В объятьях прошлого

      И всё же общество, в общей своей массе, есть ничто иное, как стадо баранов, возможностями которого многие от чего-то пренебрегают. Массы – это безмозглая сила, против которой, кем бы ты ни был, не попрёшь. Однако это же самое качество масс - то, что те глупцы и дураки, не знающие слова «мыслить» - чаще всего они же готовы идти за первым, кто сумеет как можно более лестно и правдоподобно налгать о светлом, которое он несёт. В массах голоса честных и благоразумных оказываются заглушены криками бараноподобного большинства, а умом и честью сложенные лозунги и кличи извращаются и обращаются против самих благомыслящих, выставляемых умалишёнными преступниками. Но ведь общество состоит не только из низов и средин. Есть в нём ещё и верха, людей «голубой крови», правящая или диктующая правила и новую моду власть. И здесь-таки всё завязано, в большинстве своём, на лицемерии, да умении вовремя сменить маску, предстать перед нужными людьми в выгодном свете. В обществе высшем мало кто знает даже своё истинное лицо, так много масок приходится примерять даже за день, а за всю жизнь и не перечтешь, что и говорить о знании истинных лиц чужих людей. Кукловоды, картежники, шахматисты и волки в овечьих шкурах. Сами не знают, кому жмут руку – другу или врагу, ловятся в собственные ловушки и ведут игры в любезность. Но всё же, что лучше? И где по итогу лучше? В массах, где тупая толпа сметёт тебя быстрее, чем у тебя успеет появиться собственное мнение или в высшем свете, где личного мнения по определению не существует, а есть только «удобное»? *** Этот день настал. Сегодня ей придётся официально заявить о себе – стать частью огромного и очень сложного механизма под названием общество, официально, конечно. В котором, судя по урокам матери, нельзя верить никому, потому как ценности и мысли каждого иллюзорны и навязаны надобностью, удобством или требованием. Хотя, если подумать, то даже такая мысль уже будет считаться навязанной, привитой и не собственной. В любом случае, реальность может оказаться совсем иной, далёкой от предрассудков и убеждений, о которых толковала мать. Но и её слова пока не стоит сбрасывать со счетов, ибо и навязанные мысли бывают верными. Так ведь?.. Странно думать об этом, стоя под дверьми кабинета собственного отца и подслушивая то, о чем они с матерью переговариваются. Да, это было определенно неприлично и неправильно, особенно если ты воспитанная в высшем обществе девушка чистокровной родословной. Но кого это когда-нибудь останавливало? Нора готова была поставить сотню галеонов на то, что любой подросток хоть раз подслушивал разговоры своих родителей. Они говорили про бал и о том, что нужно произвести впечатление, особенно их дочери. Это ведь первый официальный прием в этой семье за последние годы, тем более в Англии, а у Вивьен так вообще… Мать боялась, что девочка начнет показывать характер и сорвет все празднество. Отец же, напротив, защищал дочурку и говорил, что та умна и не опустится до того, чтобы испортить собственное торжество. Родители говорили друг с другом с особой нежностью и спокойствием. Мать и отец всегда были такими, чтобы они не обсуждали. Тон мистера Рейна ни к кому кроме как к жене не был столь мягок и трепетен, а Элизабет… Маменька всегда оставалась маменькой. Ироничная, но добрая, пусть временами и строгая, она умела держать свои чувства в узде, но была очень эмоциональной, а потому если показывала свою любовь, то очень порывисто. Поэтому такие их разговоры всегда казались Норе слишком похожими на диалог взрослого человека с избалованным подростком с наклонностями диктатора. Это сравнение казалось девчонке смешным, но как только мать молвила, что им нужно переговорить «о чем-то более важном», вся веселость юной Рейн сошла на нет, она совсем затихла, стараясь почти не дышать, будто в этом была надобность, и напряглась, прильнув ухом к двери.       - Нашей дочери уже пятнадцать. – говорила Элизабет серьезно, без тени «размышлений», давая понять, что уже давно все решила. - Еще год два и будет поздно искать для нее хорошую партию. Тем более, что нашей семье давно пора укорениться в Английском обществе. Нора побледнела. Ничего себе новости… Неужели маменька решила сватать ее кому-то, не спросив даже саму дочурку. Хотя разве это новость? Если та над чем-то раздумывала, то решала сама и без колебаний, зная, что во время разговора «милая Вивьен» будет наотрез против и устроит ей своим мнением «веселую жизнь». Впрочем, юная наследница не видела в ультиматуме никакой помехи к тому же плану действий. Ну ничего, отец точно заговорит о том, что мнение девочки тоже стоит спросить. Да и вообще, скорее всего будет против такого поворота событий. Он всегда был на стороне дочери. Он скажет ей… Обязательно скажет! Но этого не произошло.       - Я так понимаю, ты уже подобрала кандидатуру, отвечающую требованиям. – лиши сдержанно, даже не спросил, а осведомился он. Нора не видела, но чувствовала, что маменька улыбнулась. Она, конечно, сразу знала, что муж согласится, тут и говорить было не о чем. А вот Норой уже овладевала обида. Как же так!? Какое замуж, тем более за незнакомого человека?! Этого просто не могло быть… Нечто неприятное, темное и болезненное разливалось по ее нутру. Тонкие ручки непроизвольно сжались в кулачки. Волнами накатывала смесь худших человеческих чувств с горько-острым привкусом уязвленности. Жарила легкие ярким пламенем злость, отдаваясь вспышками покраснений на бледном личике. Губы сжались в тонкую линию, светлые серые глаза с редкими вкраплениями небесной голубизны и стали напоминать бушующий штормом океан – темно-серый, едва синеющий у самых гребней пенящихся волн… Разговор продолжался.       - У Блэков есть двое сыновей. – гордо, но осторожно говорила она. – Желательно было бы, конечно, прибрать к рукам старшего, но по нашей с Вальбургой переписке ясно, что этот мальчик очень сложный… Однако с возрастом меняются все. Отец медлил с ответом, будто что-то взвешивал, пока рядом с юной Рейн раздавался веселый девичий голосок, доносившийся, правда, шепотом.       - О-о… Не успела я войти в дом, как уже такие новости… От этого Нора испуганно дернулась. Глаза ее распахнулись в немом изумлении от ужаса осознания того, что ее «накрыли» и теперь ее ждет «кара небесная» организованная собственными родителями, а спустя секунду это выражение сменилось на удивление и всепоглощающую радость. Она глазам не могла поверить – перед ней стояла сестра. Да, даже после ее изгнания из рода, та оставалась ей никем иным, как сестрой, воспринимай ею по-прежнему, как родная, пусть и была толи двоюродной, толи вообще сводной. Девочка готова была завизжать от счастья и удивления, но вовремя подавила любые звуки и молча кинулась ей на шею.       - Мэрлин! – зашептала юная Рейн. – Как ты тут вообще!? Ох… Я поверить не могу! – от такой широкой улыбки, которая ее озарила, тут же начала болеть нижняя часть лица. Лилс тоже заключила ее в объятья, тоже улыбалась, а в глазах ее плескались заговорщические искорки.       - Может, дослушаем, о чем они там говорят? Предложение было принято тут же и сестры застали фразу Томаса уже на середине.       - …но все же идея хорошая, с неким символизмом. Ведь когда-то именно это семейство настояло на изгнании из Англии нашего далекого предка. С другой стороны репутация мальчика, о котором ты говоришь. Если изменений не последует, то это неоправданный риск. Нам нужен приверженец тех ценностей, которые передавались в нашей семье из поколения в поколение. Повисло молчание. Томас продолжил на выдохе, но уже почти через минуту, показавшеюся невообразимо долгой.       - Мы еще поговорим об этом. У меня сегодня еще две встречи здесь. Первая ты сама знаешь, - он вновь выдержал паузу, а продолжил чуть хмуро. - Я не очень понимаю ради чего ты решила идти на это сотрудничество, ведь те же Блэки решили держать нейтралитет. Это новый риск, ведь это может пошатнуть…       - Ориону не обязательно приходить вовремя и знать правду о политике нашей семьи. – лишь проговорила Элизабет. – Это может остаться за пределами вашей беседы. Ты же дипломат, Томас сам все знаешь.       - Тогда задержи его так, чтобы он опоздал на встречу. Мне понадобится время для того человека, который решил посетить нас сегодня… Тут в коридоре послышались медленные, но отчетливые шаги, а потому девушки поспешили скрыться за поворотом к жилым комнатам. Очень тихо, быстро сняв и подобрав свою обувь, они побежали к проходу, когда как дверь в кабинет начинала открываться с той стороны.       - Во дела… - шепнула Лилит, удивленно, но задумчива глядящая перед собой.       - Я придумала как сделать так, чтобы ничего из задуманного маменькой не состоялось! – тем временем заявила Нора, хитро улыбнувшись… Они не видели мужчину, что продвигался к двери кабинета Томаса Рейна. Он был одет хорошо, в черную рубашку, брюки, пиджак и начищенные туфли. Темные как смоль волосы, частично выпали, образовав лысину по бокам лба, но еще присутствовали. Нечеловечески злобные красные глаза гордо, даже надменно глядели четко вперед. Кожа его была как мел, будто человек был чем-то болен, но даже так казалось, что еще пару десятилетий назад он представлял собой очень красивого мужчину. Двигался он статно, будто вел за собой невидимое темное войско… От этого человека веяло чем-то очень пугающим, ужасающей силой и энергией, что точно была чернее даже самой темной ночи. Могло показаться, что, оказавшись рядом, он возымеет над любым, даже самым не пробивным воином всеобъемлющую власть. Девушкам не посчастливилось стать свидетелями того, как Элизабет Рейн – красивая статная и гордая женщина - выходит из кабинета и при виде этого человека превращается в покорную и подчиняющуюся, как опускается в легком уважительном поклоне и лишь молвит.       - Наша договоренность в силе, мой Лорд? И как тот в ответ только кивает, кидая на нее один краткий взгляд и проходит далее. Тем не менее для женщины, которой обыкновенно требуется четкое разъяснение всех тонкостей и четкий ответ, да время на то, чтобы проверить чистоту любой сделки, сейчас такого скупого ответа от этого человека было достаточно для удовлетворения…