Тот, кто сводит Янку с ума

Якуб Колас сидел в своём доме, в небольшой тёмной комнате, которая освещалась лишь светом от свечи на столе. За окном пусть и был разгар дня, но было темно, как поздним вечером. Причиной этому послужили дождливые дни, во время которых чёрные тучи затягивают собой всё небо, не оставляя людям даже малейшей надежды на то, чтобы увидеть лучик света. Под ухом у него жужжит его давний друг Янка Купала. Они знакомы ещё с давних пор. Многие удивлялись тому, как два совершенно разных человека смогли так быстро найти общий язык. Янка был романтиком. Он придумывал разные метафоры и интересные описания даже обычного камня. Читая то, что он написал, можно было с головой погрузиться во все красоты нашего мира. Якуб же был в точности да наоборот. Он всегда был сдержанным, серьёзным, рассудительным и порой даже грубым. Он был реалистом, описывая в своих стихах лишь жестокую реальность, никак не украшая её. Однако им никак не помешали подружиться такие разные взгляды на мир. Сейчас же оба сидели, смотря на погоду за окном. - Ох, эта бушующая погода так и зовёт выйти на улицу. Якуб, давай сходим! - прилипнув к стеклу, как ребёнок, которого привезли в совершенно новое место, без остановки лепетал Купала. - Нет, Янка, на улице дождь. Я не горю желанием идти туда и мокнуть. "Поэтому скоро ты будешь мокнуть подо мной." - пронеслось в голове Купалы. - Да брось! Ну не будь ты таким занудой - продолжал тот свою шарманку, смотря в некими огоньками в глазах на друга. - Я уже всё сказал. Если хочешь идти - иди, но без меня. У меня дел много. Янку это уже начинало потихоньку распалять. Он итак с ума сходил, представляя, как раскладывает этот серьёзный кусок льда на столе, растапливая его и заставляя показать то, как ему хорошо. Услышать столь желанные и сладкие стоны. А сейчас прямо перед ним, сидит весь такой прекрасный предмет его обожания. Местами острые черты лица стали более чёткими в свете огня. Сосредоточенный и задумчивый вид, немного сведённые к переносице брови, слегка раскрытые губы, которые периодически смыкаются в беззвучных словах. Всё это дополняет развязанный галстук, свисающий с шеи мужчины, и две расстёгнутые верхние пуговицы его рубашки. Купала даже на миг затих, завороженный этим зрелищем, и сам не заметил, как предмет его обожания, что-то говоря, повернулся к нему лицом. - Ты меня вообще слу... - Колас ошарашенно распахнул глаза, когда его речь прервали поцелуем. Янка целовал настойчиво, сразу проникая языком в чужой рот, исследуя его. Не чувствуя сопротивления, мужчина, положив одну руку на талию любовника, поднял его с места, усаживая на деревянный стол, откуда сразу упало несколько листов свежей рукописи. Колас и сам не понимал, почему не сопротивляется. Однако он признал лишь одно - ему безумно нравится всё происходящее сейчас. Ему было стыдно за это, поэтому щёки его покрылись румянцем. Чувствуя руки поэта у себя под рубашкой, он несильно выгнулся навстречу прикосновениям, давая убирать мешающую одежду с возбуждённого тела. Поцелуй на миг прервался, когда Купала снял свой шерстяной жилет. Подняв взгляд на своего любовника, он невольно замер, а в штанах становилось заметно теснее. Перед ним сидел весь красный, почти полностью раздетый писатель, с раздвинутыми в стороны ногами и часто вздымающейся грудью. - Ну и чего ты стоишь? - Якуб приблизился к лицу партнёра, шепча прямо в чужие губы - Трахни меня наконец. Это окончательно свело Купалу с ума. Он сорвал остатки одежды, откинув их куда-то в угол комнаты, из-за чего он потом получит. Но это будет потом, сейчас же он, впившись в губы поэта очередным жадным поцелуем, одной рукой погладил по спине. Спускаясь пальцами вниз, параллельно пересчитывая касаниями все позвонки, он приставил немного <center>влажные пальцы к сжатому колечку мышц. Чувствуя это, Колас весь напрягся, выровнявшись как струнка. - Тише-тише, расслабься - шептал в припухшие губы Янка, осторожно вводя один палец. В ответ ему послышался тихий болезненный стон, а на его плечах сжались худые пальцы поэта. Когда младший немного расслабился, в него вошёл ещё один палец. Теперь его растягивали на манере ножниц, что вызывало тихие стоны. Он жмурился, цеплялся сильнее за чужие плечи, которые сейчас казались надёжнее всего того, что находилось вокруг. Когда Якуб сам стал насаживаться на пальцы, запрокинув голову назад, Купала достал их с характерным хлюпом. - Сейчас, подожди немного - шептал старший, слыша хныканье поэта. Уже через пару секунд о разгорячённую промежность тёрлось нечто более большое и горячее, чем пальцы. Сглотнув ком в горле, Колас кивнул писателю, сразу ощущая внутри себя пульсирующую возбуждённую плоть. Из глаз сразу выступили слёзы. Это больнее, чем ему казалось сначала. Со временем привыкнув, он сам подался навстречу. На этот раз было уже не так больно и уже через минуту он, сладко выстанывая имя Купалы, выгибался под звук шлепков кожи о кожу. Темп со временем ускорялся, а комната наполнялась стонами и другими пошлыми звуками. Янка совсем не жалел поэта, буквально вдалбливая его в стол, вызывая всё больше и больше громких стонов. Он покрывал поцелуями чужую шею, периодически оставляя наливаться красным будущие засосы. - Янка... Я сейчас... - не успел договорить писатель, как сразу кончил, пачкая стол и пару упавших на пол бумаг. Купалу это только позабавило. Через пару грубых толчков, попадая прямо по простате, он излился следом, предварительно выйдя из столь желанного тела. Оба тяжело дышали, отходя после такого удовольствия. - И что это сейчас было? - тихо спросил Якуб Колас, кое-как придя в себя. - Из-за тебя я полностью сошёл с ума. В темноте и свете огня сверкнули два безумных глаза, что говорило лишь о том, что это был явно не последний раз.