Нэкомата

      Приглушенный, но все равно кажущийся слишком ярким свет. Белый потолок, почему-то создающий иллюзию падающей сверху плиты. Светло-кремовые стены, цвет вроде бы должен быть нейтрально-приятным, но подсознательно вызывает отталкивающие ассоциации. Стоящая в изголовье какая-то, судя по всему, высокотехнологичная хрень, жутко раздражающая мерзким писком прямо над ухом. Соединенная с капельницей игла отзывается легкой, ненавязчивой болью в предплечье левой руки. Неприятно-почесушное чувство от памперса – уж что-что, а это доводящее до белого каления осязание сунутой между ног подушки трудно перепутать с чем-то еще. И дичайшая, просто неимоверная жажда.       Собственно, вот весь спектр ощущений, доступный мне через секунду после того, как я резко, в одно мгновение, пришел в себя. Больница, ясно-понятно. Интересно, а долго я здесь валяюсь? И… я – это еще я? Я – это я прежний, очнувшийся от фантастически реального глюка про город-сказку Роанапур? Или я – это я, получившийся от слияния двух душ? А может, меня опять куда-то засандалило, и теперь я – вообще кто-то третий?       Медленно поднимаю тяжелую руку вверх, прищурившись, смотрю на свет сквозь растопыренные пальцы. Кисть знакомая, что радует, но, повинуясь внутреннему желанию, роняю ее на грудь, несильно сдавливаю почти незаметный бугорок, провожу по тонкому покрывалу вниз, до низа живота. Тело девчачье, более того, за прошедшие недели изученное до миллиметра, разве что еще более поджарое, чем обычно. Во всяком случае длинный толстый шрам, пересекающий мой корпус по диагонали от плеча до бедра, на месте.       Ну что ж, значит, приключения продолжаются, девочка Рэнге, пора вставать, у тебя же двужильный организм. Некогда изображать умирающего лебедя, дел невпроворот. Перво-наперво нужно узнать, какое сегодня число: вырубило меня ночью, сейчас за окном тоже темно. Интересно, кстати, что эскулапы написали в диагнозе, какие ужасы насочиняли, - потому что, несмотря на сильную слабость и через пень-колоду работающие зрение, слух и осязание, в целом организм чувствует себя неплохо. Да что там скромничать, хорошо я себя ощущаю.       Руки-ноги двигаются, грудина болит, но умеренно, ребра, что удивительно, не сломаны… Волшебство какое-то. Хороший броник сестра Эда продала, зря мы с Ингрид на нее бухтели. Надо будет ей проставиться при случае, спасибо сказать, что ли. Ладно, это дело будущего, а пока, раз уж никто на писк прибора не реагирует, пора вставать и идти искать воду, туалет, календарь и человека, способного рассказать последние новости.       Иглу из вены долой, присоски датчиков из-под пижамы тоже нафиг, осторожно опускаю ноги на пол, нашариваю тапки и, несколько раз глубоко вдохнув, медленно встаю. Пришлось опереться на сменивший тональность писка аппарат, пережидая минутное головокружение, а потом тихонечко, балансируя руками, добрести до двери в палату. Кстати, да, палата одноместная, не то чтобы императорская, но ее уровень явно выше среднего. Не в общем помещении для бедных очнулся, кто-то позаботился обо мне.       Приятно, тоже надо будет потом выяснить, что за благодетель нарисовался. Впрочем, вариантов немного: либо Курихара, либо примчавшаяся вскоре после моего вырубона Коко, либо Ингрид. Больше некому. Скорее всего, сыграет первая ставка: Хакматьяр наверняка бы засунула меня в местный люкс с персональной сиделкой, мелкой явно было некогда – если ей к понедельнику перестали полоскать мозги насчет перестрелки в школе, то уже можно считать, что повезло.       А Мари или директор отдали приказание мажордому, или кто там у них такими делами занимается, тот назначил ответственного за пострадавших в ходе инцидента. Кто-то из слуг прибыл в больницу, выбрал наиболее подходящий вариант для лечения раненого вассала семьи в соответствии со своими представлениями о его ранге в иерархии, договорился с администрацией госпиталя и внес нужную сумму.       Вроде логично получается, дыр в рассуждениях не вижу. Значит, скорее всего, Мари нашла время обо мне позаботиться, несмотря на начавшуюся вокруг нее свистопляску и поиск виноватых. Ну что ж, плюс ей в карму за внимание к подчиненным и умение быть благодарной. От облеченных властью соотечественников Рэнге всего можно было ожидать, могли бы наплевать и в общей палате забыть, никто такому повороту и не удивился бы.       Пока в голове медленно и плавно текли мысли, я не менее медленно и плавно шел по длинному больничному коридору. Левой-правой, левой-правой, рука на всякий случай касается стены, - вдруг внезапно поведет в сторону или запнусь на ровном месте. Падать категорически не хочется, так что я заранее предпринял все возможные меры предосторожности, чтобы избежать неприятностей.       Туалет, как заведено во всех больницах, нашелся в конце коридора. Избавившись от унижающего достоинство взрослого человека памперса, сделал свои дела, и с приподнятым настроением поковылял к закрепленному над раковиной зеркалу. Интересно же, как выглядит человек после того, как по нему в упор из обреза влупили.       Ну что сказать… Под глазами темные круги, мордочка осунувшаяся, из-под перетягивающих совершенно исчезнувшую грудь бинтов на живот наползает синячина эпических размеров и невероятной черно-фиолетовой цветовой гаммы. Внешний вид как у узника Бухенвальда, настолько я похудел за проведенные в коме дни. Но это-то как раз понятно, потому что бесплатно в этом мире ничего не бывает.       Другие люди после такого, что на меня свалилось в субботу, один месяц лежат, а следующий в гипсовом корсете в кресле-каталке рассекают. У меня же сейчас внутрянка, конечно, болит, но как-то так по-правильному, успокаивающе, словно организм пытается сказать что-то типа: «Все нормально, хозяин, восстанавливаюсь, корми меня и мажь мазями всякими, не парься над ерундой».       Не понял… Как бы это сказать… Это что, все? Это вообще как? Да у меня после рукопашных в "Арене" повреждений было больше, чем сейчас, когда я дуплет грудью поймал. Не может такого быть, где отбитая диафрагма, где поломанные ребра, где треснувшая грудина? Каким бы хорошим броник Эды ни был, но он же тупо не рассчитан на такое! Мда-а… Тайна, покрытая мраком.       Впрочем, все равно ни до чего путного не додумаюсь, потому спишем на непонятное, плюнем и забудем. Почти здоров – и прекрасно, значит, не о чем загоняться. Радикально похудел – так на это вообще плевать. Уж что-что, а восстанавливать форму, вкусно и обильно обжираясь – так лечиться кто угодно согласится, и я не исключение. Теперь главное – побыстрее вырваться от врачей: и своих дел по горло, и ну их нафиг, наследников Менгеле. Заинтересуются моей регенерацией, и все, амба, потом не отмашусь. Они же в попытках понять, что и как внутри столь любопытного подопытного работает, в порыве исследовательского интереса меня на запчасти разберут, дай им волю. Не потому, что все медики - живодеры, а во имя науки и, разумеется, для всеобщего блага. Скажем дружно – нахер нужно, потому валить отсюда надо прямо с самого утра, невзирая на посулы и сопротивление.       Рановато я себя выздоровевшим вообразил. На обратном пути одолела одышка и закружилась голова, пришлось даже останавливаться. Присел на стул где-то шарахавшейся дежурной медсестры, дрожащей рукой вытер выступившую испарину, отдышался, между делом посмотрел список находящихся в отделении пациентов, удивленно хмыкнул и поковылял дальше.       На решение валить из здешних пенат хоть тушкой, хоть чучелом, внезапное недомогание не повлияло. Дома и стены выздороветь помогут, а тут что-то мне не по себе, как будто интуиция на побег толкает. Да и только что прочитанная информация заставила сбросить сонную одурь и начать думать. Оказывается, Недзу Джоджи, собака такая, уцелел при взрыве, переведен в одиночную палату в понедельник. Интересно, кто проспонсировал? Мда-а, проблема вылезла, откуда не ждали…       В палате, куда я ввалился весь в поту и имея бледный вид, как раз шло выяснение, куда же делась находящаяся в коме пациентка. Важный врач-таец, размахивая руками верещал на двух дрожащих медсестричек, в разных вариациях задавая одни и те же вопросы: «Где коматозница, куда смотрели, зачем отошли, что теперь делать»? В общем, доктор орал, санитарки дрожали и закатывали глаза, сами, видимо, собираясь лишиться сознания и на меня по первости никто не обратил внимания.       Зато когда обратили… Что я только про себя не услышал. Но всякие высказывания о моей безответственности — это не было главное. Главное то, что лепила искренне не понимал, каким образом больная с одним сломанным, одним надломленным и двумя треснувшими ребрами, контузией, вмятиной в грудине и гематомой во все тело вообще смогла встать и куда-то уйти.       На мое робкое возражение, мол, нет у меня никаких серьезных повреждений, только синяки и слабость, да и та от голода, вся троица лишь презрительно фыркнула. Если медицина сказала, что все плохо – значит, все плохо. А если в морг – значит, в морг, и никаких гвоздей. А на вопрос, с чего они вообще решили про переломы и контузии, мне под нос сунули рентгеновские снимки – смотри сама, раз грамотная. Вот надлом. Вот перелом. Вот трещины. Вот затемнение в черепе. Так что заткнись и лечись, нефиг бродить, куда ни попадя, тебе это не положено.       Действительно, все вышеперечисленное на снимках было, этого я не отрицал. Но упирал на то, что оно было раньше и саморассосалось, за исключением синего цвета тела. Так что я здоров, вернее, здорова, как бык женского пола, и готова утром выписаться отсюда куда подальше. В общем, слово за слово, хреном по столу, и через час криков, споров и утверждений, что медицина не признает такое явление, как саморассасывание переломов за два дня, я оказался в рентген-кабинете.       Кроме брызжущего недовольством лечащего врача, здесь же нашелся веселый поддатый травматолог из дежурной смены и сонный техник-рентгенолог, которого поднять – подняли, но разбудить явно забыли. И были сделаны новые снимки, исходя из которых пациентка, то есть я, оказалась совершенно здорова, хотя при визуальном осмотре производила тягостное впечатление. Что тут началось…       И через долгих полтора часа, когда за окном робко забрезжил рассвет, закончилось к полному взаимному неудовольствию. Наука отказывалась соглашаться с очевидным без многочисленных тестов, анализов и подтверждений. Чудом исцелившаяся больная категорически отрицала возможность упоминания своего имени в одном контексте со словами «эксперимент», «исследовательская программа» или «наработка данных». Вплоть до физического устранения любого, воспылавшего научным энтузиазмом в своем отношении, невзирая на должности, возраст и регалии.       - Жаль, очень жаль, милочка, что вы настолько ограниченны и твердолобы. А ведь в вашем организме, возможно, сокрыт секрет лекарства от рака или возможность продления человеческой жизни. – К этому моменту на раздававшиеся из рентген-кабинета крики, вопли и матерные выражения подтянулось довольно много заинтересовавшихся тем, что, собственно говоря, там происходит. Так что сейчас меня пытался усовестить аж целый заведующий терапевтическим отделением госпиталя, оставленный, судя по всему, в эту ночь за главного. – Вы можете вписать свое имя в анналы науки. Представьте только, вас будут знать во всех уголках земного шара, все человечество будет благословлять ваше имя! В конце концов, чего вы боитесь? Я практически уверен, что с вами ничего не случится. Наша лаборатория оборудована по последнему слову техники, а если мощностей госпиталя не хватит, к работе с вами присоединятся лучшие исследовательские центры Таиланда. Да что Таиланда, наверняка над вами захотят поработать и в США, и в Японии. Соглашайтесь, в конце концов, мало кому выпадает шанс облагодетельствовать человечество!       - Руки переломаю. Только суньтесь – шеи посворачиваю, коновалы. Предупреждаю, я умею. Выписывайте меня нахрен отсюда, врачи-убийцы. – Мрачно разглядывая собравшуюся толпу, я занял стратегически выгодную позицию между столом и кушеткой, на всякий случай оберегая свой тыл. То ли от выброса адреналина, то ли просто расходился, но чувствовал я себя вполне сносно, даже первоначальная слабость отступила. – Плевать мне на человечество, в науку я тоже не хочу, особенно в качестве лабораторной крысы. Выпускайте меня на волю, демоны.       Врачи возмущенно загомонили, а заведующий предпринял очередную попытку переубедить упрямую малолетку.       - Вы поймите, дорогуша, с вашей стороны просто эгоистично отказываться от того, что мы вам предлагаем. Сотни врачей добровольно прививали себе смертельные болезни в попытках найти способы их излечения. – Новый персонаж выступил из задних рядов окружившего меня врачебного стада, но мне уже было все равно на любые доводы, настолько хотелось свалить отсюда побыстрее. – Даниэльссен пытался заразить себе проказой. Эмерих Улльманн сам вводил себе прививки от бешенства, доказывая их безопасность. Карл Линдеманн заразил себя сифилисом и умер, отказавшись от лечения, подробно описав все стадии прохождения болезни на своем примере. И это только те, кого я сходу вспомнил, а их были тысячи, без них многие болезни до сих пор были бы смертельными. А вы, право, как избалованная девочка капризничаете. Вы же почти совсем ничем не рискуете, современная медицина и лучшие лаборатории не дадут вам фатально пострадать! Да и куда вы сейчас пойдете, вы же еле стоите на ногах! Идите в палату, а когда появятся директор и заведующий лабораторией…       - Ну нахер! Я от вас без рук, без ног, на пузе поползу, вивисекторы хреновы. – Меня качнуло, но, как нельзя кстати, под руку попалась забытая кем-то авторучка. Ну все, гады, теперь если кинетесь, я вас тут половину положу, Сиро Исии недоделанные. – Живой не дамся, а потом за меня отомстят, конец вам придет, сволочи!       В итоге, после еще одного часа свирепых перегавкиваний, видя мою напрочь непоколебимую позицию, главный местный терапевт вынужден был подвести итог:       - Ну что ж, коллеги. С прискорбием вынужден констатировать тот факт, что придется выписывать эту в высшей степени неразумную особу. Без ее добровольного согласия мы, увы, бессильны. – Он раздраженно пожевал губами, бросая в мою сторону отнюдь не ласковые взгляды. – Она станет сопротивляться, что создаст неприемлемый риск для персонала. Мда-а… жаль, очень жаль… а применение… ммм… так скажем, способствующих взаимопониманию препаратов может исказить картину исследований. И высокочтимые Курихара могут поинтересоваться, куда подевалась их слуга… Да, очень, очень прискорбно… А докладывать куда-либо бесполезно, увы. Свободных фондов у госпиталя нет, доказательная база хлипкая. Спонсоры не поверят, скажут – мистификация, ошибка, принимаете желаемое за действительное. Придется выписывать. Обоснование – желание пациента. А оба комплекта снимков… нет, не выбрасывайте. Принесите мне в кабинет. Пусть полежат. Может быть, глупая девочка еще попадет к нам, тогда, возможно…       - Да вот фигу вам во все лицо. – Пробормотал я себе под нос, наблюдая, как с недовольным гулом постепенно рассасываются толпа светло-зеленых и светло-голубых халатов. – Я теперь подорожником лечиться буду. Ромашку и другое сено прям с корнями жрать начну. Че-то как-то оно безопаснее получится.       В общем, вымотанный, голодный, со вздернутыми нервами, но непобежденный, уже ближе к полудню я оказался совершенно свободен. На плечи давил разлохмаченный на груди бронежилет, голову тянула книзу каска с дыркой в тканевой обшивке, от засунутых в кобуры Зауэров ощутимо несло застарелой пороховой гарью. Осунувшееся лицо и бурчащий от голода живот дополняли безрадостную картину. Короче, тот еще видок, будто только что с передовой вернулся.       - Что, не повезло с выходом? – Понимающе прищурился пожилой водитель-японец, когда я нахально плюхнулся на переднее сиденье его пепелаца и махнул рукой, показывая направление движения. – Только ты это, хафу, имей ввиду: обижать таксистов – это не к добру. Сама понимаешь, как ты ко мне садилась – видели, какой бы ты крутой и отмороженной ни была, коль не заплатишь или схватишься за ствол, потом всегда пешком будешь ходить. Если денег нет, лучше признайся сразу. Так и быть, могу патронами взять, что я, не человек, что ли, вижу, как тебе досталось.       - Что? А, вы про это… Да нет, нормально все прошло, только вот неудачно под заряд дроби попала. Бывает. – Я осторожно похлопал по тканевым лохмотьям на груди. – Деньги… Демоны! Точно, денег с собой нет. Но не стоит беспокоиться, водитель-сан, доедем до дома, я вам вынесу, сколько скажете. Понятно, что вы с колес живете, уважаемый, и что каждый труд должен быть оплачен - тоже осознаю.       Машина тронулась, а вполне мирный и уважительный диалог прервался громкими руладами моего пустого брюха. Блин, стыдно-то как! Пришлось скрючиться на сиденье, пытаясь прервать голодное бурчанье в животе. Водитель лишь покосился, понимающе усмехнулся и на полпути притормозил у нескольких палаток с уличной едой. Покопался в кармане козырька, достал банкноту в пять баксов, не глядя кинул ее мне на колени.       - Иди, купи себе что-нибудь. Кушать нужно вовремя, иначе здоровье испортишь. – Он по-доброму хмыкнул и пару раз шевельнул кистью. – Иди-иди, вижу, что ты сейчас слюной захлебнешься. Довезу до дома – отдашь.       - Спасибо, уважаемый. – Да уж, в который раз убеждаюсь, что Роанапур – город контрастов. Даже в этой бандитской клоаке остается место чему-то доброму. – Я не забуду. Сейчас, пять минут, и мы поедем дальше.       По две порции окономияки и такояки с разными наполнителями и кукурузный початок-гриль, купленный на оставшиеся центы – это ли не счастье для черти сколько не евшего человека? От разносящихся по салону умопомрачительных запахов я чуть с ума не сошел. Когда остановились у родных ворот, таксист с удивлением посмотрел мне вслед, потом на табличку с фамилиями Такаяма и Бьорк на приворотном столбе, задумчиво почесал лоб. А когда я, насколько мог быстро, вынес ему двадцатку и, отмахнувшись от сдачи, собрался юркнуть в калитку, спросил:       - Это что получается, уважаемая? Вы что, теперь в доме господина Мидорикава живете? Вы на него работаете? – Он ошеломленно покачал головой. – Надо же, как оно бывает. Для меня было большой честью подвезти вас, госпожа.       - Вы ошиблись, водитель-сан. Вернее, как… Дом раньше принадлежал семье Мидорикава, но госпожа Мидорикава Хана, наследница, передала его своей подруге, госпоже Курихара Мари. – Эту историю что я, что Ингрид повторяли не в первый раз, так что слова слетали с губ привычно, не вызывая никаких раздумий или пауз. – А мы с моей напарницей получили его во владение уже от нее. Мы – вассалы старшей наследницы семьи Курихара, а не Мидорикава. Не хотелось бы распространения искаженной информации, сами понимаете. И не будьте столь официальны со мной, водитель-сан, я гораздо младше вас по возрасту, да и происхождение у меня самое простое.       - Вот оно как… Понятно. Значит, ты пострадала в той переделке, что была в Хачимитсу в субботу ночью. Может быть даже… Хм... Очень разные слухи носятся по городу. Нет, ты все равно мне ничего не расскажешь, да и кто я такой, чтобы совать нос в дела столь почтенного семейства. – Таксист одобрительно кивнул, с новым интересом рассматривая лохмотья моего броника. – Но, видно, горячее было дело. В любом случае, удачи тебе, хафу, служить таким людям – великое счастье для любого подданного Ямато.       Проводив взглядом отъехавший автомобиль, я чуть поморщился от неприятных ощущений в ребрах и, пробормотав себе под нос: «За счастье, за счастье… Это Мари охренеть, как повезло, что мы ей служим. Так бы, глядишь, померла бы уже, если не чего похуже… Только кому тут что докажешь». Покряхтел, как старый дед, сетуя на несправедливость жизни, и поплелся домой. Сначала кушать, а дальше посмотрим, чем займусь в первую очередь.       Планов на остаток дня у меня было громадье, вот только мало чему из намеченного было суждено исполниться. Сначала, скинув прямо в гостиной на первом этаже всю снарягу и одежду, включая колготки и трусы, я в чем мать родила поднялся по лестнице на второй этаж и влез в душ. Несмотря на жуткие завывания, доносящиеся из живота, в первую очередь стоило вымыться, все же из больницы пришел.       После водных процедур, раскрасневшийся и расслабленный, с двух рук начал метать в рот то, что закупил в уличном фаст-фуде. Все не осилил, но большую часть сожрал, вяло удивляясь, куда в меня столько помещается. Ну а после еды мне резко стало не до дел и проблем. Уже за столом меня начало вырубать. Сил едва хватило кое-как доползти до кровати и выключиться, не сумев влезть под покрывало.       И через пару часов вскочил на ноги от все того же чувства дикого голода. В прилипшем к позвоночнику пузе кишка кишке стучала по башке, а голову занимала одна-единственная мысль: «Жрать-жрать-жрать!». Шлепая босыми пятками по полу и ступеням, ссыпался вниз, на кухню, где буквально смел со стола объедки давно остывших и слегка заветрившихся окономияки и такояки. Какая вкуснота! Реально пища богов, жаль, что так мало осталось.       Утолив первый голод, заглянул в холодильник. На изобилие и забитые полки не рассчитывал, но кое-что в нем все же нашлось, и этого «кое-чего» было немало. Тут и подкопченный бекончик в вакуумной упаковке, и полдюжины яичек, и молочко, и сырок, и колбасок пара сортов, и еще всякого-разного по мелочи… Ура-ура, есть, где разгуляться. Правда, овощей и зелени нет, но это уже так, мелочи жизни.       На скорую руку сварганил себе омлет с беконом и тертым сыром, дополнил получившийся шедевр консервированной фасолью и вуаля: можно продолжать поглощать белки, жиры и углеводы. Перед тем, как вновь отправиться в спальню, достал из морозилки куриные бедрышки, тушку каменного окуня и свиной окорок килограмма в полтора весом. Рассовал их по кастрюлям с теплой водой, чтобы размораживались, после чего зевая и потирая кулаком закрывающиеся глаза, отправился баиньки.       Собственно, так я и провел остаток дня и практически всю ночь. Два-три часа глубокого, практически мертвого сна без сновидений, затем резкое пробуждение от рези и завываний в желудке, бег в туалет, где я избавлялся от всего лишнего, затем путешествие на кухню, готовка, жадное пожирание приготовленного и медленное доползание в полусне до кровати.       Хорошо хоть догадался заранее разморозить то, что оставалось в морозилке, и перед тем, как начинать есть, совать то рыбу, то мясо в духовку. Как раз, пока проходил следующий цикл сна, новое блюдо успевало приготовиться и даже почти не подгорало. Но на такую ерунду во время жора я внимания не обращал, не до того было.       Сколько раз я так подпрыгивал – не знаю, сбился со счета и полностью потерялся во времени. Но, когда в десять часов утра мои глаза в очередной раз открылись, чувствовал я себя просто замечательно. И выспался, и есть хотелось умеренно, и, что совсем уж удивительно, вчерашняя жуткая худоба почти исчезла. Нет, тело по-прежнему выглядело так, будто я побывал в концлагере, но ребра выпирали чуточку меньше, тити стали выделяться чуть заметнее, а мордочка в зеркале перестала казаться вырубленной топором, хоть какие-то плавные линии наметились.       В который раз поразившись своему удивительному организму, решил о странностях и загадках не думать. Все равно ничего путного не надумаю. Чтобы узнать что-то о себе наверняка, нужно пойти и сдаться вчерашним вивисекторам. Они с удовольствием меня препарируют, предварительно проведя все эксперименты, до которых додумаются их многомудрые головушки, и выдадут свой подробный вердикт о моих способностях. Вот только, боюсь, мне он уже не понадобится.       Так что живем в прежнем темпе, как будто ничего не произошло. Попали дробью в грудь? Надо лучше продумывать операции, не считать себя бессмертным, словно мое имя – Кощей и не подставляться под выстрелы. Ударно выздоровел, за два дня зарастив трещины в костях и вмятину в грудине? Замечательно, но не стоит считать, что везти будет вечно.       Да и, если честно, не окажись в свободном доступе полный холодильник жратвы, шансы сдохнуть от истощения при такой бешеной регенерации были отнюдь неиллюзорны. Ничего не берется из ничего, человеческое тело исцеляется с комфортной и безопасной для себя скоростью, затрачивая на этот процесс недели и месяцы. Люди – не ящерицы и не приспособлены вылечивать тяжелые травмы за пару суток.       Так что не стоит рассчитывать на кажущееся бессмертие: не случится поблизости много-много еды, и организм сожрет сам себя. Ну а от пули в башню я откинусь точно так же, как любой другой человек. Или не откинусь? В принципе, мое сознание слилось в экстазе с сознанием Рэнге именно после пули в голову…       Не-не-не! Ну его нафиг, проверять настолько дикую идею я, конечно же, не стану! Внутри одной черепушки нам вполне комфортно вдвоем, у нас тут своя семья образовалась, с полной интеграцией и взаимопониманием, третий – лишний! Еще шизофрения, тьфу, тьфу, тьфу, разовьется, или еще какое раздвоение личности. Так что никаких больше ранений в голову! Ну, во всяком случае, надо приложить к этому все усилия. Вот и все выводы из произошедшего: жить, как раньше, поменьше необдуманно лезть на рожон и прикупить новый броник с каской покрепче.       Хватит, нафиг, травм и шрамов, и так на себя в зеркало без слез не взглянешь. Хорошо хоть ни Ингрид, ни Коко не шарахаются от этакого умопомрачительного зрелища. Замечательные они у меня, просто изумительные девочки. Кстати… об Ингрид и Коко. Я ведь им вчера так и не позвонил.       Потягиваюсь, мечтательно прикрыв глаза и тут же недовольно морщусь. Ну и запашок от меня… Не как от помойной ямы несет, конечно, но потел я ночью дюже вонюче. А еще говорят, что девушки не пахнут. Ага, держи карман шире. Видимо, таким образом проявился еще один побочный эффект от ускоренной регенерации: организм избавлялся от гадости всеми доступными способами. Энергично вскакиваю, сдираю с кровати постельное белье и мчусь в душ. Чем бы мне заняться после завтрака?       По зрелому размышлению решаю отзвониться всем своим подругам-любимым-работодателям во второй половине дня. Сейчас у кого учеба, у кого работа, не стоит отвлекать занятых людей мелочами. А сам я, пожалуй, займусь тем, до чего руки никак не доходили, потому что всегда образовывались более важные дела.       Мы же когда-то у итальянцев сейф сперли. И лежит он в гараже, позабыт-позаброшен, хранит какую-то секретную мафиозную тайну. Болгарку я, вроде бы, на стеллажах видел, коробка с дисками для нее тоже мелькала перед глазами. Шумом вряд ли внимание привлеку, район у нас тут вполне пролетарский, что-то где-то постоянно визжит, грохочет, металлически блямкает или скрежещет.       Подъел остатки продуктов, попутно прикидывая, когда лучше будет сгонять в магазин, но отложил это дело на потом. Лениво мне что-то стало после еды садиться за руль. Лучше пока по дому, по хозяйству пошуршу, вроде бы призрак голодной смерти от меня отступил. Тем и занялся – отправил в стиралку белье, благо, что наши служанки перестирали все ранее накопившееся на выходных и стирки было немного: по сути, только то, что я притащил на себе из госпиталя и то, что изгваздал за ночь.       Ну и в процессе заодно оделся. А то так вышло, что я как вчера субботние тряпки с себя скинул, так и рассекал по дому неглиже – сначала было не до соблюдения условностей, а потом просто забыл. Вышел на энгаву, присел на краешек, прислонился спиной к столбу, покрутил в пальцах сигариллу, понюхал… и убрал обратно в пачку. Что-то как-то мне очково сейчас закуривать.       В грудине нет-нет, а екает, вдоль ребер проскакивают то ли фантомные, то ли вполне реальные уколы боли. Так что сегодня воздержусь, пожалуй, от вредной привычки. Просто так посидел, жмурясь на яркое радостное солнышко и слушая, как у соседа напротив работает распилочный станок, а через два дома активно лупят металлом по металлу. Лепота… Что ж, хватит мне филонить, тоже пора приниматься за работу.       Три часа. Три долбанных часа, наполненных визгом болгарки, летящими во все стороны искрами, заменой отрезных кругов через каждые пять-семь минут и еле-еле продвигающейся линией пропила. Ровно столько мне потребовалось, чтобы прорезать одну сторону задней стенки гнусного железного ящика. В процессе устал, как черт, проголодался, весь взмок и изматерился.       Наконец, когда ровная линия достигла намеченной отметки, удовлетворенно вздохнул, отложил горячий инструмент на стеллаж и утер трудовой пот со лба. Покамест хватит, надо сделать перерыв. Все равно закончить работу по-быстрому, нахрапом, не получится.       Уже садясь за руль, так как кушать после физических усилий захотелось почти так же зверски, как ночью, я досадливо сплюнул. Да уж, хрен я угадал: узнать сегодня, что мафиозный бонза хранил в своей заначке, мне явно не светит. Хорошо, если завтра успею допилить, а то как бы еще на день не встрять, очень уж плохо режется сейфовый металл.       Хотя, с другой стороны, а чего я ждал-то? Что у итальянского дона ценности будут храниться в школьном жестяном шкафчике, который можно вскрыть за пять минут обычной вилкой? Это мне еще повезло, что у сейфа стенки простые, а не двойные с наполнителем, вот где я бы проклял все на свете и вусмерть заколебался.       Поехал не на рынок, а в супермаркет. Таскаться по рядам, сатанея от духоты, торгуясь за каждую йену и потом волочь на себе набитые продуктами сумки было откровенно лениво. Потому не стал заморачиваться с экономией и просто-напросто с ветерком долетел до окраины Роанапура, где припарковался у одного из трех городских супермаркетов. После чего проехал с тележкой вдоль полок в кондиционированном помещении, сметая к себе все понравившееся и привлекшее внимание. Затарился основательно, набив тележку с верхом и, радостно насвистывая, покатил ее к кассам.       Расплачиваясь, весело подмигнул грустной продавщице, мимоходом подумав: «Хорошо, однако, ходить за покупками, когда не ограничен бюджетом. Хрен бы я месяц назад набрал столько шоколада, говядины или тунцовых стейков. У меня тогда и цента лишнего не было, все деньги впритык, не знали с Ингрид, что покупать, то ли патроны в запас, то ли пожрать в столовой, то ли лишние трусы. Да уж, было время… Хорошо, что закончилось».       По дороге домой остановился у вездесущих лотков со стритфудом. Ну а почему бы и нет, в Роанапуре они на каждом углу, можно найти любую кухню мира на выбор. Дешево и вкусно, а про полезность в шестнадцать лет можно особо не заморачиваться. Тем более, что есть хотелось нестерпимо, а готовить, наоборот, желания не было никакого.       На этот раз мой взгляд остановился на блюдах Страны Утренней Свежести. Аж слюни потекли, когда подошел к лотку, за которым орудовал улыбчивый невысокий кореец в относительно белом фартуке и черной бандане. Хэмуль пачжон - жареные во фритюре блины с креветками и маленькими осьминожками, омлетом и овощами - ммм… объедение. Хочу-хочу-хочу.       Взял сразу три порции, с запасом, все равно не пропадут. Судя по всему, жрать мне еще и жрать до полного выздоровления, и не только сегодня. Что поделать, организм требует топлива, нельзя ему отказывать, а то он сам себя начнет переваривать. Ну и еще корейских хот-догов прикупил, очень уж эти колбаски, облепленные со всех сторон картошкой-фри, аппетитно шкворчали в масле. А уж как они пахли…       Вернувшись домой, до отказа набил опустевший за ночь холодильник, попутно прикусывая то хот-дог, то блинчик, то отрезанный от куска тофу большой кусок соевого сыра. Так и пообедал, пусть не полезно, зато сытно и очень вкусно. Запил все это дело заваренным еще с утра овсяным чаем, малодушно забил на свое решение не курить и неспешно выцедил одну сигариллу, лежа на энгаве. Перед глазами медленно плыли облака, я пускал колечки, тут же сносимые в сторону легким ветерком, а в голове лениво крутились благостные мысли на тему меткой фразы из «Кавказской пленницы»: «Жить хорошо. А хорошо жить еще лучше».       Звонить кому-то было еще рановато, потому, повалявшись минут пятнадцать, с кряхтеньем поднялся, переоделся и двинул в гараж. Ну а что бестолку философствовать, сейф сам себя не распилит, тайна сама себя не откроет, хочешь-не хочешь, а усилия приложить придется.       Это еще хорошо, что мелкая за воскресение все оставшееся оружие перечистила. Его хоть и немного оставалось, но белобрысая зараза очень не любит пачкаться, так что, видимо, сильно волновалась за меня и таким образом успокаивалась. На мою долю остался только крупняк, из которого в нас стреляли. Но его я, пожалуй, оставлю до выходных, слишком уж с ним много возни предстоит.       Кстати, надо будет ей спасибо сказать, в очередной раз убеждаюсь, насколько сильно мне повезло с такой напарницей. Все же понимает она меня, как никто другой, да и чувствуем мы друг друга – куда там родным сестрам. Эх, что-то соскучился я по своей миниатюрной подружке...       Вроде и не виделись всего-ничего, но вот привык, что она всегда рядом, и теперь, когда она не крутится поблизости и не язвит по любому поводу, будто части тела не хватает. Улыбнувшись своим мыслям, сдул челку в сторону, поправил строительные очки и вновь взялся за болгарку. Пили, Рэнге, пили. Наверняка в сейфе лежит немного золота, как раз будет, чем обрадовать Ингрид, когда она вернется на выходные.       Под вечер, пропилив еще одну стенку сейфа, с чувством полного удовлетворения я выключил инструмент, блаженно потянулся, прибрался за собой и отправился по привычному маршруту. Душ – спальня с заранее приготовленной на вечер одеждой – кухня – энгава. Закурив вторую за сегодня сигариллу, включил сотовый и набрал номер школы. Пришла пора появляться в поле зрения напарницы и официального работодателя, а то совсем уж невежливо получается. Из больницы свалил еще вчера и пропал. Неправильно так поступать, нужно хоть предупредить, что со мной все в порядке. А то, случись чего, люди будут волноваться, нервничать. Зачем доставлять лишнее беспокойство, если без этого можно вполне спокойно обойтись?       Если Мари восприняла мое, как мне казалось, неожиданное после отправки в больницу в бессознательном состоянии появление привычно ровно, разве что немногословно пожелала скорейшего выздоровления, то Ингрид тут же забросала вопросами на тему: «А что делаешь? А как себя чувствуешь? А когда в школе появишься?». Отговорился тем, что пока еще не совсем в норме, потому раньше понедельника меня ждать не стоит. Мелкая разочарованно протянула: «Ну во-о-от, а я-то надеялась… Ладно, давай, выздоравливай, тут дел невпроворот», и отключилась.       Ну и чудненько, значит, до понедельника я совершенно свободен. Там у них, по ходу дела, какой-то аврал случился, и впрягаться в него в моем состоянии что-то вообще не хочется. Лучше пока что приду в себя, а вот с новой недели… Нагрузят ведь, как лошадь ломовую нагрузят, к гадалке не ходи.       Ну да и ладно, до этого еще далеко, а пока позвоню-ка я милой Коко, зазнобе своей незабвенной. Вдруг ей не все равно, вдруг тоже тревожится за меня, когда выпадает свободная минутка между организацией очередного мятежа в какой-нибудь банановой республике и продажей вооружения правительственным войскам для его подавления.       - Привет, родная. Это я. – Заготовленные слова куда-то пропали, ерничанье из мыслей вымело, как ненужный мусор, голос неожиданно охрип. Демоны Дзигоку! Да что такое со мной происходит? Полюбил, что ли? Ну переспали, что тут такого-то, за сорок с лишним лет у меня не один десяток женщин побывал в постели, с чего мне в эту девушку-беду влюбляться?! Ведь хуже варианта даже представить сложно, для Хакматьяр я – всего лишь забава, мы не то что разные, мы из разных миров… Однако, сердцу не прикажешь. Попал, себе врать бессмысленно, и осознание свершившегося факта обрушилось, как водопад обжигающе горячей воды. Какое уж тут красноречие, наоборот, начал запинаться через слово. – Я вчера очнулась, сегодня уже дома… Сбежала из госпиталя, дома вырубилась, сегодня вот тебе звоню… Так, на всякий случай. Вдруг ты волнуешься. Со мной все хорошо… ладно, не буду тебя отвлекать…       И прежде, чем я успел промямлить: «Пока» и сбросить вызов, из динамика донеслось восторженное:       - Рэнге! Моя малышка! Ты очнулась! Ты где?! Как ты себя чувствуешь, милая? – Не давая мне вставить слово, Коко, видимо, осознала, о чем я ей только что лепетал и не сдерживаясь, прокричала в трубку: - Я сейчас приеду! Никуда не пропадай, только дождись меня, пожалуйста!       Слушая гудки отбоя, сам себе не мог поверить. Какого хрена я творю? Нет, то, что она меня заинтересовала – это стало понятно давно. То, что непредсказуемая оружейница стала мне небезразлична – осознал после нашего свидания в школьной тюрьме. Когда предупреждал ее о проблемах, услышал в трубке дежурное: «Люблю тебя», и сердце пропустило удар. А только что сказали друг другу несколько слов, и все, небо рухнуло на землю. Это, мать ее, любовь, что теперь юлить и играть словами.       Да как так-то? Ведь именно такого варианта я хотел избежать любой ценой. Какой хороший был план – ни к чему не обязывающие отношения без подростковых соплей, уверений в любви до гроба и прочих глупых страданий. Просто нечастые встречи с интересным, ярким человеком, просто секс, просто отсутствие обязательств. Что могло пойти не так?       Кровь ударила в лицо, заставив запылать щеки и почувствовать жар. Вот ведь старый дурак! Шестьдесят лет на двоих, а мозгов так и не нажил. Тело-то подростковое, гормоны бушуют, для него, тела, это был не очередной перепихон, а первая женщина, которую оно познало…       А сверху наложился мужской интерес к умной, незаурядной личности без комплексов и тормозов. И плюсом ко всему пошла неординарная внешность Коко. Смертельный коктейль получился. В итоге имею на повестке дня два извечных русских вопроса: «Что делать?» и «Кто виноват?». Хотя… Какая разница, кто виноват, это сейчас не суть важно. А вот что теперь делать…       Все то недолгое время, пока метался по дому, стараясь навести какой-никакой порядок, я пытался решить один из основных вопросов русской философии до прибытия своей, как оказалось, не просто любовницы, а реально возлюбленной. Не преуспел, что, в общем-то, не удивительно. На него множество людей гораздо умнее меня не одну сотню лет ответить не могут.       К собственному удивлению, услышав долгожданный, но в то же время совершенно внезапный звонок в ворота, резко успокоился. Более того, открывал калитку с улыбкой во все лицо, встречая свою безбашенную любовь. Правильная она или неправильная, долгожданная или внезапная – какая разница?       Меня на днях чуть не пристрелили, гарантий, что я в следующий раз увернусь от костлявой вообще никаких. На нее все разведки мира охотятся, может так случиться, что машину с блистательной Коко Хакматьяр через неделю или через месяц тупо взорвут. Какой смысл загадывать про какое-то там будущее?       Зачем я мечусь, как натуральная девочка-подросток, в самом деле? Влюбился не в ту женщину? Эка невидаль. Сплошь и рядом такое происходит. Значит, надо включить голову, вспомнить опыт предыдущих отношений и… пойти сдаваться. Не разводить тайны Мадридского двора, мучась по ночам бессонницей и молча страдая, не ждать, когда она сама догадается, не играть роль выдуманного романистами персонажа. Нужно честно и прямо рассказать, что я к ней чувствую. Женщины любят внезапные признания.       А после наслаждаться отпущенным нам на двоих временем. Потом, конечно, придется пострадать, когда Коко пресытится и исчезнет, но это будет потом. Незачем заранее переживать будущую трагедию. Здесь и сейчас не надо ничего придумывать и менять. Не надо врать и притворяться. Надо просто оставаться собой, вот и все.       - Привет, Солнышко. Я тебя ждала. Я соскучилась. – Делаю шаг за ворота навстречу подпрыгивающей от нетерпения самой необычной девушке на свете, распахиваю объятья, и та со счастливым визгом повисает у меня на шее. Лем, бывший сегодня ее шофером, осклабившись, показывает большой палец с водительского сиденья, после чего дает по газам и исчезает из поля зрения, паркуясь чуть дальше у забора. – Пойдем в дом. Он, конечно, не такой шикарный, как у тебя, но он мой, и здесь тебе всегда рады и всегда ждут.       Не дав чуть растерявшейся оружейной баронессе ничего ответить, хватаю ее за руку и тащу за собой. Вихрем пролетев через гостиную и свернув на кухню, усаживаю слегка запыхавшуюся блондинку на стул, сам приземляюсь напротив и, глупо улыбаясь, молча на нее таращусь. Тоненькая, изящная, кажущаяся воздушной… и в то же время обладающая стальной волей, непредсказуемая и жестокая. Легкая безуминка в прозрачно-синих глазах делает образ завершенным, непередаваемо притягательным. Кровь тяжелым молотом бьет в голову. Хочется заорать: "Завидуйте, это моя женщина! Моя Коко!"       - Знаешь, я тут совершенно неожиданно для себя поняла, что влюбилась в тебя, как полная дура. – Вот, что я говорил, все дамы любят признания, что бы там они о себе не воображали. Белокурая головка немного наклонилась, тонкие губы удивленно приоткрылись, в прозрачных глазах небесная полуденная голубизна сменилась краснотой подсвеченных закатом облаков. – Понимаю, что зря, понимаю, что пожалею, понимаю, что тебе оно не надо… Я сама не хотела! Но вот так получилось, извини.       - Во-от оно как, зна-а-ачит. Влю-у-би-и-лась… И что на-а-ам тепе-е-ерь де-е-елать? – Хакматьяр намеренно растягивала слова, глядя на меня с совершенно непонятным выражением лица. Не презрительным, не предвкушающим, не торжествующим или безразличным, а именно что непонятным, в котором разочарование боролось с надеждой, а радость щедро разбавлялась злостью. – Что-о ты тепе-е-ерь хо-о-очешь?       Вот это поворот... Странная какая-то реакция. Еще раз прикинул, где и в чем мог облажаться, чтобы вызвать такие эмоции, и не нашел ничего криминального в своих словах. Что там у нее в тыковке замкнуло на этот раз – бог весть, может, просто момент был неудачный, или еще что. Неважно, в общем-то, раз начал, надо продолжать, а то моя взбалмошная любовь влезла, не дослушав, а я ведь только-только раскочегарился.       - Да ничего не хочу. Для тебя ничего не поменялось, ты ничего мне не должна, ты будешь жить, как привыкла. Помнишь, что я тебе сказала тогда, в камере? Нет? Я напомню: пользоваться я собираюсь исключительно твоим телом, а никак не деньгами или возможностями. Да и то только до тех пор, пока ты сама этого хочешь. Надоем – скажешь, уйду без скандала. Сцен ревности закатывать не стану. Ты ничего не обязана для меня делать, я сама хочу быть с тобой. – Видя, как непонятный негатив исчезает по мере того, как мои слова достигают ее ушей, лишь пожал плечами. Понятно, навоображала себе всякого и чуть было не испугалась, что опять ошиблась в выборе партнера. Богатые тоже плачут, серия двести восьмая, блин. - Просто врать, молчать и делать вид, что ты мне безразлична, у меня уже не получится. Короче, можешь рисовать очередную звезду на фюзеляже своей неотразимости. Сумбурно призналась, да? Прости. Какая-то корявенькая у меня получилась речь.       - Моя маленькая Рэнге, а когда ты поняла, что любишь свою Коко? Так вышло, что во время твоего звонка я… Ощутила нечто странное. От твоего голоса мое сердечко вдруг часто-часто забилось, проказница. Я тебя тоже люблю, как оказалось. Вот только я не умею нормально любить, мне не дано хранить и создавать, малышка. Тебя действительно устроят такие отношения? – Хакматьяр еще ниже склонила голову, и я не видел больше ничего, кроме ее макушки. – Я ведь не смогу тебе пообещать… Что буду идеальной девочкой. Не хочу начинать со лжи, куколка. Я слишком испорчена, подозрительна и непостоянна. Тебе будет очень трудно со мной, Рэнге.       Запрокидываю голову и облегченно хохочу. Ну слава Ками, наконец-то получилось достучаться до разума моей принцессы. Наконец-то она перестала выдумывать невесть что, подозревать меня во всех смертных грехах и начала прикидывать контуры будущих взаимоотношений. Нового, правда, ничего не сказала, и так было понятно, что равноправия в мире не существует. Кто-то любит, кто-то позволяет себя любить, так устроена жизнь.       - Поняла буквально только что, когда тебе позвонила. Вот во время разговора и прибило. Поверь, я сама очень сильно поразилась, когда осознала свои чувства. – Встаю, достаю из шкафчика чисто вымытую пепельницу, после чего закуриваю и с прищуром наблюдаю, как завитки дыма устремляются к потолку. Плохо курить в помещении, но иногда ситуация не оставляет иного выбора. – Обещать ничего не надо, делай, что хочешь. Мои слова и поступки – чисто мое решение и мой выбор. Я прекрасно понимаю, что ты – как ветер, тебя невозможно в чем-то насильно ограничить. Да и не получится у шестнадцатилетней девчонки навязать свои правила состоявшейся леди. Тогда зачем пытаться делать то, от чего мы обе станем несчастными? Пока что меня такой формат отношений устраивает. Перестанет – ты узнаешь про это первой.       За окном сгущались сумерки, еще немного, и на город упадет ночь. Ярко-зеленые и прозрачно-голубые глаза растерянно смотрели друг на друга. Ни я, ни Коко особо не понимали, что же делать дальше. Слишком внезапно мы друг другу открылись, слишком киношная сложилась ситуация - принцесса и нищенка взаимно влюбились, смех, да и только. Блин, словно оказались в сказке Экзюпери. И никто не понимал, что же нам теперь делать.       Нет, если бы мы были нормальными, обычными людьми, то ближайшее будущее не вызывало бы никаких сомнений. Конфетно-букетный период у нас закончился, не начавшись, в койку мы уже успели нырнуть. Потому чуть ли не единственным вариантом стала бы романтическая ночь, бурные ласки, сон в одной постели и совместный завтрак в моих футболках на голое тело.       Вот только ни оружейница, ни я нормальными, обычными людьми не являлись. За столом сидели и с обожанием смотрели друг на друга две отбитые на всю голову отмороженные суки, не особо отягченные моральными принципами и с бурлящей от адреналина кровью. О какой логике или стандартной романтике вообще могла идти речь в этот момент?       - Коко, Солнышко мое, скажу тебе честно, я не знаю, что делать. Но, если мы обе друг друга любим, то, получается, мы теперь как бы пара? То есть, мы теперь официально встречаемся, так? – Мой голос звучал ниже, чем обычно, а в мыслях плавал розовый туман, гремели барабаны и порхали бабочки. Хотелось обнять весь мир, выплеснуть в него свою радость, поделиться счастьем, да так, чтобы никто не ушел обиженным. – Наверное, надо как-то отметить это событие, да?       - Конечно, моя кошечка, непременно! Может, в ресторан? Закажем все, что у них есть, напоим всех, кто попадется? Или в казино? А может, полетим на вертолетах в горы, постреляем НУРСами по скалам? – Мое предложение разнообразить вечер встретило самое горячее одобрение, и Коко моментально стала накидывать варианты. – У кого лучше получится, та сегодня ночью будет главной, а? Как тебе идея? Или можно устроить гонки на Феррари по Центральному проспекту? Прикинь, только мы вдвоем, шампанское и ветер в лицо! Здорово, правда, скажи, здорово же я придумала?!       Предложения моей богатенькой любовницы, конечно, подкупали своей безбашенностью, но все эти рестораны, гонки, стрельба с вертолетов… Не знаю, мне почему-то кажется, что это только для меня станет чем-то незаурядным. Что моя принцесса хочет мне угодить, но сама все озвученное уже перепробовала не по одному разу и ничего нового не испытает, а это неправильно.       Все же это наше первое свидание в новой ипостаси, значит, оно должно стать незабываемым и для нее, и для меня. Таким, чтобы через года можно было вспомнить с доброй, ностальгической улыбкой. Значит, нужен план получше. Что бы такое придумать… Что бы придумать… А что, если?! Мозги пронзила совершенно безумная идея. Хотя, конечно, немного оно как-то того, экстремальненько…       - Коко, слушай… А поехали в больницу! Есть там один пациент, давай его украдем? Смотри, какая тема: грохнуть козлину не сложно, но нельзя, госпиталь – территория, где убийства запрещены, тебя наверняка просветили на этот счет. Но мы и не будем никого убивать, просто сопрем парнишку из палаты. Я про Незу Джоджи тебе сейчас говорю, мне его так и так мочить придется. - Меня несло, от возбуждения речь скакала с пятого на десятое, а Хакматьяр как раз отвлеклась на раскуривание тонкой розовой сигаретки и было непонятно, как она воспринимает то, что я на нее вываливаю. – Больничную охрану придется как-нибудь обмануть, ну да это мелочи, что мы, две умных, неотразимых девушки, обычных вертухаев не наёжим, что ли? Вывезти падлу за территорию не получится, машины проверяют после субботы. Но нам оно и не надо! Попетляем по коридорам и доставим недобитка одному моему знакомому доктору, в морг. Она его там бензопилой на запчасти разберет, и никто никогда паренька не найдет. Он попросту исчезнет, есть у этого лекаря такая услуга в прейскуранте. А мы потом куда хочешь сходим, хоть в ресторан, хоть на вертолет. Ну как тебе? Или… меня занесло, да? Для тебя это слишком?..       - Пробраться на свидание в больницу? Воровать пациента и везти его в прозекторскую? Познакомиться с врачом-расчленителем? Да ты шутишь! Это же приключение! Класс! Ты смогла меня удивить! Спасибо-спасибо-спасибо! Как же с тобой весело! – Казалось, что белокурая миллионерша сейчас запрыгает от восторга, как маленькая девочка, которой подарили долгожданную куклу. – У меня такого никогда не было! Ура-ура-ура! Рэнге, я знаю, за что я тебя полюбила, моя ты прелесть! Мы всегда на одной волне, с тобой так легко, с тобой мне никогда не скучно! Конечно поехали!