Уже давно расцвело, а Чимин и глаз не сомкнул. Так и просидел на подоконнике в своей спальни, всматриваясь в звёздное небо и не забывая представлять
пугающего восхитительного альфу. Омега нервно теребит рукава своей блузы и тяжело вздыхает. Ему не хочется спать, только бы и смотрел на бескрайнее небо, которое сейчас охватил кровавый рассвет. Чимин водит пальцем по окну и вырисовывает причудливые линии, не заботясь о том, что запачкает чистое стекло. Вдалеке слышится, как столица постепенно оживает, люди, подобно пчелиному улею, просыпаются и принимаются за работу. Открываются лавки на базаре и звонкие голоса торговцев просят не проходить мимо и оценить именно их товар.
Чимин бы окунулся в эту жизнь, если ему крылья постоянно не отрубали. Омега прикрывает глаза и отдаётся своим мыслям. Тот альфа точно хочет во что-то поиграть, может, у него и есть жестокие планы, но Чимин уверен, что с ним никто не поступит подло. Ведь омега никому плохого не делал, чего это ему будут его делать. Чонгук больше его не беспокоил, по словам брата, тот вернулся озадаченным и задумчивым. Кидал парочку фраз в разговор, но не более. Было видно, что тот скучает и постоянно кого-то ищет. Как только Гём закончил повествование о потерянном Чон Чонгуке, Чимин его вытолкал и сказал, что очень хочет спать, а сам даже глаза не сомкнул. Всё думал, что такое Чон Чонгук.
Да, тот ему понравился, Чимин не станет это отрицать, но он знает его всего лишь один день, им бы больше пообщаться, но на большее рассчитывать не стоит, потому что он здесь со своими интересами, интересами своей империи. Понятно, что ему будет не до какого-то Чимина. Да он и не расстроится, ведь должен понимать, что Чонгук — посланник своей империи, приехавший сюда удовлетворить очередные желания той.
Чимин резко распахивает глаза и раскрывает окно, немного высунувшись и вдыхая дивный аромат, доходящий до него и окутывающий. Ветер так приятно теребит волосы, запах жасмина доносится до него даже сюда и пробирается дальше, создавая вокруг омеги воронку прелестного аромата. Он улыбается и смотрит вниз, замечая скопление людей. А после примечает знакомую фигуру. От увиденного Чимин чуть не выпал. Альфа теперь выглядит как настоящий воин. Он проверяет свои ножны и всовывает свой меч, кому-то улыбается и куда-то указывает рукой. Наверное, тот хочет прогуляться, раз вид иной, да и своих людей просит не беспокоиться, желает пройтись один. Чимин, чтобы всё услышать, уже высунулся почти всем корпусом и чуть ли не валится.
Чонгук, что говорил с одним из своих слуг, резко поднимает голову и сталкивается с перепуганными глазами. Он ему улыбается, но макушка быстро пропадает. А на самом деле Чимин просто свалился и руку ко рту прижал, будто кто-то за ним гнался и сейчас надо вести себя максимально тихо. Но это просто обычная реакция на альфу, который готов своим видом убить, а Чимин сам себя преподносит.
Он не решается выглянуть во двор ещё раз, потому что боится, что сможет столкнуться с этим человеком взглядом. Поэтому, дабы не думать о Чонгуке, он встаёт и решается привести себя в порядок, смыть оставшиеся следы макияжа, поменять наряд и вообще освежиться. Он раскладывает всё как можно красивее на своём столике, берёт в руки свежее полотенце и, сняв верх, начинает умываться. Намыливает хорошенько лицо, предварительно прикрыв глаза, чтобы не щипало. По-хорошему, ему бы сходить в баню и помыться целиком, но омега любит получать наслаждение в бане, там можно расслабиться, к тому же это много мороки и приготовлений, поэтому этот способ самый простой.
Он обмывает плечи и лицо, а после, приложив полотенце к лицу, выдыхает. То так вкусно пахнет, даже в него добавлены какие-то масла. Чимин даже оторваться не может от приятного запаха, но вынужден, потому что стоит поменять одежду. Сегодня он прост в выборе, поэтому ничего сказочного не будет. Чимин вновь возвращается к своему столику и открывает красивую шкатулку, украшенную золотом и красивым рубином посередине, чтобы достать украшения. Серёжки-капельки сразу же оказываются в ушах, омега скользит пальцами по поверхности дерева и останавливается на баночке с сурьмой. Он открывает её понимает, что той практически нет, а глаза омега любил подводить постоянно.
Выдохнув и приняв решение самостоятельно отправиться на базар за нужной вещью, Чимин берёт накидку, чтобы быть незаметным в толпе и, выйдя из покоев, смотрит по сторонам, чтобы никто из его близких не заметил. Это не первый побег Чимина, не первая вылазка. Хорошо, если брат на пути попадётся, а вот если отец, а если ещё и его ненаглядный супруг, то Чимину не миновать беды. Поэтому он тихо и, пытаясь не выдать себя перед слугами, ускользает за пределы дворца, сливаясь с толпой. Ему повезло, что сейчас многие отравляются на базар, чтобы купить продукты, вещи во дворец. Да даже если его кто-то увидит, то ничего и не скажут, прекрасно зная нрав своего молодого господина.
Чимин почти никогда не напрягал свою прислугу, поэтому большинство своих желаний удовлетворял самостоятельно. Ему не хотелось, чтобы кто-то шёл за его вещью куда-то далеко, зная, что у них и так дел по горло. Поэтому выход на сурьмой был вполне естественен.
Омега получше кутается в накидку и проверяет свои карманы, в который был мешочек с деньгами. В любой вещи, где есть карманы, Чимин хранил монеты. Он спокойно прогуливается по базару и всматривается в красочное великолепие. Но это на первый взгляд кажется, что всё прекрасно, что жизнь этих людей не знает бед. Чимин хоть и пытался не вникать в никакие вопросы, но жизнь людей его беспокоила, потому что эти люди живут с ним рядом, но при этом имеют разные условия. Когда мог, омега постоянно раздавал свои деньги бездомным, покупал еду. Он знал, что вопрос с населением решён не будет, пока кто-то про это не заговорит. Но другим легче умолчать этот факт, факт безграмотности, факт бедноты, факт низкого уровня жизни. И никто этими вопросами не интересуется, а Чимин как-то пытался попросить отца выделить ему небольшой фондик, чтобы там люди могли найти пристанище, но тот лишь отмахнулся и сказал, что лишних проблем ему ещё не хватало.
А Чимин не против бы решать эти проблемы, потому что они важны и волнуют его, он не может пройти мимо, если видит беду, но ему постоянно рубят, назад возвращают и не позволяют помочь до конца. Сейчас всё, на что он способен, — изредка выдавать личные средства, но только так, чтобы никто не знал.
Когда-нибудь, когда Чимин повзрослеет, у него появится свой альфа, то он обязательно попросит его осуществить свою мечту и помочь пусть малым, но всё-таки помочь людям, которые действительно в этом нуждаются.
Омега так замечтался, что чуть не прошёл нужную ему лавку. Торговца-омегу он знал давно, потому что частенько брал у него что-то для ухода за собой, ткани для пошива одежды, украшения, изделия красивые и ручной работы. Они могли даже провести пару минут за беседой или выпить чего-нибудь.
— Вай, мой господин, рад вас видеть, — улыбается омега с серыми волосами и ярко подведёнными глаза.
— Я тоже рад тебя видеть, Лу, — улыбается в ответ Чимин и уже собирается озвучить то, зачем пришёл, как вдруг ему на глаза попадается знакомая фигура, которую ни с кем не спутаешь. Друг омеги вытянув шею и следя за взглядом Чимина, тоже пытается во что-то вглядеться. Но только он не понимает, что именно Чимин увидел. Щурит глаза, вытягивает губы и глазеет на Чимина.
— Кхем, — Лу специально кашляет, чтобы вернуть Чимина с облаков на землю. — Так зачем пришли?
— Ой, да, прости, — Чимин отворачивается, чтобы больше не видеть
его. — У меня сурьма закончилась, я бы хотел её и купить, к тому же футлярчик красивый бы выбрать.
— Вай, вы знаете, что у меня здесь, — Лу обводит взглядом торговые лавки, — лучший вкус, — специально громко говорит он, а Чимин краснеет, потому что на них смотреть начинают.
— Да ну, тогда, если у тебя лучший вкус, то что подойдёт мне? — Чимин готов провалиться. Потому что судьба решила поиграть с ним и послать альфу в наказание. Наверное, это за побег.
Чимин прикрывает глаза, что не уходит от Чонгука. Он лишь ближе подходит и, будто не замечая омегу, обращается к торговцу, требуя от него ответа.
— О, ну тогда, — тянет Лу и смотрит на Чимина, которого, казалось, уже трясти начало, но он держится. — Возьмите вот этот шёлк, — омега расстилает перед Чонгуком синий шёлк, который усеян золотистой крошкой. — Синий оттенок сочетается с цветом ваших глаз, к тому же он точно, — омега берёт ткань в руки и в воздухе будто примеряет на Чонгуке, — идеально сядет.
— Хорошо, — улыбается Чон и продолжает делать вид, что Чимина рядом с собой не видит. — А что, если ты предложишь мне что-то для омеги? — Лу хитро улыбается и, скрестив руки, пялится на Чона добрым взглядом. Он уверен, что между этим двумя что-то есть, сейчас они во что-то играют.
— Тогда опишите его, может, я смогу что-то подобрать.
— Конечно, — сразу же взбодрился Чон. — Он очень крошечный, иногда мне кажется, что он может поместиться в мой карман, — Чимин не знает, зачем он ещё здесь ещё стоит, но послушать описание омеги, для которого Чонгук что-то выбирает, хочется. Хочется узнать, какие именно омеги привлекают его. Не то что бы Чимин сразу станет таким, нет, ему просто любопытно, к тому же, может, он ещё превзойдет данное описание. — У него нежное, хрупкое тельце, лучший скульптор изваял его. Его походка подобно воздушному, мягкому облаку, он порхает с одного на другое. Он, вроде, стеснительный, краска в один момент может окутать его лицо, а иногда он покрывается иголками, шипеть начинает да коготки точит, чтобы в шею впиться. — Чимин покраснел, с ног до головы покрылся красными пятнышками. Ему дурно становится находиться рядом с этим человеком. Но Чонгук добивает последним:
— Но самое главное, что выделяется в его образе, так это, — на этом моменте Чонгук резко переводит взгляд на Чимина, который теребит в руках какой-то флакон, наверное, там духи. Он готов смотреть на что угодно, слушать кого угодно, но только не слышать и не видеть альфу. Но одной фразой он решил многое. — Это неземного цвета глаза. Изумрудные, — да, тот омега, которого описывал Чонгук полностью подходит под описание Чимина. Особенно последний пункт, который выводит омегу из этого мира, заставляя окунуться в другой.
Лу, что видит эту сцену, улыбается вновь и вдруг достаёт какую-то коробочку, протягивая её альфе. Чонгук наконец-то переводит испепеляющий взгляд от Чимина на вещицу.
— Этот омега любит красивые украшения, наряды, уход за собой, он капризен, но если выбора не остаётся, то он идёт во все тяжкие. Его любимый цвет — красный и чёрный. Первый символизирует вечную борьбу, мятеж, кровавые бойни. Второй же — вечный траур по неудавшимся победам в первом, — Чимин, честно говоря, готов был задушить друга собственными руками, чтобы тот прекратил выдавать про него информацию, но, увидев заинтересованность Чона, решил перенести казнь.
— Что в коробке? — выгнув бровь и посмотрев на вещицу, спрашивает Чон. Лу наклоняется к нему ближе и сам открывает.
— То, что любит эта бестия, — Чонгук опускает взгляд и видит ничего. Абсолютно ничего. Он поднимает непонимающий взгляд на торговца, требуя ответа.
— Больше всего он любит свободу, — Чонгук утвердительно кивает и говорит, что омега умён раз решил так пошутить. Но Лу отвечает, что это правда, что Чимину ничто так не нравится, как свобода.
— Кстати, если хотите его нагнать, то поторопитесь, потому что ваша пташка упорхнула, — и действительно, повернувшись, Чонгук замечает, что Чимина рядом нет, а светлая макушка уже пропадает из вида. Он одобрительно кивает торговцу, который мечтательно вздыхает и провожает альфу взглядом.
— Смогут ли два сложных характера ужиться вместе — вопрос времени.
Чонгук сразу же помчался за Чимином, который был и рад избавиться от альфы, чтобы впредь на него не напасть и не испытаться непонятных чувств. Он посильнее закутался в свою накидку. Здесь его не знают, но он омега, который вполне хорош собой, может привлечь внимание внешностью и несладко понести из-за неё, поэтому лучше не выделяться из толпы.
Его думы заняты одной конкретной личностью. Да, Чимин был бы рад встретиться с ним случайно на рынке, где бы они довольно мило побеседовали, где поговорили о простых вещах, у него же в планах не было намеренно бежать за альфой. Просто стечение обстоятельств свели их, не более. И он, кстати, у Лу забыл свою сурьму, за которой как раз и вышел.
Если бы альфа не начинал так подробно описывать его, не вводил бы в краску и заставлял смущаться, то Чимин, возможно, ещё бы и постоял и перебросился парой слов, даже прогуляться согласился бы. Но поведение Чонгука вышло за грани, за которые Чимин не любил выходить, да и слушать речи, из ряда вон выходящие, он не намерен.
Чимин уже проклинает тот день, когда смог познакомиться с этим альфой. Он ещё глуп, молод, он не может отличить простое влечение, симпатию, с тем, что люди называют любовью. Он, как и многие в этом мире, грезит о ней, страстно желает, ему очень хочется ощутить её вкус на своей шкуре. Не хочется разочаровать это дивное создание, сущего ангела с дьявольским характером, который может обойти любого в Аду, но останется таким же непорочным и чистым, но лишь один альфа будет видеть его насквозь. Им, как раз, мысли Чимина и заняты второй день.
Если можно было выжечь из груди тёплое чувство, возникающее рядом с ним, если можно так умело подавлять свои эмоции и не казаться шутом на дешёвом спектакле, если можно было бы ничего не чувствовать и вообще не рождаться омегой. Потому что для Чимина это бремя, а для родителей ещё хуже. Ладно, со старшим сыном не получилось, но и второй не оправдал должных ожиданий. А ведь Чимин никому ничего не обещал, он просто появился на этот свет, его даже не спросили. Может, отец жалеет, хотя это точно, что Чимин такой груз, если старший мог покоряться, выполнял просьбы, то этот точил зубы и отбивался от рук уже с раннего возраста.
И так вся жизнь представляет жалкую иллюзию, в которой Чимин уживается, создавая постоянно новые миры, где ему более комфортно. А ещё внезапные встречи. Да за всю свою жизнь он ни разу так не контактировал с альфой. Да, у них были вечера, но там Чимина заставляли делать всё по уже пройденному, он старался льстить и играл, но никогда не испытывал такого, что случилось с тем незнакомцем, то есть Чонгуком. Омега соврёт, если скажет, что тот ему не понравился и вовсе его не волнует, да если бы это было так, то Чимин не думал бы о нём всю дорогу, судорожно теребя рукава своей одежды.
Ему надо побыстрее избавиться от навязчивых мыслях, о плохих в том числе, потому что он должен понимать, что смотреть на Чонгука в качестве альфы не нужно, ибо это бессмысленно и принесёт ещё больший вред. Омега не глуп в вопросе того, зачем здесь Чонгук. Понятно, что приехал решать важные политические вопросы, вот и времени для омеги не должно быть.
Только он постоянно его находит. И не только время.
Чимин так старательно пытался отвязаться от Чонгука и больше не думать о нём, как случайно столкнулся с людьми, нёсшими какие-то ковры и посуду. Он сделал это не специально, не с целью навредить, вовсе нет, Чимин не из тех, кто будет портить чужие вещи, он свои как хранит и бережёт.
Чимин сразу же забеспокоился и начал извиняться. Он вежлив, ведь даже не увидел сначала изумление на лицах тех, кого толкнул, а после уже стало проявляться самое настоящее животное желание. С этим ничего не поделаешь, такова природа и странные желания, постоянно возникающие в мыслях каждого. Вот только у кого они представляют собой приемлемые вещи, а у кого-то из ряда вон выходящие. Он наклонился, чтобы помочь, начал тараторить, и это позволило этим людям понять, что перед ними омега, к тому же капюшон спал с волос, и перед незнакомыми людьми возникло поистине лучшее творение Бога. Чимин, который держал то ли кувшин, то ли вазу, стремительно бросил предмет на землю и попятился назад, не отводя взгляд от одного торговца. Что странно, но никто даже не смотрит на них, будто это норма, будто нормально так окружать омегу и смотреть похабным взглядом. Но ничего странного нет, потому что людям не нужны проблемы, потому что каждый печётся о себе и не станет помогать омеге, который сам на себя беду и навлёк, хоть и не специально.
Вышёл погулять, как говорится. Чимин хотел отойти, хотел убрать своего взгляда, но когда попятился, то врезался в чью-то мощную грудь. У Чимина будто дежавю, но если с Чонгуком было хорошо, то с этими людьми противно. Чимин натягивает на себя спавшую с плеч накидку, но закончить начатое ему не позволяют, ибо с силой дёргают вниз.
Чимин хоть и был остёр, постоянно грубил, но не мог и подумать, что окажется в такой ситуации, где надо будет давать реальный отпор, то есть это не просто нагрубить отцу, кинуть в брата подушкой, это страшнее и опаснее. И тут он не в силах что-либо предпринять, потому что, во-первых, у него не достаточно сил, во-вторых, у него нет защитника, хотя бы одного доброго человека, который бы соизволил помочь, в-третьих, он омега, а именно таких и не считают за людей, в-четвёртых, хотя на первых двух пунктах можно было остановиться, но нет, ибо про слабости нужно сказать, чтобы впредь с ними бороться, в-четвёртых, Чимин не мог давать настоящего отпора, то есть он не умел драться, размахивать мечом или кулаками, как это делают альфы. Но единственное, что было присуще любому живому существу, — инстинкт самосохранения.
— Эм, простите, дайте пройти, прошу, — голос Чимина как назло звучит очень тихо и весь его вид становится жалким и несчастным. Он ничто перед ними. Даже если захочет, то не сможет, но пытаться никогда не поздно, как думает Чимин, поэтому он делает шаг вперёд и поворачивается направо, чтобы начать своё отступление, ведь альф всего двое, а он маленький и прыткий, поэтому возможность убежать велика.
Чимин даже как-то воодушевляется, ведь маленький шанс убежать у не всё-таки появляется. Но как появляется проблеск надежды, так он и затухает, потому что, видимо, судьба решила с ним поиграть и послать неприятности и даже не слышать мольбы парня о своём спасении. Поэтому Чимин, который уже принялся бежать, оказался вновь прижат к мощной груди. Его просто-напросто поймали за руку.
— Ну, ты помешал нам работать, а теперь так легко хочешь уйти, — голос противный до мозга костей, так ещё эти касания приносят дискомфорт и будто ошпаривают. Он привык, что его кто-то может ударить или схватить, но обычно этот список недругов останавливается на отце, не более, а тут незнакомые лица. Один держит его руки сзади, а второй, зло скалясь, подходит постепенно. У него уродливый шрам на лице, а глаза несут страх. И если у Чонгука эту бездну можно как-то описать, то у этого незнакомца Чимин видит только одно. И это похоть. Уродливое желание.
Омеге тяжело испытывать впервые страх, потому что частенько он его куда-то засовывал, в самой далёкий уголок себя, стараясь казаться бесстрашным, но как только встретился лицом к лицу с настоящей бедой, когда страх начал подниматься, вот уже на ногах крепко стоит и Чимина за шею держит, тут ему поплохело и стало не по себе. Ну не мог он столько раз ходя на рынок, напасть на неприятности, да и именно сегодня, когда с Чонгуком повстречался, когда тот так ярко его описал, когда он сбежал и не переставал думать о нём. Даже сейчас, когда он пытается вырваться из крепкого захвата цепких рук, он думает о нём, будто это как-то его сможет призвать, будто он возникнет из неоткуда и поможет. Да тот, наверное, уже во всю с Лу развлекается, хотя омега не из подобных людей.
Чимину никто не поможет, им это незачем, все просто посмотрят на это представление и дальше приступят к своим обязанностям, а эти люди запросто могут куда-то его утащить и сотворить страшное, чего Чимин и представить боится. Но он борется, до последнего борется, сжав зубы и напрягав все мышцы, Чимин пытается вырваться, но у него не выходит, потому что людей хоть и двое, но сил совсем не хватает.
— Ну чего ты ломаешься, кроха. Кто будет отвечать за испорченный товар, — рука касается нежного лица и гладит. Был бы Чимин палачом или хотя бы более жестоким, то либо сломал эту руку, либо отрубил. Хотя он точно мог её сломать, если захочет, он как-то палец брату сломал, потому что тот доставал его с очередными вопросами, начинал учить и нести прочую ерунду, в которой Чимин был не заинтересован.
Человек вдруг отходит на пару шагов, а для Чимина это большой шанс. Он жмурится, хотя принимать неизбежное не хочется, поэтому он применяет в ход ноги. Оттолкнувшись от земли на пару сантиметров, он бьёт куда-то в грудь тому, кто ещё недавно трогал его губы, которые тот ещё никому не позволял трогать, да и самого себя так нагло. Как только Чимин попадает, он мысленно ликует. Оказывается, он может быть и не таким беспомощным. Теперь медлить нельзя, ибо тот, кто его держал, сейчас расслабил хватку, из которой он благополучно выбрался. Но эти люди, которым по-хорошему пора отстать, потому что хоть люди и не помогут, но явно негодуют, ибо этот инцендент мешает торговли, отвлекает посетителей.
Тот, кого Чимин отшвырнул от себя ногами, быстро поднялся и, видимо, решил приподать урок омеге, собираясь ударить. Но вдруг чужая рука, но уже более приятная, появляется в поле зрения, перехватывает эту мерзкую и резко выворачивает, следом слышится хруст переламывающейся кости, а ещё позже нечеловеческий крик. А Чонгуку приятно, он этими воплями лишь своего Монстра кормит, да и больше удовольствия себе приносит.
Альфа в наслаждении прикрывает глаза, будто ему принесли нереальные ощущения, будто такого ещё никогда не испытывал. Но это так, потому что каждый раз, когда Чонгук кормит себя и Монстра человеческой болью, всё происходит будто впервые. Он не мог привыкнуть к вкусу, который дарили ему люди. Ему в радость было приносить им боль, но лишь бы слушать мольбу, крики, страдания, а совсем пустым взглядом и камнем в душе, смотреть и приподнимать уголки губ.
Чонгук почти сразу пошёл за омегой, но отвлёкся, когда тот с кем-то столкнулся. Он стал возле одного ряда, где продавали какие-то специи, и, скрестив руки и сощурив глаза, стал смотреть на небольшое представление, в которое по чистой случайности был втянут Чимин.
Почему он не стал ничего предпринимать сразу? Не потому, что он боялся лишних синяков или ссадин, нет, они никогда ему не мешали. Всё просто: потому что ему стало любопытно, сможет ли Чимин за себя постоять. Его личный Монстр морду вытянул и клыки обнажил, ибо ему так приятно любоваться такой картиной, где человек борется с собой, где предпринимает жалкие попытки выбраться из цепких лап. И Монстр сделал бы то же самое, если бы не хозяин, который просит того смирно сидеть и ждать. Глаза Чонгука тоже чернеть начинают и он языком нащупывает выступающие клыки. Забавно, но на них он не чувствует крови, а хочется, очень хочется. Но ещё больше посмотреть, как жертва станет вырываться и пытаться выбраться. Монстр воспитан Чоном, а тот хозяина не подведёт.
Как оказалось, омега вполне справился. Но смотреть дальше, как измываются над ним, он не стал, потому что это представление надоело. Он увидел то, что захотел. Он расталкивает людей, не слыша их недовольных возгласов, перед ним только занесённая рука и испуганное тельце, которое сжалось и чуть ли не трясётся. Чонгук не прочь проучить наглеца, что посмел поднять руку на божество.
— Во-первых, только я могу называть его крохой, — выплёвывает Чон и сильнее жмёт на больное место. Хотя странно произносить такие слова, когда знаком с человеком более одного дня. — Во-вторых, он не шлюха, чтобы ты удовлетворил свои грязные потребности. В-третьих, благодари своего Бога, что я сегодня в хорошем настроении, — он откидывает этот бесполезный костлявый мешок и смотрит на остальных. — Ну, кто хочет продолжить? — никто не хочет, у всех на глазах читается животный страх. Чонгук лишь усмехается и, повернувшись к Чимину, как в ни чём не бывало, берёт его за плечи и уводит от места.
Чонгук поступил весьма благородно, потому что так бы поступил любой нормальный человек, которому не безразлична судьба мальчишки, которого нагло зажимают по сторонам и явно грезят о похабном. Он поступил так, как посчитал нужным и правильным. Теперь он чувствует то, что чувствовал Хосок, когда решил защитить Тэхёна. За секунду, а Чонгуку кажется, что прошла целая вечность, он ловит потерянный и в тот же момент изумлённый взгляд маленького существа. Кроха жмётся, словно маленький котёнок, глазами ищет того, за кого можно уцепиться. И он находит такого спасителя, в лице Чонгука находит и сам тянет к нему руки, чтобы тот спас, уберёг, увёл отсюда.
Чонгук и выполняет просьбу Чимина, который её даже не озвучил. Альфа не поворачивается, не смотрит на обидчиков, но точно знает, что ему проклятия вслед летят, но есть один ангел в обличии чёрта, который его от этого убережёт.
Чимин тоже не поворачивается, потому что он ещё от шока не отошёл. Он ничего не различает, но снова ощущает эти руки на своих плечах. Пальцы слегка сжимают ткань его одежды, но не давят. Он пришёл по его душу. И Чимин, который так пытался убежать от него, сам в лапы угодил, но он ещё не знает, на что способен личный Монстр Чон Чонгука. Пока тот смиренно ждёт команды, сидит на кованной Чоном цепи и ждёт. Ждёт, когда можно красивое лицо изодрать своими когтями, впиться в молочную шею и испить такой желанной крови.
Но приказа хозяина не было, поэтому стоит повременить. Но и странно, что приказа всё ещё нет, ибо жертва который раз в лапы падает.
Чимин наконец отходит от шока и вновь возвращает себя старого. Он вырывается из лёгкой хватки Чонгука и отбегает в сторону, хмуря брови и буравя оппонента взглядом. Чонгук хмыкает и заводит руки за спину, выпрямляясь, потому что когда он вёл омегу, то пришлось немного наклониться, ибо тот же кроха. Они тупо смотрят на друга, не решаясь сказать не слова, но Чонгук, поняв, что не добьётся от омеги ничем молчанием с обеих сторон, усмехается, обнажая свои зубы.
— Может, скажешь мне…
— Спасибо, — говорит тихо омега, а Чонгуку, видимо, этого мало, он подбирается ближе.
— Прости, я не услышал, — он издевается над Чимином, потому что всё прекрасно слышит, но он хочет, чтобы тот отвлёкся от произошедшего конфликта и немного позлился.
— Спасибо, — уже более громко говорит Чимин. А Чонгук, подойдя ближе и скрестив руки на груди, стал всматриваться в дивное лицо омеги. Даже гримаса злости не способна испортить красивых и правильных черт. К любому другому омеге он бы давно прикоснулся, но не к этому, потому что он запросто может ему глаза вырвать или расцарапать.
— Не заставляй меня орать слова благодарности снова, — недовольно бурчит омега и разворачивается, чтобы уйти.
— Даже компанию не составишь? — а Чимин не желает составлять компанию, потому что находится рядом с ним равно похоронить себя заживо, отрезать конечности, в кипятке искупаться. Но Чонгук вряд ли это поймёт, потому что омега тщательно скрывает это, всё туда, в самый конец души, под замок в самый прочный ларец.
— Что, помочь выбрать лучшую сурьму? А может, подходящие масла?
— Одежду, — это первое, что приходит в голову Чону, потому что он не знает, как ещё сохранить подле себя этот комочек и не позволить влезть в большие неприятности.
— Одежду? — Чимин вновь хмурится и не верит словам альфы, который тоже до конца себя не понимает.
— А что? Такой, как я, не может себе купить одежду, превосходящую даже императора?
— Гордыня — самый страшный из семи братьев, —
шутит говорит правду Чимин.
— Ну, у моего друга есть сын, которого я всем сердцем люблю, поэтому люблю чем-то его баловать, — почему-то Чонгук был уверен, что омега смягчится, если узнает, что одежда нужна не ему, а ребёнку. В конце концов, Чимин же не сможет отказать в выборе одежды для чьего-то ребёнка. К тому Чонгук не врёт, его малыш любит красиво наряжаться, любит, когда отец что-то привозит, а после ещё долго крутится перед ним и демонстрирует свои новые вещи, за которые отец отдал много денег, но чтобы его малыш был рад и доволен.
— О, ребёнок, значит, — и Чимин задумывается. Он прикусывает палец и хмурится, обдумывая всё. — Ну, тогда расскажите немного про него, чтобы я понял, что может подойти, — и он сдаётся, потому что Чимин не может отказать ни желанию альфы, ни ему самому. Почему? Да чёрт его знает.
Чонгук победно улыбается, выпрямляется, выпячивая грудь и с большой охотой начинает рассказывать про Хана, начиная с:
— Его зовут…
***
— Хан, где ты?! — Тэхён уже голос потерял, но всё равно не сдавался. Мальчишка ускользнул от него, снова сбежал с занятий и теперь где-то прячется, вот это «где», Тэхён и пытается определить. Он уже с ног сбился, каждого спрашивал, не видели ли они молодого господина, но все как один твердили, что никого не видели.
Омега готов был расплакаться, если бы не чудо под названием «Страшный сон». Хосок, который держал Хана на руках что-то ему объяснял, скорее всего, ругался. Омега его не слушал, кажется, а может делал вид. Он опустил голову и почти хныкал. Своим маленьким кулачком тёр нос и дёргал плечами.
Тэхён, как завидел знакомые силуэты, подорвался с места. У него самого глаза на мокром месте, он уже напридумывал себе, что не уследил, что с малышом что-то случилось, он не так за себя переживал, как за ребёнка. Но он так благодарен Хосоку, что описать это невозможно.
— Хан, ты меня напугал, ты… Что с твоей коленкой?! — только сейчас омега замечает, что коленка Хана поранена, местами кровь течёт, а где-то запеклась.
— Он упал, потому что хотел от меня убежать, — холодным и пронизывающим голосом сообщает Хосок. — Но, малыш, запомни, — уже более мягче обращается он к нему, — что от Чёрной Смерти никому не убежать.
И этим он пытается напугать четырёхлетнего ребёнка. Благо, что Хан не понимает всей серьёзности слов альфы. А вот Тэхён прекрасно понимает. Эти слова и к нему отчасти отношение имеют.
Хосок точно не простил его за прошлый раз. Когда он вручил ему записку, то Тэхён был шокирован, он прочитал пару строк и на большее не осмелился, поэтому просто скомкал и выбросил в огонь. Не потому, что альфа ему противен или страшен, нет, просто потому, что он не хочет, не хочет этой связи, от которой не будет толка, а будет лишь разочарования и сплошные страдания. Он даже не отвечает на вопрос у себя в голове: что такое для него Хосок? Ему просто страшно, что он может казаться чем-то б
ольшим, чем просто, скажем так, друг или наставник для Хана. Тэхён боится, не хочет, чтобы их чувства оказались взаимны, он не хочет, чтобы Хосок за ним ухаживал, давал эти записочки, которые дают снова и снова ложные надежды. Ведь он будет ещё больше страдать.
Тогда, четыре года назад, когда он его купил и по сути сделал своим, Тэхён тогда ещё мог показать свои зубы, но не сейчас, всё его мужество улетучилось, когда он понял, кто такой Хосок. Ему вовсе не страшно от мысли, что его альфой может стать Чёрная Смерть, или же, что тот его убить сможет, хотя, честно говоря, это тоже удручает и пугает. Но главное, что тревожило Тэхёна, так это привязанность к этому человеку. Он не сможет есть, не сможет спать, не сможет жить, если узнает, что с ним что-то случилось. Благо, сейчас точка апогея не достигла, но уже близка к этому, поэтому омега и хочет на корню прервать зарождающееся семя, которое Хосок всё время подпитывает теплотой и заботой, как ему казалось, но на деле это выглядело совсем неумело, потому что, как говорилось, Чёрная Смерть не умеет ни любить, ни сострадать, ни жалеть, но ради этого омеги он готов меняться. Даже улыбка, которую словно ножом ему разрезали, была сделала только для него.
Но Тэхён не хочет это оценить, да он и с радостью рад бы не видеть альфу, потому что это приносит обоим дискомфорт. Рядом с ним сердце пылает, глаза бегают из стороны в сторону и не могут на чём-то одном задержаться. А Хосок прожигает его, испытывает. Такое ощущение, что омега один из тех пленников, которых обычно Хосок с особой кровожадностью пытает. Но только тут пытка другая, особая, имеющая свои отличительные черты, и Тэхёну кажется, что лучше бы он его пытал по-настоящему, протыкал его сердце ножом вживую, выжег бы глаза, чтобы те больше не смотрели на него, обрубил пальцы, которые постоянно так и норовят прикоснуться к крепкому телу, да пусть самого его бы убил, чтобы так не мучался. Но тот не хочет. Тот мучить любит. А Тэхён привык к боли, но не от Чёрной Смерти.
Тэхён ставит Хана на землю и осматривает ранку, он тяжело вздыхает. Ему надо бы поскорее справиться с паникой, чтобы помочь ребёнку. Он дует на место, где болит, а Хан только носом шмыгает.
— Почему ты такой неаккуратный, вот что я отцу твоему скажу? — Тэхён хоть и старается звучать угрожающе, но у него совершенно это не получается, он ещё пару минут рассматривает рану, а после подхватывает ребёнка на руки. Ему следует поблагодарить Хосока, что тот не бросил Хана и, кажется, даже немного его упокоил. Если бы младший сейчас сильно плакал, то успокаивал Хосок бы уже двух.
Он только поворачивается, чтобы поблагодарить Хосока, но того будто и не было. Чёрная Смерть приходит и уходит неожиданно. Тэхён, вздохнув и выругавшись себе под нос, начал привлекать внимание ребёнка, который хныкал, он успокаивал его, говорил, что это пустяки, даже рассказал, как сам падал и разбивал коленки, что было ещё хуже. Короче говоря, любыми способами старался отвлечь мальчишку, да и самого себя. Про Хосока сейчас лучше не думать. Главная и первостепенная его задача — следить за Ханом. Альфы не должны заселять его разум.
Но почему-то разум Тэхёна говорит о другом.
Он встряхивает головой и идёт в свои покои, чтобы оказать Хану помощь, потому что если с ним что-то случится, то омега себе этого не простит. Этот маленькое чудо — единственный смысл прибывания в этом дворце.
— Ничего не болит? — нежно дуя на ранку, спрашивает Тэхён и легонько надавливает на проблемное место.
— Нет, почти нет… Я же сильный, — но он хнычет, — папочка так говорил. Говорил, никогда не показывай слёзы, когда тебе больно, потому что враги смогут посчитать это за твою слабость, — омега шипит, когда Тэхён прикладывает ватку, продолжая дуть. Он делает всё бережно, чтобы не навредить.
— Да, отец плохого не посоветует. А зачем ты с занятий убежал? — Тэхён мажет какой-то мазью ранку и следом прикладывает бинт. Хан повесил голову и не стал отвечать.
— Хан?
— Они просто говорят, что я сирота. А это не так, потому что у меня есть папочка, который меня любит сразу за двоих. Мне всё равно, что говорят другие, просто обидно же, поэтому и убежал, чтобы никто не видел, как я плакал, а потом Хосок нашёл меня и я уже убегал от него, но споткнулся и упал, — всё на одном дыхании выпаливает малыш, а после замолкает и смотрит на свои ладошки, которые Тэхён не протёр. Он встаёт, берёт мокрую тряпочку и начинает вытирать.
— Не слушай их, это глупости. У тебя есть родители… Родитель. Чонгук тебя очень любит и даёт тебе по возможности всё. Они просто не понимают, что слова могут сильно ранить. Ты же умный мальчик и должен понимать и не брать во внимание эти пустые слова. У тебя есть отец, есть я, есть Хосок. Мы все твоя семья, — омега гладит Хана по огненным волосам и, наклонившись ко лбу, оставляет нежный поцелуй.
— Я люблю тебя, — Хан набрасывается с объятиями на Тэхёна, а тот охотно отвечает. Сейчас омега хочет поговорить с Хосоком, чтобы тот в свою очередь присёк любые неприятные слова в сторону Хана.
Он не хочет, чтобы альфа разбирался с детьми. Нет, это слишком жестоко и аморально. Но ведь учитель должен следить за дисциплиной, слышать, что говорят его ученики, да и чьего сына они обижают. Чонгук из кожи вон лезет, чтобы Хан не отличался от других, постоянно его балует, пристроил в одну из лучших школ, которая только могла быть в Хузуре. Ему самому нелегко постоянно бросать сына, видеть его тот частно не может из-за своего положения.
То, что Хана назвали сиротой, ужасно, потому что сирота — это ребёнок без родителей, а у омеги они были, да и оба живые. Правда, Тэхён точно не знает, что с папой Хана наверняка, но хочет верить словам, что тот жив и здоров и ни в чём не нуждается. Его Тэхён лично не видел, только по рассказам Чонгука из его прошлого. Омега — единственный человек, который хранит тайны Чона, даже самые сокровенные. Хосок так похвастаться не может. Но Чонгук полностью доверяет Тэхёну. Бывало, когда Хан был ещё совсем малюткой, когда Тэхён только пришёл во дворец, то они укладывались по бокам от ребёнка и смотрели, как тот ни одному из них не даёт спать, играется с пальцами отца и смеётся. Эти моменты были пропитаны особой нежностью и значимы для Тэхёна.
Альфа тогда, не смотря на него, начинал рассказывать, кто он, кто папа Хана, почему он отдал его и многое другое. Тэхён был уверен, что альфа говорит правду, потому что когда речь доходила до папы Хана, то Чонгук позволял себе улыбнуться, рассказывал, какой тот неуклюжий, какой забавный, когда злится, как он по нему скучает. И он до последнего не простит, что отдал его врагу.
Тэхён решает, что сейчас бессмысленно отправлять Хана на занятия, поэтому оставляет его у себя, окружает морем игрушек и, сказав ему, чтобы тот подождал его несколько минут, выходит. Он настроен решительно, ничто не сможет его поменять решение поговорить с Хосоком, даже обиженная рожа того.
Да Хан — его сын, пусть и не по крови. Он видел, как тот научился сидеть, как лопотать начал, как подходил и щипал каждого за носы, как отказывался есть и постоянно капризничал, как скучал по Чонгуку день от дня. Как скучает сейчас. Ему безумно жалко ребёнка, который оказался в такой ситуации, поэтому он не позволит, чтобы вот так с ним обращались в отсутствие Чона.
Кабинет Хосока находится рядом с покоями Чонгука. Это сделано на случай, если альфе что-то понадобится, то он вызовет к себе Хосока и отдаст нужные указания. Тэхён чуть ли не вырос в этой части дворца, потому что он ночевал в покоях Чонгука, он спал в кровати с Чонгуком, он воспитывал сына Чонгука. И это обоих ничуть не смущало. Но альфа сразу сказал, что ничего не чувствует ко омеге, потому что тот для него, как и Хосок, брат. А Тэхён и не напрашивался в любовники, потому что у самого был личный палач, к которому он стремительно дошёл.
Омега выдыхает и стучит. Выходит нескладно, даже тихо, поэтому он набирается силы и уже дубасит по двери, но никто ему не отвечает, но зайти без разрешения он не может, поэтому колотит дверь до тех пор, пока не слышит:
— Тебе открыть?
— О, да, пожалуйста. Он что, оглох там? — и только теперь до Тэхёна дошло. Аромат кожи стал выделяться внятнее. Он только что накричал на Чёрную Смерть. Он оборачивается на Хосока, который сразу ловит его виноватый взгляд. Он не может обижаться на это существо, потому что просто это было бы преступлением. Большие ореховые глаза бегают из стороны в сторону, куда угодно, но только не на альфу.
Хосок открывает дверь и запускает омегу. В кабинете у альфы чисто и всё на своих местах. Камин у стены с парой книг сверху. Деревянный стол завален бумагами, но те аккуратно уложены по стопкам. Печать императора лежит так же, чернильница, рядом с ней пара перьев, блокнот с раскрытой страницей и исписанными чернилами, карандаши. Полки с книгами, где нет, кажется, ни пылинки, парочка книг на незнакомом Тэхёну языке.
Альфа садится на своё место, а Тэхён становится напротив. Такое ощущение, что Хосок будет его допрашивать.
— Ну, что ты хотел? — альфу начинают будто интересовать бумаги, поэтому он берёт те в руки и читает. Тэхён отрицательно качает головой, но пути назад нет.
— Пожалуйста, поговорите с учителем Хана, сегодня его назвали сиротой… — Хосок поднимает хищный взгляд на омегу, который жмётся перед ним и постоянно глаза опускает, когда он поднимает свой.
— Я это сделаю, — как-то слишком быстро и легко. Но Тэхёна это не смущает, он сразу преображается. Чуть ли не подскакивает на месте и невольно поддаётся вперёд к столу альфы.
— Правда? — его глаза кажутся ещё больше и милее. Его лицо находится так рядом, что Хосоку хочется до него докаснуться. Он откладывает бумаги и наклоняется вперёд, ближе к омеге, чтобы тот услышал каждое слово.
— Да, но у меня есть условие, — и тут Тэхён будто в пропасть падает. Ну ведь это для Хана, для его очаровательного малыша, которого он тоже любит. А тот тут начинает условия ставить. Тэхён грустнеет, но ведь сам пошёл на это.
— Какое?
— Поцелуй меня.
Кажется, Чёрная Смерть забрал его жизнь.
***
— Ладно, хорошо, — смеётся Чимин и несёт в руке пакетик с леденцами. Они купили их в ближайшей лавке, где, кстати, попили прекрасный кофе, который Чимин не любил, но составил компанию альфе. — Но было бы смешно, если бы у тебя был ребёнок, — бросает Чимин и закидывает очередной леденец в рот, активно его жуя.
— Почему же? — Чонгук наблюдает за своей работой. Ему удалось отвлечь парнишу от случившегося инцидента. Теперь тот чаще улыбается и уплетает сладости, которые успел купить.
Чонгук не может не отметить, что ему нравятся прогулки с Чимином. С ним легко, с ним комфортно и как-то спокойно, забываешь о суете. Но и в один момент ты понимаешь, что постоянно с ним быть не придётся, что он всего лишь пешка в руках играющих. Он нужен Чонгуку для дела, он совершенно не считает его соперником, поэтому попользуется неопытностью и легкомысленностью.
Чонгук бы хотел себе такого омегу, но его горький опыт говорит об обратном. Он его привлекает, Чонгуку ещё никого не хотелось кого-то так сильно, но он не может сделать всё, как обычно, он не может взять силой, не может насильно поцеловать и испить божественный напиток богов, который кровью зовётся. Его что-то останавливает, и он с этим борется. Хотя зарождающаяся привязанность к омеге двусмысленна. И с одной стороны — это печально, потому что он его использует, а с другой — ему нравится он, он не хочет причинять вреда и впервые готов провалить задание. Но не сделает этого, потому что отец не смеет предать своё чадо. Чонгук не посмеет променять простое влечение на дела империи. Он столько сил приложил, чтобы отстроить
свою Империю Смерти, что не простит себя, если пойдёт на поводу омеги.
Жаль, конечно, Чимин очень расстроится. Ведь Чонгук даёт явные надежды, которые растопчет. Но он по-другому не может, омега должен это осознавать, что в политике ничего чисто не бывает, а Чонгук любит играть грязно, но эта грязь связана с личными страданиями каждого из участников процесса.
Ему понравилась сегодняшняя прогулка, было приятно послушать омегу и узнать что-то новое о нём, о себе Чонгук старался умалчивать, лишь сказал, что большинство слухов, что про него говорят, ложь. Кроме одного, что он настоящий император Олюма. Чимин как-то пропустил это мимо ушей, начиная рассказывать новую историю. Чонгук понял, что у того несладко в семье и что только брат ему может помочь. А это уже интереснее, поэтому Чонгук вспоминает Гёма и что-то отмечает в своей голове.
Хотелось бы забрать этого омегу к себе в империю, сделать трофеем, но он ещё вернётся.
— Да как ты можешь быть отцом? — усмехается Чимин и, повернувшись в сторону Чона, резко подскакивает к нему и впихивает ему кислый леденец. — Ты такой же кислый. Да и вообще, у тебя тогда должен быть омега.
— Почему ты решил, что у меня его нет? — Чимин приостанавливается и всматривается в серьёзное лицо Чонгука. Действительно, почему Чимин решил так. Из-за того, что тот с ним сейчас гуляет, из-за того, что как-то проявлял своё внимание, а может, из-за бурной фантазии Чимина, которая успела напридумывать разного? Омега мгновенно поникает, но старается этого не показывать. Носик вздёргивает и снова улыбку на лицо натягивает. Он не должен обижаться.
Дальше шли они в тишине. Они купили то, что нужно, даже больше того. Чимин был доволен прогулкой, он редко гулял с кем-то, да с ним никто и не просился, но сейчас компания с человеком кажется ему таким блаженством, что он хотел бы продолжения. Лишь у самых ворот, когда их без проблем пропускают, Чонгук отдаёт купленные вещи своим людям, а сам завидев стоящего неподалёку Туена, решается с ним поговорить, он поворачивается к Чимину, который хоть и не показал грусти на своё лице, но был опечален. Он ловит его за руку, чтобы тот не так быстро упорхнул и говорит:
— Кроха, у меня нет и не было омеги, — и он уходит, снова оставив лёгкий поцелуй на руке, параллельно что-то передавая. Эта та самая сурьма, которую он забыл.
И вот Чонгук снова, оставив пунцового Чимина стоять в одиночестве, пропадает.
Чимин ещё пару минут стоит на месте, а позже подрывается и уже летит, сбивая каждого на пути, ему всё равно, что видел его отец, а тот точно видел, да и выражение лица Чимина было глупым, всё равно, что брат что-то кричит ему вслед, кажется, что его искали и будет очередной скандал, всё равно, что сердце сейчас вырвется из груди и Чимин упадёт бездыханным телом на мраморные ступеньки дворца.
Он судорожно распахивает двери и вваливается внутрь, не переставая часто дышать. Ему не нравится, что происходит. Ему хочется пить, поэтому он, отстранившись от двери, к которой был прижат, подходит к столику и наливает полный стакан воды, мгновенно выпивая содержимое. Он шумно ставит стакан на стол и упирается рукам об края. Глаза бегают в разные стороны, а руки дрожат. Необъяснимое доселе чувство, которое подкрадывается и поражает точным ударом в область груди. Чимин от непонятных ощущений оседает на пол и закрывает лицо руками.
Знать человека пару дней, видеть его несколько сторон, чувствовать и любоваться — прекрасно, но гнетущее сомнение не даёт покоя.
Чимин проводит рукой по волосам, оттягивая те назад, нарочно причиняя себе вред, будто приходя в себя. Ему пора собраться и не стать очередным омегой, что растает от одного взгляда альфы и сразу же броситься к ему в постель. Чимин не такой, ему важны чувства, ему нужно внимание, ему нужно то, что делает Чон Чонгук.
И это убивает.
***
Чимин не знает, сколько просидел на полу, ибо заснул. Кажется, что он даже успел поплакать от собственной ничтожности и сущности. Но сейчас, вроде, он приходит в себя. Шея затекла, как и все конечности, поэтому Чимину надо потрудиться, чтобы их размять. Он усиленно мнёт шею и вытягивая ноги, крутя стопами в разные стороны. Омега даже не сразу замечает, что в комнате не один.
Встав с пола и ещё немного размявшись, Чимин окончательно успокаивается и отгоняет нежеланные мысли прочь. Будет ещё не один альфа, который так же легко сможет вскружить голову, и что же, Чимину придётся из-за каждого так страдать и мучаться? Ну уж нет, он лучше перетерпит Чонгука пару дней, или насколько он приедет, а затем забудет это, как страшный сон, что дал ему немалый опыт.
Омега разворачивается в сторону окна и замирает. Он видит фигуру отца. Тот стоит, скрестив руки за спиной, вглядываясь в окно, в которое сегодня Чимин наблюдал за Чонгуком и из которого чуть не выпал. Чимин смахивает остатки истерики, прибирает волосы и разминает ткань. Отец редко заходит к кому-либо из братьев, это бывает в редких случаях. Это бывает в страшных случаях. И он пришёл вовсе не за тем, чтобы выказать свою любовь. Скорее всего, Чимину снова влетит. Но он не знает, что за буря скоро разверзнется.
— Отец, — тихо зовёт его Чимин и подходит ближе. Всё равно тот попросит это сделать, а под его взглядом это будет сделать куда страшнее. Туен ничего не отвечает, он тяжело вздыхает и неспеша поворачивается к сыну. Только сейчас Чимин смог разглядеть его выражение лица. Оно было полно некого призрения, отвращения, сразу же отталкивающее Чимина.
— Скажи, где я ошибся в твоём воспитании? — Чимин пятится назад, потому что эта скала, под названием отец, надвигается на Чимина и не даёт ему возможности убежать. Омега ничего не понимает, а просто пятится назад, к той точке, где недавно начинал. — Я так и знал, что ты такая же шлюха, как и твой папа.
— Не смей… — Чимин не понимает, за что получает такие слова, но ладно, если бы его оскорбляли, но тут затронули его папу, памятью о котором он бесконечно дорожит. Отец сухо смеётся, а потом, преодолев расстояние в пару шагов, хватает Чимина за волосы и оттягивает назад. Ему не привыкать, но это заходит слишком далеко.
— Не сметь?! Тогда какого чёрта ты вертишься вокруг Чон Чонгука? Что, шлюшьи повадки проснулись, м? — он трясёт Чимина, который вцепился в его руку и болезненно шипит, ему волосы чуть ли не выдирают.
Но услышав заветное имя, он ослабляет хватку. Так это всё из-за Чонгука, отец взъелся из-за того, что они оказались по случайности вместе, или же сам Чонгук что-то рассказал. Омега надеется всем сердцем, что первое. Но разум говорит об втором. Но для сентиментализма характерно отдача сердцу, а не разуму, поэтому он не слушает второе. Хотя оно оказывается верным.
— Причём здесь Чонгук? — Чимин резко дёргается и ему удаётся вырваться из хватки. Уже второй раз за день его кто-то хочет убить. — То, что мы сегодня были вместе, является чистой случайностью! Он вообще сегодня меня спас. Не подоспей он вовремя, то неизвестно, что эти альфы сделали со мной, — он плюёт отцу всё, что у него сейчас тяжёлым грузом покоится на душе. Он хочет оправдать Чонгука, хочет не впутывать его в это.
Но Чимин забыл, что отец не терпит крика, поэтому в следующую секунду он прикладывает ладонь к горящей щеке, по которой начинает распространяться тепло всё активнее.
— Лучше бы они уже закончили начатое, — и Чимин остаётся один. Одинокая слеза стекает по другой, более холодной щеке и приземляется на пол, на котором покоилась разбитая душа, которую, казалось, ничто и никто не сможет залатать. Он оседает на пол, продолжая держаться за щёку.
Чимину обидно, что родной человек, отец, так с ним обходится. К тому же смеет клеветать на папу. В такие моменты он может выплюнуть самый отборный яд, не заботясь о том, что больно от этого собственному сыну. Чимин вновь валится на пол и начинает рыдать, не отнимая руки от алой щеки. Дневной свет падает на его лицо, освещая хрустальные капельки изумруда, которые обильным поток стекают по щекам, спадают на пол и создают озеро полное слёз и мук.
Он не винит Чонгука, в этом он винит самого себя и своё безрассудство, опрометчивость. Не стоило так легкомысленно относится ко всему. Стоит помнить, в какое время и где он живёт. Тут если пустят про тебя слух, то и до могилы не далеко. Человеку лишь бы наговорить, а ведь кому-то это влияет на репутацию, кому-то это влияет на жизнь. Чимин почти всегда старался обходить грязные слухи стороной и сам в них не ввязывался. Если сейчас хоть кто-то распространит слух про него и Чонгука, то это чревато последствиями. Чимину на них всё равно, но не отцу, потому что он, как и Чонгук, занимает второе место в делах государства и его управлении, но можно сказать, что у него больше власти, нежели у здешнего императора. Это и объясняется тем, что Чонгук сначала заехал к ним. Они очень влиятельная семья, поэтому наслуху у каждого, кому не лень и пообсуждать, а тут Чимин повод подаёт.
Омега чувствует, как родные руки ложатся на его голову, как они начинают перебирать прядки. Голос приятный постоянно шепчет, что всё хорошо. Гём — спаситель для Чимина, маяк для корабля, компас для путешественника. Он постоянно его спасает, вытаскивает из ямы, в которую его сталкивают. Несмотря на непонимания со стороны, как братья могут найти общий язык, у них были прекрасные отношения, у них почти никогда не бывает ссор, а если таковые и имеются, то могли начаться мелкой шуткой, а закончится чуть ли не дракой, но всегда её начинал Чимина, но даже это не могло пошатнуть их братской любви. Гём старший брат, он ответственен за Чимина, он любит его всем сердцем, он заменяет ему недостающего папу, которого также потерял, но Чимину всё равно тяжелее, он даже его увидеть не смог.
В мире так много гнили, которая просто не может лечь на Гёма, но она касается Чимина, который её так и притягивает. Брат для него словно ангел, которым он и является. Чимин даже представить не может, что может произойти между ними, чтобы внести разлад в их отношения. Наверное, единственный, кому он нужен, так это Гём. Любимый старший брат.
— Ну же, Чимин-и, ты не плакал так даже тогда, когда тебе рану зашивали, а тут целый потоп устроил, — он пытается подбодрить, вытянуть из омута, но Чимин постоянно за что-то цепляется, не старается бороться. Его запас сил на сегодня закончен. Да, всё было прекрасно, он мог бы сказать, что прелестно провёл утро, погулял с человеком, который явно ему не безразличен, вдоволь насмеялся, наелся конфет и мог бы лежать и всё это рассказать Гёму, но не может, потому что тьма поглотила его вновь. И с ней каждый раз всё тяжелее бороться.
— Что я ему сделал… — хнычет омега и сильнее сжимает ткань одежды брата. Он ему уже всю рубашку намочил.
— Не обращай внимание, ты же знаешь его характер, когда тот не в духе, то ему надо на ком-то отыграться, а тут ты под руку попался, — брат поглаживает светлые волосы Чимина. Тот шмыгает носом, стараясь себя успокоить, уже второй раз ему приходится это делать.
— Давай-ка ты поспишь…
— Гём, — Чимин приподнимается и смотрит опухшими глазами на брата. Он смахивает оставшиеся изумруды с глаз. — День, сейчас разгар дня.
— Вот именно! — Гём понял, что сморозил глупость, поэтому старается исправиться. — Поднимайся, давай, сегодня у нас новый вечер, — Гём буквально волочит Чимина на себе, стараясь посадить его на пуфик рядом с зеркалом.
— Гём, я закончил свой утренний туалет давно… — но брат и слушать не желает. Хватает зарёванное лицо брата в свои ладони и сжимает, создавая причудливую рожицу.
— Сегодня очередной вечер, но непростой…
— А разве можно по-другому? — язвит Чимин и всё-таки позволяет брату властвовать над собой. Он умеет ухаживать за собой, у него красивое, правильное лицо.
— Сегодня, — он подтирает места, где у Чимина лились слёзы, — у нас небольшой вечер переодеваний, — омега продолжает старательно колдовать над братом, убирая всё лишнее и начиная рисовать глаза. — О, ты купил сурьму, — он её забыл. Чимин вспоминает, как Чонгук вложил её ему в руку, какое тёплое было его касание.
— Ага, — грустно отвечает Чимин, сразу вспоминая свою дивную прогулку. — Тогда я и встретился с Чонгуком, — рука Гёма ничуть не дёргается от упоминания этого имени. Он всё прекрасно видит и понимает.
— Боишься, что слухи могут поползти? Ну-ка, посмотри на меня, — Чимин послушно поднимает голову, не отвлекая брата.
— Я не боюсь то, что про меня скажут, но я боюсь последствий. Ведь я принесу такой урон нашей семье, — выдыхает Чимин, а Гём показывает, чтобы тот губы приоткрыл. Чимин повторяет движение.
— Нашей семье давно пора урон нанести. Кто-то сказал, что падишах, что не умеет проигрывать, никогда не станет повелителем. Поэтому, Чимин, нести уроны нормально, потому что благодаря им и крепнешь, благодаря поражениям ты становишься сильнее. Ты же у нас боец, — Гём наклоняется и целует брата в кнопчатый носик, тот морщится и как-то сковывается. — Покажи всем этим мерзким людям… Нет, даже покажи в первую очередь себе, что никто или ничто не сможет тебя опорочить, ты восстанешь, подобно фениксу из пепла, ты справишься, братишка.
Он справится.
Или…
