Music: Jimin и Ha Sung Woon — With You
Еле передвигая ноги, Чимин выходит от Юнги. Оставляет прошлое позади вместе со своим истерзанным сердцем. Стоит шагнуть на улицу, как на него обрушивается ливень. Стихия бушует под стать внутреннему состоянию. Поднимая глаза к небу, Пак даёт возможность дождю омыть заплаканное лицо. Ему бы поторопиться, добежать до автомобиля. Тело ватное, как и голова. Все силы оставил рядом с разрушенным любимым мужчиной. Должно бы стать легче от принятого решения, но всё наоборот. Холодные капли смывают слёзы. Жаль так нельзя с душевными ранами: отмыть разбитое в кровь сердце, стряхнуть осколки и пойти бодрым, уверенным шагом вперёд. В машину садится насквозь промокший. Продрог то ли от резкого понижения темпеартуры, то ли от услышанного сегодня. Включённый на максимум обогрев бьёт горячим воздухом по зарёванному лицу и ледяным рукам. Может отогреет душу? — Соберись. Надо уехать отсюда, — настраивает себя, борясь с состоянием полного истощения. Обзору мешает погода и непрекращающиеся слёзы. Всё против него. Прикусывает губу в попытке сдержать жалостливый всхлип. Переключает рычаг передач на заднюю, чтобы развернуться. Движения медленные, каждое даётся тяжело. Передняя. Включить поворотник. Плавно отъезжает. Перед капотом вылетает тень. Пак испуганно жмёт на тормоз. Сигналит. — Сдурел? — кричит от страха. Трясёт всего. Сердце колотится, выпрыгивает из груди. Едва может разглядеть силуэт из-за льющего стеной дождя. — Юнги? — неуверенным шёпотом. Показалось? Мотор не глушит. Дрожащей рукой переводит рычаг на «паркинг». Выходит, собрав остатки сил. К ногам будто привязали булыжники. Не показалось. — С ума сошёл? — хлопает дверцей. Мокнет, не успев обсохнуть. Обнимает себя руками, иначе рухнет. Губы дрожат. Пытается храбриться. Больно видеть любимого человека таким — истерзанным, подавленным. — Сошёл, — Юнги отталкивается от капота. Подходит ближе. Тёмные глаза выделяются ярко горящим безумием на осунувшемся лице. — Под колёса кидаешься в отместку? Потом скажешь, сбил? — несёт околесицу. Самого трясёт нещадно. Надо вернуться в машину и уехать. Уже достаточно поговорили, хватит. С места не двигается. — Не знаю, как жить без тебя, — хриплым низким голосом. Даже сквозь шум дождя слышно отчётливо. — И как жить с тобой тоже не знаю, но хочу узнать. После всего, что узнал сегодня — мне либо в петлю, либо по пятам за тобой, даже если не простишь. Тенью, призраком до конца дней. Без тебя не живу. Существую. Ты за это никакой ответственности не несёшь. Виноват только я, осознаю. Если не попробую — не прощу себя. Уже никогда не прощу. Взгляд пробирает, касается растерзанного сердца, втыкает иглу с ниткой, пытается сшить. Глубокий, без слов транслирующий: «Ты — моя жизнь». — Не прошу дать шанс. Прошу остаться со мной. Навсегда. — Юнги, — руки вокруг себя сжимает сильнее, защищаясь от боли. — Я дурак, конечно… — Идиот, — добавляет Пак, глотая слёзы. — Идиот, — соглашается. — Редкостный. Но всё, что ты сказал — понял. Правда, понял. Буду стараться. Приложу все усилия. — Если ты снова уйдёшь… — Не уйду, — обрывает. Серьёзен и голос, и взгляд. Делает шаг ближе. Боится коснуться: вдруг мираж рассеется. Задыхаясь от ускоренного пульса, от назойливых сомнений, от слабо пробивающихся надежд, Чимин молчит. Взгляд к небу. Ждёт знак, ответ. Там сквозь мрак густых туч едва-едва лучи солнца. Щурится, присматривается. Руки сцеплены в замок, сжаты с силой. Мотор так и урчит. — Мне страшно, — тихим признанием. — Знаю. Ещё шаг вперёд, ближе некуда. Заледеневшие руки тянутся к продрогшему телу, сжимают. Один разговор по местам расставил многое. С паттернами избегающего поведения ещё долго бороться, но Юнги абсолютно уверен — справится. Ради своего Ангела. Ради них двоих. — Я всегда буду рядом. Клянусь. Каждый раз, когда демоны сомнений будут атаковать мой разум, приду и скажу, поговорю с тобой. Научусь говорить, не сбегать. Веришь мне? — тихо, поглаживая скукоженные холодом и страхом плечи. Видит в глазах напротив, как тяжело дать поспешный ответ. Как гложет неуверенность в правильности решений. Поднимается ладонями выше к бледным щекам. — Не бросай меня, Ангел мой. Или подари возможность быть твоей тенью. Просто рядом. Хочешь, стану твоим слугой? Охранник? Водитель? Доставщик? Любая роль. — Глупый! — Чимин бьёт несильно. — Какой слуга? Просто люби меня. Не издалека. Хочу, чтобы ты рядом был. Всегда. Юнги, всегда. Захлёбывается чувствами, хлынувшими ярким потоком. Дрожит от неверия, от риска повторить ошибку. Оседает в крепких объятиях, которыми его немедля окутывают. Сердце просит об исцелении. Губы сминают холодные, сладкие, родные. Юнги хочет забрать себе всю боль, все тревоги, которыми любимый сейчас переполнен. Поцелуем умоляет простить (будет ещё тысячи раз), благодарит (будет ещё тысячи раз и тысячами способов), признаётся в любви (готов изучить признания на всех языках мира) и ставит точку во взаимных побегах. Больше не отпустит. Больше не уйдёт. Жмутся телами так крепко, будто хотят раствориться, стать единым целым. Души тянутся друг к другу, поют от счастья воссоединения. Сердца бьются в унисон, разгоняя кровь по венам, постепенно отогревая озябших. Унимая пыл, с которым слились, в глазах обоюдно читают исповедь чувств. Снова целуются, снова смотрят и так множество раз. Никак не оторвутся. «Люблю тебя». Поцелуй. «Ты единственный». Поцелуй. «Никто кроме тебя не любил меня так». Поцелуй. «Родной». Поцелуй. «Будь рядом всегда». Поцелуй. Слов не хватает, хоть им не зазорно повторяться. О любви можно говорить красиво, можно — искренне. Им же вообще говорить не надо, достаточно ощущений в каждом прикосновении, достаточно нежных взглядов и робко счастливых улыбок. — Идём в дом, — хрипотца в голосе Юнги разносит волну мурашек. — Мне надо припарковать машину, — Пак щурится от ласкового поцелуя в шею. — Я сам. Мин губами касается виска, сжимает ещё раз, прежде чем отпустить. Справляется с задачей быстро, ключи отдаёт хозяину. Берёт за руку, переплетая их пальцы в крепкий замок. Ведёт за собой. Стоит закрыть входную дверь, безмолвно опускается на корточки, помогает разуться. Подхватывает на руки, крадёт ещё поцелуй (мало). В ванной сам раздевает, пока набирается горячая вода. Каждую вещь снимает с осторожностью. Губами касается кожи, согревает своим дыханием. Чимина хочется всего зацеловывать от макушки до пяточек: изгибы талии, стянув свитер; сочные бёдра, скрыте под мокрой тканью брюк; каждый пальчик, освобождая от колец. Осыпает поцелуями шею, отбросив в сторону все украшения. Погружает любимого в воду, торопится присоединиться. Путается в промокшей насквозь одежде. Взгляд не отрывает от своего совершенства. — Котёнок мой, — шепчет, опускаясь в ванну, расплёскивая воду. Наваливается сверху медведем неуклюжим. Голодно впивается в откровенно подставленные ключицы. — Твой. Только твой, — Чимин гладит взъерошенные тёмные волосы. Жмёт ближе своего воина, борющегося с демонами ради него, ради них. С демонами страха, недоверия, обесценивания, подозрений. — Не уходи никогда от меня. Не бросай меня, кот мой. Юнги правда котом ластится. Едва не мурчит, исцеловывая любимого. Закрывая глаза, Пак запрокидывает голову на бортик ванной, открывает больше доступа к шее, груди. Обхватывает ногами крепкие бёдра, подталкивает к себе. Каждый поцелуй Юнги — печать принадлежности. Чимин хочет весь принадлежать лишь ему одному. — Никогда, — хрипло, клятвой, поднимая взгляд к сияющим откровенными чувствами и страстью глазам. — Никогда не уйду, не оставлю, не брошу. Обещаю.Music: Michele Morrone — Drink Me
Нежность граничит с грубостью. Тепло от признаний, от выбора быть вместе сплетается с болью о потерянных годах, со страхом новой разлуки. Мин сжимает чужое возбуждение, срывает протяжный стон. Чимин в его руках выгибается. Мышцы напрягаются. Ломаются оковы запретов. Склоняясь к горошинам сосков, Юнги прихватывает зубами по очереди, оттягивает, зализывает, целует. Возвращает тёмный, жадный взор к лицу. Трепещущие веки, порозовевшие щёки, рот приоткрыт откровенными звуками удовольствия. — Иди ко мне, — Пак тянет руки, требуя объятий. Его зацеловывают, покусывают, вот-вот съедят. Чимин этому яростному желанию улыбается. — Будто метишь меня, — тёплой усмешкой. Смех застревает в горле, стоит столкнуться взглядом с глубинным, почти животным, не дающим усомниться — он абсолютно прав. От этого жар приливает ко всему телу, в паху сладко ноет, вынуждая застонать, потереться о взаимную твёрдость. — Юнги, пожалуйста, — протяжно, исповедью: дикие замашки сейчас необходимы. Пальцы до боли впиваются в бока, резко подтягивая ближе. — Не хочу сделать тебе больно. Но меня трясёт от желания всего тебя покрыть собой, — низкий голос вплетается в сознание. — Хочу трахать тебя, напоминая, что весь твой. И ты весь мой. Только мой. Крепкое возбуждение упирается между ягодиц, маня насадиться самостоятельно, оседлать своего мужчину. Подтвердить принадлежность и нерушимость связи, которую ощущают обетом, добровольно данным друг другу. — Весь твой. Возьми меня, Юнги, — заявлет прямо в губы любимого. Ногтями царапает шею от нетерпения. — Ну же… Договорить, додразнить, спровоцировать окончательно не дают. Мин вгрызается в приоткрытый рот, сминает напором. Пальцы нагло пробираются между ягодиц, ласкающе надавливая. Чимин, ухватившись за бицепсы, прощупывая перекатывающиеся мускулы, понимает: «трясёт» — не оборот речи, факт. Осознание, что его мужчину так сильно кроет от их близости — зажигает в мозгу яркий зелёный свет, затмевающий логику и разум. Ведь могли так и не поговорить. Так и не озвучить правду, чувства, боль, страхи. Могли не простить. А если бы Юнги не вышел? Чимин бы уехал. Это стало бы точкой. Окончательной. Подобные мысли срывают последний предохранитель. Остаются лишь первобытные желания: принадлежать, чувствовать кожа к коже, отдаваться и не выпускать. Ныряя рукой под воду, Пак отталкивает бережно разрабатывающие его пальцы, нащупывает крупную головку и насаживается сам. Юнги разрывает поцелуй, дышит сбито, впивается взглядом в распахнутые напротив. — Не отпускай, — шепчут искусанные губы. — Не отпущу. Резким толчком заполняет собой, игнорируя расплёскивающуюся воду. Ладонь подныривает под затылок, заботливо удерживает. Пальцы мнут непривычно чёрные пряди. — Люблю тебя, — почти одновременно. Ненасытно хотят признаваться каждую минуту. С каждым вздохом транслировать. Впервые за двенадцать лет можно. Слишком долго ждали, чтобы перестать говорить так часто. Толчки резкие. Не про грубость. Про присвоение и добровольную принадлежность. Поцелуи короткие, нежные. Ускоряя движения, жёстче вбивается в податливое тело. Покусывает подбородок, расцеловывает скулы, царапает зубами ключицы, ведёт языком, нежа. Обхватывает губами поочерёдно соски, втягивает в рот. Следы своих зубов рассыпает по любимому телу, зацеловывая собственнические отметины. Чимин полосует его спину, впивается ногтями в плечи, цепляется отчаянно за шею, когда темп особенно быстрый. Стоны восторга и обожания отражаются эхом от стен, переплетаются с утробным рычанием. У Юнги в руках любовь. Разлука рвала душу и сердце двенадцать лет. Вспышкой напоминание: чуть не потерял. Окончательно, бесповоротно едва не лишил себя счастья быть с единственно нужным. Пальцы и зубы впиваются в нежную кожу, доказывая: никогда больше не отпустит, даже если прогонят. Никогда. Сжимая коленями чужие бока, Пак, вцепившись в бледную кожу до кровавых отметин, приподнимается, чтобы насадиться до шлепка. Повторяет снова и снова, не стесняясь громкого воя нарастающего возбуждения. Мышцы напряжены, пока он, перехватив инициативу, трахает себя своим же мужчиной. Выбивает сомнения, что готов ему принадлежать. Его придавливают к бортику, сжимают, почти обездвиживая. Темп размашистый, резкий. Рукой тянутся помочь достичь пика. Но Чимин чужую ладонь тянет обратно, сплетает их пальцы в замок. Ощущают себя животными. Дикими, ненасытными, как в случку. Не стыдно, не противно. Хорошо. Нужно. Важно. Тугой узел напряжения в паху вынуждает насаживаться отчаяннее, ускорить разрядку. Пак мечется под крепким телом, с ума сходит, всё умоляет не оставлять. Юнги ему готов клясться столько раз, сколько потребуется. Пусть хоть каждый день их совместной жизни и даже в глубокой старости. Как молитву с утра и вечером. Накрывает сумасшедшее наслаждение. Срывается ярким криком. Обмякает тело. Трясёт. Слёзы катятся по щекам. Юнги сразу следом. Хриплым рокотом подтверждает не меньшую степень удовольствия. Держит крепко, жмёт к себе бережно. Переворачивается, не выпуская из рук, укладывает на себя сверху. Распластавшись, едва шевелясь после сильного оргазма, Пак губами касается области сердца. Замирает на несколько секунд и обессиленно вздыхает. — Давай помогу помыться и отнесу в спальню, — ласково шепчет Мин. Пальцы перебирают мокрые волосы, скользят по расслабленному телу. — Ещё немного, — сипит Чимин, уютно устроившись в родных объятиях. В каждом прикосновении Юнги нежность и забота. Когда моет размякшего после пылкой страсти. Несёт на руках в комнату. Когда покрывает извиняющимися поцелуями метки, оставленные в зверином порыве. — Прости, — выдыхает прямо на собственный укус, прежде чем коснуться губами. — Мне нравится, — мурлычет Пак, маня подняться выше и поцеловать его. — Тебе не за что извиняться. Ты делал меня счастливым каждую секунду этого животного секса. — Что ещё может сделать тебя счастливым? Расскажи. Чтобы я больше не косячил, — улыбается, обнажая дёсна. — Вот так ярко и искренне улыбайся мне, — Чимин обхватывает ладонями сияющее лицо, притягивает для поцелуя. Губы горят, тело ноет, но сытость ещё не пришла. Ласковые касания распаляют новую волну возбуждения, перерастают во всё более откровенные, страстные. Опрокидывая Юнги на спину, Пак седлает его. — Как насчёт скачек? — соблазнительно облизывая искусанные губы. Ладони ложатся на упругие ягодицы, скользят вверх, поглаживают, сжимают тонкую талию. — Уверен, что готов? — Я был лишён этого родео двенадцать лет. Поверь, моя уверенность железобетонная. Чего не скажешь о твоём члене, — нагло сощуренные глаза, едва сдерживаемый смех. — Возраст, знаешь ли, — Юнги на шутки отвечает, но сам просто наслаждается тем, что Чимин впервые за последние годы с ним искренний, расслабленный. — Возраст? Тогда, позволь узнать, что это упирается мне в поясницу? Может, твоя старческая трость? Или, не знаю…. Продемонстрировать весь багаж юмора не дают, прерывая сарказм властным жестом. Обхватывая чужой затылок, Мин тянет шутника к себе. Целует глубоко, развязно. Веселье растворяется, оставляя голову приятно пустой. Полная свобода для страсти, похоти и стопроцентной открытости. Такими они друг с другом были, кажется, лишь в самом начале отношений. Теперь всё сначала: зарождение совсем новых отношений и лёгкость, доступная только после выворачивающе непростого, важного разговора. Забыты самобичевания «почему не могли поговорить столько лет?». Стёрты хотя бы на время обиды за поступки, за молчание. Не хотят терять больше время. Не скрывают взаимное притяжение. Учатся доверять — сказанному ранее, данным обещаниям. Откуда столько сил? Из первобытного, глубинного, проявляющегося лишь в состоянии опасности, угрозы, где инстинкты важнее логики. Возрождают свою связь от самых истоков. Оба ощущают: жизненно необходимо сейчас быть рядом; соединяться телами так же крепко, как душами; не отрываться друг от друга, восстанавливая силы и душевное равновесие взаимной зависимостью.***
Встреча с инвесторами проходит легко и даже приятно. Ресторан нетипичный для деловых встреч: атмосфера шумная, расслабляющая. Тэхён не осуждает выбор теперь уже партнёров, даже благодарен: невозможно сохранять излишнюю серьёзность и нервозность в такой обстановке. Успешное подписание бумаг и алкоголь на пустой желудок кружат голову. — Спасибо за доверие. Надеюсь, наш проект оправдает ваши ожидания, — Ким жмёт руку инвестора и кланяется, выказывая уважение. — Очень рады сотрудничеству с таким перспективным молодым специалистом, — улыбается мужчина. — Если мы завершили формальности на сегодня, можем перейти на «ты»? — Да, конечно, — уголки губ ползут вверх, щёки заливает лёгкий румянец. Новый знакомый не сводил с него взгляд с самой встречи в аэропорту, затем в офисе, пока шло обсуждение деталей и даже во время ужина. Внимание приятно, но смущающе. — В таком случае, Тэхён, могу пригласить тебя остаться с нами? Мы должны завершить ещё одну сделку и после хотим отдохнуть. — Крис, мне бы не хотелось мешать, — тактично отказывается от продолжения. — Ты не помешаешь. Это наш общий знакомый Чонгук. Нам надо уладить пару вопросов, всё пройдёт быстро. — Чонгук будет здесь? — удивлённо переспрашивает Ким. Пульс ускоряется, выдавая неспокойное отношение к названному человеку. — Да. Его работы очень ценят у нас. Многие мечтают познакомиться с гениальным невидимкой в жизни. Чон весьма скрытен в том, что касается его личности. Уважаю решение не быть публичным человеком, хоть и не понимаю. Признаюсь честно, был горд, что один из немногих знаю такое дарование лично. И когда он позвонил с предложением об инвестировании, конечно, я заинтересовался. Стоит поблагодарить его за такой бриллиант, — взгляд скользит по телу симпатичного азиата, с которым предстоит довольно долгое сотрудничество. — Тэхён, ты очень талантливый. И красивый, — последнее на тон ниже и волнующе. — Спасибо, мне приятно слышать комплимент от Вас, тебя, — прячет взгляд. — Что ж, если моё присутствие правда не помешает… — Правда. Давай повеселимся, отметим наше сотрудничество. Приятная непринуждённая беседа прервана звонком и, пока новый знакомый говорит по телефону, Тэхён выходит на улицу затянуться электронкой. Унять нервы, подышать и написать Чимину. Хочет спросить совет: оставаться или нет. Они с Чонгуком не виделись после встречи в загородном отеле. Общение прошедшие дни было скудным. Возможно, даже соскучился. Но признаться себе крайне сложно. Хочет остаться, но волнуется. Делает пару затяжек и уже печатает сообщение, как внимание отвлекает знакомый звук. Мотоцикл останавливается неподалёку. Водитель снимает шлем. Ким гулко сглатывает, скользя взглядом по фигуре в классических брюках и рубашке. На него тут же оборачиваются, почувствовав внимание, рассматривают в ответ. Чонгук взглядом даёт понять — тоже в восторге от того, как выглядит сегодня Тэхён. Чёрные джинсы по фигуре, кожанка, расшитая брюликами, сияние которых выделяет из толпы и подчёркивает необыкновенность красоты. — Привет, — подходит, ероша волосы, укладывая после поездки. — Изумительно выглядишь. — Привет, — Ким, вдоволь рассмотрев мужчину, наконец, может смотреть в глаза. — Ты тоже выглядишь… — Как офисный планктон? — хмыкает Чонгук. Хлопает себя по карманам в поисках пачки сигарет. — Шутишь? — выдыхает большой поток дыма, едва не закашливаясь. — Впервые вижу тебя таким. — Нравится? — Чон тянется забрать электронку. — Всегда хотел попробовать эту модную хрень. Сигареты забыл в куртке, отличный повод. Завораживающе смотрит на владельца игрушки сверху вниз. Делает глубокую затяжку. Склоняясь ближе, выпускает сладкий пар в лицо. — Как всё прошло? — рассматривает реакцию, дразнит. — Можно поздравить с успешным подписанием контракта? От непозволительной близости, от взгляда мурашки по коже разбегаются. В голове лишь мысли о том, как красив Чонгук и как мало между ними пространства. — Можно, — залипает на то, как мундштук электронки обхватывают привлекательные губы. Нарушая все нормы приличия, Чон едва не касается кончиком носа чужого. Выпускает дым, тонкой струйкой проникающий в рот, приоткрытый от удивления. — Поздравляю, — низким голосом с хрипотцой. Желание завершить свою провокацию поцелуем обжигает внутренности. Сдерживая себя, легко касается щеки, возле самого уголка губ. Опасно. Тэхён не дышит, пока Чонгук не отклоняется, возвращая между ними хотя бы какую-то дистанцию. Закрывая рот, сглатывает шок и смятение. Чёрт возьми, показалось, что ещё секунда и… наглец его поцелует. Он этого… хотел. Чувство стыда врывается непрошенным гостем, разносит хрупкое спокойствие вдребезги. Потупив взгляд, выдавливает сипло: — Спасибо, — обвивает себя рукой. Чон этот жест хорошо знает: от него снова закрываются, отталкивают. С досадой выпускает новый виток пара и протягивает электронку владельцу. — Очень сладко. На языке крутится вопрос: «Твои губы такие же сладкие? Тот же вкус, что помню? До сих пор помню». Хотел бы узнать ответы прямо сейчас. — Чонгук, ты уже здесь! Голос Криса заставляет отпрянуть на полшага, с опаской оглянуться на подошедшего. Ким не хочет, чтобы про них думали лишнее. — Привет. Рад видеть тебя, — принимает рукопожатие Чон. — И я тебя. Ты, кажется, заморозил нашего нового партнёра. Идём внутрь? Рука Криса ложится на плечи Тэхёна, приобнимая. Улыбка на лице Чонгука растворяется. Стынет взгляд, превращаясь в колкий лёд. Соглашаясь на предложение зайти в ресторан, едва не скрипит зубами. Проходит пару часов совместной беседы, прежде чем он готов сдаться. Тактильность американца в отношении Тэхёна раздражает. Тот кружит вокруг, с излишней дотошностью пытаясь угодить, обратить на себя внимание. А вот Ким, захмелев, лишь улыбается ярко и совершенно игнорирует злые взгляды старого знакомого. Бушующие внутри эмоции заставляют выйти из ресторана, пока не вынес оттуда Криса. Прохладный воздух на улице слегка остужает пыл. Сигарету стреляет у охранника. Отходит в сторону, выдыхая злость, прикуривает. Решаясь, набирает номер, предварительно уточнив в сообщении, может ли позвонить. — Я на грани. Готов сорваться, — без приветствий, затягиваясь табачной горечью. — Здравствуй, Чонгук, — мягко останавливают бессвязный поток на том конце. — Давай немного подробнее и по порядку. Вы поговорили? — Не совсем. Точнее не о том, — вздох. Сбивает пепельный нарост. Рассматривает тлеющий кончик сигареты. — Ревную. До безумия. Внутри всё клокочет. Хочу сгрести его в охапку и унести. — Что, если ревность — не болезнь? — озвученный вопрос неожиданностью лавину ярости. — В каком смысле? — недоумённо уточняет Чон, хмурясь. Шестерёнки в голове со скрежетом разворачиваются в другую сторону, отвлекаясь от накручивания в сторону агрессии. — Ты пытаешься избавиться от этого чувства. Почему? — Потому что, если продолжу его испытывать, просто пойду и изобью человека. Хорошего клиента и просто невиновного человека, — помолчав, добавляет. — Напугаю этим Тэхёна. — Испытывать чувство — не значит давать волю бесконтрольно вырываться и управлять твоим поведением. Ты можешь им управлять. Помнишь: признать чувство, понять причину проявления и высвободить экологично. — Признал: ревную, — сквозь зубы выполняет упражнение Чон. Можно ускорить процесс? Может, побить всё же лучше? Пар выпустить. — Причина ясна: меня держат на расстоянии, а этот… человек, — вздыхает от желания высказаться резче, — никаких дистанций не соблюдает, и перед ним их не выстраивают. Как можно экологично высвободить ревность? — Подумай, — никто не собирается принимать решения за него. — Может, озвучить тому, к кому испытываешь? — Что? Сказать? Ему? — переспрашивает Чонгук. Не так понял? — Да. Объекту ревности. — Как? — Желательно ртом, — ответ с тёплым юмором. — Блять, — сам улыбается. — Прости за мат. И спасибо, что ответила на мой звонок. Я переведу… — Просто поговори с ним, — настойчиво повторяет рекомендацию психотерапевт. — Не уверен, что он готов. Забытая сигарета летит прямиком в урну. — Перестань брать на себя ответственность за его чувства. Ты не можешь знать наверняка. Молчишь, потому что боишься потерять. Подумай, что из-за молчания завершение вашего общения может случиться с той же процентной вероятностью. — Он просил меня быть ему другом, — тихо. Напоминает себе в первую очередь. — Мы обсуждали это. Да, ты дал обещание. Дружить, не озвучивая истинные чувства — обман, игра. Неужели человек, которого ты любишь, не заслуживает честности? Настоящая дружба между вами возможна в случае, если вы поговорите, он откажет в чувствах, а ты сможешь с ними справиться. Быть честным — не значит перенести ответственность за свои чувства, не принуждать быть с тобой, делать выбор. Это значит — перестать притворяться. — Понимаю. — Стало немного легче? — уточняют заботливо. — Да, — трёт ладонью лицо, приходя в себя. Неконтролируемый приступ отступил. Есть повод похвалить себя. — В таком случае, пожелаю тебе удачи, — в голосе слышна искренняя поддержка. — Спасибо тебе. Правда, спасибо, — благодарит Чон. — Всего доброго, Чонгук, — тепло прощаются. Сбрасывая звонок, дышит прохладным осенним воздухом, даёт себе время собраться с мыслями. Возвращается более уверенным в себе. Наблюдая за тем, как его клиент и хороший знакомый вьётся вокруг мужчины, которого он любит, отчётливо понимает — у него есть три варианта. Первый — вспылить и уйти. Второй — смотреть со стороны, изводясь непрошедшей, пусть притихшей ревностью. Третий — заявить свои права. Играя желваками от сдерживаемых чувств, принимает окончательное решение. Впервые за этот вечер позволяет себе активно проявить внимание к Тэхёну. Не давящая, но непоколебимая настойчивость оттесняет Криса. По крайней мере, тот ведёт себя тише и меньше лезет с объятиями. Не выдерживая напора со стороны двух мужчин, Ким выходит на улицу. Делает короткие быстрые затяжки, пытаясь унять нервозное состояние. Попытки успокоиться летят к чертям. Все мысли только о Чонгуке. Его взглядах. Его лёгких касаниях, совсем не таких навязчивых, как от Криса. Его губах. Витая в размышлениях, касается пальцами своих, потирая. Искусанную кожу печёт от нехватки поцелуев. Сквозь зацикленность на одном конкретном мужчине в сознании пробиваются дотошные вопросы: «А как же Арчибальд? Да, он плохо поступил, но восемь лет отношений как-никак. Неужели так быстро можно забыть и нырнуть с головой во что-то новое? Готов простить и отпустить то, что было в прошлом с Чонгуком? Если для него это мимолётное влечение, как потом вернуть себя? Как можно думать о поцелуях, о чём-то большем, когда единственной целью должно быть налаживание отношений с родителями?» Но то ли алкоголь, то ли усталость нести на своих плечах слишком тяжёлый груз, Ким прикрывает глаза, топит все вопросы в жажде сумасшедше привлекательного мужчины. — Устал? Знакомый голос пугает не неожиданной близостью, а мгновенной реакцией тела. На секунду подумав, что мираж, Ким открывает глаза, ныряя в тёмные омуты, пристально рассматривающие его. — Немного, — отвечает тихо. Возбуждение, разгорающееся на протяжении всего вечера, откликается ноющим ощущением внизу живота. — От моего внимания тоже? — улыбка мягкая, только, кажется, грустная. Тэхён прикусывает губу, задумываясь. Отрицательно машет головой. Хочет быть честным. — А от Криса? — взгляд исподлобья. Мальчишески озорной. — Немного, — признаёт смущённо. Сложно выдержать столько тактильности от малознакомого человека. — Уедем отсюда? — Чонгук облокачивается о кирпичную стену рядом. Снова так близко, что страшно сделать глубокий вдох, спугнуть хрупкое доверие между ними. — Прямо сейчас? — голос удивлённый, брови взлетают вверх. — Да. Напишу Крису, что отвёз тебя домой, — предлагает Чон. — Не хочу обидеть или оскорбить его таким внезапным исчезновением, — осторожничает Тэхён. — Я уже сказал, что ухожу. Так что через минут пять он выйдет искать тебя и настойчиво приглашать дальше в клуб. Ким с сомнением оглядывается на входные двери ресторана. Возвращаться не хочется. — Решайся, — подмигивает Чонгук. Вальяжно двигаясь к мотоциклу, седлает его, не видя, как завороженно следят за его действиями. — Свободно одно место. Прямой рейс до самого комфортного места в Сеуле, где можно отдохнуть от тяжёлых будней, — коверкает голос, изображая робота. — Что за место такое? — Тэхён подходит ближе. — Мой дом. Закрою тебя от всего мира. Хотя бы на некоторое время, — предложение озвучено тихо. Взгляд прямой, серьёзный. — Никаких переживаний. Никаких решений. Просто отдохнёшь. Зрачки расширяются. Говорят, так проявляется реакция на человека, в которого ты влюблён. Слова Чонгука — в самое сердце. Все сомнения, выдуманные причины для дистанции — забыты. Хотя бы на некоторое время. Занимая место позади водителя, Ким принимает шлем из его рук. Обвивает руками крепкое тело, прижимаясь чуть сильнее необходимого: безмолвная благодарность за предложение. Внутри всё ещё крутятся едкие вопросы, но у него есть полчаса пути, чтобы побороть их.