Ошибки первой любви

— Ты волнуешься? — Чимин, комфортно устроившись на пассажирском сидении автомобиля представительского класса, с дотошной аккуратностью складывает в кожаный портфель бумаги, просматриваемые в сотый раз в пути, и переводит взгляд на друга, вызвавшегося сегодня побыть водителем. — Да, — немного подумав, честно отвечает Ким. — И эти ощущения отличаются от тех, что испытываю перед сдачей любого другого проекта. Он мой во всех смыслах, именно так я чувствую. Но я всё ещё не верю, что мы сделали это. Вместе, — протягивает свободную ладонь самому близкому человеку для крепкого рукопожатия, пока второй продолжает умело удерживать руль. — Я так благодарен тебе! — Спасибо, что разделил со мной настолько ценное жизненное достижение, — крепко сжимает протянутую ладонь Пак. — Иначе и быть не могло, — голос Тэхёна пропитан искренностью и сердечным теплом. Они не расцепляют сомкнутые ладони, помогая друг другу выровнять переполняющие эмоции. Лишь спустя несколько минут душевной тишины, Ким уточняет: — Там точно уже никого не будет? — Абсолютно точно, господин Ким. Управляющий проектом будет ждать нас в офисе для подписания финальных документов о приёме-сдаче, — Чимин звучит очень по-деловому, но светится весь детской неудержимой радостью. — Отлично, господин Пак, — подыгрывает друг. — Мы сможем насладиться счастьем первой обзорной экскурсии без лишних глаз. Они переглядываются и прыскают от смеха. Звонкие искорки щекотят каждую клеточку тел, не давая остановиться. Такой лёгкости и вдохновения к жизни они не чувствовали действительно давно. Паркуя автомобиль перед зданием, что теперь официально может назвать собственным домом отдыха, Тэхён выходит и с трепетом рассматривает давно знакомый фасад. Он солнечно улыбается, принимает из рук друга ключи, сжимает их в слегка подрагивающей ладони. Кусая губу от предвкушения и не проходящего волнения, он проворачивает ключ. Щелчок замка. Шаг вперёд. Тэ замирает на несколько секунд, оглядываясь. Шумно выдыхает, не заметив, как задержал дыхание. Неспешно проходит внутрь, скользя взглядом по каждой детали интерьера. С восхищением отмечает, как гармонично и целостно смотрится итоговая работа, в которой было задействовано немало людей. Он дарит любовь этому месту взглядом, сердцем, душой. Ступает почти бесшумно, словно боясь потревожить царящую вокруг идеальность. Чимин не отстаёт от друга. Безмолвно следует рядом, с тёплой улыбкой наблюдая за родным человеком. Впервые за много лет он видит Кима-младшего искренне счастливым. Ощущение, будто Тэхён даже выглядит моложе. Сентиментальность накатывает волной щемящей нежности. Очень хочется стиснуть в объятиях друга, завороженно рассматривающего всё вокруг, словно ребёнок. — Блять! Красноречивое, ёмкое слово звучит достаточно громко, чтобы заставить двух молодых людей вздрогнуть и застыть на месте, испуганно-удивлённо обернувшись друг к другу. — Держи ровнее, ёб твою мать! — повторяется откуда-то сверху. Одновременно переводя взгляд вверх, два друга нерешительно подходят к лестнице, ведущей на второй этаж. — Ты говорил, что мы тут одни, — шепчет Ким. — Но ведь входная дверь была заперта, — напоминает так же шёпотом Чимин. Сощуривая глаза, Пак прислушивается к более тихим, но всё ещё слышным голосам. Страх и удивление внезапно сменяются откровенной яростью. — Идём! — строго, но негромко командует Пак. — Карандаш научился держать, а руками работать как не умел, так и не … — У меня голова работает, мне достаточно, — с беззлобной усмешкой перебивают ворчание. — Сейчас твоя голова должна думать о том что, если герметик смажется, мы будем всё переделывать. Тебе это, конечно, ни о чём не говорит, но просто поверь, это сплошной гемор, — продолжающиеся нравоучения сопровождаются кряхтением. Чимин взлетает на второй этаж, стараясь ступать беззвучно, чтобы не спугнуть свою жертву в размере двух вполне уже очевидных для него людей, и заглядывает в комнату, откуда доносятся голоса. — Придавливай её, но не сильно. Я закреплю смеситель, — голос звучит из-под раковины, откуда виднеется нижняя половина тела матершинника, испортившего ценный момент наслаждения эстетов. — Какого чёрта, позвольте узнать, вы здесь забыли? — шипение Пака застаёт врасплох. — Подрабатываете разнорабочими на досуге? — Блять, — глухой звук из-под стойки оповещает, что самый трудолюбивый из незваных гостей неплохо приложился головой, стукнувшись от неожиданности. — Гук, держи ровнее, дай уже доделать! — по тону голоса слышно — раздосадован обнаружением. — И вам добрый день, — откашливается Чон, театрально хватаясь за сердце, мол, напугали, но тут же возвращая руку к изделию, которое так упорно и дотошно устанавливает Мин. — Что здесь происходит? — Ким хмурится, не понимая, почему на его объекте находятся люди, которых здесь априори быть недолжно. И почему эти люди что-то творят с его драгоценным аметистовым умывальником. — Установка раковины. К вашим услугам, — не прекращает юморить Гук. Перед смертью не наржёшься — девиз храбрых и, возможно, не очень умных, а может просто слишком самоуверенных. — Я сейчас всё объясню, дайте мне две минуты, — умоляет Юнги, всё ещё частично скрытый от глаз, мечущих в него молнии. — С нетерпением жду, — Тэхён удивлённо рассматривает торчащего в интересной позе мужчину, переводя взгляд на его дружка, веселящегося непонятно с чего. — Как ваши дела? Хорошо провели…вечер? — Чонгук впивается взглядом в Кима, что выглядит непривычно растерянным, уязвимым. Кажется, даже не злится в отличие от розововолосой фурии. Обнимая себя руками, Тэ с тревогой во взгляде рассматривает комнату, боясь увидеть следы разгрома или какого-то неведомого бедствия. — Готово, — громко оповещает Юнги, и, наконец, выползает из-под инсталляции с раковиной. Чимин едва сдерживает себя, чтобы не подлететь к двум негодяям и не разодрать в кровь их наглые лица. И он абсолютно точно игнорирует, как задирается футболка Юнги, обнажая мышцы поджарого живота, когда он вылезает из своего «укрытия». — Простите за ненадлежащий вид, — Мин стирает пот с лица тыльной стороной ладони, лишь ухудшая ситуацию. — Подрабатывать разнорабочим сложновато в костюме. — Мне плевать на твой вид, — несдержанно рычит Пак. — Что ты здесь забыл? — О, то есть мне можно не отчитываться? — саркастично вздёргивает бровь Чонгук. — Отлично. — Вы оба! — рявкает Чимин. — Произошёл небольшой форс-мажор. Мы исправляли ситуацию, — спокойно отвечает Юнги. — Мне не докладывали ни о каком форс-мажоре, — хмурится Пак. — Вчера наши люди приняли доставку, всё установили. Сегодня приём готового объекта. Как вы тут оказались? — Ты только не злись, — Мин примирительно выставляет руки вперёд, делая пару шагов в сторону разъярённой фигуры с яркими волосами, что сейчас выглядят, как разряды тока, витающие вокруг. — Я попросил ваших людей ничего не говорить начальству, то есть тебе. — Что, прости, ты сделал? — ещё больше сощуривает глаза директор отдела дизайнеров. Ох, не к добру этот прищур. — Чимин, это действительно пустяки. Сейчас всё в порядке. Я просто не хотел, чтобы тебя вчера беспокоили, подумал, ты захочешь отдохнуть… Даже Тэхён и Чонгук удивлённо оборачиваются к Юнги. Щёки названного стремительно краснеют. Но, кажется, не от стыда. Любой человек с хорошим инстинктом самосохранения уже падал бы на колени и молил о пощаде, а лучше бежал, не оборачиваясь. Но, увы, таковых в комнате не оказалось. — Господин. Мин. Юнги, — голос Пака отчётливо-резкий. Интонацией выделяет каждое слово, будто рубит топором. И под лезвием отчетливо представляет голову одного конкретного мужчины. — Вы хотите сказать, что посмели отдать приказ моим людям — врать мне? Я правильно Вас понял? — Нет, Чимин, это не так, — Юнги делает ещё шаг вперёд. Тэхён и Чонгук смотрят на него, как на смертника. Ни один не вмешивается. — Напомнить Вам, господин директор шарашкиной конторы, — на этих словах брови Чона крайне быстро ползут вверх, но он сдерживается от комментариев, не горя желанием стать мишенью номер один, — что прописано в нашем с вами договоре о подобных ситуациях? Цитирую «умалчивание и сокрытие дефектов изделия»…. — Идём. Покажешь мне все пункты договора, по которым у тебя ко мне претензии, — вздыхает Мин, стремительно (и бесстрашно с точки зрения Тэхёна) приближается к разъярённому Чимину, вынуждая того пятиться назад. — Покажу. Я обязательно покажу. У меня все бумаги с собой в машине, — разворачивается Пак, вылетая из комнаты. Гордо вздёрнув подбородок, он стремительно сбегает по лестнице вниз. Сейчас он этим осталопам покажет юридическую силу, докажет свою правоту, а потом и накажет по всей строгости закона. Мысли об этом колются, злят ещё больше, но не останавливают преисполненного намерением Пак Чимина. Зато останавливает крепкая и уверенная хватка прямо у входной двери. Успевая набрать полную грудь воздуха, чтобы возмущённо заорать что-то максимально язвительно-неприятное, Чимин, увы, не успевает подготовиться к тому, что его поцелуют. Губы Юнги уже привычно-знакомо выпивают истерику. Пак ошарашен бесцеремонностью этого действия. Нет, серьёзно, сколько раз ещё будет подобное происходить? Юнги правда решил, что этот метод наиболее подходящий? Он серьёзно позволил себе совершить это снова, и дня не прошло? Шок сменяется нешуточным гневом. Ладони упираются в каменные плечи, пытаясь оттолкнуть. Зубы впиваются в наглый язык, царапают смеющиеся на эти действия губы. Чимин мычит что-то, пытаясь добиться освобождения, но его лишь держат крепче, бережнее, целуют глубже, разжигая легко поддающийся костёр желания. В какой-то момент, захваченный в плен, Пак ловит себя на том, что лишь его мозг сопротивляется происходящему, в то время как тело — нет. Умелый язык Юнги слизывает память о всех гневных речах, оставляя голову приятно пустой. Сильные руки, сжимаясь объятиями вокруг напряжённого тела, постепенно расслабляют и его. Ладони уже не упираются, не колошматят по плечам захватчика — напротив, обвивают шею, тянут ближе. Чимин сам льнёт к несокрушимому от его ударов телу. Признаёт поражение тихим стоном. К дьяволу всё. Он слишком слаб перед этим мужчиной, от чего жгуче-обидно и сладко-греховно. Но в этот раз Пак мысленно умоляет себя просто принять происходящее и собственные чувства. Насладиться поцелуем, чужой близостью, чтобы вспоминать об этом после без слёз. Лишь когда губы Юнги оставляют его в покое, он прислоняется спиной к ближайшей стене, не надеясь на то, что сможет устоять. Встречаясь взглядом с нахалом, Чимин вздыхает, отчётливо понимая, что сил бороться с притяжением действительно нет. — Прости, — без капли стыда шепчет Мин, не отходя ни на шаг. — Ты намерен теперь при каждой встрече меня целовать? — тихо, с лёгкой хрипотцой в голосе уточняет Пак. — А можно? — уголки губ ползут вверх, добивая и без того трепещущееся сердце потрясной ухмылкой. — Нельзя, Юнги, — негромкое возмущение звучит так, будто Чимин отчитывает нашкодившего кота. Игнорируя собственное желание улыбнуться в ответ, продолжает серьёзно: — И учить моих сотрудников скрывать от меня правду тоже нельзя. Им грозит не просто выговор. Штраф, вплоть до увольнения. — Всё серьёзно у вас, — констатирует очевидное Мин, но его глаза так упорно сверлят пухлые губы, что создаётся ощущение — он даже не слышал, что ему вообще сейчас сказали. — Да. Не шарашкина контора, как некоторые, — цокает язвительно Пак, снова сощуривая глаза, словно вот-вот готов кинуться на защиту чести своей компании. Юнги лишь ещё шире улыбается, поднимая взгляд выше. — Прости, я сделал это, так как был уверен, что смогу быстро исправить. Не хотел, чтобы тебя волновали по пустякам, — последнее чуть тише, не переставая сиять. Чимин закатывает глаза. Юнги и сам себя ощущает дураком, но правда не может перестать улыбаться. Разве может он скрыть счастье, которым окутан прямо сейчас? Пак не плачет, даже не дерётся. Да, журит его, как школьника, но стоит близко-близко, лижет свои покусанные, зацелованные губы. — Расскажи нормально, что произошло, — возвращается к серьёзному разговору Чимин. — При доставке вчера разбили раковину. Наши ребята в срочном порядке сделали новую, но так как работа была завершена поздно, мне пришлось с утра пораньше ехать её устанавливать. Чтобы не повторилось произошедшее, привёз сам. Чонгука взял в помощь, одному с такой вознёй сложновато, — рапортует Мин. — Это не тот уровень проблем, которые стоило скрывать от меня. — Но это и не стоило того, чтобы тебя тревожили. Чимин хотел бы бросить в это лицо, нагло улыбающееся чеширским котом, что-то кислое, как лимон. Мол, с чего вдруг Юнги решил, что его бы потревожили. Но категорически не готов обсуждать подробности произошедшего между ними вчера и свою собственную столь очевидную уязвимость. — Прекрати так вести себя, — голос строгий, но они всё ещё шепчутся, будто нахулиганившие дети. — Как? — уточняет Мин. — Так? — чеширская улыбка становится ещё шире, прежде чем он вжимается губами в сладко пахнущую шею. — Юнги! — шипит Пак, пытаясь оттолкнуть нахала. — М-м-м? — вопросительно мычит, не отрываясь от начатого. Мягкие поцелуи отзываются мурашками. Пальцы цепляются за футболку, сминая ткань, но не отталкивают. — Стой, — шепчет совсем тихо Чимин. Сам не знает — уговаривает себя или Юнги. Прикрывая глаза, тяжело сглатывает. В голове сотни мыслей несутся со скоростью света, отдаются тревогой в сердце. Почему это снова происходит? Почему даже Юнги чувствует, что он не может ему противостоять? Зачем он поддаётся этому наваждению, если знает, что останется с зияющей дырой вместо сердца после того, как отдастся этому мужчине? Зачем повторяет ошибки молодости, ошибки первой любви? От бессилия хочется плакать, хочется кричать. Но он молчит, сжимаясь весь. Им бы поговорить. Выложить все карты на стол. Вот только Чимин не готов. А Юнги больше и не предлагает. Ворошить прошлое, говорить о настоящем — логично, но ощущается чем-то вроде добровольного спуска в жерло вулкана — сгореть заживо от боли. Возможно, Пак хочет услышать правду, но гораздо больше он боится её знать. Боится, что вместо его догадок, в него выстрелят конкретным знанием — Юнги женат, они ждут ребёнка, а внезапно объявившийся в его жизни бывший — просто вспышка страсти на фоне неудовлетворённости, пока законная супруга вынашивает их детёныша. — Остановись! — уверенно, придав голосу сил, собранных с трудом. Добавляет тише: — Пожалуйста. Этого достаточно, чтобы Мин немедленно отпрянул. Как на самом деле воспринял его действия Чимин? Зная, как умеет себя накрутить этот впечатлительный, эмоциональный, ранимый человек…или умел? Возможно, всё изменилось? — Если ты думаешь, что я делаю это лишь бы позлить тебя или воспользоваться…. Но ему даже не дают договорить. — Нет. Мы не будем говорить, о чём я думаю и чего ты пытаешься добиться на самом деле. Сейчас мы будем говорить только о работе. Рассматривая вмиг серьёзного, собранного мужчину перед собой, Юнги мечтает прочесть его мысли. Он бы хотел понять, как и что ему сказать, сделать, чтобы Чимин дал возможность выразить пусть хаотичные, но откровенные мысли, чувства. Готов ли он сам к этому разговору? Может, нет. Но и сдаться, держаться на расстоянии Мин не может. Он ведь правда старался. — Я слушаю тебя, — мужественно выдёргивает себя из боли за них обоих в профессиональную тональность. Внимательно слушая профессионала своего дела — директора Пак Чимина, отчитывающего его за своевольность и расписывающего дальнейшие правила их совместной работы, Юнги испытывает одновременно гордость и жгучую тоску. Как он позволил этому человеку вычеркнуть себя из его жизни?

***

Чонгук, облокотившись на стену, наблюдает за неспешно обходящим комнату мужчиной. Ким зачарованно рассматривают каждую деталь. Останавливаясь у раковины в виде аметистовой жеоды, не может удержаться, бережно касается кромки изделия, поглаживает. — Это волшебно, — тихо признаёт Тэ. На его губах играет солнечная улыбка. — Мой любимый стиль, — негромко произносит Чонгук. Он не в силах оторвать взгляд от тонких пальцев Тэхёна, ласково касающихся аметиста. — Правда? — удивлённо поднимает на него взгляд Ким. Утвердительно кивая в ответ, Гук рассматривает искорки нежности и счастья в давно знакомых глазах. Тушуясь столь откровенного разглядывания, хозяин дома отворачивается. — Когда мы работали над созданием концепции для этого места, я не был уверен, что подобное можно воплотить в реальность. Увидев однажды в интернете невероятные эскизы мебели будто из волшебного мира, я понял, что это возможно. Мы приложили массу усилий, чтобы воплотить задумку в жизнь. Спасибо тебе за чудесную коллекцию, — оборачивается Тэ, сталкиваясь с внимательным взглядом. — За реализацию хочется поблагодарить твою компанию. На этапе отбора мебельной фабрики, мы и не знали, что лидирующая в нашем списке принадлежит тоже тебе. — Всегда пожалуйста, — серьёзно, с едва приподнятыми уголками губ. — Правильнее сказать, что она принадлежит Юнги. Именно его заслуга в том, что мои картинки возможно воплотить в реальность. Я никогда не запрещал использовать свои рисунки для производства мебели и деталей интерьера другим фирмам. Но у многих изделий есть нюансы. Их создание возможно только при наличии определённого оборудования, материалов, да и вообще какого-то сверх технического ума. Мои первые эскизы были совершенно непригодны для реализации и, если бы не Юнги, возможно, так и остались бы лишь картинками, — делится Чон. — Я рад, что ты смог воплотить свою мечту. Это место — нечто особенное для тебя? — Да, — тихо, словно открывает тайну. — Мой первый личный проект. Долгожданная возможность создать всё от и до самостоятельно, не опираясь ни на какие внешние вводные данные, не подстраиваясь ни под чей вкус и без каких-то ограничений. Всё это вызывало с одной стороны вдохновение, а с другой — растерянность изобилия. Ох, прости, я слишком много говорю, — Ким смущённо прячет лицо в ладонях. — Мне нравится слушать то, что ты рассказываешь, — без лукавства отвечает Чонгук. Он ощущает трепетное притяжение к такому мягкому в своей откровенности Тэхёну. Его гипнотизирует то ощущение тепла, счастья, что вибрациями исходит от улыбающегося мужчины. — Слишком много эмоций, — Тэ выныривает из безопасности собственных ладоней. Щёки слегка раскраснелись. Глаза сияют. Чон завороженно любуется этой картиной. — Как ты…стал… — Тэ подбирает слова, мыча задумчиво. — Из раздолбая дизайнером мебели? — с усмешкой помогает в формулировке вопроса Чон. — И не совсем обычным дизайнером, — Ким озорно щурит глаза на комментарий Гука о самом себе. — Если коротко — мои рисунки заметил один человек. И подсказал вот такой способ применения для поглотившего меня тогда занятия. Возможно, я расскажу когда-то эту историю более подробно, если тебе будет интересно, — Гук осторожно пробует уровень потепления между ними. — Мне было бы интересно послушать, — без раздумий честно отвечает Тэ. — Спасибо, — Чонгук улыбается ярко, по-мальчишески. — За что? За заказ? — непонимающе уточняет Ким. Он смешно склоняет голову в бок, выдавая искреннее недоумение. — Нет, — шире тянутся уголки губ. — За наш разговор. — Но мы уже говорили за эти дни, — напоминает Ким. — Этот был первый настоящий. Тэхён хочет спросить, что его собеседник имеет ввиду, но останавливается. Словно ощущает стену, которую сам же и установил. Он понимает, что эмоции делают его сейчас слишком откровенным. Но разум напоминает — это пройдёт, а двусмысленные диалоги и лишние подробности могут остаться в будущем сожалением. — Если тебе нравится этот стиль, почему ты не хочешь придерживаться его в концепции проекта, над которым мы работаем? — Чонгук словно улавливает желание Тэхёна снова закрыться, и предпринимает попытку удержать. Не даёт этому произойти слишком быстро. — То, что ждёт от проекта генеральный директор ограничивает нас в выборе, — уголки губ сразу опускаются, из груди вырывается тяжёлый вздох. — Атмосфера такого стиля понятна и приемлема не для всех. Это не про популярность. Здесь я бы и сам жил, — Ким с лёгкой грустью скользит взглядом по интерьеру. Размышляя некоторое время, Чон складывает руки на груди, задумчиво рассматривая что-то на потолке. — Тебе дали полное управление. Преврати объект в то, что ты действительно хочешь. Ведь это на самом деле твой проект, — уверенно предлагает Чонгук. — Мне надо время подумать, — уклончиво отвечает Тэ. — Прости, что тяну. Помню, что ты хотел быстрее пройти этот этап. — Всё в порядке. У нас достаточно времени. Просто подумай и напиши мне, когда будешь готов, — пожимает плечами Гук. — И меня не отпускает ощущение, что у тебя предвзятое мнение об этом объекте. Прости, если это не так. Вместо ожидаемого нападения, отрицания, даже раздражения, Тэхён отвечает неподдельной задумчивостью. Эта мысль заставляет его пересмотреть некоторые свои мысли. Но делиться ими он не намерен. Не с Чонгуком. — Я благодарю тебя за активное участие, — отвечает спустя некоторое время молчания. — Тем не менее концепцию будет разрабатывать Чимин и его сотрудники. Надеюсь, ты понимаешь. — Да, вполне, — кивает Чон. — Мне пора возвращаться в офис, — давит короткий вздох грусти Ким. — Много работы. — Да. Мне тоже надо вернуться к основной работе. По крайней мере, я понял, что установка созданных по моим эскизам изделий — не моя сильная сторона, — с усмешкой констатирует Чонгук. Они улыбаются друг другу. На минуту кажется, что время изменилось. Между ними что-то изменилось. Тэхён понимает, что замер и едва дышит, поглощённый разглядыванием мерцаний в тёмном обсидиане чужих, но таких знакомых глаз. Когда-то, он считал глаза Чонгука необыкновенно красивыми. — Счастливо! — бросает Ким торопливо. Спешно разворачивается, едва не врезаясь в стоящую здесь же напольную вазу, огибает её. — Тэ! — окликает его Чон. Будто они снова в прошлом, Тэхён спешит домой, а Чонгук провожает его и забыл что-то спросить. Эти мысли заставляют сердце биться быстрее и испытывать тревогу. — Да? — уже у лестницы вниз. Как же тяжело обернуться. Страшно. Вдруг и правда оказались в прошлом. И тогда не было этих лет работы над собой, не было мучительного процесса заживления глубоких ран, оставшихся после того, как собрал себя из осколков. Совершенно нет желания проходить всё заново. — Это твой проект. Ты имеешь право сделать его таким, каким хочешь. Ты имеешь право полюбить его так же сильно, как этот. Глубина мыслей, которые транслирует Чон настолько непривычна, что Тэхён оборачивается. Застывает, не стесняясь приоткрытого удивлением рта. Вглядывается судорожно в тот самый обсидиановый омут, затягивающий стремительно, неумолимо. Молча кивая, он прилагает усилия, чтобы оторвать взгляд от нового Чонгука и сбежать.