Богатый внутренний мир Джеймса Барнса

Стив Роджерс был уверен в трех вещах, трех аксиомах. Не каких-то там глупостях вроде солнца, восходящего на востоке, а нормальных: за то, во что веришь, надо сражаться; Баки — это лучшее, что было, есть и будет в его жизни; Брок Рамлоу способен выбить из колеи одной лишь усмешкой, а уж если этот беспардонный тип начинает говорить, то вернуться в колею можно даже не надеяться. — Не то чтобы я никогда не мечтал проснуться с тобой в одной постели, Кэп... И не то чтобы для меня было прям так уж ново поутру обнаружить рядом мужика, который мне кромешно незнаком... Но пойми меня правильно, обычно это разные фантазии. Не одна. Нет, я в целом совершенно не против расклада, где ты, я и какой-то левый мужик у меня в спальне занимаемся... кстати, чем? Потому что для тройничка на вас слишком много одежды. Стив поморщился. — Хорошо тебя приложило, — пробормотал он, откидывая в сторону одеяло и вставая с кровати. Самая обычная спальня. Незнакомая, конечно. Светлая, в теплых тонах, кровать здоровенная, и с учетом всего озвученного она явно такая не столько для комфортного сна, сколько для других... занятий. Это задевало, все задевало в этом человеке, Стива раздражала сама необходимость с ним общаться после... всего. Стив оглядел мельком своего спутника, тоже вставшего на ноги. Помимо самого факта, что он стоял на ногах, Профессор не слишком изменился. Немного моложе, немного... это сложно было сформулировать. Не столько даже моложе, сколько... лощенее? Привлекательнее? Даже интересно, насколько менялись некоторые мелочи, пройдя сквозь призму чужого восприятия. Сам же Рамлоу разительно отличался от того, что они видели еще недавно. Он был... собой. Таким привычным, таким нормальным собой. Стив отвернулся. Он терпеть не мог приносить дурные вести, и вся эта ситуация была настолько чудовищной, нелепой... За приоткрытой дверью виднелся спортзал. Его, в отличие от спальни, Стив узнал: тот этаж Трискелиона, где тренировался Страйк. Стоило Стиву выйти в дверь, поравняться со стойкой с гантелями, как со всего зала к нему потянулись парни в черном, в знакомой до боли униформе и со знакомыми лицами. Вот только выражение на этих лицах было непривычно суровым: совсем как в том чертовом лифте, где Стив наконец понял, что Страйк не его ребята, а слепая сила, послушная Пирсу. — У мистера Рамлоу замечательно гибкая психика, — сказал Профессор, появляясь из спальни вслед за Стивом. — Инстинктивная защита от вторжения, впечатляющие навыки компартментализации... — Чего? — переспросил Рамлоу, вставая рядом, чуть растрепанный со сна, со следом от подушки на виске, от вида которого стало болезненно неловко. Похоже, Рамлоу еще не знал, что случилось с ним в реальности. Страйковцы встали на расстоянии, взяв Стива и Профессора в кольцо. От них исходила приглушенная угроза, которой, впрочем, совершенно не замечал Рамлоу — душа этой компании, их командир. Стив успел разглядеть из-за плеча Роллинса две двери на противоположных сторонах зала: одна — с орлом Щ.И.Т.а, другая — с осьминогом Гидры. Действительно, раздельное мышление как оно есть. — Представьте себе физическое ранение, — сказал Профессор, и Рамлоу машинально отозвался: — Ножевое? Огнестрельное? — ...При попадании в рану чего-то лишнего организм защищает себя, вырабатывая антитела. То же происходит и с психикой. Даже не понимая, что конкретно мы из себя представляем, мистер Рамлоу чувствует угрозу от самого факта нашего присутствия. И генерирует защиту — эти люди, по всей видимости, входят в его ближний круг? Он доверяет им. — Что за нахуй? — Тебе не кажется странным, что дверь твоей спальни выходит в Трискелион? — спросил Стив, не зная, как начать разговор, который обещал быть как минимум сложным. Рамлоу обернулся, будто только сейчас понял, что вышел в спортзал, закутавшись в одеяло, из собственной квартиры. — При всей своей вычислительной мощи мозг — ленивый орган. Психика конструирует себя из знакомых элементов. Вам приходилось видеть сны, в которых вы осознавали окружающее как пейзаж, но при этом горы и здания очертаниями напоминали скорее мебель в вашей комнате? То, где мы находимся сейчас, — базовое, даже неосознаное. Ноль на шкале координат. Зона нормального. Зона комфорта — для многих людей. Рамлоу нахмурился, страйковцы шагнули ближе, сжимая кольцо. — Так. Повторяю вопрос. Что. За. Нахуй! — Что последнее ты помнишь? — спросил Стив, и лицо Рамлоу вытянулось: — Ты... Ебаный ты в рот! На меня упал Трискелион?.. Свет мигнул, выцвел из теплого желтого в болезненно-белый, по стенам поползли трещины, будто спортзал был яйцом, из которого что-то собиралось вылупиться. Профессор похлопал Рамлоу по плечу: — Тише, тише, мистер Рамлоу. Не нервничайте. Что вы обычно делаете, когда вам нужно успокоиться? Возле спальни сама собой приоткрылась дверь, и Стив разглядел стол, край холодильника и плиту. — Вот так, замечательно, — похвалил Профессор, — давайте выпьем кофе и все обсудим. Рамлоу послушно поплелся на кухню, Стив и Профессор последовали за ним. Страйковцы остались в зале, как один глядя им вслед. Все это было немного абсурдно — пить воображаемый кофе на кухне, существующей исключительно у Рамлоу в голове, но Стив готов был к тому, что придется перестроить восприятие. Тем более что запах был потрясающе реальным, Рамлоу разлил по кружкам черный как смола кофе, уже горячий, потому что здесь, в его мире, все действовало по его желанию, а сейчас Рамлоу желал ответов. — Лысенький, — сказал он проникновенно, потрепав Профессора по макушке, — ну ладно у Кэпа снега зимой не добьешься, если он уперся рогом, но ты-то, может, объяснишь, что за хуйня здесь творится? И где это «здесь»? И ты, вообще, кто?! — Меня зовут профессор Чарльз Ксавье, в некоторых кругах меня также называют Профессор Икс. «Здесь» — это в определенном смысле у вас в голове. Я и мистер Роджерс — телепатические проекции. На самом деле мы все трое находимся в вашей палате в больнице в Бетесде, штат Мэриленд. Если вы сосредоточитесь, вы, вероятно, сможете услышать писк кардиомонитора — то, что слышит ваше тело. — Мое тело, — повторил Рамлоу задумчиво. — В больнице. После того, как на меня упал, сука, небоскреб. Черт. У меня дела не очень, а? Вокруг стало темно, будто они проторчали на кухне до позднего вечера, за окнами зажглись фонари. Рамлоу присел на подоконник и закурил. Одеяло сползло, под ним оказалась его обычная черная форма с перевязью крест-накрест на груди, на ногах ботинки, на руках полуперчатки — будто он наглухо зашился в одежду, машинально защищаясь. В сравнении с тем, каким мягким и открытым он был еще считаные минуты назад — очень заметно. — Сейчас июнь две тысячи четырнадцатого, ты полгода в коме, но врачи считают, что прогноз благоприятный. Ну, с учетом... У тебя шрамы. Много. Ожоги на лице, на руках. — То есть вот так, — хмыкнул Рамлоу и похлопал себя по щеке, — я выгляжу теперь только в своей голове. Ну заебись. Охуенный стимул просыпаться. Но вы не ответили на самый главный вопрос. Что такого я знаю, что Капитан Америка прямо с телепатом полез в мои коматозные мозги, не дожидаясь, пока сбудутся эти самые «благоприятные прогнозы врачей»? Черт возьми, Рамлоу всегда схватывал на лету. Стив хотел было сказать правду: «Мне нужна твоя помощь», но вместо этого спросил: — Ты жалеешь? Рамлоу сел рядом, за стол. Лампа над столешницей прорисовала четкие тени у него под глазами, под скулами, делая лицо похожим на череп. — О чем, Кэп? Что не пожертвовал собой за твое правое дело? Что не притащил тебе криокамеру в зубах? Или что не решился потрогать тебя за жопу, пока мы были на одной стороне? Рамлоу никогда особенно не стеснялся в выражениях, а у себя в голове, да еще на всем том коктейле обезболивающих, которые кололи его телу, и вовсе, похоже, не сдерживал язык. — А мы были? — Ну прикрывал ведь тебе спину не раз. — И все же в тот момент, когда мне больше всего нужна была помощь, ты выбрал не мою сторону. — Иногда выбор такой хреновый, что, как ни крутись, все равно проиграешь. В руках Рамлоу неизвестно откуда взялся собачий ошейник. Старенький, потертый, Рамлоу теребил его бездумно, пока тот не звякнул о столешницу, а тогда уставился на него, будто только теперь заметил. — Вот это вот, если я правильно понимаю, — мягко сказал из темноты Профессор, о котором Стив успел забыть, — ядро сущности Брока Рамлоу. То самое, что делает человека собой. Метафорическая точка отсчета. Мы не рождаемся с характером — его формируют внешние обстоятельства, и перед нами сейчас первое и основное из них. — Ошейник? — Ядро представляет собой ситуацию, поворотное событие. Сам предмет — лишь манифестация воспоминания, своего рода сосуд, его содержащий. Как если бы вы нашли что-то памятное вам в коробке на чердаке, и воспоминания, связанные с этим, немедленно нахлынули — вы наверняка знаете это чувство. Мистер Рамлоу, раз уж вы достали этот предмет из самых глубин своего подсознания, быть может, вы согласились бы поделиться его историей? Рамлоу вздохнул, болезненно скривился. — Мистер Спринклс. Уши до пола, нос в крапинку, я ничего прекраснее в жизни не видел. Два года я был на седьмом небе, носился с ним, мыл ему лапы, кормил, кидал ему фрисби, укладывал спать с собой рядом. А потом мой чертов папаша дал мне чертов пистолет, чтоб посмотреть, выполню ли я приказ. Мне исполнялось, блядь, десять лет, он был гребаный психопат, ясно? — Рамлоу бросил ошейник на столешницу. — Можно мы уже закончим мой моральный стриптиз и перейдем к тому, что вам от меня надо? Профессор покосился на Стива, ожидая, видимо, что тот сам заговорит о своем, в сущности, деле, но Стив молчал, сжав губы в линию — просить одолжения у Брока Рамлоу оказалось сложно. Тогда Профессор начал: — Вы работали с Зимним Солдатом, мистер Рамлоу. «Баки, его зовут Баки», — пронеслось в голове Стива, но он сдержался. — Ну как работал — стоял у стены пару раз, видел, как его размораживали, обслуживали, обнуляли. На тренировках пересекался. За Кэпом, вон, отправил. Ебаный ты свет, какой пиздец, а! Профессор как-тебя-там, какого хера мне так фильтры-то посносило? Рамлоу схватился за голову. В сущности, он не сказал ничего такого, что Стиву было бы неизвестно, но тот прекрасно понимал причины этой паники: изнутри, будучи в коме, Рамлоу понятия не имел, что происходило в реальности, кто победил, насколько скомпрометированы оказались Гидра и он сам. — В своей голове мысленно вы не фильтруете информацию, как при разговоре. — Если что, я понятия не имею, где искать Зимнего. Под банком смотрели? — Он у нас, — сказал Стив. — Тогда нахрена... — Баки не в себе. Он почти не помнит, кто он, считает себя опасным... Рамлоу хмыкнул: — И он охуенно прав. — Мистер Роджерс обратился ко мне за помощью, — сказал Профессор. — Мы предприняли попытку найти Баки Барнса в сознании Зимнего Солдата. — Вы сунулись в башку к этому психу? — Рамлоу присвистнул. — Ну и, видимо, Зимний насовал вам хуев, раз вы ко мне теперь приперлись, вместо того чтобы заплетать с ним друг другу косички в мире и гармонии. Без обид, Проф. Хотя я все равно не понял, за каким фигом вам понадобился. Если вы думаете, что я его коды знаю... — Сам факт, что ты знаешь о их существовании, уже о многом говорит. Мы вот не знали. Рамлоу, похоже, что-то понял по лицу Стива, они все же достаточно работали вместе, чтобы научиться немного читать друг друга. — Дай угадаю. Все было хуево, ты хотел исправить, сунулся напролом, как ты это любишь, и сделал хуже. Узнаю Кэпа! — Мы просчитались, — сказал Профессор просто, — сознание Зимнего Солдата — крайне запутанное место. Я понимаю процессы, происходящие в психике, мистер Роджерс распознает элементы мистера Барнса, но нам, по всей видимости, не обойтись без... своего рода проводника. Специалиста по гидровской части. Мистер Роджерс полагает, что вы могли бы им стать. — Ну так, может, мистер Роджерс уже попросит, а? Стив поморщился, сложил руки на груди. В восприятии Рамлоу это оказалось сложнее, чем в привычной реальности: грудные мышцы были... больше?.. — Чего ты хочешь? — Для начала — чтобы ты нормально со мной разговаривал, а не через губу. Я не сделал ничего, что противоречило бы приказам старшего по званию, и не моя вина, что ваши с ним пути разошлись. — Это были незаконные приказы, и ты это отлично понимал! И я не собираюсь тебя умолять! Назови свою цену, и покончим с этим. Рамлоу скривился: — Ты долбоеб, Кэп. И слава яйцам, что я наконец-то могу сказать это тебе в лицо. Валите нахуй из моей головы, я мудак, у которого ничего святого, вам нечего здесь ловить. — Ничуть не сомневался, — почти прорычал Стив, вскакивая, и зашагал к двери — больше в качестве жеста, потому что вытащить их отсюда мог только Профессор. А тот отчего-то не торопился. — Мистер Роджерс, я понимаю вашу фрустрацию, хотя должен заметить, что у военнослужащих нет прописанной в Кодексе обязанности саботировать незаконные приказы. Их выполнение, как и невыполнение, попадает в сферу личной ответственности. Мистер Рамлоу, а ведь вы не все рассказали. Про собаку. — Я недостаточно раскрылся? Мне лечь на стол и раздвинуть жопу, чтобы вы могли как следует насладиться моим неумением противостоять ебаным телепатам в моей голове? — Вы отказались выполнять приказ отца. Вы понимали, что это жестоко и не обосновано ничем, кроме желания вас подчинить. Собаку застрелил ваш отец в назидание. И с тех пор вы очень хорошо выполняете приказы, мистер Рамлоу, потому что считаете, что от вас ничего не зависит. — Так. Нахуй. Тебя лично, — он ткнул пальцем в сторону Профессора, потом обернулся к Стиву, — тебя тоже, индивидуально, и обоих вас нахуй оптом. Клоуны. Роджерс, ты серьезно думаешь, что на том эскалаторе в торговом центре я тебя не заметил просто потому, что на тебе были бейсболка, очки и Вдова? Я что, похож на дилетанта? Стив раскрыл было рот, чтобы ответить что-нибудь дерзкое, но смолчал. Правда в том, что он думал об этом. Крутил так и эдак, но все равно получалось, что Рамлоу упустил их с Наташей намеренно. — В ядре почти всегда два слоя, — сказал Профессор мягко, — как две половинки фасоли. Одно из них — то, что реально произошло. Второе — это то, как мы хотели бы переиграть эту ситуацию. Факт — и фантазия. Видите ли, для мозга разница очень невелика, именно поэтому память считается ненадежной. Это второе делает нас собой ничуть не меньше, чем первое. И у вас, мистер Рамлоу, тоже есть эта вторая половинка ядра. О чем вы страстно желали? Ну же. Рамлоу стиснул челюсти, желваки заходили ходуном на его лице, и внезапно стены раздвинулись, сложились, как оригами, превращая кухню в спортзал. Снизу, из пола, выдвинулась плита, приподнимая Рамлоу и Профессора, пока они не оказались на подобии ринга. — Вы хотите мне противостоять, — кивнул Профессор, — хотите победить. Но не всерьез. Рамлоу выдвинул ногу вперед, сместил центр тяжести, вскинул руки, будто готовясь защищать корпус. — Давай попробуй, один на один, без всей этой шняги с подавлением воли, и посмотришь, насколько всерьез. Профессор покачал головой, отходя к краю ринга. — Вы военный, мистер Рамлоу. Если бы вы в самом деле воспринимали меня как врага, в нашей схватке принимали бы участие бронежилеты, каски и что-то, способное делать дыры в человеческом организме. Кстати, вы имеете вполне реальный шанс меня убить, потому что смерть телепатической проекции воспринимается мозгом очень убедительно, вплоть до физических манифестаций ран на теле. Психосоматика — поразительное явление. Гюстав Флобер испытывал симптомы отравления мышьяком, работая над «Мадам Бовари», у некоторых католических подвижников открываются кровоточащие стигматы на местах ранений Христа, а телепатические проекции куда сильнее самовнушения. — И при этом вы еще пытаетесь уговорить меня сунуться Зимнему в мозги?! — Ваш пес Мистер Спринклс. Как все заканчивалось в ваших фантазиях? Рамлоу дезориентированно помотал головой, будто получил хук в челюсть. Яркий свет ламп над рингом разгорелся сильнее, заливая все помещение, пол разом оброс травой, стены спортзала попадали, будто картонные декорации, вспугнув рой разноцветных бабочек. Вокруг распростерся луг, возвышение ринга стало невысоким холмом. Чуть поодаль виднелись обшарпанные трейлеры, возле которых травяной ковер выцветал до буро-серого. Удушливо пахло полевыми цветами, в ослепительном небе носились ласточки. Все ближе и ближе слышался звонкий собачий лай. — Хватит, — сказал Рамлоу хрипло и упал на колени. Из зарослей вьюнка выскочил громадный лохматый пес, похожий на спаниеля, но гораздо крупнее. Сам Рамлоу был куда меньше тогда, в десять лет — быть может, потому и собака казалась ему больше, чем была. Розовый язык мотался сбоку пасти, на кучерявых ушах налип репей. Это и впрямь была невероятно красивая собака — несомненно, идеализированная памятью, любимая и горько оплаканная. Рамлоу порывисто обнял пса, запустил пальцы в блестящую шерсть. Профессор поднялся на холм и остановился возле них, вытянул руку, отставив указательный и средний пальцы — как будто направил пистолет. Стив хотел было крикнуть ему, чтобы прекратил это — даже предателю и гидровцу он не пожелал бы пережить заново такое болезненное воспоминание из детства, но Рамлоу опередил его — схватив пса в охапку, он фантастическим образом свернулся вокруг него, закрывая собой, своей спиной, всем телом. В то же мгновение они вернулись в спортзал: растаяли как мираж луг, трейлерный парк и пес в руках мелко дрожащего Рамлоу. — Спасти то, что вам дорого, даже ценой своей жизни. Вот что у вас внутри, в самом ядре. Вот что вы за человек, мистер Рамлоу, — сказал Профессор мягко. — Не сбежать, не воскресить, не отомстить. Героически спасти. Вам не так уж и многие дороги в этом мире, но те, кто сумел войти в этот круг, — за них вы будете биться насмерть. — Зимний был своим, — сказал Рамлоу тихо, не поднимая головы, и Стив как завороженный шагнул ближе. — Если бы вы сказали как люди: «Помоги ему»... Но нет. Кэп же как всегда, сквозь стены пройдет мимо двери. Торговаться со мной начал. Ну да, конечно, я же продажная шкура, Гидра меня за бабки купила. — «Иногда выбор такой хреновый, что, как ни крутись, все равно проиграешь», — повторил его слова Профессор. Стив опустился на колено возле Рамлоу, коснулся его плеча: — Я не так уж и хорошо тебя знал. Гидра... все, что имеет к ней отношение, вызывает у меня... ярость. Сложно было предположить, что ты согласишься помочь из чистого благородства. Он замолчал, понимая, что если продолжит, то наговорит гадостей. Рамлоу, впрочем, был достаточно умен, чтобы читать между строк. Самое близкое к извинениям, что мог позволить себе Капитан Америка по отношению к гидровцу, — это вот это неуклюжее подобие признания собственной предвзятости. — Сложно быть благородным в мире, где тебя постоянно наебывают. Ты сам это знаешь лучше меня. И да, справедливости ради — я бы начал, наверное, торговаться с тобой и сам, но это так бесит, Роджерс. Что ты считаешь это частью меня, частью моего долбаного характера, а не необходимостью. Я в гребаной коме, я не знаю даже, кто победил в этой всей заварухе — Гидра или Щ.И.Т. Я могу только предполагать, что Гидра просрала, раз ты пришел ко мне с этим и раз Зимний у тебя. Это значит, что я очнусь в наручниках, безработным инвалидом. И никто их с меня не снимет, если я не выторгую это у тебя, никто не подлатает мою рожу по доброте душевной, я не говорю уже о том, чтобы иметь какое-то будущее, я же, блин, сука, теперь вообще никто. Но начинать надо было не с этого, Кэп. — Помоги мне найти Баки, — сказал Стив, заталкивая на глубину все эмоции, — пожалуйста. Будь со мной, на моей стороне, будь мне другом. Мне и ему. Рамлоу кивнул: он услышал то, что было этим сказано. Стив не бросал своих, перемолотый мясорубкой Гидры Зимний Солдат был тому лучшим примером.