Мой ласковый и нежный Цербер

      Тсукико просыпается раньше обычного и выключает будильник, опережая его. Встаёт с постели, потягивается и тихо подкрадывается к собственному шкафчику, стараясь никого не разбудить. Необычная идея, поднявшая и заставившая действовать решительно, возникла сама по себе.       Тсукико было где-то около тринадцати, когда она прочитала роман Натаниэля Готорна «Алая буква». Главную героиню решают наказать за супружескую измену и вынуждают подняться к позорному столбу, чтобы она раскаялась и до конца своих дней носила одежду с вышитой алыми нитками букву «А», что означала «распутница». История заканчивается весьма неожиданно, а главная героиня, чьё имя опорочили в самом начале, очищает его и с гордо поднятой головой уезжает из страны.       Тсукико находит красные нитки, берётся за иголку и неспеша принимается за дело. Буковка выходит красивой, ровной и сразу попадающейся на глаза. Как только заканчивает с ней, довольная Тсукико приводит себя в порядок, накидывает на плечи обновлённый короткий плащ с капюшоном и выходит из дома. На подходе ещё один из тех дней, который придётся не проживать, а выдерживать до самого конца.       Во дворе колледжа Тсукико чувствует на себе пристальные, оценивающие взгляды, слышит из чужих уст обрывки своих фраз, на эмоциях сказанные ею вчера, и продолжает путь. Никто не осмеливается к ней подойти, как-то задеть или что-то спросить. Тсукико всё же замечает, что той раздражающей шайки, часто тусующейся неподалёку от колледжа, нет.       Достойно выдерживая первый этап, Тсукико заходит в здание, скидывает с плеча ранец и несёт в руке. Видит каких-то миловидных студенток, смеющихся и о чём-то бурно сплетничающих, и отводит от них взгляд. У Тсукико друзей нет. Тсукико и не нуждается в них — у неё есть она сама. Бойкая, смелая, сама себе защитница и подруга. Подруги часто предают, на них слепо и всецело рассчитывать нельзя. Однако Тсукико понимает — так жить скучно, совсем невесело, но… когда она осталась совсем одна, нездоровая и полностью раздавленная, с ней рядом были только мама и старшая сестра. После тяжёлой болезни на ноги поставили её они, а не те девчонки со двора, называвшие себя лучшими подружками на веки вечные, чей след простыл.       До тебя никому нет дела, кроме твоей семьи. Кроме тебя самой.       Молодой, достаточно привлекательный преподаватель по американской литературе не заставляет себя долго ждать и вовремя появляется в аудитории, добродушно приветствуя студентов. Особо заинтересованные в нём девушки стреляют глазками, нарочито кусают кончик ручки и выставляют ножку вперёд. Надо отдать ему должное: молодой мужчина не ведётся на все эти глупые уловки, старается не обращать внимания и продолжает красноречиво, с чувством пересказывать начало аллегорического романа Уильяма Голдинга «Повелитель мух».       — Я уверен, что кто-то из вас читал не краткое содержание романа, а целиком и залпом, как я. И не один раз, — заявляет преподаватель студентам, размеренно расхаживая по аудитории. В ответ он встречает гробовую тишину. — Хорошо. Но, если всё-таки среди вас из присутствующих есть тот, кто ознакомился с данным произведением, то ответьте мне, в чём его суть? Вы же понимаете, что главное не прочесть книгу и поставить на ней галочку, перейдя к следующей. А мораль, вынесенная вами из неё.       Тсукико никогда не любила читать, но Мизуки считала своим долгом ознакомить младшую сестру хотя бы с парочкой из своей коллекции. Тсукико нравились не все романы, но тайные предпосылки и скрытый смысл между строк она улавливала сразу. Вспомнив, о чём говорилось в произведении, Тсукико поднимает руку, нарушает кладбищенскую тишину и вызывает воодушевление в преподавателе, в чьих глазах сразу же читается облегчение и восторг. Не все студенты, по его мнению, безнадёжны.       — Да, мисс Тхакакаси. Прошу.       Злобные смешки тут же разносятся по всей аудитории. Как же без этого?       — Моя фамилия — Такахаси, мистер Редвуд, — вежливо подправляет его Тсукико.       — Прощу прощения, ошибся, — растерянно уверяет он и быстро справляется с неловкой ситуацией. — Даю слово, больше такого не повторится. Мисс Такахаси, можете поделиться своим выводом.       — В общем, — сухо начинает Тсукико, глядя на разбитые костяшки пальцев, — я, честно говоря, давно читала, смутно помню, о чём он. Но… Есть там кое-что, что меня зацепило. Те ребята, главные персонажи, которые оказались на необитаемом острове, дичают, звереют и принимаются убивать тех, кто слабее и не способен защититься. А значит в романе говорится о том, что в каждом из нас живёт Зверь. В наших душах покоится именно он — Зверь. Он — тьма, он — нечто страшное, низменное и дикое. И, если распустить его, позволить ему пробудиться, это нечто поглотит нас и нашими же руками примется уничтожать всё и всех вокруг. Дотянется до каждого, кто окажется рядом. Разрушит то, что так долго строилось и создавалось для лучшего проживания. И этот хаос предотвратить в себе будет сложно, если вовремя не опомниться и не обуздать силу вышедшего на волю Зверя.       — Прекрасно, мисс Такахаси, — серьёзно отвечает мистер Редвуд. — Это именно тот ответ, который я ожидал услышать. Кто-то может ещё что-нибудь добавить к сказанному, дополнить?       По левую сторону от Тсукико поднимается ещё одна рука, но Тсукико больше нет никакого дела до происходящего вокруг.       Студентки, на протяжении всего этого времени кокетничающие с молодым литературоведом, с ненавистью глядят на неё, одиноко сидящую позади, подальше ото всех у самого окна. Тсукико безразлично смотрит наружу, без особой заинтересованности принимаясь разглядывать опустевший двор. Не обращая ни на кого внимания, она нечаянно вспоминает о своей весьма странной мечте — выдумке, помогавшей ей когда-то справляться с тем, что её порой так сильно пугало и мучало.       Ещё маленькой девочкой Тсукико ясно представляла, каким окажется её близкий друг, герой-спаситель, который был бы способен неожиданно появиться в самый тяжёлый и ответственный момент и выручить. Уберечь от всех невзгод, подставить своё плечо, прикрыв собой. Неважно, каким он мог быть внешне, важна была его суть. Тсукико уже с раннего возраста понимала, что красивое лицо не равнялось красивой, чистой, неиспорченной душе. Как-то раз Мизуки объяснила ей это наглядно на яблоках.       Старшая сестра попросила младшую выбрать одно из двух предлагаемых и надрезать напополам взятое ею. Тсукико, не раздумывая, естественно, предпочла первое — красное, ароматное, на вид свежее и сочное. Мизуки же досталось незрелое, мягкое и местами со сморщенной кожицей. Порезав яблоко пополам, Тсукико обманулась в своих ожиданиях и бросила его на пол — выбранный ею фрукт оказался изнутри гнилым, червивым. А яблоко Мизуки — вкусным и сладким. Она объяснила ей тогда, что никогда не стоит судить что-либо сразу же по внешнему виду. Это касалось и людей.       — Красота обманчива, да и дело временное, — промолвила Мизуки. — А вот душа… Если люди когда-нибудь начнут ценить друг друга за внутренний мир, за воспитание и честность, мир изменится до неузнаваемости.       — А значит не изменится никогда, — тихо произносит Тсукико, понимая, что сама же изо дня в день подводит старшую сестру.       Ещё в начальных классах маленькой Тсукико немало доставалось от её же ровесников. Не американка, с трудно произносимым именем и фамилией, сильно выделяющаяся на фоне остальных детей. Трудно ассимилироваться в обществе, когда тебе этого даже не позволяют. За Тсукико заступалась старшая сестра. Выясняла отношения с родителями подростков, настырно пристававших к младшей и донимавших ни за что, тоже она. Все эти попросту убитые нервы не стоили потраченного времени. Ничего не менялось. Менялась только Тсукико, научившаяся давать отпор обидчикам и выстраивать собственную нерушимую стену, за которой всё ещё пряталась маленькая ранимая девочка.       В полном одиночестве Тсукико любила смотреть в окна: дома, в школе, теперь и в колледже. Она воображала, что вот-вот появится он, тот самый, её спаситель и верный друг, исцелит её израненную душу, заставит поверить в волшебство и… любовь. Но годы всё шли, сезоны сменялись между собой, а время продолжало бесповоротно утекать, как сквозь пальцы вода. Никто так и не пришёл на помощь. Ни друг, ни герой, ни любой другой таинственный незнакомец. Тсукико так и не дождалась его и стала самой себе героиней-спасительницей. Ничтожные мечты, ничтожные надежды и фантазии. Рыцарей не существует и никогда не существовало — всё это выдумки мечтательных, романтичных девушек. Возможно, со временем точно так же разочаровавшихся в своих сказочных, наивных грёзах.       Пары заканчиваются довольно быстро, и Тсукико первой выходит из шумного кабинета, надеясь не столкнуться с одним из враждебно настроенных к ней ровесников. Во дворе издалека слышится противный писк Сьюзан Свон, выясняющей отношения с Джей-Джеем. На этот раз она ругается с ним из-за вчерашнего, негодует из-за того, что тот молча наблюдал за тем, как его девушку лупили у всех на глазах, а он даже с места ни на шаг не сдвинулся. Так вот почему им всем сегодня нет никакого дела до Тсукико.       Выйдя за ворота колледжа, она останавливается и замечает поблизости припаркованный байк. Странно, никому из учащихся здесь не по карману хвастаться таким красавцем. Пройти мимо настолько грозного, громоздкого чудовища Тсукико не очень-то и просто. Она не в силах скрыть своего восхищения: ей бы всего раз прокатиться на этой махине, почувствовать манящий вкус свободы, ощутить себя всесильной, властной, парящей в воздухе с невиданной лёгкостью. Оседлать бы этого зверя, подчинить себе и слиться с ним в единое целое. Тсукико с ума сходит по навороченным мотоциклам и грезит о том, что однажды она подарит его самой себе на собственные, честно заработанные деньги.       Вокруг никого, пока что. Тсукико приближается к байку, чтобы заценить его со всех сторон. Глубоко вдыхает, чувствует одурманивающий запах металла и машинного масла. У кого-то может закружиться голова и с непривычки затошнить, но только не Тсукико. Этот запах неистово заводит её. Она осторожно касается торчащих рукоятей и блаженно прикрывает глаза. Представляет себя, сидящей на гладком, кожаном сиденье, без шлема мчащейся куда-то далеко-далеко, в неизвестность. Подальше отсюда. Владелец знает толк в мотоциклах; кто бы там ни был, у него непревзойдённый, отличный вкус.       — Харли Дэвидсон Стрит Файтер, мой любимец, — гордо заявляет кто-то позади, явно довольствуясь тем, что его махина уж очень сильно сумела заинтересовать молодую девушку.       — Ага, — не отрываясь от байка ни на секунду, соглашается Тсукико. — Я бы всё за него отдала. Работала бы без выходных. Пахала бы как лошадь. Всё бы сделала, чтобы только заполучить его. Чтобы он стал только моим, собственным и больше никому не принадлежавшим.       — Вот значит, насколько он зацепил тебя, — заявляет парень, всё ещё не удостоившийся внимания и оставшийся под глубоким впечатлением от сказанного ею. — А я бы пожертвовал всем, чтобы только добиться расположения заинтересовавшей меня девушки.       Ну началось.       Тсукико закатывает глаза и нехотя оборачивается. Так вот как выглядит владелец этого наикрутейшего мотоцикла. Подстать своему любимцу. Правда, сразу видно, насколько он самоуверенный, дерзкий и слишком высокомерный. Знает себе цену однозначно. Тот ещё льстец и обольститель. От таких плохишей не жди ничего хорошего, лучше держаться подальше.       — А, так это твой, — равнодушно произносит Тсукико, стараясь не смотреть парню в глаза. Есть в нём что-то гипнотическое, зазывающее к себе… греховное. — Здорово.       — Знаешь, принцесса, — начинает владелец байка, и самодовольная ухмылочка касается его губ, — тебе не стоит идти на все эти вышеперечисленные жертвы. Я могу прокатить тебя. В любое время, когда тебе только захочется.       — Ну ничего себе, как ты заговорил, — сердито отвечает ему Тсукико, хмурясь. — Какая я тебе принцесса? На мне твои подкаты бездейственны. Ищи себе другую дурочку. Удачи в поисках.       Тсукико поправляет ранец с «Хэллоу Китти» и собирается уйти, краем глаза замечая подбегающую к владельцу байка девушку, с длинными вьющимися волосами, крашенными в розовый цвет. Она громко хихикает и начинает забрасывать его всякими вопросами, не замолкая ни на минуту.       — Мёрфи! А где Джейсон? Он же обещал, что встретит меня. Вот же обманщик! — жалуется девушка, крепко обнимая его при встрече.       Тсукико делает вид, что ничего из этого не видит, не оборачивается и уходит, пряча ладони в карманах плаща. У этого Мёрфи руки куда красивее и ухоженнее, чем у неё. Такие аккуратные, немного жилистые, а пальцы… Они действительно потрясающие. Длинные, с нанизанными на них металлическими кольцами и чёрным лаком на ногтях. Тсукико всегда в первую очередь обращает внимание на них, на пальцы. Такой вот фетиш. Но до сих пор таких рук, как у Мёрфи, ещё не доводилось встречать. Как же много интересного он может ими проделывать. Вытворять всякое. Так, на этом и закончим, достаточно.       Ночью Тсукико никак не может уснуть. Минутами ранее её почти клонило в сон, даже слипающиеся веки сами по себе сомкнулись. А сейчас она внезапно вскакивает с постели и ощущает, как пот с неё чуть ли не ручьём льётся. Что-то заставило пробудиться, и это был точно не какой-нибудь кошмарный сон. Кошмары Тсукико нисколько не пугают; с тем, с чем приходится сталкиваться в повседневности, пугает её куда сильнее.       Тсукико решается на цыпочках подойти к комнате матери: Сумико тихо спит. Не тревожа её чуткий сон, она осторожно приоткрывает дверь в комнату старшей сестры: Мизуки так же мирно отдыхает в своей постели, с головой накрывшись покрывалом. От сердца сразу же отлегает: с близкими Тсукико всё в порядке. Она собирается к себе сменить влажную майку и выпить воды, чтобы снова попытаться заснуть, но тихое потрескивание, доносящееся с кухни, останавливает её на полпути.       Воры!       Нет, крысы!       Да нет же… Пахнет горелым. Только не это… Пожар!       Тсукико бежит на кухню, спотыкается и не успевает встать на ноги, видя, как над столом в воздухе парит исписанный ею лист бумаги, горящий по углам. Она почти что вскрикивает, но вовремя соображает накрыть рот рукой и не двигаться. Нечто дьявольское, потустороннее вырвалось из преисподней и вторглось в дом. По её же вине. С написанных рукой Тсукико имён вытекает что-то вязкое, багровое, напоминающее кровь. Она их в самом деле прокляла и вот, во что это вылилось. Тсукико не может пошевелиться от охватившего страха; она плачет и просит убраться невидимую простым смертным нечисть подальше отсюда. Желает, чтобы вся эта чертовщина поскорее закончилась. Вертящийся лист бумаги теперь горит полностью, и Тсукико слышит ужасающие до мозга костей вопли, вскрики, нечеловеческий рёв и рыдания. Она прикрывает уши, утыкается заплаканным лицом в колени и ждёт, когда вся эта бесовщина наконец исчезнет, покинет дом. И минуты спустя Тсукико решает приоткрыть веки.       Кухня пуста. Никаких летающих листов бумаги, никакого огня и душераздирающих криков. Так что это, чёрт возьми, сейчас было? Тсукико остаётся только гадать.