестно посмотрела и так же вздохнула. — И поддержка. Это тоже очень важно. Вы… Кем Вы приходитесь мальчику?
— Я…
— Дедушка, возможно?.. — предположила лекарь и неспешно встала, дабы направиться на помощь к другим пострадавшим.
— Да… Дедушка, — сиплым, совершенно измученным голосом молвил Джигоро. О, как он винил себя в состоянии Зеницу! И пускай этого раненого парня он знал совсем не так долго, зародившаяся привязанность была совсем не такой хрупкой.
Кайгаку, что также стоял рядом, недовольно повёл бровью, хмыкнул себе что-то под нос и пошёл прочь, не желая наблюдать сложившийся ситуации.
Пускай этот случай ограничился малым количеством умерших, раненые нуждались в помощи, а сама деревня была изуродована, пускай и не так сильно. Всех пострадавших размещали в уцелевших домах, жители деревни были дружны и совершенно не противясь помогали друг другу. Все, кого можно было назвать «не пострадавшими», смастерили на площади некие палатки для жилья на ближайшее время, а свои собственные дома позволили использовать в качестве палат для тяжелораненых. О, селение являлось маленьким, и все здания в нём были примерно такими же, а потому при всех условиях, они не могли похвастаться просторностью.
Зеницу же проспал три полных дня в тесной комнате, в жару и мучениях. Ночью четвёртого дня к нему пожаловал посетитель. И не абы кто, а сам Кайгаку. Можно было бы предположить, с какой целью он навестил столь ненавидимого собой человека, однако же, даже этот непоколебимый охотник выражал сомнения, смотря на чуть не оборвавшуюся молодую жизнь. Сквозь окно сочился холодный лунный свет, падая прямиком на лицо Зеницу, точно желая ещё сильнее огорчить Кайгаку.
«Это карма?» — он с раздражением наблюдал за невероятно бледным лицом, прислушиваясь к чужому дыханию, что было еле слышно сейчас. —
«Должен ли я был?..» — на мгновение парень перестал дышать, —
«должен ли я был убить демона раньше?.. Стоят ли мои действия того?»
Смятения никогда не были свойственны Кайгаку, но он тоже являлся человеком и, конечно же, испытывал эмоции. Даже сожаление и, как бы то ни было, вину. Но за что он себя судил? За несвоевременную помощь? Но ведь она является таковой не по случайности. За несчастья другого человека? Но ведь в этом и заключалась его цель.
«Нет. Это все не имеет значения.»
Мечник сделал один шаг вперёд, ещё внимательнее вглядываясь в чужое лицо.
— Прости… — сказал он совсем тихо.
Извиняться он тоже совсем не любил, да и когда действительно был виноват, никогда этого не делал. Ровно с тех самых пор, как он обрёк на похожую участь своих «товарищей» из приюта. Вероятно, он снова видел отражения своего прошлого в самом существовании Зеницу?
«Как бы ни была велика моя доля в твоих страданиях,» — он сделала шаг назад, —
«все это — вынужденная мера. Ты должен уйти. Тебе тут не место. Даже если… Если это жестоко. Ты САМ виноват.»
Если бы Кайгаку спросили, он без стеснения сказал бы, что сами эти мысли ему невероятно противны. Мысли об Агацуме.
«Я завершу начатое. Ты уйдёшь, я останусь. Так работает наш мир. Ты имеешь право держать на меня обиду, ведь ты слабый. Столь маленькие люди могут позволить себе подобные бесполезные эмоции.»
И боле Кайгаку не мог терпеть удушающего чувства, что заполняло собой всю эту комнату.
***
Через пару дней деревня начала потихоньку приходить в себя. И пускай в воздухе и в людских сердцах до сих пор витал ужас, многие просыпались ото сна, постепенно возвращая все на круги своя. До конца зимы ещё месяц, а такими темпами можно его и не пережить.
Зеницу также проснулся на пятый день с момента нападения. Он медленно открыл свои глаза, в абсолютном одиночестве и совершенно не понимая, где он находится и теряя в памяти горестные события минувших дней. Бесцельно смотря в одну точку на потолке чуть ли не ровно две минуты, воспоминания тяжёлым камнем ударили в голову, кажется, разум вновь помутнился, а осознание себя и своей слабости предательски и до боли сдавливали сердце.
Тем не менее, Зеницу всегда был человеком, что много думал обо всем, о чем только можно было. И пускай его состояние сейчас обозначалось как достаточно тяжёлое, от своего существа он отказаться не мог. Сначала это было лишь тихое бормотание, что перерастало в захлебывающийся хрип. О нет, опять эти слезы. Такие горькие, неуправляемые и обжигающие.
Его мысли не содержали в себе не единого слова, состояли из невероятно ярких, кричащих и отрицательных эмоций. Будто само воплощение страха с примесью обиды, отчаяния нашло своё пристанище в самом сердце одной измученной души.
«Почему… Ах, почему всё это происходит со мной?..» — и внутренние терзания обретали форму слов, —
«за что Бог карает меня?.. Это несправедливо… Словно сам дьявол.» — мысли приобретали более насыщенные краски с каждой секундой, —
«был ли правильным тот выбор, что я сделал?..»
Зеницу ощущал себя чертовски плохо, однако, было что-то, что заставляло чувствовать себя свободней, будто оковы, что тяготили его все это время наконец с тяжёлым треском спали.
Зимний ветер, что в это время был довольно слабым, обогнул разгоряченное лицо Агацумы. И он повернул голову в сторону двери. Она была не до конца закрыта, сквозь щель утреннее Солнце пропускало свои тепловатые лучи. А за ней… За ней стояли люди, они находились далеко, казались совсем маленькими со стороны Зеницу. Звон в ушах чертовски настойчиво давал о себе знать и, хотя юноша совсем не слышал, о чем говорили те люди, своим помутненным взглядом наблюдал за ними.
«А это?.. Кайгаку,» — сделал он вывод довольно быстро, ведь силуэт мечника было невероятно легко узнать, —
«пришел подкинуть дров в костёр. А люди… Люди? Они торопятся.» — на миг, лишь на один короткий миг лицо юноши приняло выражение слегка удивлённое, —
«они благодарят его. Кланяются. Он помог этим людям. Спас ценные человеческие жизни.»
— С маленьким котёнком не идёт в никакое сравнение, — любой, кто услышать бы его сейчас, вероятно, не понял бы ни единого слова. Это был лишь рваный хрип и тихий бубнеж себе под нос.
«Он истребитель. Охотник на демонов… Убивает этих тварей, спасает людей. Кайгаку — герой.»
— Ч-чертовски…
«… Раздражительный и вредный, но герой.»
— Я тоже… — и слезы вновь нахлынули солёными волнами, обжигая усталые глаза и бледные щеки, — я хочу быть таким, как он, но мне страшно, мне так страшно… И сам Кайгаку ненавидит меня, я боюсь, что однажды он убьёт меня… — его взгляд вновь казался мёртвым, точно как у дохлой рыбы, — мне больно… Очень больно. — Зеницу тихо всхлипывал, подавляя боль своими стонами, — и почему я не обратил на это внимание тогда? Тогда в лесу, когда взгляд Кайгаку напоминал звериный, а все моё лицо было залито кровью?.. Ведь все это так страшно. Уничтожение демонов, бесконечные битвы с морями крови… — Зеницу был готов разочароваться во всем, что он делал и как жил в последнее время и, возможно, в некоторых своих словах он даже погорячился, однако лучи солнца внезапно потухли, и вместо яркого света перед глазами оказалась тень, по форме напоминающая человеческие ноги.
— Зеницу, дорогой мой, — и это оказался Джигоро. Старческое сердце заполнялось виной и мучениями, смотря на заплаканное, оказавшееся чуть ли не мёртвым, отчаянное лицо, — ну-ну… — он подошёл ближе и коснулся разгоряченных щёк своими грубыми руками, — не плачь, Зеницу-у!.. — но слезы потекли ещё пуще, юноша с усилием закрыл глаза, еле вертя головой и горестно всхлипывая. И вымолвить он более не был способен ни слова.
Джигоро Куваджима — человек, который дорожит Агацумой. А от осознания сего факта на душе стало так тепло, словно всë пережитое ранее, все эти шестнадцать лет страданий были прожиты исключительно ради этого момента. Того момента, когда в жизни появляется первый дорогой человек, по-настоящему близкий, понимающий.
Такой человек, которого можно было бы назвать семьёй.
— Сх, Дедушка-а, — и теперь Зеницу изливал свою душу не одинокой комнате и холодному солнцу, а родному плечу и рукам, чьи объятия были крепче и теплее, чем материнские.
