Music: Lewis Capaldi — Someone You Loved
Тэхён давно не был в родительском доме. Даже стыдно. Постоянно работа. В редкие выходные хочется отдохнуть и набраться сил для нового рывка, а не отчитываться, как в кабинете генерального. И всё же, стоило бы приезжать почаще. Слизывая с губ нервозность, не спешит выйти из такси. Просит подождать, собирается с духом. Рассматривает виднеющиеся из-за высокого ограждения стены особняка. В США ему нравились районы без громоздких заборов, без глухих стен между людьми. Считается, это страна свободы. Многие рвутся туда, чтобы ощутить малодосягаемое чувство. Для него Америка стала временным приютом от боли. Он мог быть там кем угодно — никто не знал его. Но всё равно тянулся домой. Тосковал, скучал, даже зная, что на Родине не примут его ориентацию, не перестанут требовать невозможного в работе. Ким-младший довольно быстро понял: всё у него в голове. Находясь хоть в Штатах, хоть на краю Земли, ощущал бы давление одной простой истины — не сможет стать ребёнком, которым гордятся, любят без условий и ценят даже малейшие достижения. Избавление от этого груза зависело от него самого, не от местонахождения. Говорят, есть родители, которые любят не за что-то, а просто так. Тэхён свято верил: так бывает. Не у него. Пусть. Он своих любит так сильно, что порой это душит. И сейчас сжимает спазмом горло, трясёт от ужаса предстоящего диалога. Благодарит за ожидание, щедро оплачивая простой. Машина отъезжает, оставляя одного взрослого мужчину — маленького мальчика — наедине со своими страхами. Оглядываясь, Тэхён шумно выдыхает тревогу. Невольно мелькает мысль, что район не сильно изменился с тех пор, как он был школьником. Взгляд застывает на том месте, где обычно высаживал Чонгук. Перед глазами мираж — мотоцикл, его неизменный водитель, сногсшибательная ухмылка и тёплый взгляд. Добрый. Дружеский. Первая любовь. Первая ошибка, повлекшая за собой столько выборов… неверных? Поднимая глаза к небу, смаргивает слёзы. Внутри мясорубка сомнений и плохое предчувствие. Могло бы всё сложиться иначе, справься он с чувствами к Чонгуку в школьные годы? Не сбегая в Америку, не выбирая такой сложный путь — жить вдали от дома, семьи, смог бы вырасти достойным сыном, гордился бы им отец? Было бы в его жизни больше поддержки? Вряд ли. Понимает и всё равно судорожно ищет момент, когда всё пошло не так. Когда было принято решение, которое в итоге привело к краю обрыва? С новым вздохом, отметая лишнюю лирику, сжимает руки в кулаки и идёт вперёд. Ключей от родительского дома нет. Звонок. Пару минут выровнять дыхание и скрыть дрожь в голосе, пока откроют, пройдёт по мощёной декоративным камнем дорожке к распахнутой прислугой двери. — Отец, — Ким-младший склоняется в глубоком уважительном поклоне. — Мама, — оборачивается к женщине, выходящей из соседней комнаты. — Сынок, давно не приезжал, — мать плывущей походкой приближается к мужу, присаживается рядом с ним на диван. Тэхён мечтает, чтобы она обняла его, но сентиментальность не приветствуется в его семье. Загадка, как в столь сдержанно-холодной обстановке вырос такой нежный ребёнок. Разница между ними причиняет боль, вынуждая закусить нижнюю губу, почувствовать пропасть с людьми, что самые родные в целом мире. Будто вернулся в свои пять: родители просят рассказать о достижениях в саду, где дети партнёров и конкурентов, а он не знает, что ответить. Играл один, собирал интересный пазл? Отец подожмёт губы. Мать вздохнёт. Глава семьи кивком головы просит всех удалиться из комнаты. Стоит дверям закрыться, отрезая их от любопытных слуг, задаёт самый главный вопрос. — Есть новости? Зачем откладывать, зачем тянуть время и делать вид, будто интересно, как прошли дни, что не виделись. «Как живёшь, сынок?», — никогда не спросит отец. Всегда только отчёты. Снова. Снова. Снова. В подростковом возрасте Тэхён взбунтовался. Грубо спросил, почему нельзя просто поговорить? Почему надо сразу пытать о баллах, достижениях, результатах тестов? Почему нельзя спросить, как дела? Ответ отца запомнился навсегда: «Твои дела, настроение, твоя жизнь и происходящие в ней события напрямую зависят от результатов труда. Не трачу зря время. Ни моё, ни твоё. Если у тебя успехи в учёбе — обсудим, что поможет достичь большего. Если плохие отметки — неси ответственность. Моя задача, как родителя — заботиться о твоей выживаемости. Люди — животные. Их основная сила, вместо когтей и зубов — интеллект. Здоровье и спорт важны, но помимо тела крепким должен быть дух. Карабкайся в гору, Тэхён. Не отвлекайся на ерунду, чтобы не сорваться и не разбиться насмерть. Достигнешь вершины — буду ждать тебя там и смотреть с гордостью». Вершина давно уже кажется совершенно недостижимой. Ким-младший родился слишком слабым, чтобы заслужить гордость отца. Потому сразу к делу, как учили. Без лишних расшаркиваний прямиком к результатам. О том, что сорвался в пропасть. Сцепляет руки в замок до белеющих костяшек. Не может смотреть на родителей — только вниз, в зияющую пустоту, куда летит. — Смит больше не будет инвестировать в наши проекты и хочет забрать деньги, как только будет возможность вывести их со счетов. — По-твоему это решение? — Ким-старший свирепеет в секунду. Тон голоса ледяной, как и взгляд, примораживающий к полу. — Отец… — решается поднять взгляд. — Сколько раз говорить: во время работы я — твой генеральный директор! — рявкает Дэниел. — Прошу прощения, — глаза снова вниз. Поклон на девяносто градусов. Внутри всё сжимается. «Держись, ожидал подобного, истерить будешь потом, когда уйдёшь». — Виноват. Но у меня есть два потенциальных инвестора, они готовы к переговорам. Надо лишь назначить даты. — Нет. Озвучь причину, с чего вдруг Смит решил разорвать с нами сотрудничество? — не справляясь с бурлящей яростью, Дэниел вскакивает с места, прохаживается к столу, берёт сигару. — Причинами такого решения… — гулко сглатывает, холодеет весь. Как же сильно трясёт. Надо было выпить, прежде чем приехать, — стало личное, — хрипло завершает бессмысленное оправдание. — Личное? Вы что, не можете нормально поговорить, как два мужика? — громкий хлопок по столу. Едкий запах горького табака заполняет пространство. Нерадивый сын молчит. Мечтает, чтобы пол под ногами провалился, уничтожая испытываемый стыд вместе с его трясущимся телом. — Отправил тебя в Америку, чтобы ты научился вести бизнес, завязал полезные связи и окупил траты партнёрством с достойными людьми. Эту речь Тэхён может процитировать наизусть. Именно часто повторяемые родителем слова возвращают решительность. Когда потерялся в городе и натыкаешься на знакомое — успокаиваешься, даже если ещё не нашёл дорогу обратно. Узнавание — сигнал для психики «мы здесь уже были, найдём выход». — Деньги, потраченные на твоё обучение и проживание заграницей, могли бы спасти наш бизнес. Я вложил их в тебя! Теперь даже не можешь объяснить, какого чёрта твой друг разрушает столь ценное для меня, твоего отца? — продолжает Дэниел. — Пап… — тихий вздох. Крепче сжатые руки. Жестокость родителя — проявление заботы. Он боится потерять всё. Тэхён виноват перед ним. — Знаешь, сколько уходило на твоё достойное содержание во время учёбы? Само обучение? — Знаю, — кивает Ким-младший. — Как вернуть эти деньги, если ты не способен даже удержать инвестора? — зло смотрит Дэниел. Его сын всегда боялся этого взгляда, что злило ещё больше. Мужчина должен стойко выдерживать удары судьбы и гнев родителя. Оправданный гнев. — В бизнесе надо уметь поддерживать связи. И если друг решил поругаться, разберись, не вмешивая работу! Ваши личные дела не должны вредить делу! — всё громче кричит прописные истины, что никак не помогут в сложившейся ситуации. — Он не друг, — тихо произносит Тэхён, поднимая взгляд на отца. Набирает побольше воздуха в лёгкие, готовится к боли. Непереносимой. Рано или поздно это должно было произойти. — Что? — непонимающе смотрит на него Дэниел. Его сын не понимает: упорство здесь глупо и бессмысленно? — Разругался — помирись! Ты в своём уме — рисковать бизнесом из-за обид? На коленях моли о прощении и налаживай отношения ради дела! — Арчибальд не мой друг. Он мой любовник. Был. Теперь бросил меня и хочет забрать свои деньги, потому что я ему больше не нужен. Звук разбитой чашки привлекает внимание. Мать прикладывает трясущуюся ладонь к губам. Сигара забыто тлеет меж пальцев отца. Впервые Тэхён видит их такими потрясёнными. — Что ты сейчас сказал? — хрипит Ким-старший. Хочется рассмотреть всю степень ненависти и отвращения в глазах родителей, чтобы не питать иллюзий. Мешает пелена предательских слёз. — Да, вы всё верно услышали. Мы с Арчибальдом встречались. Восемь лет, — внутри холод, пустота. Ни боли, ни страха. Обморожение. Безжалостно скалится пасть пропасти, в которую сорвался, как и прогнозировал когда-то отец. — Но господин Смит ведь женат? — шепчет мать. Будто сейчас это имеет значение. — Всё верно, мам. Я — гей. Встречался с женатым мужчиной старше меня на двадцать лет, — онемевшими губами. Может, не стоило так? Может, надо было как-то смягчить? Да какой смысл? Много думал, представлял, что признается, моделировал ситуации, реакции родителей. В какой-то момент осознал: понимания и принятия с их стороны ждать не стоит. Они никогда не примут его ориентацию, его выбор, его не мужественность. — Давно надо было сказать. Не решался. Простите меня. Отец, прости. Я виноват перед тобой, — опускается на колени, склонив голову. — Обещаю, сделаю всё возможное, чтобы перекрыть текущие потери новыми инвестициями. Готов понести любое наказание… — Уходи. Металлическим голосом, смертельно ранящим. Пуля. Одно слово. Один выстрел. — Что? — поднимает голову, слепо глядя на отца. В груди кровоточит. Онемение проходит. Боль накрывает. — Пошёл вон отсюда, — ни капли сожаления. — Дэниел, — плачет мать, цепляясь за руку мужа. — Я отправлял тебя в Америку учиться. А ты… — тон презрительный. Взгляд — не просто разочарование, унижение. — Как ты мог? Спать с этим… — договорить не может. Кривит лицо. — Отец, прости! Умоляю, — складывает руки в молитвенном жесте, тянется к родителю. — Дэниел, он же наш сын, — рыдает мама. На ребёнка не смотрит. Не может. — Ты мне больше не сын. Приговор озвучен. В комнате слышно лишь тихий вой матери. Главе семьи не перечит. Согласна с ним? Дэниел отворачивается, берёт что-то со стола и выходит из комнаты. Вздрогнув от громкого хлопка, позор семьи поднимает взгляд на маму. Она никогда не баловала нежностью, но сейчас хотя бы слово, взгляд. «Просто дай понять, что я всё ещё твой сын. Что не дашь отцу убить меня». Тэхён плачет беззвучно. Не позволяет себе окончательно разрушиться. Для него не нашлось ни слова, ни взгляда. Ничего. Медленно поднимаясь с колен, шепчет хрипло: — Прости. Прости меня, мам… Спотыкаясь, торопится уйти. Шатает и мутит. Мечется в поисках выхода, словно забыв, где находится. Дверь закрывается, оставляя за высоким забором то, что когда-то было домом, тех, кто был семьёй. Идёт не глядя, лишь бы подальше. Жаль расстояние не поможет стереть из памяти сказанное отцом. Ноги заплетаются. «Ты мне больше не сын». Успевает добежать до ближайшей мусорки, прежде чем его выворачивает. Откашливается, садясь прямо на асфальт. Плевать, на всё так плевать теперь. Телефон едва не выпадает из трясущихся рук. — Чимин, пожалуйста, ты мне нужен. Я умру один. Совершенно один. У меня больше никого нет… — Тэ? Где ты? Что случилось?***
Music: Evanescence — My Immortal
Пак смотрит с тревогой на опухшего от слёз друга, беспокойно уснувшего, прижавшись к нему. Поглаживает взъерошенные волосы, расслабляет переполненную нерадостными мыслями голову. То, что смог рассказать ему Тэхён сквозь истерику — ужасно. Сложно представить, как помочь родному человеку справиться. Могли ли они, будучи совсем ещё детьми, школьниками, предвидеть в начале дружбы: их жизни будут связаны на годы вперёд, их судьбы соединятся непоколебимой поддержкой? На первый взгляд разные, но так похожи. Зная, как ощущается нелюбовь со стороны семьи, Пак с годами усвоил: придёт время и притихнет, сгладится боль ненужности и обида на жизнь, лишённую с рождения тепла матери. Притупятся, как после обезболивающего. Не пройдут до конца, будут напоминать о себе неожиданно, портить настроение, ныть застарелыми ранами, толкать на безрассудства. И всё же постепенно достигнут состояния «не смертельно». Пока Тэхён будет проходить каждый круг этого ада, Чимин будет рядом. Что бы ни происходило. Как бы тяжело не было. Будет держать за руку, обнимать, гладить. Длеать всё, что должен в тёмные периоды самый близкий человек. И раз для них таковыми не стали родители, останутся один для другого. Спасибо, судьба, Боги, Вселенная или кто там наверху всем заведует? Спасибо, что пересекли их жизненные пути, что подарили возможность найти друг друга. За Тэхёна болит сердце. Свои приглушённые схожие чувства скулят тихо-тихо. У Чимина была почти неделя, чтобы все их вытащить, признать, перебрать, как ненужный хлам. Поностальгировать. Прореветься. Облегчить ношу. Это может помочь и другу, он знает. Как и знает, что терять, обладая, — больнее, чем терять, даже не понимая до конца чего был лишён. Потому не тешит себя иллюзией, что Ким быстро придёт в себя. Что будет теперь? Целует бледную щёку. Укрывает пледом. Отходит, чтобы заварить чай. Сейчас бы чего покрепче, да от алкоголя мутит. Вливал в Тэхёна чистый виски, чтобы успокоить истерику. Теперь пытается прийти в себя и заняться решением вопросов. На одном плече — друг, на другом — ворох проблем, которые вот-вот обрушатся с новой силой. Неизбежность этого давит. От тяжёлых размышлений отвлекает вибрация телефона. Задумавшись, даже не смотрит на экран, спешит ответить, чтобы не разбудить спящего. — Слушаю, — тихо, почти шёпотом, отходя как можно дальше. — Пожалуйста, не клади трубку, — голос Юнги встревоженно-хриплый. Пак молчит. Сжимает мобильник. Облажался. Не надо было отвечать. — Поговори со мной. Прошу. Всего один разговор. Тоска сворачивает узлом внутренности. Тихий вздох. Ему бы сбросить звонок, как делал уже сотни раз за прошедшие дни. — Дай мне шанс. Умоляю. Скажи, что сделать, чтобы… — Не могу сейчас, — прерывает Чимин. Уже принял решение. — Прошу. В голосе звонящего отчаяние, как если бы стоял на краю обрыва. Чимин знает потому, что сам там бывал и только что пытался вытянуть оттуда друга. — Правда не могу, — потирает лицо. Устал. Тяжесть всех решений и будущего давят на грудь. — Один разговор. Приеду в офис, куда скажешь, — не сдаётся Юнги. — Я не в столице, — качает отрицательно головой, будто его видят. — Любое место, где будет удобно. Мин с силой сжимает телефон до скрипа. Интересно, если бы Чимин сейчас назвал другую страну, прилетел бы? Что-то подсказывает: да, даже на северный полюс. — На объекте, — кидает взгляд в окно. Внизу снуют рабочие, не подозревая: совсем рядом — обломки чужой жизни. Завал препятствий. Не разгрести, не спастись. — Приеду? — с надеждой в голосе. — Пожалуйста, Юнги, не сейчас, — отворачивается, вовзвращая внимание свернувшемуся в клубочек на кровати. — Не займу много времени… — Я с Тэхёном. Ему плохо. Обещаю, напишу, когда станет лучше. Просто не дави на меня, — последнее тихо. Не уверен, что выдержит напор. Ещё бы пару дней тишины. Но он не мог бросить близкого человека в таком состоянии. — Спасибо. Чимин, спасибо тебе, — шепчет, словно молитву. — Могу чем-то помочь Тэхёну? — Нет, — шепчет Пак. — Я напишу. — Хорошо. Молчат несколько секунд, прежде чем Чимин кладёт трубку и закрывает глаза. Восстановить равновесие было сложно. Не хочет снова терять. Допускал, что Юнги может захотеть поговорить. Надеялся, что этого не произойдёт. Откладывая телефон в сторону, ложится рядом с другом и обнимает его, утыкаясь носом в горячую шею. — У нас всё наладится. Обещаю, — жмурится, чтобы не смотреть в глаза страхам и в пасть той самой пропасти отчаяния.***
Веки набухли, невозможно открыть глаза, лишь щуриться и моргать. Горло дерёт, будто тёрли наждачкой. В голове гудит сумбур прошедшего дня. Принимая вертикальное положение, Тэхён оглядывается в поисках воды. — На тумбочке, — подсказывают заботливо. Ким тянется к бутылке, благодарно хрипя: — Спасибо. Чимин отходит от окна. — Как себя чувствуешь? — Отвратительно, — стирает тыльной стороной ладони влагу с губ. — Хотя бы не мёртвым. Много дел, надо возвращаться к работе. — Боец, — тепло улыбается Пак, поглаживая сгорбленные плечи. — Завтрак на столе. Приводи себя в порядок и… тебя ждут. — Ждут? — удивлённо сипит. — Ошивается тут с раннего утра. Мне его даже немного жаль, — хмыкает Чимин. — О ком ты говоришь? — потирает опухшие глаза Тэ. — Не сложно угадать. Вариант целый один, с учётом, что я сейчас прямо перед тобой. — Чонгук? — тихо. Смаргивает пелену вчерашней истерики, пытаясь вернуть чёткость взгляда. В ответ кивают и смотрят пристально. — Пусть едет домой, — встаёт, чтобы пройти в ванную комнату. — Я просил. Угрожал. Приказывал. Бесполезно, — Чимин заправляет кровать. — Просто поговори с ним, когда будешь готов. Если категорично нет — сделаю всё, чтобы он уехал, — добавляет негромко: — Он правда волнуется. — Мне надо принять душ. Смывая с себя усталость прошедшего дня, ударившего с невыносимой силой, Тэхён прикрывает глаза. Позволяет мыслям сфокусироваться на одном человеке. Том, кто ждёт, переживает, не осуждает, поддерживает. Ким ощущает себя недостаточно сильным, чтобы сопротивляться. Помощь и опору собирает по крупицам. Не так много вариантов, на кого сейчас может положиться, за чьей спиной спрятаться, чтобы отдышаться и снова в бой с трудностями и жизненными препонами. Бережно подготовленная одежда — штаны и футболка, чистое бельё, — вызывают грустную улыбку. Чимин заботится о нём, как действительно необходимо в сложившихся обстоятельствах. Вчера не было мыслей о сменных вещах, об удобстве и вообще о чём-либо, кроме как выжить в аду скручивающей боли. Из ванной выходит покусывая губу, решаясь. — Позвать его? — отвлекается от планшета, внимательно рассматривая друга. У того все метания отражены на лице. Облокотившись о дверной косяк, Ким смотрит в пол, прокручивая в голове ему одному известные мысли. — Было бы неправильно с моей стороны отказать в разговоре, когда он ждал так долго и старается помочь, — выдаёт итог размышлений. — Если ты сейчас не в состоянии говорить, думаю, он поймёт, — осторожно предполагает Пак. — Но возможно ваш разговор, наоборот, поможет тебе набраться сил? Тэхён поднимает удивлённый взгляд: — С каких пор ты такого хорошего мнения о Чонгуке? — С тех самых, как он не разрушает тебя, а спасает, — встаёт с кресла и подходит к застывшему в нерешительности товарищу. — А на случай, если этот придурок решит снова взяться за своё, — обнимает крепко, прижимая к себе, — клянусь, надеру ему задницу, которую он успел отсидеть на ступеньках нашего объекта. К слову, постоянно рисует что-то. Надеюсь, по работе. Мой отдел ждёт варианты эскизов по залу в правом крыле. Напомни ему. Утыкаясь в плечо друга, Ким очень хочет снова расплакаться. От переполняющего чувства благодарности. От ощущения искренности в проявлении заботы. От того, что не один сейчас. — Начнём с этого вопроса, — шёпотом. Чимин ещё раз крепко сжимает друга и отпускает. Стирает одинокую слезу с мягкой щеки, тепло улыбается. — Мне надо обсудить с рабочими отделку фасада и ландшафт. Если понадоблюсь, звони. Твой телефон заряжен, лежит на тумбочке, — удаляется, прихватив планшет. Добавляет, уже выходя: — Номер американского идиота внесён в чёрным список. — Надеюсь, это шутка, — с сожалением вздыхает Тэхён. — Как знать, — пожимает плечами. Стоит двери за ним закрыться, как Тэхён обессилено опускается на кровать. Разговор с Чонгуком может придать сил или отобрать остатки. Падать уже некуда, но и времени жалеть себя нет. Много работы, надо собраться и карабкаться вверх. Ни о какой вершине больше не думает. Лишь выбраться из кромешной тьмы.***
Прогуливаясь по территории загородного отеля, Юнги надеется, что избавится хотя бы частично от напряжения. Враньё. Высматривает Чимина. Просто знать, что любимый человек в порядке — помогло бы не сойти с ума от волнения. Группа рабочих сосредоточенно слушает чью-то речь. Ещё не успев рассмотреть, кто завладел их вниманием, Мин ощущает ускорившийся пульс. Сердце предчувствует, с головой выдавая потребность увидеть единственно нужного. Надежда на встречу подгоняет. Почти бежит, всматриваясь. Останавливается, застывает, стоит увидеть. Руки в карманы. Кулаки сжаты от силы желания обнять крепко и никогда не отпускать. Любуясь родным профиль, грустно улыбается. Пухлые губы серьёзно что-то вещают. Брови сведены к переносице. Юнги моргает несколько раз. Не показалось? Волосы вместо розовых — тёмные, почти чёрные. На душе разрастается чувство вины. Из-за него сменил цвет? Завершая диалог, Чимин вежливо кланяется и оборачивается, чтобы вернуться внутрь. Но не может сделать и шага. Замирает, крепко сжав планшет. Они стоят на расстоянии метров двадцати, рассматривая друг друга. Первым отмирает Мин. Не сводя пронизывающего взгляда, двигается вперёд. Не спешит, чтобы не спугнуть, не снести своим напором робко зреющую в красивых глазах напротив решительность. — Тебе идёт, — голос слегка хрипит. Взгляд жадно скользит, исследуя вблизи. Скучал. Отмечает перемены. Как же вырос этот мальчишка. Любимый мальчишка. Не виделись всего ничего, а будто вечность. — Спасибо, — негромко благодарит Пак. Прижимает планшет к груди, закрывая сердце. Если бы помогло, купил бы бронежилет. — Привёз Чонгука, — поясняет своё присутствие на территории отеля. — Ясно — кивает Чимин, отводя взгляд. Юнги улыбается кривовато. Кого пытается обмануть? — Хотел увидеть тебя, — признаёт тихо. — Разговор буду ждать, сколько потребуется. Прости, что не удержался и пошёл на поводу своего желания, хотя ты просил дать время. — Да, я просил, — совершенно серьёзно отвечает Чимин, возвращая взгляд. — Прости, — искренне. — Слишком часто извиняешься в последнее время, — Пак хотел бы сделать тон голоса холоднее, увеличить дистанцию, отгородиться. Тяжело. — И этого всё ещё недостаточно, — не сарказм — правда, которая преследует теперь каждый день. Недостаточно. Поздно. Непоправимо. — Что толку от бесконечных «извини», если нет понимания и исправления действий? — не сдержался. — Я просто бестолковый. Мне надо несколько раз повторять, — грустная улыбка. — Это не шутка. Чимин вздыхает и едва не закатывает глаза. А Юнги не может перестать сиять. У него болит в душе, там воет страх потерять окончательно, но счастлив видеть свою любовь. Да, даже просто видеть. — Как идут дела с отделкой? — пытается продлить короткую встречу Мин. — В хорошем темпе. Есть некоторые сложности с доставкой зарубежных материалов. Всё решаемо. Просто надо приложить чуть больше усилий. — Всё решаемо, — повторяет, записывая на подкорку сознания, как мантру. «Я имею ввиду работу», — хочет одёрнуть Чимин, но прикусывает губу и опускает взгляд. Он всё решил, но прямо сейчас не может отобрать крылья, распахнувшиеся за спиной Юнги. Понимает, что больно обоим. И если бы у него были крылья, тоже не хотел бы, чтобы их обрывали. Позже… — Как дела с производством? — Пак не строит из себя обиженного недотрогу, правда старается поддержать диалог. Даже сквозь ноющую внутри тоску. — Всё будет в срок, начальник, — уголки губ ползут вверх, обнажая дёсны. От фирменной улыбки ноги становятся ватными, а сердце — ранимо трепещущим. Нет, нельзя строить отношения на слабости. — Отлично. — Хотел предложить осуществлять доставку готовых изделий сразу на объект. У нас нет больших складов для хранения, а здесь можно видеть уже готовый вид каждой комнаты. Какие-то детали можем корректировать на месте. — Интересный вариант, — задумчиво кивает. — Надо обсудить с финансовым отделом стоимость доставки. — Это наша задача. Так что… Чимин понимает: это будет означать, что Юнги и Чонгук могут чаще находиться на территории. У них будет весомый повод. — Что ж… думаю, можно делать так при предварительной договорённости о датах доставки, — осторожничает. «Чтобы меня в эти дни здесь не было», — колотящимся сердцем. — Да, и хорошо бы кому-то ответственному присутствовать во время приёма-передачи, чтобы осматривать возможные претензии, — Мин настойчив. «Ты не сбежишь от меня так легко», — прямым взглядом. — Мы подумаем над этим, — слегка сощуривает глаза. «Если захочу — сбегу. А я хочу». — Отлично. Буду ждать итогового решения, — склоняет голову в бок. Взгляд грустный. «Правда хочешь?». Чимин кивает утвердительно и отворачивается, разрывая зрительный контакт. Рассматривает раскинувшийся перед ними сад. Широта доступной территории поражает. Отбросив личные претензии к проекту (недовольство сотрудничеством с людьми из прошлого, растеребившими раны), ему нравится идея, процесс и, уверен, результат будет достойным. — Мне надо вернуться к работе, — затянувшееся молчание царапает. — Да, конечно. Не буду мешать, — отступает Юнги. Обещал дать время. Пак делает несколько шагов вперёд. — Если ты замёрз… — оборачивается внезапно. — Я в порядке. Не беспокойся, — уверяет Мин. «Не беспокойся о моих чувствах. Думай о себе, заботься о себе, пока не позволишь делать то же самое и мне в отношении тебя». Рассматривая в любимых глазах готовность ждать и вечное обещание добиваться, Чимин заставляет себя отвернуться и ускоряет шаг.