Богатый внутренний мир Джеймса Барнса

В голове Зимнего Солдата оказалось стерильно, бесцветно и настолько тихо, что можно было услышать гул неоновых ламп под потолком. В центре помещения уродливой громадиной возвышалось Кресло, все остальное слепило белизной. Из-за нее практически невозможно было оценить размеры этого странного места. — Лаборатория? — протянул Брок. — Ну, в общем, да, это имеет смысл. Не знаю, чего я ожидал. Море крови, кишки на елках? Когда его обнуляли, он вот такой и был: чистый лист. Хотя само помещение выглядело иначе. Роджерс поджал губы и промолчал. За него отозвался Ксавье: — Это его «по умолчанию», все, что он знает в момент пробуждения. Мы с мистером Роджерсом уже были здесь, из помещения ведут три люка и одна дверь на склад оружия. Как вы помните, речь идет о символах, о манифестации его знаний о тех или иных видах оружия, иными словами, первое, к чему он получает доступ, придя в себя здесь, в Кресле, — это его боевые навыки. — А люки? — Тот, что в потолке, ведет на «поверхность», считайте его вашим аварийным выходом на случай, если меня... если что-то пойдет не так. Два в полу: один ведет в лабораторию с медицинским оборудованием, по всей видимости связанным с экспериментами. Там... очень много боли. Второй — морозильная камера. Мы могли бы пройти и через них, но через склад... — Ксавье покосился на Роджерса, — спокойнее. Все они трое выглядели немного странно, как будто смазанно: Зимний мало внимания обращал на черты лиц, пока отходил после обнуления. Ориентировался, однако, интуитивно: крупногабаритный Роджерс, как и сам Брок, здесь был одет в черное — подсознание Зимнего явно идентифицировало его как охранника, а вот щупловатого Ксавье определило в категорию «лаборанты», тот оказался одет в нечто бесформенно-белое, вроде медицинского халата. Впрочем, Зимний вряд ли осознавал это именно как профессии — скорее, отмечал для себя уровни угрозы. — Зимнего после обнуления либо отправляли в крио, либо по-быстрому восстанавливали и посылали на миссию. Изредка он попадал к коновалам на стол, черт знает, что они там делали с ним, но он днями отходил потом. Одно время с экспериментами завязали почти, но новые технологии — новые идеи, на нем токсины пробовали, вирусы, какую-то электронику вживляли... Ну и да, перед этим обнулять приходилось, чтобы он не вынес всех. А почему туда люки, а на склад — дверь? — Вероятно, выполнение миссии давало ему некое ощущение контроля, достаточное, чтобы он был готов приложить усилия для этого. Своими ногами войти на склад оружия. Люки, с другой стороны... Даже бессознательное тело можно попросту сбросить в те ситуации, о которых вы говорили, от него в таком случае не зависело ничего. — Шею кому-нибудь из персонала свернуть ему тоже давало ощущение контроля, уж поверьте мне. Вы не опасаетесь, что он нас тут как бы раскатает? — Из-за многочисленных вмешательств в его психику мистер Барнс перешел в модус пассивного наблюдения. В отличие от вас, мистер Рамлоу, у него отсутствуют «антитела», реагирующие на вторжение, по крайней мере, в верхних слоях подсознания, где мы бывали. — У него мозги временами держались только на вбитых установках, а учитывая, что он обучен сопротивляться пыткам и допросам, я жопой чую, что мы в безопасности ровно до тех пор, пока не наступим на какую-нибудь психическую растяжку. Не расслабляйтесь, короче. Зимний угондонит и не подавится. Брок выглянул через дверь, рассматривая педантично ровные ряды стеллажей с тускло поблескивающими воронеными дулами и сверкающими лезвиями. Все оружие содержалось в идеальном порядке. Здесь было сумрачно по сравнению с выжигающей сетчатку белизной лаборатории, дальняя стенка помещения тонула в темноте, но Брок видел смутные очертания пары танков, кажется, даже самолет — ну да, отморозок умел с этим всем обращаться, тут наверняка целый ангар всевозможной техники. У самого входа путь преграждали несколько кофров, об которые любой входящий неизбежно спотыкался. Вероятно, нарочно оставленные на виду. — Это можно открывать? — спросил Брок. Профессор кивнул, поравнявшись с ним. — Да, но будьте аккуратны со всем, что встретится нам на пути. Помните, что предметы — это воспоминания. Память порой сама меняет их, к примеру, если вы попытаетесь восстановить в голове картину какого-нибудь семейного торжества, может случиться, что вы добавите в воспоминание человека, который, по логике, мог бы там быть, хотя и не был — какая-нибудь тетушка или четвероюродный кузен, мозг настолько уверенно перекроит воспоминание, что вы будете очень удивлены, не увидя тетушку на фотографиях того дня. Я хочу сказать, что нам не обязательно маниакально бояться повредить то, с чем мы взаимодействуем, однако в идеале, разумеется, хотелось бы свести к минимуму все вмешательства. У мистера Барнса и без того путаница в голове, чтобы еще и добавлять ему фальшивые воспоминания. Брок открыл ближайший кофр. Внутри была тетрадь с металлически поблескивающей звездой, он взял ее в руки и пролистнул, но пожелтевшие страницы были исписаны бессмысленными закорючками и исчерканы черным маркером, как отредактированные военные документы. Брок пожал плечами. — Я не знаю, что это. В советах его дрессировали, это явно оттуда, как и его звезда на плече. — Очевидно, он ни разу не видел, что, собственно, написано на этих страницах, но это и не важно, — сказал Ксавье, — для Зимнего Солдата этот предмет — символ подчинения, это то, что он ассоциирует с «хозяином» — человеком, который отдает ему приказы. Мне удавалось раскрыть воспоминание, которое привязано к этому объекту, мы обнаружили интересную деталь — по-видимому, обнуление не уничтожает память, оно стирает самого мистера Барнса из памятной ситуации. — То есть его тут вообще нет? — Даже ничего о себе не помня, вы каким-то образом себя представляете. В той же коме человек все равно сохраняет некую самость. Вот вы, мистер Рамлоу, встретили нас, можно сказать, на пороге... — Пустил в постель, — хмыкнул Брок. — Всегда с готовностью пускаю в постель красивых мужиков. — Он подмигнул Роджерсу, но тот, разумеется, сделал вид, что ничего не слышал. Сложив тетрадь обратно, Брок закрыл кофр и подтолкнул с дороги, поближе к стене, а затем двинулся вдоль стеллажа. Ему пришлось подавить желание навесить на себя хоть парочку стволов. Стоило помнить о том, где он, что это. — В своей голове вы у себя дома. Вы себя осознаете, идентифицируете со всеми Броками Рамлоу в каждом отдельно взятом эпизоде памяти. Здесь же все иначе. Баки Барнс разбит на сотни осколков, сотни версий себя самого, и они почти полностью стерты из его собственных воспоминаний. Он может помнить миссию, в которой принимал участие, но зачастую не способен опознать в этом воспоминании себя. Эдакий Барнс Шредингера. Кроме воспоминаний он проявляется в своего рода метафорах — его восприятие себя бывает креативным, нам встречались весьма любопытные вариации. Это связано с тем, о чем мы говорили с вами ранее, — с двойственностью сознания. Факты и фантазии, помните? Это деятельность разных полушарий мозга. Они подошли к боковой стене, в которой Брок разглядел несколько дверей. Все увиденное в голове Зимнего казалось смутно знакомым, хотя Брок не мог сказать точно, что это за место — похоже, его слепили из десятков разных баз, из кусков, ошметков воспоминаний. — Что мы ищем? — спросил Брок. — Я в том смысле, что как это должно выглядеть? Как мы узнаем, что это именно оно? — Ядро будет в самой глубине. На дне. Если вы обратите внимание, в любом помещении множество дверей, окон, люков в полу, в потолке. Они не всегда заметны, но они есть. Их можно считать цепочками ассоциаций, одно приводит к другому, поэтому вся эта конструкция не поддается трехмерной логике, к одному и тому же можно прийти разными путями. Из ядра нет пути вниз, глубже него уже ничего нет. Значит, первым делом нам нужно спуститься до самого низа. В глубины подсознания. Роджерс повел плечами, будто ему было неуютно. — И он не будет этому препятствовать? — спросил Брок с сомнением. — Он вообще в каком состоянии, вы его поймали или он сам пришел? — С последнего обнуления мистер Барнс успел многое вспомнить. Он пришел, да, но... — Скорее всего, мы испортили все прошлой попыткой, — сказал Роджерс мрачно. Кажется, это вообще было первое, что он произнес с того момента, как они очутились в голове его дружка. — Что вы натворили? — спросил Брок, открывая одну из дверей. За ней обнаружился чулан, лампы на потолке оружейного склада выхватили из темноты груду переломанных марионеток на полу. Почти все они были одеты в белые халаты. Повеяло кислым и металлическим. Так пахли страх и смерть. Брок вгляделся в лицо ближайшей куклы и вздрогнул: он знал эту «марионетку Гидры», она изображала одного из лаборантов, работавших с отморозком в банке. Брок хорошо помнил идиотскую клетчатую бабочку, от крови ставшую равномерно красной. По-видимому, в этом чулане Зимний складировал воспоминания обо всех врачах, техниках и прочих халатах, которых поубивал за свои семь десятков лет службы Гидре. Без жалости и сожалений. Брок закрыл дверь и нагнал Ксавье, уверенно входящего в другую. Вероятно, они тут все облазили в прошлый раз — прошлые разы? — и Брок не был уверен, что хочет знать содержимое всех чуланов. — Среди вещей с его воспоминаниями мы находили карточки с цифрами и словами. Сейчас, задним числом, уже ясно, что они были помещены извне, не зря они казались чужеродными. Потом в одном месте мы нашли дверь... Тяжелую, массивную, мы предположили, что ядро может храниться как раз в таком защищенном «сейфе». Чтобы открыть ее, нужно было сложить что-то наподобие головоломки из этих цифр и слов. — И что там было? Роджерс содрогнулся. — Зимний Солдат, — ответил за него Профессор, — очень агрессивная версия. — То есть по факту вы все равно что зачитали ему коды. Заебись, чо. За дверью были решетки — Брок их сразу узнал, точно такие, как в «Идеале», вот только расположение другое. Одна, другая, сбоку, спереди, узкие проходы — целый чертов лабиринт. Он тянулся, сколько хватало глаз. Из-за обилия вертикальных линий проходы невозможно было разглядеть, оставалось лишь идти наугад. Линии тянулись ввысь, постепенно тая в жидком сумраке, потолок не угадывался за ним. — Здесь мы увидим одну из манифестаций, — сказал Ксавье. — Не пугайтесь. Стоило ему сказать «не пугайтесь», как сбоку в решетку со скрежетом врезалось что-то огромное. Брок отпрыгнул на чистом адреналине, вжался спиной в прутья с противоположной стороны. — Вот это — Зимний? — спросил он хрипло. За решеткой, будто в клетке зоопарка, скалился огромный медведь. По крайней мере, размером это было с откормленного гризли. Клочья черной шерсти топорщились между стальными пластинами, закрывавшими почти все тело, будто диковинный доспех. Из-за плеча торчала пара пулеметных стволов, явно закрепленных у зверя на спине. Приглядевшись, Брок понял, что как минимум частично существо было рептилией: местами в просветах виднелась не шерсть, а чешуя. Акульи зубы задумчиво пожевывали прут решетки, оставляя царапины, на месте глаза горела красным лампочка за стеклом объектива, наводящего резкость поочередно на всех троих. Как будто кто-то смешал в блендере все самое смертоносное и жуткое, что пришло в голову. — Дегуманизация, — сказал Ксавье. — Он не сразу был готов воспринимать себя как человека, когда вырвался из Гидры. Как вещь — запросто, как монстра, чудовище — да. Как робота. Как животное. Как оружие. То, что он держит эту химеру взаперти, говорит мне о том, что какой-то степенью человечности он все же обладает, по крайней мере в данный момент он осознает наличие у себя разума, а это уже немало. Сердце колотилось в горле. Брок заставил себя дышать ровно. Порождение воображения отморозка тянуло на Оскар за спецэффекты к фильму ужасов, впрочем, Брок и сам считал себя монстром иногда — как знать, какую форму он принял бы, реши Ксавье покопаться в его мрачных тайнах. — Надеюсь, вы не собираетесь его выпускать? Ксавье покачал головой: — Мы уже успели убедиться, что не стоит открывать все подряд, особенно если что-то заперто. Мистер Барнс очень многое держит под контролем. В каждом из нас есть что-то подавляемое: низменные инстинкты, которые в цивилизованном обществе принято обуздывать, осознанные пороки, с которыми мы боремся. Это не несвобода — это отсутствие хаоса. Брок отлип от решеток, повторяя про себя то, что Ксавье объяснял в его родной безопасной голове со знакомыми, практически прирученными тараканами. «Ранения и смерть телепатической проекции — всего лишь обман, и ваша задача не дать себя убедить. Сила воли здесь будет значить все. Если в вас стреляют, напоминайте себе, что ваше физическое тело в безопасности, вы на самом деле в Институте, под присмотром квалифицированного специалиста, вам нечем кровоточить здесь, вас некуда ранить. Стоит вам поверить, и ваша жизнь под угрозой. Если по каким-то причинам нам придется вернуться в реальность, начинать придется опять с точки входа. Поэтому выдергивать нас я буду только в самом крайнем случае: при угрозе неминуемой гибели». Непривычно молчаливый Роджерс уже ушел вперед, и Брок последовал за ним — похоже, в предыдущие разы они тут успели немного освоиться. По крайней мере, без затруднений находили путь в лабиринте. Решетки постепенно расступались, как бурелом в лесу. По полу стелился туман. Пахло грибами и тем особым запахом развороченной земли, когда снаряд делает воронку среди мхов, укладывая корнями вверх вековые стволы, ну или когда копаешь могилу на отшибе промеж елок. Брок почти машинально провел ладонью по лицу, снимая невидимую паутину. Очевидно, Роджерсу был знаком этот странноватый пейзаж. На лице заходили желваки: «Кэп сдерживает гнев», картина из лимитированной серии «Неидеальные эмоции Идеального Человека». — Сорок третий. Крайшберг. Он считает себя монстром еще с тех пор. «Так вот почему у этой твари были обе руки на месте», — чуть было не ляпнул Брок, но пожалел Роджерса. Ему, верно, тяжело было видеть своего дружка с такой неприглядной изнанки, всей дрянью наружу. Неизвестно, что еще всплывет. А если в ядре тоже уже давно ни следа Баки Барнса? Если у него новое ядро, от Зимнего Солдата, какая-нибудь расчлененка без малейшей надежды на человечность... Он помотал головой и прибавил шагу. Его задача — помочь Роджерсу расшифровать все гидровское, провести его через минное поле. Что будет после того, как они найдут это чертово ядро — не его ума дело. Плиты пола, до сих пор уложенные ровно, теперь то торчали выше общего уровня, то утопали между другими. Попробуй не споткнись! Ряды плит разбежались тропинками, часть спускалась куда-то, часть поднималась, часть закручивалась в невозможную спираль. Решетки стали совсем редкими, отдельными прутьями. Роджерс решительно зашагал вниз по одной из тропинок. Выбранный им маршрут чуть ниже превращался в обычную лестницу офисного здания: бетонные пролеты, перила. Поначалу Броку даже казалось, что он узнает эти стены — настолько детально его воспроизводила память Зимнего, вплоть до царапин на штукатурке и пепельницы на подоконнике. За окном была кромешная тьма, но стоило Броку всмотреться в нее, как за стеклом мелькнуло что-то красное и немедленно исчезло, оставив после себя давящее ощущение, будто тьма была не отсутствием света, а чернильно-черной водой. Они спускались бесконечно. Пролет за пролетом здание теряло знакомые черты, хуже того — Брок перестал ориентироваться в пространстве, бетонные ступени вели вниз, влево, вправо, вверх, искажались, замыкались на себя, как на рисунках того чувака с оптическими иллюзиями, у которого лестница, идущая вниз, приводила наверх и всякое такое. Потеряв чувство верха и низа, вестибулярный аппарат взбунтовался, замутило, и Броку пришлось остановиться, пережидая дурноту. — Это все не настоящее, — сказал Ксавье, оглянувшись, — вас не тошнит, у вас нет желудка, как нет физического тела, ваше тело спокойно спит в Северном Салеме. Вы можете даже не дышать, вы сейчас не тело. Вы — визуальная манифестация чистого сознания. Роджерс шел вниз, не останавливаясь и не оборачиваясь. Весь Кэп как он есть: ни шагу назад. Кивнув профессору, Брок глубоко вдохнул, выдохнул и зажмурился до рези в глазах. Ни глаз, ни легких, ни вестибулярного аппарата, он сознание. Он телепатическая проекция. Когда немного отпустило, он нагнал Роджерса и Ксавье. Иллюзию собственной телесности было сложно, почти невозможно стряхнуть. Поверить, что можно, ну, гнуть ложки взглядом. Проткнуть ладонь гвоздем и вытащить без следа. А стоило бы поверить: среди этого блядского цирка им светило столкнуться с охраняющим свое Зимним Солдатом, и если не научиться считать урон несуществующим, мало не покажется. Очередной поворот лестницы привел их в огромный зал, размером не меньше холла Трискелиона, но вместо невесомых панорамных окон одетый в камень. Громоздкие колонны тянулись к неоправданно высокому потолку. Брок и его спутники здесь казались муравьями в обувной коробке. Одна из стен была черной, будто покрылась жирной сажей после пожара: всю ее занимало гигантское перекидное табло. Брок видел такие в аэропортах до того, как те один за другим перешли на мониторы, хотя, конечно, не таких размеров. — Я знаю это здание, — сказал Роджерс, — в двадцать девятом, когда начиналась Депрессия, он мотался подрабатывать на Уолл-стрит. — Барнс торговал на бирже? — Брок попытался совместить в голове Зимнего Солдата и акции, но Роджерс с мягким смешком прервал его мучения. — Ему было двенадцать. Тогда еще не существовало мобильных, шустрые мальчишки были в цене. Брок вгляделся в табло. Буквы и цифры на нем были перепутаны, черные лепестки табличек усеивали пол. Монструозный пазл, по которому саданул кулаком рассерженный гигант. Верхних строчек Брок разобрать не смог, но ближе к середине, вздрогнув, обнаружил и неповрежденные: это были имена. Пирс, Зола, несколько человек из подтанцовки Зимнего, пара фамилий кириллицей. — Похоже, это иерархия Гидры в его представлении, — сказал Брок, вороша ботинком половинки букв, как выбитые зубы. — Либо вообще всех в его окружении, потому что вон то на самом верху очень похоже на тебя, Роджерс. Пирс с момента своей смерти утратил позиции, прежде он явно был там, наверху. Роджерс предположительно котировался высоко, себя Брок разыскивать не стал — мало радости узнать, что в системе ценностей Зимнего Солдата занимаешь место где-то между табуреткой и тем безликим лаборантом, который дает пожрать. Собирать этот пазл особой нужды не было, так что они продолжили путь. Дверь-вертушка бесшумно, без усилия крутанулась, выпуская их на тренировочный полигон одной из баз Вашингтона — но весь в руинах, как Лихай после того, как в него пульнули ракеты. Как, наверное, Трискелион, сложившийся Броку на голову. Обломки стен, арматура, а среди пыли и бетонного крошева — всевозможный хлам. Под ногами хрустели стекла. Серое небо нависло низко, будто и не небо вовсе, а задымленный потолок. Брок нагнулся и поднял фантик от молочной карамели, повертел в руках. — Любопытно, — сказал Ксавье. — Вы, кажется, умудрились выбрать из всей массы воспоминание, связанное с вами лично. Роджерс, и без того хмурый и мрачный почти как Зимний в свои лучшие дни, набычился еще сильнее. Легко можно было представить, что он себе навоображал: циничный продажный гидровец по умолчанию не мог взаимодействовать с Зимним Солдатом иначе, чем через боль, ведь это же девиз Гидры. Ксавье взял руку Брока с фантиком в свои ладони, сделал какой-то пасс, как фокусник, и внезапно все... развернулось, Брок не знал, как еще описать то, что произошло с окружающей действительностью. Он увидел себя. Совершенно нереальное ощущение, будто он смотрел видео, находясь внутри него. Тот, второй Брок был в полевой форме, пялился сквозь них троих куда-то вдаль и улыбался, он выглядел моложе и... идеальнее? Странно было видеть себя глазами Зимнего. — Давай-давай!!! — заорал Брок из воспоминаний, посмеиваясь, и Брок-настоящий вспомнил, шевельнул губами: — Да! Ты их сделал, гребаный терминатор! Иди-ка сюда... Это было на тренировке, Брок поспорил тогда с Джеком, что отморозок обгонит их всех на полосе препятствий даже в полной выкладке против них налегке. Они тогда только недавно начали работать с Зимним, и отряд еще не успел осознать, с кем имеет дело. Все это было задолго до Роджерса, они тогда были лучшими и знать не знали ни о каких суперсолдатах. Он помнил, как Зимний подошел, но в развернувшемся воспоминании его не было, хотя Брок-прошлый продолжал взаимодействовать с пустотой как ни в чем не бывало. Сунул руку в карман разгрузки, где лежали спецом для Зимнего конфеты, бросил ему эту сладкую гадость, эту смерть зубам. Зимний в те времена еще дичился, строил из себя боевого робота. Броку хотелось его приручить. Он тогда не придумал ничего лучше, чем вот это. Вкусняшки, поблажки. Думал, все это давно забыто, а Зимний, оказывается, хранил в своей дырявой башке. Воспоминание свернулось, будто скомканный листок бумаги. Брок оглянулся — руины, хлам. Роджерс смотрел странно, будто впервые видел. На мгновение показалось, что вдалеке на куче обломков мелькнула темная фигура, и стало не по себе. Зимнего не за красивые глаза называли Призраком. Он мог быть абсолютно невидимым, бесчеловечным и смертоносным. Если он следил — от него не уходил никто. Брок опасливо положил на место фантик — если, конечно, у всей этой груды обломков и барахла была некая система, в которой он занимал конкретное место. — Это нормально, что здесь везде такой срач? — спросил он, не особенно надеясь на вразумительный ответ, но Ксавье объяснил предельно просто: — Тренировки он ассоциирует с режимом, распорядком. Сейчас режим нарушен. Его старая жизнь, по сути, в руинах. Наша цель — помочь ему навести порядок, но разбирать здесь все не имеет смысла, начинать нужно не с крыши, а с фундамента. — Крыша у него явно течет, — пробормотал Брок. Они двинулись вдоль припорошенной пылью гряды. Брок поминутно оборачивался: его не покидало ощущение чужого взгляда. До сих пор Зимний не проявлял враждебности, но все могло измениться в мгновение ока. Вокруг возвышались разбомбленные развалины, Брок не силен был в архитектуре, но догадывался, что это вряд ли американские пейзажи. При всей детализированности они выглядели макетами, Брок не смог бы объяснить почему. По изрешеченной пулями каменной кладке то тут, то там скользила бледная тень. Все время где-то, на периферии взгляда, но как Брок ни пытался, поймать ее не мог. Он так активно вертел головой, что в какой-то момент предсказуемо споткнулся. Нога поехала, стирая верхний слой бетонной пыли и грязи, и Брок остановился, разглядывая ржавую крышку канализационного люка, показавшуюся на свет. — Он иногда, ну, проваливался в себя на тренировках, — сказал Брок. — Переставал реагировать нормально, аж глаза стекленели. Нам вроде вниз? Роджерс кивнул, подцепил люк пальцем и легко сдвинул. Внизу мерцал неяркий свет, Брок разглядел металлические перекрытия, прежде чем широкие плечи Роджерса скрыли от него весь вид. Ксавье спустился следом, Брок спрыгнул и мягко приземлился на решетчатый настил.