Мой ласковый и нежный Цербер

      Тсукико замечает ссадины на костяшках пальцев. Мелкие, немного кровавые, но не глубокие. Их наличие напоминает, кто она в действительности такая, и не дают так просто забыть. Тсукико и без них не позабудет о себе настоящей. Никогда. Она, прежде всего, — боец, сильная и непробиваемая; во время обработки ран ей не приходится жаловаться на саднящую боль, хныкать и с сочувствием смотреть на себя в отражении зеркала. Если и взглянет ненароком, то улыбнётся, подбадривающе подмигнёт себе. Некогда распускать сопли — этот мир, давно погрязший во лжи, лицемерии и прочей грязи, не потерпит слабых и беспомощных. Раздавит как слизня и пойдёт дальше. Выживают только хищники, свирепые и беспощадные, и Тсукико пытается соответствовать им.       Тсукико едва исполнилось пять, когда она потеряла родного отца. Какие-то подонки прямо на безлюдной улице прицепились к нему, не разрешали пройти и угрожали навредить маленькой девочке. В руках одного засверкало оружие, и отец, не тратя времени зря, взялся опустошать собственные карманы. Загораживал собой дочь, державшую в руке воздушный шарик в форме сердечка. Отдал всё, до единого цента.       Это случилось летним вечером, в самый лучший день в жизни Тсукико. Отцу получилось-таки выкроить для младшей дочери свободное время, чтобы провести его с ней. Ей ведь так не терпелось посетить ежегодную ярмарку, полную всяких разнообразных аттракционов и детских конкурсов…       Она помнила его последние слова, адресованные ей: «Беги, Тсукико, не оглядывайся! Только беги!» И Тсукико послушалась. Напоследок он поцеловал её худенькую ручку и отпустил. Толкнул одного из хулиганов, чтобы только переключить всё внимание на себя, а не на сбегавшую маленькую девочку. И ему это удалось.       Первый выстрел.       Затем — второй, оглушительный.       И финальный, роковой — третий.       Тсукико возвратилась на место преступления чуть позже, когда за спиной уже слышался пронзительный вой сирен. Перед собой она видела умиравшего отца, всё ещё подававшего признаки жизни и отчаянно тянувшего к ней дрожавшую руку. Заплаканная Тсукико опустилась на разбитые коленки и громко зарыдала, прижавшись головой к слабо вздымающейся груди. Воздушный шарик в форме сердечка возвысился далеко в небо и вскоре исчез из виду. А сердце маленькой Тсукико разбилось, как хрустальный шар, на тысячи мелких осколков, оставив незыблемую пустоту. Скорая так и не подоспела: отец умер прямо на глазах дочери.       Тсукико замечает на кухне вовсю хозяйничающую мать. Она заканчивает с готовкой и помещает обед в маленький контейнер. Сумико Такахаси — молодая женщина средних лет, хрупкая и утончённая. Тсукико ей полная противоположность. Она так рано столкнулась с жизненными невзгодами, растила детей совсем одна, но не утратила веры в хорошее и лучшее будущее. Прежде всего для своих юных дочерей. Сумико добродушно приглашает Тсукико за стол, чтобы вместе отведать свежеиспечённого мандзю с фруктовым джемом, выпить зелёного чая и уделить друг другу немного внимания.       — Я тороплюсь, мама, — Тсукико откусывает половину пирожка, а затем весь остаток погружает полностью в рот, облизывая пальцы. — О, вкусно!       — Эх, Тсукико, Тсукико, — в который раз вздыхает Сумико, недовольно качая головой. — Где твои манеры? Вы с Мизуки такие разные. Тебе не помешало бы взять с неё пример. Немного плавности в движениях, лёгкости и женственности. Разве это плохо?       — Для всего этого уже есть Мизуки. Она — вторая ты. Я же... в точности мой отец, — последняя фраза с трудом даётся Тсукико, но она мужественно выдерживает. — Да, всё именно так. Я похожа на него.       — Упокой Господь его душу, — тихо произносит Сумико. — Как же нам тебя не хватает, Тошиэки-сан.       — Если он, Господь твой, вообще существует, — с ненавистью заявляет Тсукико, встречая недовольный взгляд матери. — Ну, а если он даже и есть, то ему глубоко наплевать на нас.       — Не богохульствуй, Тсукико! Только не в нашем доме, — строго изрекает мать. — Он всё слышит. Будь благоразумнее, пожалуйста.       — А где сама Мизуки? — переводит тему Тсукико.       — Забыла? Она ведь у нас ранняя пташка, — с гордостью заявляет Сумико. — Всё успевает: и позавтракать, и в порядок себя привести и на работу прибыть вовремя. Не опаздывает ни на минуту.       — Ясно-ясно, — понимающе кивает Тсукико, собираясь к выходу. — Мне до Мизуки как до Луны. Ну, что поделать? Я уже такая, какая есть. Мне пора, мам. К вечеру буду дома.       Как только Тсукико наспех обувается и бросает себе на плечи джинсовую куртку, дверь за спиной сразу же закрывается.       — Эх, несносная Тсукико, — тихо выражает недовольство Сумико, убирая со стола грязную посуду. — Доставит же хлопот. Ведёт себя как уличный мальчишка какой-то. Ничего, образумится ещё. Период такой, непростой.       По дороге в колледж Тсукико кто-то нарочно задевает за плечо. Им оказывается светловолосый худощавый мальчишка лет шестнадцати, если не меньше. Тот самый соседский простофиля, ошивающийся снаружи день и ночь. За его временами странное поведение и скользкую ухмылочку так и хочется дать увесистого подзатыльника. Но Тсукико никогда не связывается с нездоровыми на голову людьми. Что с них возьмёшь? Хотя есть и исключения.       Она не может разобрать его слов, но по движению губ и вульгарным жестам принимает их за похабные матерные ругательства. Тсукико вынимает наушники и грозно выкрикивает мальчишке, успевшему недалеко отойти:       — Не слабо повторить, паршивец? Да-да, я к тебе обращаюсь, можешь не вертеться по сторонам!       — О, Тсукико-кико, — радостно вопит мальчишка, нисколько не оскорбившись. — Тебе не на меня нападать надо, а на ту шайку «бесславных ублюдков». Они о тебе грязный слушок распространили. Кстати, чуть не забыл: доброе утро, Тсукико!       Лицо Тсукико мрачнеет, становится сильно пугающим и полным злости и негодования. Что ни день, то новое испытание. Она медленно подходит к придурковатому мальчишке, всё также глупо улыбающемуся ей, и резко хватает его за шкирку.       — Выкладывай. Живо.       — Кажется… кажется, это Сьюзан! Сьюзан Свон, — испуганно лепечет он, не предпринимая ни одной ничтожной попытки воспротивиться девушке и вырваться из хватки. Она вдвое сильнее его, напористее и крупнее. Захочет обмануть и выскользнуть — точно поплатится жизнью.       — Что за слух? — терпеливо спрашивает Тсукико, всё ещё придерживая бедолагу за кусок смятой ткани.       — Что ты… Пожалуйста, Тсукико, только не бей меня! — слезливо вымаливает у неё худощавый мальчишка.       — Да не собираюсь я! Веди себя нормально! — говорит она ему, глядя в лицо. — И не рыпайся. Соберись давай. Ну же!       — Сьюзан Свон, — начинает признаваться он, шмыгая носом через каждые два слова, — рассказала своим друзьям, что ты любительница… Ай-ай, больно! В общем, любишь ты тех, у кого большие причиндалы. А у кого они маленькие, ты за мужиков не считаешь. Её друзья разнесли этот слух по всей улице и в колледже, где ты учишься. Это не я, Тсукико. Я ни в чём невиноват, это всё они!       Отстранённо глядя в одну точку, Тсукико отпускает скулящего светленького мальчишку, безвольно падающего на землю. Так она и думала.       — Честно, Тсукико, я им не верю, — осторожно заверяет он, боясь встретиться с ней глазами.       — А чего лыбился мне в лицо как идиот? Ещё раз взглянешь на меня так — пожалеешь, что на свет явился. Слышал меня? Вставай уже и прекращай хныкать.       Всеми любимая Сьюзан Свон и её грёбаная компашка, состоящая из девяти безбашенных, наглых и бесстыжих уродов, — вот кого имел ввиду этот недалёкий мальчуган, находящийся у них на побегушках. Тсукико они донимают не в первый раз. Это именно та самая свора собак, сующая свои грязные носы куда не надо и преследующая каждого, кто им не особо приглянулся. Недобитая стая, донимающая всех вокруг и силком навязывающаяся свою точку зрения, указывая, что правильно, а что нет. Попасть в ад не страшно, куда страшнее попасться к ним в руки.       Тсукико издалека замечает отвратные морды ровесников, до боли сжимает кулаки и напрягает мышцы всего тела. Переходит дорогу на красный свет, а всем сигналящим уверенно показывает средний палец. Поправляет ранец на спине с «Хэллоу Китти» и со всех ног мчится к Сьюзан, докуривающей дешёвую сигарету. Тсукико бесцеремонно расталкивает студентов-зевак и всех остальных проходимцев, кто мешается под ногами, и обращается к Сьюзан. Громко и с вызовом.       — Хэй! Сьюзан Свон! Спустись ко мне. Нужно поговорить с тобой, мерзавка!       Белокурая нимфетка Сьюзан Свон надменно окидывает взглядом до предела взвинченную Тсукико, фыркает и бросает окурок с остатками помады прямо в ноги. Кошачьей походкой спускается по лестнице и встаёт напротив Тсукико, скрещивая тонкие руки на груди. Её шайка, в точности как те недобитые гиены из диснеевского мультика, гадко ржут и обмениваются между собой тупыми шуточками, понятные только им — имбецилам со стажем.       — О, сама Гангнам Стайл соизволила уделить нам немного своего бесценного времени, — приторным голосочком язвит Сьюзан, перейдя сразу на расистские издёвки. — Чего тебе?       — Что за грязь ты обо мне распустила? — Тсукико пропускает мимо ушей обидные смешки и не смеет принимать их близко к сердцу. — Что я тебе сделала такого, что никак не отстанешь от меня? А?       — Подруга, — ласково произносит Сьюзан, касаясь чёрных волос Тсукико и заправляя за ухо выбившиеся пряди. — В этом нет ничего плохого — любить те, что побольше, толще. Это же значит, что ты весьма избирательна. Опытная маленькая шлюшка.       — А какие тебе по душе, Цукини, — афроамериканские или арабские? — интересуется Джей-Джей, посмеиваясь над своей максимально оригинальной шуткой.       — Ты мне лучше подскажи. Вижу, ты тот ещё мастак, раз знаешь, у кого больше, а у кого меньше, — смело отвечает ему Тсукико, встречая в ответ недовольные возгласы и перешёптывания.       — Я, по-твоему, кто тебе? — вспыхивает Джей-Джей и вскакивает с места. — Заднеприводный, что ли? Членосос?       — А чего ты так завёлся? — не отступает Тсукико, идёт напролом. — Правда глаза колет, да?       — Какая же ты дрянь всё-таки! — Сьюзан неожиданно влепляет Тсукико отрезвляющую пощёчину. Отходит на пару шагов и принимается рассматривать свой новенький маникюр. — Совсем попутала. Вы это видели? Ты вообще знаешь, с кем имеешь дело? Смотри на неё, бросаться вздумала на нас.       — Да знаю я, с кем связалась, не переживай, — выплёвывает Тсукико, странно улыбаясь в лицо обескураженной Сьюзан. — С теми, чьи родители клали на вас детстве. Вы их и сейчас не особо заботите. Сложно, наверное, быть недолюбленным ребёнком, казаться себе ношей и не оправдывать их ожидания? Раз за разом, каждый день… Я бы так жить не смогла.       Вторая пощёчина. Звонкая, увесистая, оставляющая после себя красный след. Почти кровоподтёк. Третью пощёчину Тсукико останавливает, опережает действие Сьюзан и выворачивает ей руку. Толкает на землю, прямо в грязевую лужу. За этот проступок Тсукико больно ударяют по спине: она падает на четвереньки и царапает ладони о мелкие камни и осколки из-под пивных бутылок. Они ещё заплатят за это. Заплатят сполна, все до единого.       Тсукико смаргивает предательские слёзы и поднимается на ноги, вытирая о себя кровоточащие ладони и показывая раны каждому, кто равнодушно наблюдает за ними. Заставляет их поверить, что ей нисколько не страшно, совсем не больно. Вглядывается в безразличные лица всех окружающих её и клацает зубами прямо у них перед носом. Посмеивается над испуганными физиономиями и веселится с этого. Точно чокнутая.       — Вставай, Сьюзан! Я ещё не закончила!       Сьюзан рычит, матерится; ещё и платьишко подпортили, в грязи обваляли, как и её хвалённую репутацию у всех на глазах. Но Сьюзан не сдаётся так просто, не опускает руки и, как что, не бежит к мамке плакаться и просить помощи у бойфренда. Сьюзан — жестокая, бессердечная, мстительная тварь, и уж лучше бы Тсукико с ней не связывалась. Но Тсукико куда хуже, чем вся эта жалкая свора вместе взятая.       Сьюзан больно впивается ногтями в голову Тсукико, пытается вырвать волосы, как можно больше пучков, чтобы оставить с проплешинами, расцарапать кожу до крови, но не выходит. Под общий гул, вскрики и щелчки телефонных камер Тсукико шипит и отбивается от Сьюзан, ударяя коленом в живот. Сьюзан сгибается пополам от резкой боли в рёбрах, садится на корточки и ноет, но Тсукико всего этого мало. Слишком легко отделалась. Надо как следует изувечить её красивенькое, милое личико с веснушками до неузнаваемости, оставить шрам на долгие годы. Чтобы навсегда запомнила, за что.       Тсукико первой бросается на Сьюзан и принимается бить, наносить удар за ударом, не оставляя на лице ни одного живого места. Студенты ликуют, собирают просмотры, многотысячную аудиторию зрителей, а кто-то впервые выходит в эфир и хвастается подписчикам эксклюзивным материалом. Бойня на заднем дворе колледжа — исключительная сенсация, хотя давно приевшаяся. Передние два зуба с кровью вылетают, а публика восторженно ликует; лицо постепенно превращается в кровавое месиво, а просмотры и лайки набираются со скоростью света. Тсукико вовремя отступает, видит, настолько безразлична своим друзьям Сьюзан, выплёвывающая кровь и плачущая в разодранном в лоскуты платье. Просящая помощи от них.       Тсукико становится не по себе: вся эта картина до ужаса пугает. Никому ни до кого дела нет. Ни до неё, ни до Сьюзан Свон.       — Если ещё кто-то осмелится распустить обо мне слух, — напоследок уверенно заявляет Тсукико, смотря в объективы снимающих её камер, — окажетесь на месте Сьюзан Свон. Я никого не боюсь. Это вы должны меня бояться. Никому и никогда не позволю обращаться со мной, как с куском дерьма. Держитесь от меня подальше — вам же лучше.       Собравшиеся безмолвно расступаются, дают ей дорогу и больше не перешёптываются между собой. Твёрдой походкой Тсукико заходит в ненавистный ей колледж, зная, что опоздала на первую пару, поэтому бежит в женский туалет. Запирается там, скидывает с себя ранец с «Хэллоу Китти» и… начинает тихо плакать. На кого теперь она похожа? Даже в зеркало на себя сейчас смотреть тошно. Да, Тсукико не дала себя в обиду, отстояла своё имя и честь, но какой ценой? Разом превратившись во всех этих ублюдков, примерив на себе их дешёвенькую шкурку? Тогда как же быть? По-другому с ними не поступишь, по-хорошему ведь не понимают. Подставлять одну щеку, а затем вторую — такой расклад Тсукико не приемлет. Ни за что.       Вечером, когда Сумико и старшая сестра Мизуки засыпают в своих комнатах, Тсукико спускается, бредёт на кухню и принимается вновь рассматривать повреждённые ладони, в точности как молодая девица любуются украшениями на пальцах, подаренными богатеньким ухажёром. Под рукой лежит тонкая тетрадка, а на ней — криво вырванный листок бумаги. Тсукико пытается успокоиться, забыть случившееся сегодня утром и записывает имя каждого, кто обижал её на протяжении последних двух лет. Чтобы только отвлечься и утихомирить наружу рвущийся гнев. Выплёскивает всю накопившуюся обиду и злобу, вслух проговаривая:       — 1) Кевин Спэнсер — проклинаю тебя за то, что однажды воспользовался моей сестрой, чуть не надругался над ней, а после называл её и мою мать последними словами. Желаю тебе самой ужасной и мучительной смерти. 2) Итан Янг — проклинаю тебя за то, что выслеживал меня, делал мои интимные фотки и рассылал своим друзьям-недоумкам. Ты прокрадывался в женскую раздевалку и приставал к каждой, кто не мог защититься. Не жить тебе, подонок! 3) Джесси Уилсон — проклинаю тебя за то, что на вечеринках ты сыпал всякую дрянь в алкоголь и спаивал молодых девушек, раздевал их и снимал на камеру. 4) Берти Парсон — ты так заводишься, когда забиваешь камнями уличных кошек и собак, а после вешаешь на деревья их мёртвые тушки. Как тебя земля ещё носит?! 5) Джей-Джей Браун — ты заслуживаешь смерти не меньше остальных. Однажды ты умудрился ударить меня так, что я попала в больницу. А из-за чего? Ты носился за мной, требовал от меня взаимности, а я отказалась. И за мой отказ ты так жестоко поступил со мной. Мне теперь нельзя говорить «нет»?! Ненавижу, гореть тебе в огне! 6) Тэйлор Льюис, ты и Сьюзан Свон — первые, кто распространяют грязные слухи, уничтожают репутацию. Вы двое довели до попытки суицида одну из ваших жертв. Она выжила, простила вас. Но я, Тсукико Такахаси, никогда об этом не забуду. 7) Адам Гилберт — проклинаю тебя за то, что толкаешь наркоту несовершеннолетним, спаиваешь первокурсниц и принуждаешь их заняться с тобой сексом. Если отказывают тебе, то ты берёшься шантажировать их, а за помощью обращаешься к Тэйлору Льюису. 8) Сэмюель Мур — страдаешь той же фигнёй, что и Адам Гилберт. Два сапога пара, уроды. 9) Том Харрис — переспал с первокурсницей и заставил её сделать аборт. Ты угрожал ей, что убьёшь их обоих, посмей она ослушаться и родить. А ведь она так желала оставить ребёнка, несмотря на то, что отец его — ты, конченная мразь. 10) Сьюзан Свон — тебя я проклинаю за то, что никак не отстанешь от меня, от моей сестры и матери, называя нас азиатскими второсортными шлюхами. Будьте вы все прокляты!       Тсукико ощущает себя юной неопытной ведьмой, поступает сейчас в точности как одна из главных героинь «Колдовства». Она достаёт из шкафчика отцовскую зажигалку и кончиком огня касается бумажного угла. Коряво исписанный лист поглощает маленькое пламя и вскоре на столе ничего не остаётся, кроме пепла. Тсукико смотрит в окно, любуется луной, такой одинокой, но по-прежнему яркой и несопоставимой ни с одним другим спутником в Солнечной системе. Сравнивает себя с ней, но понимает, как это глупо выглядит со стороны, и одёргивает себя. Тсукико нехотя отрывается от вида, сбрасывает пепел в мусорное ведро и уходит к себе. Прячет зажигалку под матрацем и забирается в постель. Так проходит очередной день, не принёсший ничего хорошего, кроме ярости, обиды и… боли. Невыносимой и удушающей боли.