Music: Easier — Mansionair
— Прости меня, — Чимин не решается обнять друга, замкнуто сгорбленного за столом в собственном кабинете. — Ты не виноват. Даже если бы эти документы были на месте, он бы нашёл к чему придраться, — безэмоционально отвечает Тэ, не поднимая головы. — К вечеру они будут у меня. Я немедленно выезжаю забрать их. Это моя ошибка, — с досадой цокает, кусая губу. — Словно голову потерял из-за встречи с ним… — Всё в порядке, Чи. Не вини себя. Но забери документы, как только сможешь, чтобы они были у тебя, — Ким младший разгибается, не позволяя себе дольше тонуть в тяжёлых мыслях. У него впереди много работы. — Сейчас лучше поскорее справься с текущими делами или вовсе отложи всё, и езжай домой, отдохни. Завтра сложный день. — А ты? — обеспокоенно уточняет Пак. — Не думаю, что попаду сегодня домой, — Тэхён выводит ноутбук из спящего режима. Нет причин откладывать расчёты. — Могу чем-то тебе помочь? — в голосе искреннее желание. — Всё в порядке, — Тэ улыбается. Почти естественно. Виртуозно научился носить маски. Глаза единственное, что выдаёт. Они остаются тусклыми. — Просто позвони мне. В любое время. Если захочешь поесть или решишь, что я нужен рядом. Хорошо? — Чимин склоняется перед другом, заглядывая в пустынные бездны. Сердце сжимается от морозных ощущений. Он хочет быть рядом, но уже привык, что его родной человек не принимает помощь, когда тонет. — Конечно, — кивает Ким. Они оба знают, что не позвонит. Чем тяжелее состояние Тэхёна, тем больше его дистанция с людьми. Откуда выработался этот механизм, Пак не знает, но просто смирился за последние годы. Он спешно покидает кабинет, на золотистой табличке которого указано — «директор по развитию Ким Тэ Хён». Стоит остаться наедине с собой, Тэхён прикрывает веки и даёт волю своим чувствам лишь на несколько минут, чтобы собраться с силами перед сложной работой. Отец, как обычно, ставит перед ним непосильные задачи. Уже далеко не первый год Ким старается доказать родителю, что действительно получил ценные знания и может их применять на практике, что деньги на его обучение и проживание заграницей потрачены не зря. Нет, он не стал лучшим студентом своего выпуска, не завязал связи сверх уровня, как надеялись родители. Он всего лишь учился. И родитель до сих пор тычет его, словно провинившегося щенка, в эту бесконечную недостаточность, недостижимость, завышая планки. Воспоминания о первых курсах института отдают неприятной дрожью в теле. Зарываясь пятернёй в волосы, Ким прогоняет всё это из своей головы. Не время предаваться ностальгии. Глупо было надеяться, что отец захочет оценить по достоинству результат проделанной работы, которую он равнодушно причислил к глупому баловству. Да, отель — слишком громкое слово для того пространства, которое Ким-младший превратил в нечто уникальное, комфортное, отражающее его личные вкусы. Конечно, это не Hilton, Marriott или Lotte. Дом отдыха, который создал Тэхён от и до со своей лично отобранной командой, не имеет никакого значения для Ким Дэниела, ведь не является конкурентоспособным прибыльным проектом. Потому генеральный директор не тратит ни капли своего драгоценного времени на то, что дорого его сыну. Ощущение зияющей пустоты внутри всё разрастается. Бессмысленность всего, что он делает и того, как он живёт, бьёт по выстроенным с трудом защитным стенам. Рубит маски, за которыми столько лет живёт Тэ. Действительно интересное и важное, имеющее значение для него — обесценивают самые близкие люди. Это уже не в первый раз. Но с каждым таким — появляются трещины в броне, которую потом приходится отстраивать, становясь всё более безжизненным, всё более искусственной копией себя. Погружаясь в изучение предоставленных генеральным директором документов, Ким ещё глубже прячет свои чувства, возвращает себе холодный рассудок. Ему надо отдать долги отцу, приложить ещё больше усилий, чтобы доказать — родители не зря вложили в него столько ресурсов.***
Чтобы набрать так и не сохранённый номер, Чимину надо несколько минут собраться с силами. — Я выезжаю сейчас, — подтверждает свои слова едва слышимыми звуками движения, — буду примерно через… — И тебе привет, Чимин, — перебивают его невозмутимым спокойствием, от которого тошнит. — Мы здоровались уже сегодня, — закатывает глаза Пак. — Я еду за документами. — Тебе не придётся далеко ехать. Я уже на пути в столицу. Где тебе удобно встретиться? — Юнги откашливается. Удобно? Пак уверен, что над ним издеваются. Ему вообще неудобно видеть этого человека. Тем более в Сеуле. Он не хочет создавать никакие воспоминания с ним в настоящем. — Где именно ты едешь? — нервно стучит по рулю, ускоряясь в сторону выезда из города. — Чимин, просто скажи, где мы увидимся. Можешь скинуть адрес сообщением, — настаивает Мин. — Юнги, просто скажи, где ты едешь, я уже на Ханаме, — почти не врёт Пак. С той скоростью движения, которую показывает стрелка спидометра, ему до Кванджу всего ничего. А это уже лучше, чем видеться со своим прошлым в городе настоящего. — Упрямец, — цокает Мин, напряжённо выдыхая. — Увидимся в Инчхоне примерно через час. Просто выбери место, скинь мне координаты. И будь осторожнее за рулём, кажется, ты превышаешь разрешённый скоростной режим. До встречи, Чимин. Не успевая ничего возразить, возмутиться неуместным замечанием про осторожность, Пак хватает ртом воздух, слыша лишь гудки в трубке. — Говнюк, — шипит Чимин, когда к нему возвращается дар речи. — Самоуверенный, наглый хам! Скотина! Каждое уничижительное слово в адрес бывшего сопровождается смачным хлопком ладони по рулю. Зло откидывая телефон на пассажирское сидение, он вдавливает педаль газа, игнорируя слова мерзавца, разговаривавшего с ним непозволительным тоном. — Да кем он себя возомнил?! — загнанно дышит, мечтая уничтожить обидчика. — Я заткну тебе рот, Мин Юнги! Твой лживый, бессовестный язык завяжу узлом! Чтобы ты не смел больше мне указывать! И не делал больше вид, что знаешь всё лучше меня!***
— Спасибо, что подвёз, — Чонгук пожимает руку друга в знак благодарности. — Понимаю, ты спешишь. Не буду тебя задерживать, — ухмылкой. — Айщ, — закатывает глаза Мин. — Всю дорогу меня подкалывал. Сколько ещё будешь продолжать? — Ладно, прости, — улыбается Гук, похлопывая крепкое плечо друга. — Нужна помощь или сам справишься? — Юнги перекатывает между пальцами незажжённую сигарету. Ловя взглядом этот нервный жест, Чон больше не шутит. Уголки губ ползут вниз. Вздыхает. — Ты уверен в том, что делаешь? — В том, что мне надо отдать ему документы? — Мин знает, вопрос не об этом. — Просто пообещай справиться, — внезапно тихо и серьёзно просит Чонгук. — Нет поводов для беспокойства. Я лишь отдам забытую вещь, — улыбка друга нервная. И как он умудряется сохранять спокойствие перед Паком? — Надеюсь, ты знаешь, что делаешь и зачем тебе это, — вздыхает Гук. — А ты бы смог? — взгляд Юнги пристальный. Смотрит не в глаза — в глубину сокрытого. Туда, куда сам Чон смотреть боится. — Смог бы остановить себя, не искать встречи? Сейчас смог бы? На секунду Гук даже позволяет себе задуматься об этом. Но его сразу же начинают душить невидимые щупальца, что отбирают кислород каждый раз, стоит подумать, зацепиться сознанием за образы, картинки. Отводит взгляд. — Не превышай скорость. Он всё равно дождётся, — игнорирует вопрос Чон. — Увидимся вечером в отеле. — Звони, если нужна будет помощь, — кивает Юнги, возвращаясь к автомобилю.***
Чимин нетерпеливо постукивает ногой, руки сложены на груди, капот греет ягодицы. Он то и дело поглядывает на часы, дёргает запястье, словно пытаясь сбросить свою нервозность и время, как если бы оно было температурой на градуснике. Пусть всё обнулится. — Прости, что пришлось ждать, — голос Юнги заставляет вздрогнуть и обернуться. — Почему именно это место? Мин, вопросительно приподняв брови, рассматривает ярко-красный традиционный фасад ресторана. На Юнги тёмно-синие брюки спортивного кроя, схожего цвета лонгслив и сине-чёрная куртка из приятной мягкой ткани. Его волосы, что стали значительно длиннее, чем в далёком прошлом, и приобрели родной чёрный цвет, небрежно уложены, но ему очень идёт. — Здесь были парковочные места, — отвечает почти равнодушно Чимин, игнорируя предательски сжимающееся сердце при виде своей первой любви. Не будет же он пояснять, что Чайнатаун Инчхона – то, где он бывает реже всего, а значит, воспоминания об этой встрече останутся здесь, как запечатанные, и отныне ноги его здесь не будет. Осознать – Юнги его забыл, спокойно отпустил прошлое между ними, в отличие от самого Чимина – сложно, неприятно, но действительно необходимо. Это осознание заставляет быть абсолютно уверенным – это их последняя встреча. Хватит с него. Нет никакого желания ощущать себя слабым, сломанным, до сих пор не простившим. Чем дальше он от Юнги, тем более здоровым и целостным себя чувствует. «Он стал ещё привлекательнее», — проносится в мыслях, и Пак опускает хмурый взгляд на портфель в руках мужчины, спеша скрыть хаос чувств. — Спасибо, — тянет руку, чтобы забрать своё. — Прости, что так вышло, не хотел доставлять тебе лишних хлопот. — Всё в порядке, — Юнги протягивает причину встречи. Когда пальцы сжимают тонкую кожу портфеля, чтобы забрать, Мин удерживает его, не отдавая. — Выпьем кофе? Чимин замирает. Не может поднять взгляд. Ноздри раздуваются от глубокого дыхания в попытке сдержать нарастающую внутри бурю. Ведя мысленную борьбу с собой, Пак медленно осматривает взглядом венистые руки, манжеты куртки, выше до самого ворота, замирает. Мимолётное воспоминание, как любил утыкаться носом в эту шею, потираясь, нежась в любимом аромате любимого мужчины. Это выбивает остатки здравомыслия. Тяжело вздыхая, огибает взглядом подбородок, который обожал раньше покусывать, словно дикий котёнок. Упирается в серьёзные тёмные омуты. — Кофе бы не помешал. Зачем он соглашается? Руки слабеют. Но документы больше не удерживают, и он прижимает их к груди, не в силах скрыть своё душевное неравновесие. На него в ответ смотрят пристально, до неприличия долго. Ведь хватило бы секунды согласно кивнуть и войти в ресторан, у которого они и встретились. Ещё немного и Пак готов сбежать. Отказаться от совершенно ненужного напитка, наплевать на то, что снова не смог продемонстрировать равнодушие и убежать в безопасный мир, где нет этой пронизывающей черноты, неотрывно следящей за ним, крошащей все защитные сооружения. Едва заметный шаг назад, на грани решения, обрывают крепким, уверенным запретом. Ладонь Юнги ложится на лопатки, слегка подталкивая ко входу в заведение. Словно почувствовав, прочитав мысли, хрипло направляет: — Проходи. Ничего не остаётся, как нырнуть в тёплый зал, смиряясь с тем, что эта встреча продлится ещё некоторое время. Они проходят на второй этаж в поисках наиболее спокойного места и занимают столик в углу, подальше от немногочисленных посетителей. — Две порции Чачжанмён, американо и…латте, верно? — Юнги озвучивает заказ, переводя взгляд на зависшего Чимина. Тот в ответ лишь кивает, но хмурится. Стоит отойти официантке, уточняет: — Мы вроде собирались просто выпить кофе. И нет, он не будет акцентировать внимание на том, что Мин до сих пор помнит, какой именно кофе он любит. Невелика заслуга. А может, просто угадал. — Время ужина. У меня не было возможности поесть в дороге, и я действительно…голоден, — пристально рассматривает пухлые губы, упрямо сжатые сейчас. — Так что, составь мне компанию, пожалуйста. Уголки губ приподнимаются в добродушной улыбке. Взгляд смягчается, скользя по лицу напротив. — Только потому, что тебе пришлось проделать этот путь из-за моей невнимательности, — ворчит Пак, отворачиваясь смущённо к узкой полоске окна, словно пытается там что-то рассмотреть. — Погода сегодня хорошая. Наконец, постепенно теплеет, — замечает Юнги. И нет, он не собирается прекращать рассматривать этого повзрослевшего красивого молодого мужчину. — Да. Скоро совсем распогодится, — соглашается Чимин, осторожно возвращая взгляд к тёмным внимательным омутам. — Тебе не сильно досталось из-за отсутствия документов? — Всё в порядке, — не вдаётся в подробности Пак. — Спасибо, что привёз их. — Без проблем. Я как раз должен был ехать в столицу. Правда, думал, поездка состоится чуть позже, но планы изменились, — пожимает плечами. — Часто бываешь в Сеуле? — вопрос вырывается сам собой. Чимин прикусывает губу, но поздно. Озвучено его желание узнать — они успешно избегали встреч и случайных столкновений в огромном мегаполисе или просто шансов даже не было. — Очень редко, — после небольшой паузы отвечает Мин. Создаётся ощущение, что он понимает истинную суть вопроса, которая вслух не произнесена. — Не нравится этот город? — осторожно уточняет Пак. Вместо ответа, Юнги улыбается и впервые отводит взгляд. — Вернее будет сказать, — хрипящий тон голоса обволакивает, — я его ненавижу. — Взгляд снова прямо, глаза в глаза. — Странно не любить город за то, что он забрал у тебя самое дорогое? Тишина после этого вопроса давит. Чимин задыхается. — Пожалуй, действительно, странно, — отвечает сам на свой вопрос Мин. — Но столица для меня не город мечты, а город разрушения. Так что да, стараюсь не появляться в его округе. А ты? Тебе нравится этот город? Чтобы ответить, надо сделать вдох, надо унять бешеное сердцебиение, вылезти из-под обломков взрыва, возникшего из-за слов Юнги. — Я не обвиняю город в своих решениях, — тихо отвечает Пак. — В Сеуле много прекрасных мест и возможностей. Молчание ощущается постепенным накалом напряжения. Словно разряды тока искрят, вспыхивают всё ярче, вот-вот загорится. Спасает принесённый заказ. Разрывая зрительный контакт, они благодарят официанта, и принимаются за еду в тишине. — Здесь по-прежнему самый вкусный чачжанмён, — довольно мычит Мин, стремительно уплетая свою порцию. — Вкуснее ел только в Ансане. — Ты…был здесь раньше? И в Ансане? — замирает с недонесённой до рта порцией Чимин. — Приходилось, — нехотя кивает Юнги. Продолжает есть, игнорируя застывшего собеседника. Он успешно делает вид, что в его словах нет ничего необычного. Пак мечется взглядом по спокойному лицу, пытаясь найти подсказки. Почему именно Ансан? Как далеко от университета, где учился Чимин, была лапшичная, о которой упомянул вскользь Юнги? Это было в период, когда он учился или позже? Могли ли они там пересечься? Он мог бы задать вопросы. Но не хочет. Не хочет лелеять глупые иллюзии. Не хочет ещё более откровенно показывать, что их совместное прошлое много лет вынуждало оглядываться, надеяться и до сих пор цепляет. Заставляя себя откинуть все мысли, свои фантазии о том, что Юнги приезжал в Ансан, когда и Чимин был там, будучи студентом, он возвращается к еде. Когда тарелки пусты, все мимолётные темы напряжённо обсуждены, остаётся лишь кофе и оба понимают, что скоро разойдутся в разные стороны, Мин внезапно спрашивает: — Ты доволен своей жизнью? — К чему этот вопрос? — вспыхивает моментально Пак, складывая руки на груди, отгораживаясь. — Просто ответь, — Юнги давит взглядом, не отпускает, словно проникает под кожу. От гнева и раздражения покалывает всё тело. Чимин не признается даже себе, что это защитная реакция от глупых надежд. Тебе правда не всё равно, Юнги? Нет, он в это не поверит. — Зачем тебе всё это? — ещё более агрессивно. — Еда, встреча здесь, эти вопросы. Зачем? Ещё вчера ты делал вид, что мы не знакомы. — Я делал вид, что мы не знакомы, так как соблюдал субординацию перед своими сотрудниками, — отвечает спокойно Мин. — А…та девушка… — закатывает глаза Пак. Он не поведётся на эти отмазки. Хватается за кружку, как за спасательный круг. — Да. Чжиён. Ей не стоит знать, — комментирует мужчина, делая глоток кофе. В голове крутятся шестерёнки. Беременная девушка. Та теплота, с которой Юнги к ней обращался. Ей не надо знать, что Чимин — это кто-то из прошлого Юнги? Кто-то, кто… Мысли хаотично скачут с одной на другую. Со стороны он выглядит нелепо. Возможно, это его…жена? Они ждут ребёнка? Эти мысли причиняют физическую боль. Всё тело пронзает острое, холодное. Разочарование? Ревность? Это режут осколки разбитых иллюзий? Глупых надежд, которые боялся признать? Почему так мучительно представлять Юнги счастливым семьянином? С женой и ребёнком. Чимин был настолько плох, что Юнги из заядлого гея перешёл в ряды гетеросексуалов и даже создал семью. Семью. Которой у Чимина как не было, так и нет. И не будет. Он в этом убеждён. — Да, я доволен своей жизнью. У меня всё прекрасно, — Пак громко ставит кружку на блюдце, так и не сделав глоток. — Отлично. Я очень рад, — Мин улыбается. От этой улыбки хочется вздёрнуться. Ты доволен, Юнги? Пак сцепляет руки в замок, пытаясь унять холод, которым индевеет изнутри. Его бывший женат и ждёт ребёнка. Зачем они сейчас здесь? Да, им пришлось встретиться сегодня. Но простой благодарности достаточно за возвращённый портфель. Так что ты делаешь, Пак? На что ты надеялся? — Я тоже рад. Мне пора, — резко встаёт молодой мужчина, прихватывая портфель. — Счастливо! Спасибо за кофе. Он почти сбегает. Торопится, зная, что всё слишком очевидно. Сил играть больше нет. Холодные маски, репетируемые перед зеркалом — переломаны, рассыпаны крошевом под ногами. — Подожди! — Юнги кидает несколько купюр на стол и пытается догнать беглеца. Ускоряя шаг, почти переходя на бег, Чимин вылетает из ресторана, дрожащей рукой сжимая брелок от автомобиля в кармане. Звук сигнализации обнадёживающий. В предвкушении скорой безопасности наедине с собой, он ощущает подступающую истерику. Резкое касание прохладных пальцев к запястью — обжигает. Пак замирает в шаге от спасения. Он хочет одёрнуть руку, но получается не сразу. Эти несколько секунд, пока Юнги держит его, как раньше, ранят, словно шипами. — Пусти, — тихо, шипя. Попытка выдернуть руку из плена чужих пальцев. — Давай поговорим? — хрипло, с шумным выдохом. Бежал, перепрыгивая через ступеньки. — Мы поговорили. Что ещё тебе надо? — оборачивается Чимин. — Тебе доставляет удовольствие смотреть, как я выхожу из себя? Злить меня? Что тебе надо? Подтверждения, что я счастлив? Счастлив! Счастлив, Юнги! Ты же именно так хотел, когда бросил меня? Чтобы я был счастлив? Молодец, ты всё правильно сделал. Теперь мы оба счастливы! Голос звучит надрывно. Но Пак не обращает внимания. Шипит, не в силах кричать, потому что воздуха не хватает. Пелена стремительно набегающих слёз застилает глаза. Он дышит загнанно, ощущает боль в руке, которую пытается вырвать из крепкого захвата. Готов умолять отпустить, когда Мин дёргает его на себя, сжимая в объятиях. Губы, горчащие от выпитого ранее крепкого кофе, вжимаются в приоткрытые возмущением и истерикой. Они замирают оба. Задерживают дыхание, ныряя в прошлое. Язык привычно ведёт по верхней, всё такой же нежной на ощупь. Рецепторы удовольствия искрят, вынуждая крепче зажмурить веки, сильнее прижать к себе, углубить поцелуй. Неуверенное касание кончика чужого языка, поглаживание, словно прося поддаться. До боли в пальцах вцепившись в портфель свободной рукой, Чимин боится дышать. Ему безумно страшно. Сердце сумасшедше колотится, пока Мин целует его, как раньше. То, что было давно привычным, теперь — новизна ощущений. Ненавидя себя, Пак сдаётся. Когда он отвечает на поцелуй, из уголков глаз стекают первые капли слёз. Ладонь Юнги зарывается в розовые мягкие волосы, сминая, массируя. Широко ведя языком, вынуждая поддаться ритму, в котором он ведёт поцелуй, забывается. Делает носом глубокий вдох, стараясь надышаться родным запахом. Чимин сменил парфюм. Но запах его кожи прежний. Свежий цветочный, с колючими шипами, нотками недоверия людям, и болью разочарования. Такой родной. Юнги кажется, что он сходит с ума. Что он вернулся в прошлое. Что они не расставались. Он сумасшедше вылизывает рот Пака, пока не ощущает, как его бьют по плечу и кусают за язык. — Прости, — отстраняется, восстанавливая сбившееся дыхание. Чимин плачет. — Ненавижу тебя, — выдохом, едва слышно. Звук пощёчины дополняет льющееся наружу отчаяние. — Заслужил, — соглашается хрипло Мин. Он ошарашен немногим меньше. Но оправдываться даже не собирается. — Пошёл ты! — Пак смахивает с лица слёзы и открывает водительскую дверь, чтобы наконец убраться подальше от этого человека. — Чимин, будь осторожнее на дороге, — Юнги склоняется, ловя разъярённый заплаканный взгляд. — Да какая тебе разница, чёрт возьми, буду я осторожен или нет? Перестань делать вид, что тебе не всё равно. А если это банальная вежливость — её тоже себе в жопу засунь! — выпаливает Чимин, громко хлопая дверью. Рокот мотора. Смотрит прямо перед собой. Резкий старт. Глядя в след удаляющемуся автомобилю, Мин трёт ладонями лицо, чтобы прийти в себя. — Какого чёрта ты творишь, — обращается сам к себе, прежде чем уйти в противоположном направлении к машине. Чонгук спрашивал его, уверен ли он в том, что делает? Нет. Он не уверен. Юнги не знает, почему сорвался. Не уверен, сможет ли не упасть обратно на дно, с которого долго выкарабкивался после.