Music: xylø — afterlife
Застыв с пиджаком в руках, Пак не дышит. Ошарашенно смотрит широко раскрытыми глазами на вошедшего мужчину. Слёзы по инерции стекают по раскрасневшимся щекам. Мин, открыв рот, смотрит не на вещь, которую устал искать. На Чимина. На своего ласкового котёнка, вне сомнений, пойманного с поличным. Перед глазами рябит, выталкивая сознание в стремительно проносящиеся кинолентой кадры прошлого. Чимин юный, неопытный, родной в его вещах. Встречает Юнги с работы, а на нём лишь футболка старшего. Дурачится, примеряя его олимпийку, смеётся, пока не пойман крепкими объятиями. Холодный кончик носа, утыкающийся в шею, и сладкое признание: «Юнги-я, мне так нравится, как ты пахнешь. Нравится, как пахнет мой парень». И какое же наслаждение Юнги испытывал, чувствуя, как его вещи пахнут его мальчиком. Как его котёнок пахнет им самим. Хвалёное самообладание осыпается. Вихрь чувств больше ничем не сдержан, толкает Юнги к испуганно замершему розововолосому совершенству. Голодным зверем набрасываясь на застигнутого врасплох, Мин сжимает стальным захватом, не давая шанса на побег. Губы врезаются так же стремительно, как всё его тело. Требовательно берут в плен, истязают мучительно нежно. Всхлипывая в поцелуй, Пак предпринимает вялую попытку сопротивления. Упирается руками, в которых так и зажат чёртов пиджак, пытаясь оттолкнуть. Но его лишь крепче стискивают, углубляя поцелуй. Он сдаётся. Его можно понять, вероятно. Но поймёт ли он сам себя? Оправдает потом? Эти мысли мечутся в сознании, но быстро тонут в нарастающем возбуждении. Никто не умеет целовать его так. Ничьи губы не подходят ему настолько идеально. Ни один мужчина за прошедшие года не дарил ему столь сильную лавину удовольствия, как Мин, чёрт бы его побрал, Юнги. Цепляясь дрожащими пальцами за крепкие плечи, Пак льнёт ближе, вздрагивая от глухого рычания в ответ. Едва сдерживая стон, царапает свою первую любовь, прося о большем. Ладони Юнги немедля скользят ниже, обхватывают упругие ягодицы. На его действия реагируют укусом, и он жмёт сильнее. Воздух в лёгких заканчивается, но оторваться друг от друга не могут. Они боятся разъединить губы, боятся остановиться. Ни один из них не знает, как отреагирует второй, дай им возможность вдохнуть, ощутить, что это не сон. Чужой громкий смех, раздающийся неподалёку, вынуждает отпрянуть. Мин оборачивается, пытаясь быстро оценить, насколько близко от них непрошенные свидетели. Они ещё вне поле зрения, но незнакомцы приближаются. — Сюда, — тянет Пака за собой, не отпуская, опасаясь, что тот немедленно воспользуется этим и удерёт. Или, что хуже, обернёт происходящее в очередной виток истерики, обвинит Юнги. Мин и без того чувствует себя виноватым, но не готов остановиться. Подталкивает к неприметному углублению, которое не так давно измеряли вдвоём, определяя подо что больше подходит эта неуместная на первый взгляд конструкция. Бережно прижимая Чимина спиной к стене, Юнги блокирует проход своей рукой. Он нависает, старается не давить ни телом, ни взглядом. Они оба прислушиваются к приближающимся голосам. Взгляды прикованы друг к другу. Молча пытаются рассмотреть в глазах напротив мысли о произошедшем секундами ранее. Тяжело дышат, жадно вбирают воздух, которого не хватало. Когда шаги слышны очень близко, Юнги оборачивается, готов прикрыть собой Чимина, если надо проявить агрессию и прогнать помешавших незапланированному уединению. Рассматривая профиль бывшего парня, Пак невольно улыбается. Память услужливо преподносит картинки прошлого, когда так же прятались в каком-то переулке от случайных прохожих. Страсть настигала их внезапно в самом начале отношений. Они голодно накидывались друг на друга, не в силах терпеть до дома. Волнение быть пойманными будоражило и без того горячую кровь. Не отдавая себе до конца отчёт, что делает, Чимин склоняется к манящей близостью шее. Кончик носа медленно ведёт дорожку вверх до самого подбородка. Едва слышно втягивая воздух, наслаждается насыщенным ароматом, от которого подгибаются колени. Слегка отклоняясь, он видит выступающие на коже Юнги мурашки. Вскидывает взгляд вверх, сталкиваясь с темнеющим, изголодавшимся по нему. Никто и ничто не смог бы заставить сейчас Юнги оторвать взгляд от мужчины перед ним. Он видит в глазах своего сладкого котёнка тот же пожар, которым и сам горит изнутри. Всё внимание на себя забирает кончик языка, медленно лижущий укус на пухлых губах, поставленный им же самим минутами ранее. Юнги тонет. Его крепкое тело вжимает в грязную стену несопротивляющегося мужчину. Обострённый слух улавливает отдаляющиеся в обратном направлении голоса и шаги, что ощущается свободой действий. Цепляет пальцами подбородок, задирая вверх, рассматривает дотошно, пристально, впитывая в себя малейшие изменения. Как же он скучал по этому обворожительному человеку. По родинке на его изящной шее. Склоняется, чтобы коснуться её осторожным поцелуем. По мягким губам, вкус которых неповторим. Нежно обводит их контур большим пальцем. По милому носику и тому, как Пак его морщит, когда недоволен. Прикасается нос к носу, нежно ведя из стороны в сторону. По его искрящимся эмоциями глазам. Целует, мягко вбирая стекающую слезу. По каждому миллиметру его кожи, по всей широте его израненной души. По нему. Только по нему. Мин целует мягко, но их обоих простреливает насквозь болью. Они это чувствуют, не выражая словами. Забывают дышать, немыми рыбами открывают рты, прежде чем снова слиться поцелуями. Сталкиваются зубами, покусывают друг друга. Целуются хаотично и рвано, то и дело отстраняясь. Рассматривают каждую эмоцию, безмолвно спрашивают «сбежишь?», «а теперь?». Не могут. Пиджак падает к их ногам. Руки взаимно сплетаются вокруг друг друга. Магнитятся, жмутся телами. Чувствуют обоюдное возбуждение, но игнорируют его. Голод, который не скрыть, сочится в каждом прикосновении. Не могут собраться с мыслями, чтобы подумать, как дальше, куда, да и надо ли. Нарастающую панику от необходимости принимать решение, обрывает звонок. Громкость мелодии и гул вибрации по бетонному полу отрывает их друг от друга. Юнги с ненавистью смотрит вниз, на собственную вещь. — Это мой, — голос ужасно хрипит. Опускаясь вниз на корточки, чтобы достать мобильный из пиджака, Мин скользит ладонью по телу Чимина. Не может разорвать контакт до конца. Взгляд невольно останавливается в области недвусмысленно выпирающей ширинки. Гулко сглатывая, он лижет губы, ощущая, как Пак дрожит под его ладонью, замершей близко к сосредоточению возбуждения. Несдержанно скользя чуть ближе, Мин едва не стонет от разочарования, когда звонок повторяется, привлекая его внимание. — Блять, — не скрывает отчаяния. Пальцы подрагивают, когда он пытается выудить источник звука. Он катастрофически не хочет отрываться от исследования вожделенного тела. — Да, — рявкает в трубку. Слюна скапливается от потребности грязно провести языком по выпуклости перед его глазами. Чёрт возьми, похоть так сильно скручивает его тело и разум, что он едва может думать о чём-то другом. — Это срочно? Чимин дышит урывками, пытаясь вернуть самообладание. Хочется закрыть веки, довести борьбу с собой до единственно верного решения — остановить происходящее. Но взгляд прикован к Юнги, который, сидя перед ним, медленно поглаживает его бедро, испепеляя глазами очевидное возбуждение. Господи, почему это так развратно и так желанно? По телу растекается новая волна жара, вынуждая головку текущего члена дёрнуться. Тяжёлый взгляд резко взмывает вверх, упираясь в распахнутые то ли стыдом, то ли порабощающим вожделением глаза. — Я перезвоню, — Мин сбрасывает звонок, не слушая продолжающего говорить собеседника. Слизывая с губ все запреты, Юнги наклоняется, вжимаясь губами в натянутую ткань. — Чёрт, — стонет высоко Пак. Он закрывает рот ладонью, не надеясь на собственный разум. Свободной рукой, справляясь с дрожью, он цепляется за мужчину у его ног, пытаясь оттолкнуть. Они не могут. Так нельзя. Что они делают… Губы Юнги обхватывают выпирающий сквозь брюки член, сводя с ума. Он выпускает зубы, легонько прикусывая. Пак закатывает глаза от прошивающего всё тело удовольствия. Ноги больше не держат. Крепкие руки Мина подхватывают его под бёдра. Греховный язык скользит выше. Вылизывает и выцеловывает, игнорируя препятствие в виде одежды. Влажное пятно на брюках увеличивается. Сжимаясь, Пак ощущает, как его накрывают предоргазменные судороги, как близко он к финалу. — Остановись, — он плачет от избытка эмоций, сотрясаясь всем телом. — Юнги, остановись! Это слишком. Всё происходящее слишком. Отчаяние и мольба в голосе вызывают мгновенную реакцию. Замирая, Мин поднимает взгляд вверх. Тяжело дыша, он пытается вернуть себе контроль. Поднимается, крепко, бережно прижимает к себе плачущего мужчину. Что он наделал? — Поехали… — Юнги хочет озвучить «ко мне», но боится, что эти слова будут как удар, — вместе. Куда скажешь. — Нет, — тихо, едва выговаривая. — Мы не должны. Жмуря глаза, Мин давит злость. На ситуацию, на понимание этого «не должны». Он правда понимает. — Просто поговорим, — просит, нежно гладит спину, вздрагивающую до сих пор от пережитых ощущений. — Нет, — повторяет категоричный ответ Чимин. — Нет. Юнги не давит. Он чувствует, что если сейчас настоит, потеряет то хрупкое, едва заметное, что возродил сегодня. Его котёнок не сбежал от него. Это достижение. — Ты всё-таки покрасил свои волосы в розовый. Как и хотел, — меняет тему, успокаивая. Он ласково пропускает яркие пряди между пальцами. В голосе слышно грусть сквозь улыбку. — Да, — отстраняется Пак. — Надеюсь, ты тоже добился всего, что хотел. Лишь несколько секунд они позволяют себе снова открыто посмотреть в глаза друг друга. Не пряча боль, хлещущие эмоции, запретные желания и всё отчаяние от понимания, почему нельзя. — Мне пора, — Чимин делает шаг в сторону, увеличивая дистанцию. — Будь … — начинает Юнги. — Осторожен за рулём? — перебивает Пак. — Снова будешь проявлять заботу? — Всегда, — уверенно отвечает Мин. — Идём, я провожу тебя до машины. — Не надо, я сам. — Здесь ещё остались строители. Я не хочу, чтобы они…смотрели на тебя, — хмурится Юнги. Пак закатывает глаза. Юнги поднимает с пола пиджак, отряхивает. — Возьми. На вопросительный взгляд кивает, обращая внимание на брюки, точнее на ширинку. Чимин чертыхается и выхватывает одежду из рук мужчины. Перекидывает через руку, прикрывая следы их страсти. — С возрастом либидо вроде притупляется, — Пак не удерживается от язвительного комментария, пока они двигаются в сторону выхода. — Рядом с тобой сложно помнить про возраст. Да и либидо зашкаливает, как у подростка, — усмехается Мин, не обижаясь. Добавляет тихо: — Впрочем, с тобой так было всегда. Они молча идут до авто. На парковке осталось лишь несколько транспортных средств, все разъехались. Нервно смахивая чёлку, Пак открывает водительскую дверцу своего Porshe и протягивает пиджак владельцу. — До встречи, — прощается тепло Юнги, давая понять, что не будет снова просить о разговоре, о продлении времени наедине. Чимин лишь кивает в ответ, кидая последний взгляд на бывшего парня. Юнги чертовски привлекательный мужчина. Повезло с ним…супруге. Лишь выезжая за пределы территории объекта, он замечает в зеркале своё отражение. Раскрасневшиеся щёки. Спутанные волосы. Грязь стройки на одежде и кое-где на коже. — Охуенно, — вздыхает Пак. — Выгляжу, будто валялся в грязи. Но ощущает он себя не грязным, а хорошенько оттраханным. От воспоминаний того, что вытворял с ним Мин, тяжелеет в паху. Стон срывается с искусанных губ. Прибавляет газу, чтобы быстрее добраться домой. Чем дальше он отъезжает от объекта, тем больше шансов побороть искушение развернуться и наброситься на своё сумасшествие.***
Чонгук задумчиво рассматривает бетонный пол, что тщательно убран, но всё равно пестрит отпечатками рабочей атмосферы. Нестираемые пятна, как и в его памяти. Чёрт возьми, он столько лет работал над собой. И снова ловит себя на ощущении, что крошится по швам. — Что случилось? — Юнги выглядит запыхавшимся и слегка растрёпанным. — Никакой катастрофы. Я бы и сам мог справиться. Почему ты здесь? — удивлённо рассматривает его Чон. — Мне звонили по доставке. Так и не понял из-за истеричных воплей, что конкретно случилось? — хмурится Мин. — Они разбили раковину, — Гук отвечает спокойно. Не чета той реакции, когда подобное произошло с ними впервые. — Ту, что в виде аметистовый жеоды? — уточняет Юнги. — Да. Я уже дал ребятам задание на производство новой. Сейчас иду к Чжиён, чтобы она прозвонила заказчику, предупредила о задержке. — Не надо никого предупреждать, — останавливает жестом руки Мин. — Это форс-мажор. Думаешь, заказчик может воспринять эту ситуацию конфликтно? — Гук устало потирает шею. Он ненавидит решать подобные вопросы и, если не Юнги, вряд ли бы решился открывать фирму в одиночку. — Заказчик — Чимин, — голос хриплый и тихий. Сложно представить, как общаться по рабочим вопросам после всего, что произошло менее часа назад. — По этому поводу он и приезжал тогда? — уточняет, догадываясь, Чонгук. — Да, — кивает товарищ, зарываясь пятернёй в волосы. Прикрывая глаза, Юнги мечтает о чистом виски со льдом и новой пачке сигарет. Как же он устал. — Я сорвался, — признаёт настолько отчаянно, что мурашки по коже от степени боли, которую даже не скрывает. — Снова поцеловал? — с осторожностью предполагает Гук. Хотел бы помочь, да сам на грани. — Я зашёл дальше, — глухой стук затылком о стену. — Если из-за этого Чимин снова отгородится от меня…я себе не прощу. — Мне стоит спрашивать, что именно произошло между вами? — Чон чувствует себя паршиво, но бодрится голосом, чтобы поддержать друга. Мин отрицательно мотает головой. — Ты сам-то как? Справился с эмоциями? — Юнги открывает, наконец, глаза. Взгляд потерянный. — Уезжал явно не в духе. — Дай закурить, — вместо ответа просит Чонгук. — Ты же бросил, — напоминает Мин, но тянется за пачкой сигарет. Они оба выходят из цеха, чтобы затянуться сигаретным дымом, помолчать каждый о своём, принять факт обоюдного поражения. — Езжай домой. Отдохни. День выдался сложным, — Юнги стряхивает пепельный нарост в урну, снова поднося окурок к губам. — Сам разберусь с заказом, помогу ребятам. Сделаем замену быстро. Отзвоню в службу доставки и тем, кто должен был принимать, чтобы замяли вопрос, не дёргали Чимина. — Уверен? Могу остаться помочь, — выдыхает густой пар в сторону Чон. Непривычно ощущать давно забытый вкус на языке. В голове невольно мысль: почему вкус Тэхёна не забыт, а вкус сигаретного яда притупился? Оба вызывают зависимость. — Уверен. — Тогда поеду займусь набросками концепции, — Гук снова затягивается. Глубоко, сильно. Чтобы вытравить из себя жажду быть на месте Арчибальда сегодня. Хотя бы один чёртов день.***
— Я не продержался и дня. Сорвался, стоило его увидеть. И падал в пропасть неконтролируемых эмоций каждый раз при встрече. После всего, что между нами было, почему я не смог просто забыть его? Я ненормальный, — Чимин раскачивается вперёд-назад, сжался весь. На нём всё та же одежда, и он до сих пор не принял душ. — Но почему не сдержался ты? — Тэхён слушал молча всю историю, не встревал, даже когда хотелось. А теперь смотрит, как близкий человек рушится, и безумно хочет помочь. — Оба раза тебя поцеловал первым Юнги! — Я его не оттолкнул, — головой мотает из стороны в сторону, словно отказывается от оправданий, от протянутой руки помощи, от очевидной правды. — И всё же сорвался он. Не ты, — настойчиво пытается достучаться Ким. Его руки тянутся обнять, прижать, утешить. — Хочешь сказать, если бы тебя поцеловал Чонгук… — резко поднимает голову на друга Пак. Глаза заплаканные. Ощетинился весь. — Нет, — резко обрывает Ким. Руки опускаются, так и не обняв. Губы поджимаются. — Мы не будем об этом говорить. Этого не произойдёт. Я не позволю. — Об этом я и пытаюсь сказать, — шепчет Чимин. — Ты не позволишь. А я позволил. — Родной, — голос пропитан теплом безусловной любви, какой не все умеют одаривать, — ты забываешь, что вы с Юнги были в отношениях, вы любили друг друга. То, что было между мной и Чонгуком… — Ты ведь любил его, — перебивает Пак. — Возможно. Или мне так казалось, — отворачивается Тэхён, не выдерживая пронзительного болезненного взгляда. — Но он меня точно нет. — Тогда зачем он так ведёт себя теперь? Он настойчив в отношении тебя, — хмурится Чимин. — Потому что он нарцисс. Самоуверенный нарцисс, — с насмешкой произносит Ким. Он встаёт, подходит к окну, разглядывает город, распростёртый у его ног. В руках неизменная никотиновая игрушка. — Задета проклятая гордость. Он ведь надеялся, что я страдаю по нему все эти годы. Что, завидев его, кинусь в объятия или побегу добиваться. Не знаю, что он там себе возомнил! Это не имеет ничего общего с чувствами, пойми! — Ты правда так считаешь? — Пак утирает слёзы рукавом, устало откидывается на спину прямиком на пол и смотрит в потолок. — Абсолютно. У меня было достаточно времени, чтобы разобраться с этим, — выдыхает густой сладкий пар Ким. — В этом всё дело, Тэ. Тебе хватило этого времени. Ты непреклонен. Но что творю я? Когда мы расстались с Юнги, это едва не убило меня. Кому, как не тебе знать? — он поворачивает голову в сторону друга. По глазам видит, что напоминать не надо — ничего не забыто. — Тогда почему сейчас, спустя столько лет, я просто не скажу ему прекратить? Почему не могу быть равнодушным в отношении него? И почему не могу остановить… Щёки заливает румянец. Чимин снова отворачивается и прикрывает глаза. Внизу живота сладко ноет от мимолётного воспоминания случившегося сегодня разврата. — Твои чувства — не слабость. Ты не слабый, Чи, — мягко, но уверенно говорит Ким. — Просто твоя любовь гораздо сильнее и искреннее, чем была моя. Не сравнивай. Ни с кем себя и свои чувства не сравнивай. Ты ответил на поцелуй мужчины, в которого был влюблён. Влюблён ли ты в него сейчас? Вы не знаете друг друга теперь. Но жива память о тех чувствах. Он был твоей первой любовью. Вы были вместе. Вы строили планы. Это сложно забыть даже спустя столько лет. Ты не должен винить себя, родной. Но тебе стоит разобраться, надо ли тебе продолжение этого? И если да, то с какой целью. Потому что иначе это снова причинит тебе боль. Я буду рядом, чтобы помочь, но я не смогу защитить тебя. Понимаешь? Молча кивая, Пак лишь плотнее сжимает веки и губы. Чтобы перестали течь слёзы. Чтобы не вырвалось ни звука отчаяния. Он отчётливо ощущает, что не может отказаться от крошечных мгновений страсти с Юнги. Пока что. Но сможет ли он потом восстановить себя, когда Юнги уйдёт снова? Из руин возродиться фениксом опять? Чувствуя себя слабым, беспомощным, Чимин, не разлепляя губ, просит своего ангела-хранителя помочь, подсказать верный выбор, дать сил справиться с этим наваждением. Ведь в самые тёмные дни, в минуты отчаяния, мы умоляем то, что всегда сильнее нас — неизвестное, недоказанное, то, в чём можем скептически сомневаться в другое время, — спасти.