Богатый внутренний мир Джеймса Барнса

Когда Брок открыл глаза, зелеными были только стены, но ландышами все равно пахло. Помещение было незнакомым. Больница. Белый потолок. Последним, что он помнил, было путешествие в недра Зимнего Солдата с телепатом и американской национальной иконой, закончившееся отличным оргазмом. Хорошая дурь у него в капельницах, забористая. Нихрена себе, так растащило… Он повернулся набок, потянулся к бутылке воды, кем-то заботливо оставленной на прикроватном столике, да так и застыл. Волосы на загривке вздыбились, чуйка заорала, как на боевой вылазке, когда он попадал в перекрестье прицела снайпера или заносил ногу над растяжкой. Брок обернулся, холодея. На подоконнике сидел Барнс в цивильном и пырился, как Зимний. Тем взглядом, от которого судорожно начинаешь вспоминать, заряжен ли аккум в шокере. Нападать он не спешил, поза была расслабленная и в чем-то даже миролюбивая. Зачастившее сердце потихоньку опустилось из горла на место. — Хули пасешь, Зимний? — прохрипел Брок. — Для тебя — Баки. — Схуяли? Барнс спрыгнул с подоконника, вальяжно подошел поближе и уселся на край койки. Отобрал бутылку, заботливо свернул ей башку железной клешней и вернул Броку. — Ну как же. Мы с тобой, можно сказать, в интимных отношениях. Ты был у меня внутри, — он отогнул палец на металлической руке, — кончил, можно сказать, в меня... — У меня от запаха ландышей теперь вставать будет, — буркнул Брок. — И ты трогал моего парня за половые признаки, — отрезал Барнс, — не выходя из меня. Как по мне, так это тянет на тройничок. — Я б показал тебе настоящий тройничок, тыковка, но, боюсь, я слегка не в кондиции, — осклабился Брок. Барнс дотронулся до его лица, потыкал пальцем. — Врачи говорят, что скорость твоего восстановления беспрецедентна. Пару недель назад у тебя вся рожа была в рубцах, сейчас сошла половина. Они думают, что с тобой что-то сделали в Институте Ксавье, типа сыворотки, но в анализах ничего нет. — Самоубеждение, — фыркнул Брок, — я теперь гуру. Брок Рамлоу, духовный хилер, лечу наложением хуя. — Такими темпами ты встанешь на ноги за пару дней. А Стива мы уговорим легко. — На что? — На тройничок, — пояснил Барнс, не теряя невозмутимости. — Ты же обещал показать? — Как был отмороженный, так и остался, — заржал Брок. — А где... — Вышел за кофе. И, кстати, мы забираем тебя домой. — Мое «домой» опечатано небось. Квартира казенная была. — К Стиву. Мы живем вместе. Ты — с браслетом на ноге, но ты же знаешь Стива, он этого так не оставит. Ты можешь, конечно, и отказаться, но условия у нас получше, чем в Рафте. Чуешь, куда ветер дует? — Да уж конечно. Мне совершенно не идет оранжевый, — хмыкнул Брок, не рискнув уточнять, с какой радости Барнс собирается тащить его в семейное гнездышко, да еще в разгар медового месяца. Он выглядел хорошо. Холеный, как котяра, которого кормят и балуют. Не сравнить с тем Зимним Солдатом на пределе человеческих возможностей, которого Пирс сажал в Кресло, раз за разом отправляя в ту выжженную белизну беспамятства, из которой три дороги: в крио, на прозекторский стол и на миссию. — Просто чтоб никто из нас не имел иллюзий, — начал Брок, нащупывая кнопку, поднимающую изголовье койки, — я не защищал тебя в Гидре. Тогда. Когда Смитсон с его орангутангами тебя нагибали в душевой. Не знаю, как ты это помнишь, я в твоей голове это переиграл. Так что если вся эта благотворительность из-за этого… — Просто чтоб никто из нас не имел иллюзий... Я только сверху. По крайней мере пока. Брок пожал плечами: — Меня этим хуй напугаешь. Роджерс даст? Мог бы и не спрашивать. Барнс плотоядно ухмыльнулся, и стало ясно, что все дни, прошедшие с путешествия в недра Зимнего Солдата и до выхода Брока из собственного внутреннего мира, Роджерс терял последние капли невинности через все отверстия. — И нахуй вам сдался больной гидровский недобиток? — пробормотал Брок, чувствуя, как просыпается под простыней его настоящий, физический член. — Это ты пытаешься соскочить? — Да ты от меня потом хуй избавишься! Ты что, думаешь, я на тебя не передергивал, только на Роджерса? Вы по моему дохуя богатому внутреннему миру оба ходите обкончанные, как картины Поллока! Да я б почку отдал, чтоб только глянуть, как ты его натягиваешь, если только у меня еще остались почки. Барнс кивнул, давая понять, что услышал и возражений не имеет. — Почка — маловато, отдавайся целиком. И я дрочу на тебя дольше, чем ты на меня. Стив говорит, что ты варишь охуенный кофе. Если мне понравится, так и быть, будешь нашим общим плюшевым мишкой. — Понравится, как я варю кофе или как отдаюсь? — Да. Брок замолчал, переваривая. Кажется, Ксавье надо послать бутылку хорошего вина. Прыгнуть из того дерьма, в котором Брок оказался после Озарения, в постель к двоим охуенным мужикам... Если это был сон, то чертовски хороший.