***
Намджун приходит засветло, он провёл нелёгкие разговоры с Чонгуком, успел пару раз его взбесить, за что получал колкие фразы от Джина. Его брат в любой удобной ситуации не на его стороне. Кажется, если будет война, то он точно не встанет на его сторону, а уйдёт к врагам. Но Намджуну такой союзник не нужен, ему вообще никто не нужен, потому что он привык справляться со всем сам. Отец научил его всему, что знал сам, а что не знал, то пришло к альфе с опытом. Он прошёл нелёгкий путь, чтобы восседать на троне. Несмотря на то, что он достался ему от отца, что законным путём он его принял, всё равно пришлось не сладко. Народ его не любит, поэтому каждый раз он старается их задобрить. Тем по душе придётся его брат, Джина с распростёртыми объятиями примут, забудут про Намджуна, забудут, как его звали и что он дельного для государства сделал. Ведь даже тот, кого он всем сердцем любит, не вспомнит, в первый же день забудет. Юнги ничего к нему не чувствует, наверное, уже и ненависть, и отвращение прошли. В глазах омеги сплошное безразличие. И это корёбит душу Намджуна. Его проводят до покоев и он, тихо отворив двери, останавливается и смотрит, как омега лежит на краю кровати, подложив руки под щёку и прижав ноги к груди. Звук шагов раздаётся по комнате, пока альфа ступает к Юнги. Он видит, как в лунном свете и до такого белое лицо, становится чуть ли не прозрачным. Намджун указательным пальцем убирает рыжие пряди со лба, из-за чего Юнги морщится и переворачивается на другой бок. Чувствует его, знает, что тот рядом, пусть даже и спит. Намджун слишком сильно впился в его сердце, душу, тело. Куда не глянь, там везде его отметины, везде его знаки принадлежности. Юнги лежит абсолютно голый, так, как любит Намджун, потому что он не знает, когда альфа заявится к нему и что попросит, а тратить время на одежду тот не любит. Альфа скидывает верх и укладывается рядом. Он любит рассматривать его правильное, маленькое, прямо кукольное лицо. Намджун касается маленького носика, проводит пару раз пальцем, спускается к губам и оттягивает нижнюю. Юнги постепенно открывает глаза, но то ли сон, то ли уже бессилие, заставляют его глаза сомкнуться вновь. Он только поддаётся вперёд и утыкается носом в грудь Намджуна. И в эти минуты альфа самый счастливый человек, рядом с которым его любимый омега, тихо посапывающий и чуть ли не пускающий слюну. Но набегают старые воспоминания: Чонгук был его альфой, у Юнги есть ребёнок, Намджун ему не нужен, он его не любит и никогда не сможет, он несчастен, а рядом с Чоном улыбался. Альфа вспоминает, когда впервые увидел огненную макушку. Тогда ещё совсем юный, с озорством в глазах и небывалой весёлостью, вечно улыбающийся и поедающий булочки под деревьями в саду. Он уже тогда был Чонгука, уже тогда принадлежал ему, но Намджун не мог позволить себе оставить его в Хузуре, ведь это солнце должно всходить только для него, но, как оказалось, что оно никогда для него не всходило и не взойдёт. Тогда Намджун познакомился с ним в саду, подошёл и уселся рядом на траве, пока омега безмятежно поедал булочку. Альфа поинтересовался, может ли он попросить кусочек, на что Юнги улыбнулся и отделил половину булочки и отдал альфе, а сам, просидев пару секунд, ушёл, помахав альфе на прощанье. Намджун решил, что вернётся либо с ним, либо не вернётся и вовсе. И он забрал его, только спустя год, когда омега родил прелестного омегу, имя которому дал он сам. Намджуна тогда не интересовало ничего, он поставил Чонгука перед выбором: либо сын, либо омега. Он предлагал за Юнги сорок тысяч воинов, освободить пленных и вернуть на родные земли, а если альфа не согласится, то просто не перенесёт эту войну. Чонгук, тогда стиснутый с нескольких сторон врагами, с уже тогда немощным императором, долго думал и не мог решить. Он терял воинов, как капли в море, он безумно был слаб и не мог так долго думать, ему следовало дать ответ незамедлительно. Юнги просил его, умолял, чтобы не поступал так подло с ним, чтобы не разлучал с сыном, но Чонгук разлучил, на долгие годы разлучил и разрушил их связь. Намджун не знает, что тогда чувствовал альфа, но тот выглядел разбито. Но ему было плевать, потому что он наконец-то смог забрать своё. Юнги сначала его возненавидел, потом сопротивлялся, потом сломался, потому что сделался куклой без эмоций и чувств, хотя первое он мог отменно сыграть. На сегодняшнем ужине вёл себя прекрасно, высоко держался и был под стать своему супругу. Но Намджун уверен, что он бы с радостью оттуда убежал, скрылся где-то и горько зарыдал от безысходности. Перед ним сидел тот, кого он любил, в этом дворце он провёл большую часть своей жизни, здесь он её и оставил. Юнги мычит во сне и поворачивается спиной к альфе. Тот кладёт свои руки на впалый живот и, уткнув голову ему в шею, прикрывает глаза. С Юнги нельзя спокойно спать, сна просто нет, потому что кошмары с ним являются, он видит его глаза, слышит его крики, чувствует боль и обиду, но ничего не поделает, потому что любит. Любит по-странному, по-звериному, но любит. И он надеется, что когда-нибудь Юнги это поймёт и попытается пойти навстречу, протянув руку. Но Юнги её лучше отрубит, чем протянет его тому, кто обрёк его жизнь на муки адовы. Он не спит, он никогда не засыпает раньше мужа, всегда его ждёт и трясётся, ждя, какую пытку сегодня окажет тот ему. Но сегодня милость оказал, не стал силой брать, а молча рядом лёг и к себе притянул. И Юнги боится верить своему счастью, поэтому он верит в худшее, что сейчас, стоит ему невольно повернуться, как Намджун сорвётся, но даже после его копошений, тот смиренно лежит подле и в любимую макушку утыкается, вдыхая аромат. Юнги хочется плакать, долго и одному, чтобы никто не видел и не смог наказать, он устал быть безвольной куклой, хочется наконец-то почувствовать себя живым. Он и ехал сюда, гадая, как встретят, что он почувствует, вернувшись домой, как будет вести себя, когда увидит его. В итоге отсыревшие чувства почувствовали родной запах, тепло распространялось. Юнги и поверить не мог, что наконец-то ступает по родной земле, там, где он познал столько радостей, где он повстречал своего любимого альфу, но в итоге получил сплошное разочарование. Он боялся, когда только выйдя из кареты и встав на мелкую гальку, что сразу встретит его, но убивать Юнги с порога никто не собирался. Омега уже смирился, что резать его будут медленно, мучительно, наслаждаясь предсмертной агонией. Как только он снова увидел его, то повёл себя так, словно и не был знаком. Поприветствовал поклоном, легонько улыбнулся. И только Юнги знает, каково было выдавить эту самую улыбку и не сломаться прямо на чужих глазах, не рассыпаться в прах. Ступая по коридорам, Юнги их не узнавал, Чонгук изменил всё кардинально, ничего не оставил от прежнего хозяина, везде виднелась его рука, везде чувствовалось искусство воина. Это то, чего и не хватало Юнги все эти годы. Чонгук тоже претерпел изменения, но года не смогут избавить его от тяжёлого, тёмного взгляда, который нисколько не изменился, который до сих пор пожирает. Как только Юнги увидел воочию Чимина, то сразу понял, что и вкусы Чонгука изменились. Он абсолютно другой: какой-то диковатый, суровый, глаза блестят злостно, но движения плавны и грациозны, но самое главное так это то, как он смотрит на Чонгука. Юнги прекрасно знает этот взгляд, сам сталкивался с ним, но только понять всего он не может, хоть он и такой, как был у него, но с другой ноткой. Весь вечер он пытался глядеть на него, но иногда случалось, что они сходились взглядами. Он видел в Чимине чистое дитя, совсем невинное, но уже истерзанное. Чонгук руку то на талию, то на бедро Чимину положит, а Юнги безразлично пил своё вино, дивясь картиной. Намджун далёк от нежностей, да от них омега и сам остыл. Чонгук тоже не оказывал в полной мере к нему заботы, хотя очень хотелось. Чимин вечер продержался достойно, иногда даже вникал в разговор и спорил. Юнги прекрасно знает заветы мужа, как стоит себя вести на ужинах, поэтому обходился лёгкими фразами, чтобы лишний раз не бесить Намджуна и не встречаться глазами с Чонгуком. Тот так на него не глядел, даже не обращался, а душа Юнги успела несколько раз умереть и так не воскреснуть. Удивительно, сколько душ хранит в себе омега. Когда Юнги вдоволь напился и наелся и уже не знал, куда себя деть, то на помощь как ни к стати пришёл Чимин, который предложил провести его до покоев. Юнги согласился и, стоило дверям за ними закрыться, выдохнул, пережив этот ад. После Чимин стал говорить, что успел надумать про Юнги, но не того омега боится, думал Юнги и, поблагодарив Чимина, кинув обычную для него фразу, зашёл в покои полностью опустошённый, как бывает после ночей с Намджуном, но здесь другое сжирало его. Он осел на пол и прижал колени к груди, покачиваясь вперёд, назад, вперёд, назад. Что он сделал судьбе, что она решила его потрепать? Юнги не знает, Юнги уже привык, Юнги вечность будет несчастлив. Как только Намджун зашёл в покои, он напрягся, но виду, что не спит, не подал, уж слишком долго он играет, что от спящего не отличишь. Альфа пару минут лицо рассматривал под лунным светом, потом Юнги отвернулся, будто приглашая Намджуна лечь в постель, что тот с удовольствием и сделал. Юнги открыл глаза, чтобы рассмотреть своего личного монстра поближе, но тут же закрыл, потому что видеть его не было сил. И если для Намджуна движение Юнги в его сторону означает добрый знак, то Юнги это делал, чтобы тот на него не смотрел и ещё больнее не делал. Ведь Юнги — это сосуд боли, а Намджун его наполнитель.***
Чимин тянется на кровати и, приняв сидячее положение, начинает разминать шею. Он сонно поворачивает голову в сторону зеркала и видит, как ночь потрепала его: волосы торчат в разные стороны, одежда валяется на полу, а грудь красная от цепи, на которой заснул омега. Протерев глаза внутренней стороной ладони, Чимин тянется за кувшином, чтобы напиться, но, видимо, в этом дворце ему не суждено побыть в одиночестве хоть одно утро. В покои вламывается Бек с чем-то в руках. — Уже проснулся, — совсем тепло начинает омега. Нет вчерашнего раздражения и беспокойства. Чимин всё-таки наливает себе стакан воды и, выпив всё, садится на кровать, чтобы узнать, что хочет от него Бек. — Чего пришёл? И что у тебя в руках? — указывает глазами Чимин на коробочку в руках Бека. Тот хитро улыбается и, протянув коробочку Чимину, просит открыть. — Это подарок от нашего господина, ты вчера хорошо себя вёл, поэтому… — А, это за хорошее поведение? Мило, — Чимин даже не посмотрел, что там находится, бросает коробочку небрежно на стол и поднимается с места, чтобы умыться. Бек, удивлённый увиденным уже собирался возмутиться, если бы его не перебил Чимин. — Только попробуй, Бек, и я вспомню вчера, — зло предупреждает омега и подходит к столику, чтобы причесаться. — А что вчера? Вчера ты прекрасно справился, — Бек становится за спиной Чимина и берёт его за плечи, чуть наклонившись. — Вышел всё-таки, умничка, — Чимин театрально закатывает глаза и собирается ударить омегу расчёской, но передумывает, потому что вещь жалко. — Я делал это не для него, не для тебя, а для себя, запомни. И вообще, я хочу принять ванну, — сразу переводит тему омега. Меньше всего хочется говорить про вчерашний ужин. Бек тут же встрепенулся и сразу спохватился выполнять поручение. Он был чертовски доволен Чимином вчера, и он остался в долгу, потому что Чонгук пообещал чуть ли каждого вырезать, если Чимин не придёт. — О, так это мы сейчас, только свободная купальня не мыта ещё, осталась только нашего господина и общие, можешь выбрать перв… — Я схожу в общую, мне надо бы освежиться, — сразу отрезает Чимин и встаёт с места. Он просит взять нужные вещи и провести его. Что-то случилось с Чимином за ночь, что он не хочет говорить, а Бек донимать тоже не желает. Если омеге надо, то обязательно поделится и попросит помощи. Хотя, Бек не уверен, что Чимин вообще что-то может просить и делиться тем, что на душе. Это закрытый комочек, который в грозного зверя превращается, стоит пальцем дотронуться. Чимин лениво смотрит по сторонам и вдруг резко останавливается, что-то вспомнив. Бек чуть ли сам на него не налетает. Он интересуется, что случилось, а Чимин, развернувшись к нему лицом, спрашивает: — Тэхён. Я не видел его вчера целый день, но это понятно, как он сейчас, Бек? — беспокойство о друге нахлынуло внезапно так же, как и вчерашний ужин. Чимин обещался к нему зайти, но был в постоянной суматохе, он забылся и просто физически не мог до него добраться. А вернувшись в покои, он разбирался в себе. Сейчас немного стыдно, что про Тэхёна не вспоминал. — Не переживай, — начинает успокаивать его Бек и просит продолжить путь. — Я принёс ему одежду, еду, помазал некоторые места и даже успел отругать. Он скоро восстановится, но что касается его морального состояния, то ему придётся постараться, чтобы самому встать на ноги. Мы бессильны, пока Тэхён этого сам не захочет. Он подавлен и накручивает себя. Вчера, когда я вечером заглянул к нему, то он крепко спал в руках Хосока, которого я так хочу выпороть до сих пор, — Бек устало потирает виски. Он разрывается между своими мальчиками. С одной стороны Чонгук, который имеет полное право казнить Хосока. А с другой Хосок, который просто полюбил. И Бек не знает, что случится в итоге. Чонгук импульсивен, неизвестно, что от него можно ожидать. Хосок тоже не отличается спокойным характером. И если они станут друг против друга, то это война братоубийственная будет. Чимин внимательно слушает всё, что касается Тэхёна, а потом тяжело выдыхает. — Я не думаю, что Чонгук убьёт обоих, потому что Тэхёну он благодарен за то, что тот столько лет воспитывал Хана, а Хосока братом называет, — Бек отрицательно качает головой, а Чимин за это отрицание готов его покусать, снова он не прав, снова другие оказались правы, но только не он. — Вот не надо сейчас про традиции, устои мне говорить. Пусть Чонгук и Монстр, но у него тоже есть сердце, и оно умеет миловать, — только не меня, думает омега, но не озвучивает. Доходят до купальни дальше в тишине, а потом Чимин попадает в царство смеха. Но оно замолкает, стоит Чимину зайти. Он благодарен всем богам, что там не было Рейна и его брата, а то злое настроение переметнулось бы на них. Чимин, не удосужив омег своим взглядом, направляется в глубь купальни, прямо к горячим ваннам, раздевается, пока не замечает, что в отдельном помещении, в которой стояла красиво сделанная ванна, с мраморным покрытием и столиками с подносами, кто-то сидит. Чимин сразу по рыжей макушке понял, что это недавний гость. Юнги в блаженстве прикрыл глаза и вертел стаканом с вином, что-то напевая. Чимин от такой безмятежности завидно стало. Он подходит ближе и садится на широкий бортик. Юнги, не разлепляя глаз, улыбается и первый разговор начинает: — Лучшее, что могло придумать человечество, так это ванна, потому что это место, где ты отдыхаешь, а вода забирает всю грязь, но не только на теле, — Юнги резко распахивает глаза, чем немного пугает Чимина. — Но и в душе, хотя иногда второе редко вывести удаётся. — О, это точно, — соглашается Чимин и любуется Юнги. Тот так свободно чувствует себя на новом месте, залпом допивает вино и уходит под воду почти с головой. Бек, который чуть отстал от Чимина, ибо его отвлекли, входит внутрь и видит идиллию, царившую у омег. — Бек-а, — потянул Юнги и принялся наливать второй стакан вина. — Ты, значит, вернулся, — выгнув изящно бровь, утверждает Юнги. Чимин переводит взгляды с одного омеги на второго. — Вы знакомы? — Юнги на такое заявление смеяться начинает. — Кто не знает Бека, ведь это добрый души человек, но злой муж, как Сехун? — Чимин действительно прибывает в шоке. Он не знал, что омеги знакомы. И, видимо, те очень хорошо общались, если Бек не противится и не кричит на Юнги, а тот знает даже его склочный характер. — Прекрасно, давно по голове не получал от меня. А что ты делаешь в этой ванне? — Ну, она была свободна — я её занял, — совершенно спокойно отвечает Юнги и теперь устремляет взгляд на Чимина. — Бек такой зануда, даже помыться не даёт, — омегу это возмущает, он хочет подойти к Юнги и пригрозить, но уже этого сделать не может. — Что в этом такого, Бек? Ну взял он ванну, чего возмущаться, — вступается за Юнги Чимин, встречая одобрительное мычание. — Всё бы ничего, но эту ванну приказал приготовить твой брат, — Юнги видит, как меняется выражение лица Чимина. Сначала оно приобретает грустный оттенок, даже скорбящий, потом злобный и ненавидящий, но останавливается Чимин на безразличии. Он, спокойно сняв полотенце с бёдер и взглядом спросив у Юнги, может ли он составить ему компанию, на что получил утвердительный кивок, садится в воду, чётко отвечая Беку: — Ну, приготовили для него, а получил я. — Ну смотри, новых конфликтов мне не надо тут разводить, — Чимин показал ему знак рукой, прося удалиться. Бек, что-то бубня под нос, уходит, но только для того, чтобы принести разные склянки и баночки. — Твой брат в гареме Чонгука? — спрашивает Юнги, предлагая Чимину выпить. Тот отказывается и только закидывает пару орешков в рот. — Да, — жуя, начинает он. — Он купил его, а меня бонусом взяли, — пожимая плечами и не желая вспоминать прошлое, коротко объясняет Чимин. Юнги удивлённо распахивает глаза, ему точно нужно продолжение. — И ты смирился с тем, что… — Что я ничего не стою? Привык, мне каждый день гадюки гаремные об этом напоминают, в том числе и мой братец. — А как всё-таки Чонгук тебя нашёл? — Чимин, сощурив глаза, смотрит на озорные глаза Юнги. Он не знает, стоит ли ему всё рассказать или утаить, пусть тот выглядит и весьма надёжным, но пока должного доверия он не вызывает. — А что у вас говорят? — Ну, — потянул Юнги и пытался вспомнить первые дни, когда ему рассказывали о Чимине. — Сказали, что Чонгук тебя забрал у другого правителя. Чимин хмыкает, ему интересно услышать другие истории. Он, прикрыв глаза, пока ему массируют виски, продолжает улыбаться. Юнги спрашивает, что его заставило улыбнуться. Чимину плевать, что знает Юнги только один день, ему просто надо кому-то выговориться, кому-то постороннему, не из общества Чонгука, потому что Бек всегда на стороне своего «мальчика», а Тэхён привязан долгой службой и заботой о Хане. Поэтому Чимин на одном дыхании рассказывает свою историю и ждёт вердикта от Юнги. Тот взгляда во время рассказа не уводил и поверить услышанному не мог. — Знаешь, — после молчания с обеих сторон начинает Юнги. — Я был знаком с Чонгуком, я прекрасно знаю, что это за альфа, он бы никогда не гонялся за омегой, если бы тот не был интересен. Это твоё дело — любить или ненавидеть. Но не каждый император будет носиться за омегой чёрт знает куда. Чимин закатывает глаза, здесь никто ни на его стороне, хотя в словах Юнги есть права, про которую думать не хочется, ибо проще верить в свою. — А ты, что насчёт тебя? — переводит тему Чимин и тянется за вином, любезно передавшим Юнги. Юнги приподнимает уголки губ и откидывает назад голов, зачёсывая волосы. — Ну, у нас не было всё настолько, скажем так, странно-романтично, просто Намджун увидел, захотел, забрал, — совсем просто рассказывает Юнги, скрывая главное. Если рассказать историю Чимину, то он не только Юнги возненавидит, но и Чонгука, а если альфа выбрал его, то Юнги не может взять и разрушить его счастье, пусть своё сломать он дал. — Да, Намджуну надо поучиться быть помягче что ли, — Юнги вновь смеётся, но этот смех не нравится Чимину. Это скорее нервный, не таящий ничего хорошего в себе смех. Он просит Чимина закрыть глаза. — Просто сделай уже, — омега всё-таки соглашается, прикрывает глаза и ждёт, пока разрешит ему их открыть. Он чувствует, что Юнги пускает небольшое волнение по воде. — Давай, смотри, — Чимин пару раз моргает, пытаясь сфокусироваться. Юнги сидит к нему спиной, повернув немного голову вправо, видимо, ждя реакции. Чимин приглядывается, а потом аккуратно касается уродливых шрамов, коими исполосовано вся спина. Чимин шумно сглатывает и глазам поверить не может. — Это что за зверь так с тобой поступил? — спрашивает он, когда Юнги выбирается из ванный и надевает халат. Он садится на бортик и свешивает ноги в воду. — Многие называют его по-разному: император, зверь, тиран, супруг, любовник, я предпочитаю называть его Намджуном, всё-таки так привычнее. — У меня нет слов, — только и говорит Чимин, на что Юнги улыбается и брызгает в него водой. — А мне давно слова не нужны, только действия и красят мою жизнь, — и снова этот смех. — Я вижу у тебя страх, но Чонгук никогда такое, — Юнги показывает на спину, — не сделает с тем, кого любит. — Он делал, — тихо выпаливает Чимин и просит свой халат, садясь напротив Юнги. — У меня только недавно прошли боли в ступнях. Пожалуйста, не надо так смеяться, — тараторит Чимин, завидев улыбку Юнги. Тот понимающе кивает, а потом вытаскивает ноги и уже оказывает позади Чимина. — Это было наказание за что-то? — Чимин быстро рассказывает. — А моё наказание — это его любовь, любовь того, кто считает себя Богом, того, кто превращает мою жизнь в Ад, того, кто находит избиение супруга показателем своей любви, — Юнги поворачивает голову Чимина и заставляет в глаза смотреть. Перед ним будто маленький котёнок сидит, а Юнги его хозяин, который рассказывает, как нужно жить и спасаться. — У Чонгука этого нет, он бы не хотел с тобой свадьбы, если бы не любил. А твои наказания — мера, за которую он точно себя ненавидит. Баланс, мой хороший, научись уважать его — получишь райскую жизнь, продолжишь в том же духе — не проснёшься в один день. Ты живёшь в гареме, где есть тысячи омег, которые хотят твоего будущего супруга, — специально напоминает Юнги. — Сделай так, что бы ни одна падла к нему не подошла, сделай так, чтобы он вознёс тебя ещё выше, чем есть, сделай так, чтобы вы оба не страдали. Поверь, это в твоих силах, потому что на тебе нет бремени в виде трона, — Юнги отступает от Чимина, который ещё пару минут смотрит в одну точку, раздумывая слова Юнги. Этот омега чертовски прав, но как пересилить себя, как того, кого ненавидишь всем нутром, но всё равно желаешь, несмотря на всю боль, что он тебе принёс, заставить подчиняться. — В тебе есть сила, но ты неграмотно ею пользуешься. У тебя скоро будет статус супруга императора — ты обретёшь великие возможности. Просто подумай над словами, — Юнги подмигивает Чимину и уходит, оставив его одного для размышлений. Он вспоминает того Чонгука, которого увидел в первый раз, того, кто его хотел спасти, поэтому и бросился в воду. Он помнит его глаза ночи, помнит крепкие руки. Он всё это прекрасно помнит. Но эти воспоминания меркнут перед грязными словами, перед годом мучений и боли. Он не знает, насколько надо быть сильным, чтобы поменять того, кто Монстром зовётся. Чимин боится, что только попытавшись, он сам сделается его копией. Ему тяжело принять тот факт, что завтра он станет его мужем, а Чимин хочет, чтобы они оба не страдали. Но как это сделать, если Чонгук постоянно показывает себя другого, постоянно скалящегося и клыкастого. Чимину уже снится этот Монстр, он ещё от льва не отошёл, а теперь это навалилось. Он не снимает гагатовый браслет, потому что, как сказал Чонгук, он от дурных снов оберегает, но на деле ему снится только он сам. И Чимин боится, что снова дав шанс Чонгуку, его Монстр сожрёт его. Решив, что подумает над этим позже, Чимин просит принести одежду и позвать Бека. Тот приходит и замечает понурое настроение омеги. — Чимин, что-то случилось? — он касается его плеча и поглаживает. — Скажи, Бек, можно ли полюбить того, кто испортил твою жизнь? — Чимин поднимает на него свои изумрудные бусинки и ждёт. Бек тянет его на себя и обнимает. — Может, стоит тогда начать строить новую? Конечно, от прошлого не избавиться, оно постоянно будет напоминать о себе, но что, если тот, кто сломал тебе жизнь, сломал и себе. Я не хочу искать оправдания его поступку, но то, что я вижу, заставляет меня удивляться. У него был омега, у него от него есть сын, но то, что он чувствует к тебе, ни разу не проявлялось к другим. Ему тяжело справиться с этой ношей, тебе тяжелее, потому что не только на него, но и на его Монстра ты обречён. Ты маленький воин, Чимин, но тот, кого ты ненавидишь, ненавидит тебя в разы больше. И это ваша особенность, потому что сильнее любви может быть только ненависть, — Бек нежно касается его макушки, и они оба выходят из купальни. Чимин просит накрыть стол себе в саду, но перед этим он хочет навестить Тэхёна. Он не знает, в каком состоянии друг, но поддержка ему точно нужна. Чимин спросил у Бека, где Тэхёна, тот сказал, что уже в своих покоях. Чимин взял немного вкусностей для Тэхёна, чтобы немного его порадовать. Он быстро находит нужную дверь и, не стуча, заходит внутрь. Тэхён сидит на кровати, подтянув к себе миску с супом. Ложка так и замирает в воздухе. — О, я тут десертик принёс, — Чимин кладёт пирожное на стол и садится на кровать поближе к Тэхёну. Тот от чего-то смущаться начинает. — Да кто-то провёл ночь в руках своего альфы, — специально изводит его Чимина, садясь ближе и внюхиваясь в запах, а Тэхён, поставив суп на стол, бьёт Чимина ложкой по лбу. — Эй, ты чего, — Чимин чешет ушибленное место и обиженно губки дует. — Вот эти фокусы перед будущим мужем будешь вытворять, — Тэхён в долгу не остаётся. — По больному решил бить. Ладно, ты как вообще? — улыбка вмиг сползает с лица Тэхёна и он заметно грустнеет. — Ну, вчера приходил Хосок, мы поговорили, — Тэхён сглатывает и рассказывает Чимину о вчерашнем нелёгком разговоре. Вчера, когда Бек ему принёс всё необходимое, ему пришлось целый день торчать в покоях и постоянно накручивать себя. Чимин так и не пришёл, что и следовало ожидать, ведь Тэхён его предупреждал. Он надеется, что тот хоть есть изредка успевает. Тэхён сидел на балконе альфы в большом кресле, поджав под себя ноги и постоянно ждя его, когда входная дверь открывалась. В итоге он пришёл вечером, когда давно стемнело. Хосок неторопливо подошёл со спины и уткнулся носом в макушку. Тэхён тут же запаниковал, но, признав знакомые руки, расслабился. Хосок обошёл его и сел к нему спиной, положив голову на колени. Никто не говорил ни слова. Тэхён перебивал спутавшиеся волосы альфы, пока Хосок старался не дышать, отдаваясь полностью ощущениям. Ловкие пальчики Тэхёна расслабляют. Заставляют Хосока забыться и не думать ни о чём. Чонгук отправил его отдохнуть, потому что целый день альфа был сам не свой, ничего дельного не мог сказать и постоянно огрызался. Чонгук чуть не сорвался и не придушил брата, но вовремя сдержался. Хосок сразу же пришёл к Тэхёну, чтобы найти своё спокойствие, свой мир. Омега с радостью этим делился, своим спокойствием, не желая делиться переживаниями. — Я знаю, почему так боюсь его, — осевшим голосом говорит Хосок. Сегодня он сорвал его. — Я плюю на свою жизнь, но я боюсь за тебя, его импульсивность может сгубить и тебя. Может, это прозвучит эгоистично, но я не могу потерять тебя, когда только обрёл, — альфа становится перед ним на колени и берёт его ладошки в свои, целуя каждый пальчик, целуя каждую костяшку. — Я слишком зависим от тебя, Ким Тэхён, чтобы потерять. Я без тебя задыхаюсь, все эти года, что ты боялся меня, что ты бежал от меня, я не жил. Я не умею говорить слов любви, но я готов научиться ради тебя, — он упирается лбом в его живот, пока Тэхён еле сдерживает слёзы. Альфа перед ним сейчас такой настоящий, перед ним того, кого страшатся люди, кого больше всего ненавидят и видеть не хотят. Но он слаб перед одним человеком, готов на коленях стоять у него. Перед ним Чон Хосок, который искренен в своих словах и который любит только Тэхёна. — Мы же справимся, — Тэхён наклоняется и целует альфу в губы. Неряшливо и неаккуратно, потому что не может с собой совладать. В нём нет ни страсти, ни пошлости. В нём есть их настоящие чувства, то, что они чувствуют друг к другу. Тэхён готов захлебнуться в Хосоке, а тот, не щадя голов, дойдёт до него, обязательно дойдёт и с собой заберёт. Отстранившись, они прижимаются лбами и снова молчат. Только тишина знает, как громко они любят. — А потом мы просто, — Тэхён делает акцент на последнем слове, — легли спать. Я засыпал в любимых руках, — мечтательно заканчивает Тэхён, а Чимин готов расплакаться. Он чуть ли не набрасывается на друга с объятиями и сжимает в своих тисках. — Если он хоть пальцем тебя тронет, то я убью его, Тэхён. Плевать, если сам лишусь головы, но я убью его, — Тэхён отлепляет от себя Чимина и по-доброму улыбается. — Так, завтра у тебя свадьба, а потом брачная ночь, — пытается вернуть улыбку на лице не только себя, но и друга, Тэхён. Чимин шуточно обижается и отталкивает от себя Тэхёна, который канючит от боли. На самом деле отвары Бека быстро помогли, а мази прекрасно убирают укусы Хосока. — Я её больше всего боюсь, — честно признает Чимин и пытается глаза спрятать. Ему неловко про это говорить, но с кем-то надо это обсудить. — Ну, Хосок был у меня первым. Это больно, но если альфа любимый, то и потерпеть можно. В конце концов, это нереальное удовольствие, — Чимин скептически на него смотрит. — Ну серьёзно. Я не думаю, что у господина в планах тебя убить во время секса. — Всё, я пошёл, а то… — А то тебя ищет наш господин, — на пороге появляется довольный Бек с коробкой. — Это снова тебе и он просил, чтобы ты не отказывался. К тому же ты легко одет, тебя следует переодеть. — Ничего не понимаю, — Чимин растерянно смотрит на улыбающегося Тэхёна, подбадривающего и говорящего, что Чонгук хочет порепетировать перед брачной ночью. За что получил от Бека, который увёл Чимина. Чимин не понимает, что от него уже хочет Чонгук. Ведь вчера они довольно на приятной ноте расстались, а сегодня вообще он получил от него подарок за хорошее поведение и игру. Бек затаскивает Чимина в комнату и судорожно выбирает наряд. Остановились на сиреневой блузе и такой же накидке с небольшим мехом по линии пуговиц. Штаны широкие, такого же цвета. Бек открывает коробочку, подаренную Чонгуком, и Чимин видит там сиреневый шарф. Он вопросительно уставился на Бека, но тот, ни говоря ни слова, завязывает его на шее. — Сейчас довольно холодно, негоже тебе раздетым ходить, — Чимин смотрит на приятное тёплое солнце и не понимает, откуда такая стужа может взяться. Но стоило ему выйти на улицу, как понимает, что Бек был прав. Он сам потеплее оделся и повёл омегу в сторону сада. Чимин не всё там ещё обследовал, поэтому куда ведёт его Бек, он не знает. Осеннее солнце ласкает кожу, отдавая последнее тепло и готовя к холоду. Чимин прячет руки в карманы, а нос закутывает в подаренный шарф, который пахнет альфой. Запах леса пробирается в него и вгрызается в клетки кожи. Чимин сильнее вдыхает аромат и не хочет его ни на минуту от себя отрывать. Через несколько минут источник этого запаха был перед носом Чимина. Он поворачивается к Беку, который ехидно улыбается. Теперь Чимин понял, что его поймали в ловушку, Чонгук точно не ожидает его, это всё подстроил Бек, который как появился, так и испарился. Чимин мнётся пару секунд на месте и, завидев шедшего в его сторону Юнги, победно выдыхает. Он не смотрит на полуголого альфу, который затеял драку с Намджуном. Наверное, те вспоминают прошлое, а может просто тренируются. В любом случае Чимин не смотрит на них, а только видит протянутую руку Юнги, а позже омеги удобно расположились в беседке, и Чимин, как бы не хотел, всё-таки смотрит на разыгравшийся бой. Чонгук перетянул торс специальным бинтом в отличии от Намджуна, который одет в свободную, ну или уже растянувшуюся белую рубаху. Чимин видит красивое тело, которое не видел ранее. На Чонгуке множество шрамов, один даже глубокий от пули, у него мощная спина и Чимин представляет, как его ладошка бы красовалась на ней, но он сразу же отгоняет эти мысли. Грудь тяжело вздымается, а Чимин скользит дальше, видит, как при новом ударе или перехвате напрягаются мышцы, как кубики пресса отчётливее видны, только их часть, потому что остальная скрыта под бинтами. Чёрные, как смоль, волосы убраны в тугой хвост, пара прядей из которых выпала. Чонгук довольно улыбается, когда Намджун пропускает удар и зло рычит, получая ответ от него же. Чимин переводит взгляд на Юнги, которому совершенно всё равно, что делает его муж, он объясняет это тем, что успел насмотреться, как его «ненаглядный муженёк» умеет людей через себя кидать. И это точно соответствует реальности, потому что захват у Намджуна тяжёлый, он пару раз валит Чона на землю, но тот не остаётся в долгу, поэтому через пару секунд тот сам оказывается лежать на лопатках. Чонгук на него не смотрит, но он чувствует его непонятное беспокойство. Как только омега подошёл, у Чонгука будто крышу сорвало. Намджун прекрасно почувствовал и увидел белоснежную макушку, что и взбесило Чона. Он видит, как его глаза чернее становятся, в них читается только «моё», и Намджун не должен был так откровенно показывать свой интерес, но это делает, поэтому удары жёстче становятся, это только заставляет его веселиться, но и страдать. После того, как альфа прижимает Намджуна к холодной траве, он сквозь стиснутые зубы произносит прямо в лицо: — Не смей трогать моего омегу, — локоть спускается к шее и сильнее надавливает, Намджун даже не сопротивляется. Он сильнее улыбку растягивает и поворачивается к обеспокоенным омегам, точнее только к одному, потому что Юнги нет дела до мужа. — Какого из? — ёрничает Намджун, после чего Чонгук ещё раз давит, а после резко встаёт, подавая руку. — Я предупредил, — он видит в глазах Чимина недовольство. Его маленькая бестия оказывается уже рядом вместе с Юнги. — Это ужасные бои, — Чимин не забывает, как должен себя вести, поэтому кланяется Намджуну, а после, как бы он этого не хотел, Чонгуку. Он нарушает ещё одно своё правило и подчиняется. Чонгук удивлённо скидывает брови и кидает Намджуну полотенце. — Тебе не о чем волноваться, потому что убить меня только ты сможешь, — Чимин был бы рад. Он бы сейчас раскричался, закатил глаза и плюнул в лицо Чонгуку, но не хочется этого делать перед другими, или же Чимин просто прислушивается к словам. Чонгук прикладывает полотенце к мокрой шее и пару раз проводит им. — Да, а потом нам придётся залечивать вам раны, — томно вздыхает Юнги и кладёт голову на плечо Намджуна, который оставляет поцелуй на виске. Чимин после того, как Юнги показал ему свои раны, не может без ненависти смотреть на альфу, но тот выглядит так естественно, так любяще относится к своему мужу, что Чимин бы никогда не подумал, что Юнги может страдать. — Ты кстати пришёл, потому что я собирался за тобой посылать, но чуть позже, — говорит Чонгук и смотрит на свой подарок. — Это всё Бек, — недовольно бурчит Чимин и складывает руки на груди. Чонгук улыбается из-за милого обиженного лица. — Я думаю, что как-нибудь возьму у тебя реванш, — подаёт голос Намджун. — Конечно, но всё равно останешься лежать, потому что тебя обучал отец, а меня война, — от этого уверенного и стального голоса Чимину не по себе становится. — Тебе ли про моего отца говорить, — с усмешкой говорит Намджун и, взяв Юнги под руку, собирается уходить. — Завтра ты вознесёшься, Чонгук, но корону не сложно надеть, её сложнее удержать, — и альфа уходит. Юнги кивнув Чонгуку и улыбнувшись омеге, идёт следом. Его альфа зол и он надеется, что не сломает ему кости. Как только они удалились, Чимин недовольно топает ножкой. — Ух, ну и урод, — посылает нелестные слова в адрес Намджуна, Чимин, вызывая смех Чонгука. Тот развязывает подобие пояса и тянется за рубашкой. — Я бы мог наказать тебя за такие слова, но я полностью с тобой согласен. Если решишься кого-то оскорблять, то будь потише, — объясняет Чон и надевает рубашку, он ловко справляется с верёвками и уже тянется за остальным обмундированием. Чимин, не зная чем себя занять, решает хоть его одежду подержать. — Он плохой, он делает больно Юнги, прям как ты, — Чонгук тяжело вздыхает и, взяв из рук омеги пояс, закрепляет. — Почему все альфы не могут быть, как Хосок, — забывшись говорит Чимин. Чонгук тут же обращает на него внимание. — А что Хосок? — Чимину пары секунд хватает, чтобы понять, какую глупость он сморозил. Омега быстро берёт себя в руки и придумывает: — Ну, я уверен, что будь у Хосока омега, то он бы так с ним не обходился, если бы реально любил, — добавляет. Чонгук хмыкает, но ничего не говорит. — Раз уж ты пришёл и надел мой подарок, то пора преподнести тебе второй. — Ой, я прям весь увешан вашими подарками, господин Чон, — язвит омега и ждёт, пока альфа вручит ему очередное украшение, но тот только оказывается рядом и, нагнувшись к лицу, выговаривает: — Тебе придётся закрыть глаза. — Чего? — не понимает Чимин, пока Чонгук подаёт ему свою руку. Омега смотрит на руку, потом на Чонгука, процедуру несколько раз повторяет. Он прячем руку за спину и пятится назад, сводя брови. — Я не причиню зла, обещаю, я просто хочу кое-что тебе показать, кроха. — Плаху? — Чонгук держится, подавляет желание взять и придушить наглеца. Если он не хочет в его крови утонуть, то стоит уйти. Чонгук выдыхает и, взяв свой меч и накидку, уходит, больше ничего не сказав. Чимин смотрит ему в спину и ничего не может понять, как из-под земли вырастает Хосок. — Я предупреждал его не злить, — Чимин оборачивается и видит перед собой альфу, пусть тот и старается сдерживаться, но выходит нескладно. — Он хотел начать с тобой нормально общаться, но ты, — Хосок поднимает указательный палец и показывает на Чимина. — Ты не захотел даже его поддержать. Поверь, он тебе благодарен за вчерашний вечер и хочет отплатить. — То есть только чувство долга не даёт ему спать спокойно? То есть только поэтому он куда-то меня приглашать собрался? Вы все здесь идиоты, защищающие главного, — Чимин пинает Хосока в грудь и пусть это не как не сказывается на альфе, но Чимину легче. Он злой врывается во дворец и, распихнув гуляющих омег, забегает в свои покои. Ему обидно, что все не на его стороне. Что все пытаются сказать, что он должен делать, как поступить. Бесит. Ты же омега императора, должен понимать, что существуют некоторые запреты. — Да, он против воли сделал своим, потом пытками мучал. А все говорят, что его только мне под силу поменять, что только у меня такая сила, что совладает с Монстром. А что, если я его ненавижу, что, если захочу убить. Хотя и хочу. А ты не видишь, что он пытается исправиться. И это началось задолго до вчерашнего ужина. После того, как он отправил тебя в темницу, он срывал злость на других, не вызывал тебя к себе. Потом позвал, чтобы рассказать о свадьбе, но сорвался. Его Монстр силен. Либо ты научишься с ним жить и подружишься, либо он тебя сожрёт. — Пусть жрёт. Мне терять нечего уже. Я его ненавижу и всё, что с ним связано. Пусть горит в Аду. Именно поэтому ты во снах его видишь? Именно поэтому целый год пытался забыть, но не смог? Именно поэтому сегодня волновался, когда Намджун его чуть не победил? Именно поэтому на тебе всё ещё его подарок и ты дышишь его запахом? Просто прими тот факт, что ты до сих пор от него зависим. — Да пошёл ты. Ты должен быть на моей стороне. Ненавижу. Чимин смотрит на зеркало перед собой и язык показывает, однако, как по-взрослому. Он ненавидят всё и вся, но больше, наверное, себя, потому что слаб оказывается перед разрывающимся сердцем и дурацкими чувствами. Он будто разделён надвое: одна сторона хочет простить Чонгука и протянуть ему руку, а вторая люто ненавидит и хочет скормить тому то льву. Чимин стаскивает с себя шарф и бросает под ноги, но, обратив внимание на что-то золотистое, вновь берёт его в руки и смотрит, как золотой нитью выведено «Кроха». Вроде, и разорвать хочется, но и жалко. Он кладёт его рядом с собой и обнимает себя за колени, положив голову. Что может заставить человека простить предательство ближнего? Почему спустя столько времени то, что казалось умерло у его ног, снова возрождается и биться начинает. Чимин закрывает глаза и оказывается далеко отсюда. Где-то на острове, окружённым водой, где нет ни боли, ни страданий, где нет мук адовых. Он словно цветок с этого острова: не видел бурь, как безмятежное море. Но вот он стал мечтой одного человека. Его все Монстром кличут, боятся, а он выбрал его. Он стал мечтой мужчины, живущего далеко от него, в самой красивой столице мира, в столице Смерти, альфы великой империи. В этом дворце он познал и увидел тоску в окружении величайшего богатств этого мира, тьму, скрывающуюся за блесками самых великолепных драгоценностей. Дьявола, прогуливающегося за самыми красивыми лицами. Он не знает, есть ли у него сердце, способен ли тот любить, но страстно желает этого, потому что у него было глубокое, как море, любящее сердце. Человек воспринимает своими органами чувств, и нет того, чего человек не воспринимал чувствами. Чимин думал, что давно их лишился, он целый год запрещал себе думать о нём, закрывался, но постоянно он всплывал у него в голове. Он устал бежать, постоянно прятаться. Чимин взбирается на кровать и, обняв подушку, смотрит на всё то же зеркало, в котором чертей больше нет, в котором нет даже глаз его личного Монстра. Впервые, наверное, Чимин жалеет, что их там не видит. Глупо сознавать, что он его ненавидит и считает предателем, этого года будто и не было. Когда он его увидел, то, конечно же, возненавидел по новой, но потом гнев постепенно сходил на милость, а потом и вовсе пропал. Ему хочется вернуть того Чонгука, который позволял сидеть на его коленках и хвостики заплетать, того, кто целовал в саду, того, кто его нежно обнимал и о лучшем будущем шептал. Не случилось. С ними обоими случились перемены. Больше никогда не будет того Чонгука, вместо него Чимин с Монстром сталкивается и думает, что ещё немного и он перейдёт черту, из которой будет выглядывать его оторванная голова. Он не боится Чонгука, но то, что живёт в нём, пугает. Чимин шмыгает носом, когда слышит шаги. Он смотрит на свой вид и, поняв, что даже не разделся, быстрее забирается под одеяло и замолкает. Пусть тот, кто зайдёт к нему, подумает, что он спит. Но тот, кто вошёл, точно быстро не уйдёт. Чимин невольно втягивает запах и сразу же узнает его. Сколько прошло с их встречи? Сколько он тут насиделся и постоянно думал и пытался расставить всё по полочкам? Чимин думает, что прошло часа два, а может, и больше. Он делает вид, что спит, когда кровать прогибается под ним. Тысячи мыслей пробегают перед глазами, что Чонгук сейчас изнасилует его, что наорёт и прикажет кинуть в темницу, но ничего не происходит. Чимин молча смотрит в пол и ждёт. Альфа дышит ровно, а Чимин каждый его вздох ловит и замолкает, чтобы не задохнуться. Чонгук, повернувшись к омеге, тянет его на себя и утыкается холодным носом в шею. Чимин старается не выдавать себя, но это тяжело, когда холодная рука альфа пробирается под одеяло и ложится на животе. Чимину повезло, что он под слоем одежды, хоть и ужасно жарко. — Я знаю, что причинил тебе много боли, но я думаю, что мы с тобой расплатились. Когда я приказываю тебя наказать, то наказываю и себя, страдаю вместе с тобой. Я это говорю не для того, чтобы меня пожалели, а чтобы ты понял, насколько ты во мне, насколько сильно въелся, что ни один омега, которого я трахаю, ни одно вино, что ночью распиваю, только чтобы во снах тебя страдающего не видеть, что ни одна пролитая кровь не даёт мне тебя забыть. Ты везде, ты во всём мне и я ненавижу тебя за это, за то, что ты сделал меня зависимым, за то, что заставил дохлое сердце проснуться. Я тебя так ненавижу, что страшно представить, — Чимин поджимает губы и не шевелится. Он поднимает глаза и встречается с чужим взглядом. Они смотрят на свои отражение. Чимин, повернувшись, находится так близко, что, как и сказал альфа, словно въелся. Он поднимает полный страданий и мук взгляд, встречаясь с таким. Он страдает так же, он ненавидит так же, что и любить не может. И у них с Чимином это взаимно. — Я тоже тебя ненавижу, да так, что смерти желаю. Но точно знаю, если убью, то вместе с тобой и погибну. — Я никогда ни перед кем не извинился, я этого просто не умею, но меня учили подчиняться, в итоге я научил каждого это делать, но не учёл, что есть маленький омега, который никому не подчиняется и сам себе на уме. Я скажу это один раз и ты запомнишь, я никогда и никому такое не скажу, потому что ты, Пак Чимин, только ты можешь заставить меня сказать два слова. Прости меня, — Чимин сильнее глаза распахивает, чувствует, как что-то скребёт сердце, а на самом деле это Монстр в альфе лютует. Он чувствует, как Чонгук с этим справляется, видит, как тяжело даётся каждое слово. — Прости, моя кроха, что заставил тебя такое перенести, — он убирает прилипшие от жары прядки с лица Чимина, который готов уже разрыдаться. — Прости, что вечно обрекаю тебя на страдания, — Чимин не сдерживается и за первой слезой следует ещё и ещё. Чонгук большим пальцем убирает драгоценные камни и слабо улыбается. — Прости, что так с тобой поступил, что в грязь бросил и не подумал о твоих чувствах. Я пёкся только о своей власти, но сейчас, обретя её, думаю, что моя самая главная сила была в тебе. — Идиот, чтоб ты горел в Аду и вечность оттуда не выходил, сгорал и корчился от мук, — плача, говорит Чимин. Чонгук обхватывает его лицо и начинают щёчки целовать. — Буду, с тобой гореть день ото дня буду, — он целует глаза, потом носик. — Муки вечные проходить буду, чтобы твоих слёз не видеть, — Чимин не выдерживает и, выбравшись из покрывала, просто накидывается на Чонгука и бьёт, что есть силы. Он знает, что его удары для альфы ничего, но так хочется выместить свою злость, так хочется ею немного поделиться. Чонгук перехватывает его руки и переворачивает на спину. Он ехидно улыбается и, наклонившись к лицу, долго облизывает губы, пока Чимин отрицательно качает головой и ногами пытается добить альфу. Тот наклоняется к манящим губам и вгрызается в них, утягивает в поцелуй. Чимин пару минут сопротивлялся, а потом и руки, и ноги расслабил, из-за чего Чонгук руки ему освободил. Омега воспользовался этим и, вцепившись в волосы Чонгука, сильно их сжимает. Он не уступает его напору, специально кусается и сильнее к себе прижимает. Чонгук вжимает его в подушку и чуть не давит телом, но Чимин ничего этого не чувствует. Для него есть только чужие губы, обветренные и пропитанные кровью и порохом, он целует их и не может остановиться. Он никого, кроме Чонгука не целовал, но этого достаточно, чтобы понять насколько это волшебно. Чимин сам не даёт ему отстраниться и страшится собственной реакции. Чонгук переплетает их руки и заносит над головой. Он не сбавляет напора, рвёт, кусает, слизывает кровь и стонет от её вкуса. Чимину жарко, и не потому, что на нём столько одежды, а потому что от каждого прикосновения Чонгука он плавится, его в чан с кипятком опускают, а он только мычит и остановить не просит. Чонгук так долго этого хотел, чтобы Чимин сам к нему потянулся, чтобы остервенело рвал его губы и в поцелуй мычал от удовольствия. Когда тот снова начал дерзить, то он взял и ушёл, чтобы не сорваться, потому что если бы сорвался, то омега явно не был живым. Ему тяжело контролировать свой гнев, поэтому он и срывается, потому что единственный, кто его мысли занимает, дерзит и не хочет слушать. Чонгук ушёл, чтобы не сорваться, чтобы снова не сделать больно. В итоге он проторчал на своём балконе, расписывая очередной план, считая очередные деньги и думая о том, что завтра он официально станет императором. Он думал, что тогда его бумаги украл именно Чимин, потому что дольше всех он торчал у него в покоях, но его мальчик абсолютно чист, он никогда злое против него не замышлял. Чонгук своего Монстра просит успокоиться, не трогать его какое-то время, но тот не слушает, мечется и постоянно насолить хочет, а Чонгук не может без него, потому что он с ним вырос. Он хотел приятно провести с омегой время, но всё вышло, как и обычно. Он чуть не сорвался и не поставил под угрозу самое дорогое, что у него есть. Он шёл к нему не для того, чтобы извиняться, а чтобы насильно взять и пойти на прогулку, но когда увидел, то понял, что должен стоять на коленях и вымаливать прощение. Первым отстраняется Чонгук, потому что Чимин головой крутить начал. Оба тяжело дышат и не могу перевести дыхание. Чимину безумно жарко, потому что он ещё в одежде. Чонгук косится на неё, голодным зверем облизывает, но Чимин, оттолкнув его от себя, сползает с кровати и судорожно расстёгивает верх. Чонгук, выгнув бровь, вопросительно смотрит на раскрасневшегося Чимина. — Что? Неужели ты думаешь, что на нашу прогулку я пойду потным. Я сейчас немного приведу себя в порядок, а потом ты покажешь сюрприз, который я хочу с нетерпением увидеть, — Чонгук ещё больше удивляется. Встаёт с кровати и, поймав снимающего блузу омегу, прижимает к зеркалу. — Ты согласен на прогулку? — Чимин, который застрял в рукаве, пытается стянуть блузу. Чонгук, усмехнувшись, решает помочь ему. — Спасибо. И да, я действительно хочу посмотреть то, что ты для меня приготовил. Надеюсь, там не будет пыток? — Если ты сам не попросишь, — улыбается Чонгук, пока Чимин выпроваживает его из комнаты. Он оставляет лёгкий поцелуй на щеке и, довольный результатом, выходит. Он его не простил, потому что его прощение заслужить надо, но и прогулку не прочь совершить, чтобы проветриться и понять, каковы цели альфы. Чимин быстро ищет, что ему надеть и останавливается на кремовой блузе с закрытыми рукавами и горлышком. Он чуть не падает, когда натягивает штаны и смотрит в зеркало. Он на скорую руку делает макияж и, довольный результатом, выходит, не найдя Чонгука за дверью. Он спрашивает у стражников, где он, на что они отвечают, что господин сказал ждать его на улице. Так Чимин и делает, схватив тёплую накидку, он бежит вниз по ступеням, чуть не сбивая ничего не понимающего Бека, ведь тот думал, что омега давно ушёл. Чимин второй раз за день сбивает омег и даже переворачивает поднос с едой, за что получает крики от Сехуна, проходившего мимо. Он добегает до заднего двора и ждёт. Он не хочет говорить и думать, что у них произошло с Чонгуком, но горящие губы сами говорят за себя. Омега прикладывает пальцы к губам и резко одёргивает их, когда видит идущего к нему Сокджина. Он как-то неряшливо ему кланяется и отворачивается. — Со мной не надо любезностей, не люблю такое, — разъясняет альфа за поклон. — Ты куда-то собрался? Интересно, а Чонгук… — Он идёт со мной, — выпаливает Чимин и зло смотрит на альфу. Тот ещё прошлый раз ему не понравился. — Не нужно скалить на меня зубки, волчонок. Обычно по мне судят по брату, но я тебе скажу секрет, — переходит на шёпотом омега, — у меня, как минимум, больше ума. И как максимум больше чле… О, Чон Чонгук собственной персоной, — альфа улыбается хмурому Чонгуку. А Чимин не знает, куда себя деть. Чонгук же сейчас может подумать, что он флиртовал с альфой или что-то такого. Но как ни странно, он вежливо прощается с Сокджином и, взяв Чимина под руку, выводит из дворца. — А куда мы идём? — спрашивает омега. Чонгук сейчас выглядит по-другому, на нём абсолютно другая одежда и его запросто можно спутать с обычным жителем империи. А Чимин разоделся, сам не зная для чего. — Хочу показать тебе жизнь Хузура, а потом и сам подарок, — коротко отвечает Чонгук. Чимин не дождётся, когда они дойдут до конечной цели. В итоге Чонгук приводит его на базар, что очень радует омегу, потому что ему хочется всё здесь рассмотреть. Он бегает глазами от одной лавки к другой, пока возле одного дома не замечает Хосока. Чимин уже реально думает, что тот из-под земли вырастает. Он спрашивает у Чонгука, что здесь делает Хосок, на что альфа отвечает, что здесь он просто для безопасности. Чимин хочет съязвить и спросить: чей именно. Но молчит. Он крепко сжимает руку альфы, боясь раствориться в толпе, потому что поток большой, улицы набиты людьми. Омега внюхивается в разнообразные запахи и будто из дома не уезжал. Всё так до боли знакомо. У него глаза загораются, а Чонгук, как заворожённый, глядит и оторваться не может. В конце концов он просит Чимина быть скромнее, чтобы никто ничего не заподозрил. Чимин кивает и пытается не уходить далеко от Чонгука. — Хочу украшения посмотреть, — шепчет Чимин, и альфа ведёт его в нужном направлении. Они заходят в небольшую лавку, где сорокапятилетний бета показывает свой товар. Чимин смотрит на броши, колье, разные браслеты, видит немало дорогих камней, а потом, повернувшись к Чонгуку, спрашивает: — Твой любимый цвет? — Что? — Повторю: твой любимый цвет? — Кроха… — Так, раз судьба нас свела именно чёрным, то вот этот кинжал, пожалуйста, в нём как раз чёрный камень с вороном внутри. — Прекрасный выбор, только это гагат, вы знаете способности этого камня? — Чимин кивает и показывает на свой браслет. Он достаёт свои деньги, ну или почти свои, потому что они по сути Чонгука и платит, пока замешкавшийся альфа рассматривал какую-то вещицу. — Пошли, — дёргает его за рукав Чимин, и они выходят. — Купил, что хотел? — Чимин кивает и говорит, что хочет ещё немного погулять, а потом присесть и съесть чего-нибудь. Чонгук не понимает, как омега смог за себя заплатить, только раскрывает рот и собирается вернуться, как Чимин тащит его за собой, не желая поднимать эту тему, альфа, наверное, даже не видел, что он купил, потому что был занят другим, а Чимину это на руку. Чонгук водит его по лавкам, показывает и рассказывает многое. Торговля до него была медленной, непосильные налоги ложились на купцов, Чонгук их чуть подубавил, чем увеличил приток иноземцев на свои земли. Чимин всё внимательно слушает и бегает от одной лавочки к другой. Омега не сразу замечает, что Хосок, который шёл за ними, немного отдалился и вышел из лавки, в которой они были несколько минут назад. Чимин ничего не говорит, за друга мысленно радуется. Набрав его всякой ерунды, они садятся за столики на открытом воздухе. Чонгук просит Чимину щербета, а себе кофе, плюс ко всему большое количество сладостей, которые Чимин еле выговорил, потому что ещё не привык. Пожилой омега приносит указанное и желает всего наилучшего. Чимин отпивает напиток и прикрывает глаза. — Как вкусно, — жуёт он очередную сладость, а Чонгук улыбки сдержать не может. — Я ещё никогда себя так хорошо не чувствовал с момента приезда во дворец, — Чимин делает глоток, а Чонгук мрачнеет. Ведь из-за него тот не мог чему-то порадоваться и вдоволь свободным себя почувствовать. — Эй, — окликает его Чимин. — Да, пусть это и из-за тебя, но раз ты захотел начать нормально, то давай попробуем. Меня, кстати, Чимин зовут, — омега шутит, а альфа шутку поддерживает. — А меня Монстром называют, а ещё я люблю одного кроху, которого все за несносный характер волчонком называют. — Надо же, вам повезло, мой господин, — хихикает Чимин. Чонгук смотрит на сидящего рядом Хосока, который улыбается. Чимин прослеживает за ним взглядом. — Он улыбается, Чёрная Смерть никогда не улыбался. — Ну, ты тоже никогда не извинялся, а тут смог, — сразу рубит омега, но смягчившись, продолжает. — Я к тому, что всё что угодно может поменять настроение, характер. Может, влюбился. — Кто? — Чимин хочет ударить себя по лбу. — А вот лучше скажи, Чонгук, а что, если Хосок влюбится в омегу твоего гарема? — как можно осторожнее спрашивает Чимин. — Это запрещено, невозможно, чтобы кто-то посягнул на гарем императора. В таком случае я казню обоих. — Несправедливо. Почему, если они любят друг друга, то должны страдать? — По твоей логике, то каждый мой слуга может трахнуть омегу моего гарема. — Да нет же, ну смотри, Хосок же тебе, как брат… — Он мне брат, — твёрдо утверждает Чонгук. Чимин поправляется. — Он тебе брат. Ну, скажем, понравился ему до безумия тот-то дебил Рейн, то что ты сделаешь, если они любят друг друга, что готовы головы положить за свою любовь? — Чонгук задумывается, но только на пару минут. — Послушай, я не хочу с тобой ссориться, но я действительно не знаю, что бы сделал. Любого другого я бы казнил, но Хосок… Пошли, нам пора. — Куда? — чуть не давится Чимин, когда Чонгук хватает его за локоть. Омега успевает закинуть в рот пару медовых шариков. Чонгук ничего не говорит, а только тащит в неизвестном направлении. Чимину кажется, что всё, что было до этого всего лишь сон, а сейчас альфа вполне реально может привести его на плаху и вздёрнуть. От подобных мыслей у Чимина ноги подкашиваются, но упасть руки Чонгука не дают. А что, если он это специально разыграл, а сейчас сорвётся и припомнит то, что было днём, то, что Чимин вытворял до этого. Чимину кажется, что это просто будет предел, что больше боли он в себя не вместит, если альфа пойдёт на такое. Все часы, что они гуляли вдвоём, а негласно втроём, Чимин чувствовал себя прекрасно, словно никогда не ругался с ним, что всегда был его омегой и вот так запросто гулял. Ему понравилось. Ему чертовски нравится это сейчас, потому что чувствует его касания, его дыхание. Он сам не дышит, хочет глаза прикрыть, но тогда упадёт, хотя Чонгук не позволит. От такой неопределённости, в одной из которых любит и тронуть боится, а в другой жестокий тиран, Чимин разрывается. Он сходит по нему с ума, по кому ещё никогда не сходил. Он въелся, заполнил его, свои ниточки навязал и теперь играет. И Чимин не знает, когда будет другой альфа. Ему от другого страшно становится, но не в его духе падать, пусть и подводили ноги, дыхание резко останавливалось, слёзы потоком лились, но ведь всегда вставал, думая, что вот, этот раз точно последний, что больше не сможет соскребсти себя и воскреснуть, но каждый раз вставал и стряхивал с себя грязь, пыль, разбившиеся чувства, обиду. Он видит Чонгука, вот он идёт с ним рядом и что-то хочет показать. Он абсолютно спокоен, и Чимина завораживает его профиль. Скулы заострились, об них можно, казалось, порезаться, взгляд темнее некуда, от чего страшно может стать, но Чимин только спокойствие чует, покусанные им же губы сводят с ума, Чимин так и хочет вновь к ним прикоснуться, но запрещает, потому что нельзя, потому что неизвестно, что ещё выдаст альфа, а если Чимин не позволит очень глубоко в себя засесть, то не так и больно будет. Когда они останавливаются почти у самого конца рядов, Чимин вопросительно смотрит на альфу. Тот достаёт чёрную повязку и улыбается. — Что ты… — но Чимин не успевает договорить, как оказывается прижатым к стене, а в следующий момент в его рот врываются глубоким поцелуем. Чимин мычит, пытается отделаться от альфы, хотя бы потому, что они на улице и на них смотрят. Но не может быть сильнее своих желаний, поэтому позволяет колену альфы прижать живот и грубо надавить. Чимин чуть не задыхается, а позже, не успев понять, чувствует, как на его глаза ложится повязка. Только сейчас понимает, как промахнулся. Чонгук специально его поцеловал, чтобы отвлечь. Теперь Чимин говорит себе быть внимательнее. Только он хотел потянуться к повязке, как Чонгук берёт его на руки и куда-то подниматься начал. Чимин, чтобы не упасть, сразу же обхватывает руками шею альфы трясётся от страха. — Не бойся, кроха, неужели ты думаешь, что я тебя брошу? — Чимин вполне мог рассматривать этот вариант, учитывая нрав альфы. Он ничего не говорит, потому что страшно. У него завязаны глаза, Чонгук его куда-то несёт, что не может не пугать. Мало ли, тот решил его сбросить, избавиться от будущего супруга таким зверским способом. Чимин утыкается носом в шею и пытается стянуть повязку с глаз, если будет тереться об Чонгука. Альфа сначала подумал, что это такой знак внимание, что Чимину нравится, а когда понял, то решил наказать, сжав сильно его ягодицы. — Ай, больно, — недовольно хнычет омега. — Будет больнее, если не прекратишь ёрзать, — резко предупреждает Чонгук. Но Чимин не Чимин, если не позлит его. — Ёрзать не прекращать? — Чимин, сильнее схватив альфу за шею и обвив торс ногами, делает то, что он не просил. Начинает тереться своим телом, выбивая Чонгука из равновесия. Чимин настоящее зло, исчадие ада, потому что объяснить его действия альфа не может. Ну может из-за того, что он безумно хочет его. Хочет целиком и полностью и уже давно. С первого поцелуя и неудавшейся ночи, закончившейся тюрьмой. А сейчас омега сам его провоцирует, стойкость проверяет. Только у Чонгука она, когда рядом с ним Чимин, отсутствует. Ему хочется плюнуть на всё и прямо на ступенях, на высоте семядесяти метров разложить его и не отпускать, пока голос не сорвётся, пока хрипение не будет слышать. Чимину нравится, как Чонгук тяжело выдыхает стоит ему проехаться по его стоящему члену. Омега уже забывает, что он в повязке и предательски уши закладывает. Но ему нравится дразнить зверя, а точнее Монстра, который, кажется, сам под ласки лезет, свою морду страшную подставляет да клыки обнажает, — хочет омегу сожрать, только Чимин его опережает. Он начинает целовать шею Чонгука, точечные поцелуи оставлять. Он добирается до уха и выдаёт хриплый полустон, срывая крышу альфы. Они точно сейчас упадут и прямо в полёте займутся сексом. Чонгук отказывается понимать, откуда в Чимине столько разврата, если раньше омега таким не был. Чонгуку его ещё изучать и изучать. Остаётся пару шагов, как он просто падает на бетонный пол и сразу вгрызается в губы Чимина, которые ещё не отошли от недавнего поцелуя. Альфе всё равно, он не видит больше границ. У него только одно перед глазами «хочу» горит. И если он хочет, то он это берёт, а если он хочет и никто не сопротивляется, то он вдвойне этого хочет. Перед ним лежит укутанный в тёплую одежду омега, но сейчас Чонгук рвёт её, избавляется от ненужного. Он не представляет, как человек может быть настолько обворожительным, как может казаться самым невинным и чистым, а на деле настоящим чёртом, искусителем, что в своих сети укутывает и душит своей похотью. Он срывает ненавистную повязку и любуется красивыми глазами. Только на него смотреть и будут, только для него гореть станут, только ему принадлежат. Омега под ним, словно кукла, которой управлять можно. Чонгук целует его в шею, спускается ниже, разрывая остаток одежды. Чимину плохо от себя, но настолько хорошо может быть только с Чонгуком, он в этом уверен. Он сам ближе льнёт, под ласки подставляется. И Чонгуку впервые хочется удовольствие растянуть, хочется подольше посмотреть на такого омегу, поэтому он медлит, выжидает, пока его жертва сама будет готова. Хоть на улице и прохладно, но они не чувствуют этого. Каждый новый поцелуй Чонгука — лава для Чимина. Он выгибается навстречу, альфа держит его за поясницу, целуя живот и не сводя глаз с Чимина, который вертится в разные стороны и плавится. Чонгук вновь поднимается к шее, лижет её, слизывает капельки пота, снова и снова срывая с омеги стон. Кажется, что Чимин потеряет голос раньше, чем Чонгук войдёт в него. Омега волосы сильно сжимает и от себя не отпускает, видит, как Чонгук довольно улыбается. — Надо обновить метку, — Чимин приподнимает голову, но Чонгук хватает его за шею и держит, пока его клыки вонзаются на ещё видную метку. Чимин вскрикивает, но его стон боли Чонгук поцелуем затыкает. Целует мокро и грязно, не как часами ранее. Сейчас настрой другой, сейчас Монстр хочет сожрать его, попробовать наконец-то на вкус. Язык врывается в полость и исследует дёсна, сплетается с языком Чимина, а после сосёт его и кусает. Чимин не думает, что это взаправду происходит. Это просто его мокрый сон, в котором он отдаётся Чонгуку. Который его сжирает. Который его до побеления костяшек хочет. Чимин ёрзает на бетоне и хнычет, что больно спине, но альфа, обезумивший похотью, ничего не хочет слышать, кроме стонов. В конце концов Чимин плюёт, что его спина может превратиться в кровавое месиво и переворачивает альфу на своё место. Он держит Чонгука за шею и отвечает на мучительный поцелуй, пока Чонгук снимает с него штаны. Чимину страшно, даже очень, потому что сейчас, находясь непонятно где, у него будет первый раз. Он сразу вспоминает слова Тэхёна, что это больно, но если с любимым альфой, то терпимо. И Чимин терпит, хоть ещё и до конца не считает Чонгука любимым, ему просто нравятся его касания, его обжигающее дыхание и тело. Чонгук грубо сжимает ягодицы до синяков, а следом Чимин мычит в губы, от того, что Чонгук ударил его по голой коже. Альфа точно уверен, что так красный след от его ладони, но ему нравится их оставлять, нравится делать Чимина своим и оставлять на нём свои метки. Омега недовольно скулит, но это не останавливает Чонгука, после каждого шлепка он то сжимает половинки, то разводит, нарочно играется и не хочет его растягивать. Омега бесится, что альфа ещё в одежде, а он уже давно готов, но тот не спешит себя раздевать. Он перехватывает руки Чимина и завязывает их всё той же чёрной повязкой. Омега вопросительно на него смотрит, пока Чонгук скалится и одной рукой притягивает к себе озлобленного Чимина, а второй начинает наконец-то растягивать. Он сначала водит по кругу, прося Чимина стонать громче и удивляется, когда тот его слушает. Только в постели он покладистый, в жизни же колючка, что не подойти. Это действительно больно, у Чимина перед глазами искры, он сжимается, пытается слезть, но Чонгук переворачивает его на пол и кладёт на живот, прося оттопырить задницу. Чимин еле это выполняет, потому что ему неудобно со связанными руками. Чонгук, завидев свои труды, улыбается и оставляет ещё парочку следов своей ладони, видя, как те краснеют и форму принимают. Чимин кусает ребро ладони и назло вертит попкой, показывая, чтобы альфа продолжал. Чонгук берёт обеими ладонями ягодицы, а язык проталкивает в сочащуюся дырочку. Чимин точно такого не ожидал, он еле поворачивает голову, за что Чон одаривает его шлепком. Он хочет его попробовать, всего и везде. Ему достался самый сладкий мальчик, он божественно пахнет любимой ягодой с детства, сводя Чонгука с ума. Он проталкивает язык глубже, причмокивая и уже сводя с ума Чимина, потому что ему стыдно, что альфа его вылизывает, что его первый раз такой сумасшедший и лишённый каких-либо рамок. Но Чонгук их давно разрушил, ещё тогда, когда омега тереться о его вставший член начал. Альфа понимает, что достаточно Чимина одним языком не растянет, поэтому добавляет снова палец. Чимин снова кричит, но его крик сходит на стон снова и снова по мере того, как активно двигается Чонгук. Он хочет сказать «ещё», но у него язык не поворачивается. Он просто сам садится на чёртов язык с пальцем и стонет, как последняя шлюха земли, потому что ему хорошо, потому что он альфу чувствует настолько близко, что и описать невозможно. Он обхватывает его шею ногами и сам себя стыдится, что хочет ещё, но молчит. А Чонгук смотрит на него и довольный облизывается. Он, причмокивая, выходит из омеги и надвигается на губы, снова чтобы изранить, что испить крови, чтобы насытить слетевшего с катушек Монстра. Как только они соприкасаются губами, Чонгук проталкивает два пальца. Чимин повторяет одно, что ему не больно, что это приятно и что ему надо расслабиться, но это даётся с трудом, даже когда альфа над ухом шепчет, чтобы успокоился, расслабился. Он двигает ими неспеша, чтобы меньше боли принести и сам не возьмёт в толк, почему не сделает всё быстро. Но он не хочет видеть снова его слёз, видеть боль и крики. Ему надо доставить максимум удовольствия. Чимин не один из гаремных омег, он другой, с ним по-другому надо обращаться: где-то укусить, где-то нажать, где-то приласкать. И Чонгук это делает. Он ещё никогда не был так зависимым, ему кажется, что он готов свою империю отдать, но только чтобы Чимин был с ним, чтобы постоянно его ощущать и касаться. Он не просто глубоко засел, он Монстра заставляет подчиняться, по своим правилам играть. И как бы Чонгук не хотел, но сопротивляться всё тяжелее. Этот маленький омега по силе его превосходит, падая, всё равно поднимается. У него не было такого омеги и не будет, потому что не те, потому что Чонгук на других смотреть не сможет — везде видеть его будет. Как бы Чонгук раньше не любил Юнги, но эти чувства, эти действия рядом не стоят, что происходит сейчас. И дело не в опыте, возрасте, а в самом омеге, который смог с первой встречи затмить других, смог выстоять, несмотря на все бури и воскреснуть, воскреснуть для него, чтобы быть рядом с ним. Пусть ненавидит, пусть говорит, что не любит, но Чонгук знает и сейчас видит, как он по нему соскучился, как его хочется и горит от нетерпения. Ему не нужны слова, потому что он и так знает правду. Перед ним она лежит. Голову откидывает и шею под укусы новые подставляет, о большем просит. Теперь самостоятельно на пальцы насаживается. Чонгук добавляет третий палец, за что получает удары пятками по спине, по старым и новым ранам, которые от этого удара сами затягиваются и не болят больше. Чимин воротит головой, но Чонгук ловит его и просит на него смотреть. А Чимину стыдно, он разошёлся на полную, а теперь краснеет. У него даже не течка, а просто дикое желание, которое сейчас открылось. Чонгук хмыкает и, вытащив пальцы, довольно облизывает их, пока Чимин рот раскрыл и смотрит, как альфа слизывает его смазку. Чимин снова отворачивается, но в следующую секунду снова смотрит на Чона. Он вошёл в него резко и без предупреждения. Чимин так и не понял: крикнул ли он, что так уши заложило, потому что ничего не слышал, то ли ему просто кажется и он совсем ничего не почувствовал. Хотя чувствовать было что, потому что член альфы немаленький. Чимин смотрит на свой живот и сильнее глаза распахивает. Он видит его, видит как он внутри него двигается. Чонгук начинает смеяться, а в следующую минуту, чтобы Чимин не боялся, подхватывает за бёдра и садит на парапет. Задница Чимина чувствует холодный камень, но он не сопротивляется. Обхватывает ладоням лицо альфы и целует. Игнорируя боль, плюя на неё. Он только сильнее прижимает Чонгука к себе и целует. Целует так, как ещё никогда не делал, так, как от себя самого не ожидал, так, словно это последний поцелуй. Он ещё не знает, что под ним пропасть, что он может упасть. Но Чонгук не позволит, он никому не позволит его у себя забрать: ни воде, ни земле, ни даже той, с которой Хосок постоянно разговаривает. Чимин тянет Чонгука на себя и душит своим дыханием, своими стонами и краской на лице. На улице холод, люди потеплее оделись, а у них настоящий пожар, из которого никто не выберется живым. Чонгук трахает его на весу, Чимин откидывает голову и видит огоньки столицы, но не предаёт этому значение, он ещё не до конца понимает, где они. Чонгук крепче его держит и не даёт расслабиться. Его толчки, словно игра, он сначала делает короткий, а потом два грубым, этим самым набирая обороты. Тэхён был прав, что это приятно, что это до самых настоящих звёздочек перед глазами, до спазмом в животе и члена в нём же. У Чимина стёрта спина, задница, но он ни на секунду не хочет остановиться, просит, стонет «ещё», а Чонгук отказать не может, но и не только омеге, но и себе. Он трахает его на нереально большой высоте, но обоим плевать, потому что тонут в море похоти и разврата. Ангельское лицо скрывало далеко не его, а самого настоящего беса, чёрта, который умеет вытворять разное, не переставая радовать Чона. От губ точно ничего не осталось, думает Чимин, как и от спины. Всё ноет, всё болит, но пока Чонгук входит в него и грубо мнёт ягодицы, целуя шею, ему всё равно. Он впервые хочет этого, он впервые чувствует себя настолько хорошо, что не может себе представить, что это случилось именно с этим альфой, с тем, кого он несколько месяцев назад хотел убить, а сейчас хочет сожрать и сделать своим, подчинить Монстра и сделаться главным. Омега не помнит, когда они оказались на мягком мехе, когда они вообще оказались в каком-то помещении, но этому рад, потому что шубы не приносят боли, как камень. Чонгук еле сплетает связанные руки и ни на секунду не сбавляет темпа, не даёт омеге самому вести. Член Чимина трётся о их животы, и Чимин чувствует, что это его окончательно добьёт и он очень скоро кончит, потому что уже столько времени Чонгук задевает заветную точку. Альфа наклоняется к уху и просит потерпеть, хотя сам не даёт шансов. Он обхватывает член омеги и надрачивает в такт своим движениям. Чимин уже хрипит, но глаз не может оторвать от такого Чонгука. Он тяжело дышит, вдалбливается в него, что есть силы, пряди ночных волос прилипли ко лбу, в свете отражается потная грудь, по которой Чимин водит пальцами и царапается. Он уже превратил спину в кровавую кашу, а теперь перешёл на грудь, ибо мстит за то, что альфа так жесток даже в постели. Чонгук, понимая, что Чимин еле сдерживается, ускоряется и обильно кончает с утробным рыком, позволяя и Чимину кончить. Он делает пару заключительных движений, возвращая обратно свою сперму, перемешанную со смазкой омеги. Чимин обессиленно раскинул руки и даже пошевелиться не может. Чонгук выходит из него и валится на горячие меха, притягивая Чимина к себе, который не верит, что всё кончено. Каждый молчит, чтобы перевести дыхание и собраться с мыслями. Чонгук не верит, что получит желаемое, а Чимин — просто счастлив. Он реально счастлив, потому что у них был не просто секс, у них было нечто большее, они будто границу этим сломали, вновь соединились, как тогда поцелуем. Чимин лежит на его плече, устало рассматривая шрамы. — А какой подарок был? — поднимает голову Чимин и смотрит Чонгуку в глаза, которые смеяться начали. — Лишение тебя девственности, — Чимин кусает его за плечо, а альфа обиженно стонет от боли. Чимин снова ложится на его плечо и водить пальчиком по груди начинает, рисуя непонятные узоры. Чонгук неспеша гладит его по волосам, плавно спускаясь к спине. — Что это за место? — Чимин обводит глазами место. Здесь кто-то точно жил, а может и живёт, потому что на столе лежат книги и бумага, над головой какие-то вещи, похожие на крылья птиц, тут даже столик с едой, но Чимин думает, что это уже Чонгук сделал. — Это башня Адалет, почти семьдесят метров, кроха, — глаза Чимина расширяются и он плюхается на грудь альфы, закрывая лицо. Невозможно. Чонгук трахал его на такой высоте. — Это самая высокая башня в империи, если хочешь, то давай покажу ещё один подарок, — Чонгук натягивает штаны и подаёт руку омеги, который без раздумий её принимает. Чонгук кутает Чимина в несколько шуб и только после этого выводит на улицу, на которую опускается вечер. Альфа становится позади и обнимает укутавшегося Чимина. Омега глаз не может оторвать от вида, который расстилается перед ним. Куда не глянь, всё видно. Чимин видит огоньки где-то вдалеке, Чонгук говорит, что это порт. Он видит купола дворца, восхищаясь их цветом, переливающимся в заходящем солнце. Он видит блуждающих вдалеке людей, которые крошечные, по сравнению с ним. Глаза бегают в разные стороны, пытаются восхвалять что-то одно, но это невозможно. Невозможно даже представить, что находясь на высоте семидесяти метров, он сидел на несчастном парапете, пока Чонгук трахал его на весу. Он сильнее жмётся к альфе. Но ведь такого не может быть. Ну или может, но только с Чонгуком. Чимин аккуратно накрывает его руки своими, всё ещё тая обиду, но не показывая. Надо же Монстра потешить. Он откидывает голову и кладёт на плечо. Этот день точно ему запомнится и точно что-то в нём поменяет, если уже не поменял. — Надеюсь, тебе всё понравилось, — уже когда они ушли, говорит Чонгук. Чимин ничего не отвечает, только сильнее руку сжимает, чтобы не свалиться от боли. Ему стыдно от где-то рядом снующим Хосоком. Он думает, что весь свет слышал, как он стонал, переходя на крик, а потом снова на стон. Ему становится неловко, когда они проходят закрывающиеся лавки, ему кажется, что на него все смотрят и всё знают. Чонгук смеётся и трепать его по волосам начинает. — А ты не боишься, что тебя узнают. Всё-таки ты не всегда был императором, — тихо начинает Чимин, смотря на уже серьёзного альфу. Тот разглаживает собравшиеся морщинки на лбу и отвечает: — Поверь, людям проще меня не знать и не видеть, чем видеть и думать, что я пришёл за их душой. — Снова жестокость, — грустно бубнит Чимин. — Без жестокости не построишь государство, простыми словами не просто остановить толпу, это может её только замедлить, но чтобы остановить, нужна сила. — Не хотел бы я быть императором, — ломано улыбается Чимин и ближе к альфе льнёт. — А ты и не будешь, только моим супругом, но это уже завтра, — Чимин вдруг вспоминает слова Тэхёна, что Чонгук зовёт его, чтобы порепетировать брачную ночь. Чимин заливается смехом, ловя вопросительный взгляд от Чонгука, но он отмахивается и говорит, что вспомнил весёлую историю, на что Чонгук достаёт его всю дорогу, требуя рассказать, что так развеселило омегу. Уже у самых ворот Чимин останавливается. Чонгук повторяет то же самое, не понимая, что задумал омега. Хосок где-то рядом стоит тенью и смотрит на обоих вопросительно. Чимин, закусив нижнюю губу и подойдя вплотную к Чонгуку, выпаливает: — Мне плохо, только ваши руки спасут меня, мой господин, — и в следующий момент Чимин мог упасть на землю, но он точно знал, что Чонгук его поймает. — Эй, что ты… — Чимин прикладывает руку ко лбу и будто теряет сознание. Где-то рядом прыскает в кулак Хосок, от такого вида, где Чонгук полусогнувшись стоит и держит бессильного омегу, который захотел дойти до дворца на его руках. Чонгук отрицательно качает головой, но суть улавливает. Он подхватывает Чимина на руки и, прислонив к себе, идёт. С каких пор он идёт на авантюры этого омеги? Точно, с тех пор как почувствовал, что жить без него не может, что первое, что он хочет видеть, когда просыпается, его улыбку и страстный поцелуй, что единственной его мечтой становится маленькая бестия. Чонгуку кажется, что если отпустит, то потеряет всё. Если не будет с ним хоть секунду, то день прожит зря. Он ближе к себе притягивает Чимина, который довольно мучит и утыкается носом в шею. Страшно потерять эту нить, которую они начали вязать, страшно, что в один момент может потерять всё, сможет потерять его. И Чонгук боится. Впервые в жизни так боится, что сможет потерять то, что сам когда-то растоптал. Но ещё страшнее его Монстр. Чонгук боится, потому что его Монстр замолк. Чимин результатом доволен, потому что альфа на руках донёс его до покоев и, поцеловав в макушку, попросил отдохнуть и набраться сил, потому что завтрашний день будет тяжёлым. Чимина никто не донимает, к нему даже зашедший Бек ничего не говорит, только тушит свечи и, убрав разбросанные вещи, выходит. Чимин уверен, что тот улыбался. Вообще, по-хорошему, Бек приложил свою руку к извинениям Чонгука тоже. Поэтому мысленно омегу Чимин благодарит, потом вспоминает Тэхёна, который завтра наконец-то вылезет из покоев и будет готовить его к свадьбе, он представляет его лицо, когда Хосок вручит то, что точно для него прикупил. Чимин ещё долго улыбается, вспоминая лица омег, видевших их императора, несущего Чимина на руках. Он засыпает с улыбкой. Не с изломанной, не таящей в себе боль или обиду. Ему хорошо. За столько времени он действительно может спать спокойно, даже чертям в зеркале желает спокойной ночи. Как и обычно, Чимина будят под его кряхтения и скулёж, потому что он не хочет выбираться из тёплой постели, но Бек не умолим. Тогда на помощь приходит Тэхён, который церемониться не стал, как ни странно именно он побыл злюкой, а не Бек, выливает кувшин с водой на лицо Чимина и тот становится похожим на рыбу, выброшенную на сушу. — Да кто-то провёл ночь в руках своего альфы, — тянет Тэхён, припоминая слова Чимина. Омега, который вытирает лицо, бросает грязное полотенце в Тэхёна. Бек отрицательно качает головой. — И этот ребёнок станет супругом моего мальчика. От тебя за километры сексом несёт, скажи спасибо, что я вчера тебя не отправил купаться. — Спасибо вам, господин Бек, что пожалели раба своего, — Чимин кланяется омеге, а Тэхён уже не старается сдержать смеха. — Ёрничать не при мне будешь, ладно, у нас мало времени, а дел куча, — возмущается омега и выходит за двери. Следом за ним плетётся Чимин с Тэхёном. Первый кидает: — Как и обычно. Чимин так доволен вчерашним днём, что светиться и сегодня не перестаёт. Он посылает воздушный поцелуй Рейну, а после, звонко смеясь, продолжает следовать за Беком. — Я смотрю, у тебя хорошее настроение, — не выдерживает старший, но улыбка касается его губ. — Ну, меня не избили, не унизили, что уже радует. Но да, ты прав, у меня хорошее настроение. И я надеюсь, что ничто его не испортит, даже твой мальчик, — передразнивает Бека Чимин, за что получает по макушке. — Бек, аккуратнее, через несколько часов больше не сможешь так со мной себя вести. — Плевать, что поменяется, но для меня ты всё равно будешь несносным мальчишкой, которого я люблю, — уже тише говорит омега, но Чимин всё равно слышит его слова. Его приводят уже в отдельную купальню и начинают процедуры, как вдруг, когда ему наносят мази на тело, он вспоминает: — А Юнги? Как он там? — Бек, вмиг потерявший какой-то свет, пару минут мнётся, а потом приказывает Тэхёну не стоять столбом, а помочь Чимину с волосами. Омега цокает и говорит, что утопит Чимина. Вопрос так и остаётся витать в воздухе.***
После того, как Юнги успокоил зверя Намджуна своим телом, он решил прогуляться в гордом одиночестве. Ему никогда не требовалась компания, ему всегда нравилось одному. Он узнал, что Чонгук куда-то увёл Чимина, поэтому навестить омегу не получится. Юнги это немного расстраивает, потому что несмотря на короткий срок, в который они смогли поладить, Юнги привязался и с радостью распил с ним вино. Сегодня, когда они принимали ванну, Юнги не переставал удивляться, он видел огонь в глаза Чимина, когда тот говорил про Чонгука, когда слал ему проклятья, видел, как тот грустнее, вспоминая семью и рассказывая про зверства. Юнги не сомневается, что этот омега от Чонгука никуда не денется, если Чон захотел, то он это приобретёт, ему плевать даже на уговоры и мольбы. И Юнги немного грустно, потому что за ним никто так не убивался, не ждал, не любил. То, что у них с Намджуном — точно не любовь, потому, во-первых, омега сам его не любит и не ненавидит, во-вторых, хоть альфа и говорит, что любит его, Юнги всё равно знает, что это зависимость, странная и уродливая, а он просто жертва. Но жалеть себя Юнги перестал давно. Он просто старается быть непробиваемый и безразличным, пока эту маску он держал достойно, но он не знает, сколько ещё сможет так продержаться. Юнги выходит в сад, — и улыбка касается его губ. Пусть Чонгук хоть тысячу раз его переделает, но он всё равно тот же. Такой же прекрасный и напоминающий Юнги о своём прошлом. Ему вдруг становится интересно: любил ли его Чонгук вообще? Ведь в нём нет ничего особенного, он даже не такой красивый, как Чимин, к тому же он был тогда настоящим ребёнком. Но тем не менее альфа его оставил себе, он постоянно говорил, но он никогда не слышал, как Юнги прекрасен, как он его любит. Чонгук постоянно был хмур и не весел, но это объяснялось тяжёлым для него времен, которое Юнги проводил вместе с ним, пытался утешить, за что альфа одаривал его своими объятиями и недолгими поцелуями. Вообразить страшно, Что уже прошло пять лет, а где-то в глубине юнгиевой души до сих пор теплится надежда, что альфа придёт и спасёт его из лап злого дракона. Но от лап Намджуна не вырваться, даже если спасителем будет Чонгук. Как бы страшно это не звучало, но Юнги привык к нему, привык к его зверствам и переменам настроения. Он не любит, он просто такой же зависимый, как и альфа, потому что если Юнги плохо, то Намджун рядом, если исполнить каприз — Намджун сразу его исполняет, его Юнги попросит не делать больно, но здесь альфа бессилен, против своего зверя идти не может, потому что тот омегу только рвать приучен. Юнги блуждает по каменистым тропкам, как натыкается на омегу, которого, кажется, звали Тэхёном. Тот не появлялся во дворце уже второй день, а сейчас вышел. Он красив, да и одет ничего так. На нём блуза с длинными рукавами и горлом чёрно-бело цвета, белые широкие штаны, короткая накидка от холода, а на руке поблёскивает одинокий браслет. Наверное, его альфа подарил, если тот у него есть, хотя, если вспомнить порядки, то вряд ли. Юнги так засмотрелся на, как ему показалось, ангела, потому что движения Тэхёна можно было прировнять к нему, он не позволял лишнего, даже его голос бархатистый, нежный. Можно подумать, что Юнги даже влюбился, но тут же мысли путаются, когда он видит, как Тэхён, сидя на коленях, очищает коленки маленького омеги. И тут сердце Юнги провалилось в настоящую пропасть, он застыл на месте и пошевелиться не мог, потому что каждое движения — новая боль. Он видит такую же рыжую макушку и готов рыдать в голос. Спустя столько лет он видит того крохотного, маленького, которого тогда оставил. Тэхён ругает омегу, но тот даже его не слушает, убегает, ущипнув за плечо. Неужели так и должно быть? Неужели Юнги вечность будет страдать. Он задыхается, он хочет что-то сказать, но он стоит как вкопанный и убирает стекающие дорожки слёз. Его маленькая надежда, его последний лучик света горит вовсе не для него. Юнги хочет упасть, зарыться в землю руками и истошно кричать, но он не может, потому что Намджун отключил у него эти возможности. Юнги даже сейчас плачет и думает, что глаза альфы за ним следят, хоть и знает, что тот ушёл с Джином и ещё другими альфами куда-то, говоря, что «Чон чертовски гостеприимный, раз оставляет своих гостей и бросается за омегой». На плечо Юнги ложится рука, которую он давно знает. Он поворачивает голову и видит на дне чужих глаз сожаление, когда у самого Юнги целая война, чтобы не сорваться, его выворачивает, снова подбрасывает, потом снова и снова одно и то же. Бек обнимает омегу и поглаживает по спине. — Ты справишься с этим, Юнги, — омега отрицательно качает головой. Устал. Он просто устал. — Как он? — Бек сразу понимает, про кого спрашивает омега. — Нормально, он такой же сильный, как и его родители. Хан только раз задал вопрос, где его папа, когда видел других детей в окружении обоих родителей. Чонгук коротко ему объяснил, а потом он больше не задавал вопросов. Я не смог им заниматься, поэтому Чонгук нашёл Тэхёна, фактически вверил тому, кого купили на рынке, самое дорогое, что у него было и есть. Для всех нас он ходячий лучик света, Хан рад всем, но доверяет только некоторым. Он безумно привязан к отцу и может закатить страшные сцены, если тот не придёт и не поцелует его перед сном, а потом ещё долго дуться, — Юнги готов плакать вновь, но он собирает остаток сил и треснуто улыбается. — Он даже не знает, что я стою в паре метров от него, он потом будет меня ненавидеть, — стараясь говорить твёрже, шепчет Юнги и отлипает от Бека. — Я находил тысячи причин, почему я могу ненавидеть Намджуна, но среди первых всегда была одна. Он лишил меня сына, лишил семьи. Я даже не столько по Чонгуку горевал, как по единственной частичке своего сердца. — Хан, я сейчас упаду и больше не встану, — омеги поворачиваются на голос обессиленного Тэхёна. Тот садится на землю и скрещивает руки на груди, отворачиваясь от мельтешившего рядом Хана. — А я позову Хосока, — Тэхён возмущается и, резко встав на ноги, заявляет: — Молодой человек, вы невежа. Как смеете пугать меня правой рукой нашего господина? Я разочарован, мне придётся доложить о вашем дурном поведении самому императору! — Папочка придёт, — радостно восклицает Хан, а эта улыбка и крик отпечатывается в сердце Юнги. Он не думал, что может быть настолько больно. Он от этого «папочка» трясётся, губы поджимает, еле держится. Тэхён смеётся, а повернув голову, замолкает. Он видит Бека и Юнги, а потом, подумав, что это хорошая идея, берёт Хана за руку и ведёт к стоящим. Омега радостно принимает ладонь и, убрав рыжие пряди за ухо, идёт с ним. Чем они ближе, тем хуже Юнги. Если бы не рядом стоящий Бек, то омега точно упал, но он его поддерживает и не только руками. — У вас такие же волосы, — не успеваются они подойти, как Хан вырывается из захвата и бежит к незнакомцу. Юнги находит в себе силы улыбнуться и присесть на корточки, чтобы быть с ребёнком на одном уровне. — Да, ты прав. У тебя тоже они непослушные и постоянно в разные стороны торчат? — Юнги не знает, как из него выходят слова, но видимо, каким-то чудом. — Ага, когда Тэхён меня расчёсывает, говорит, что оторвёт мне скорее голову, чем расчешет, — хихикает Хан, получая улыбку от Юнги, совершенно не подозревая, как тяжело ему она даётся. — Поэтому с моими волосами может справляться только папа, он просто берёт мои волосы, — Хан всё демонстрирует, руками показывает, как именно делает Чонгук. — А потом делает так, — руки омеги затряслись. Стало понятно, что Чонгук просто его лохматит. Юнги на такое смеётся и невольно тянется рукой к волосам и начинает их трепать. — Так он делает? — Хан смеётся и хватает Юнги за руку. Забавно, что он даже не знает его имени, но такой тёплый. — Да, прям один в один, — говорит Хан, а потом, подойдя к немного ошарашенному Тэхёну, берёт его за руку, объясняя: — Мне надо на занятия, потому что папа не любит, когда я их пропускаю, потому что «твоё обучение очень важно, пойми это, лисёнок», — старается звучать как альфа Хан, но выходит до жути забавно. Тэхён, посмеявшись, берёт ребёнка на руки и уносит, пока он машет рукой Юнги. — Он даже имени моего не спросил, — шепчет Юнги Беку, который, обняв его со спины, еле видно улыбается. — Ему неважны они, поверь. Ты уже ему понравился, я не думаю, что теперь он отстанет от тебя. — Через несколько дней я уже уеду и заберу частичку его в своём сердце, — грустно отвечает Юнги. Может быть больно, что даже уже сил нет, чтобы что-то сделать? Может. А кем тогда надо родиться? Мин Юнги.***
В столице полный переполох. Все суетятся и куда-то бегут, закрывают лавки и празднуют, на улицах готовят разные угощения, бочки с винами разливаются и текут рекой, народ веселится и воспевают своего императора и желают ему справедливого правления. Никто ещё не знает, какой масштаб празднества будет, потому что впервые совмещают и свадьбу, и коронацию, но каждый счастлив, потому что в этот день можно отдохнуть, хорошенько поесть и выпить лучшего вина, которое только есть на свете. Повсюду слышатся песни, довольный гул и радость, омеги красиво наряжаются, альфы хмелеют от выпитого, дети радостно бегают и таскают угощения со столов. Они молятся всем богам, чтобы облегчал участь и даровал ум и справедливость новому императору. Они оказывают искренность и молятся на благополучие и процветание Хузура, не забывая главный изумруд — супруг императора. Про него ходят разные слухи, что он настолько красив, что посмотрев, ослепнуть можно, кто-то говорит, что он сумасшедший и императора убить пытался, а кто-то, кто выпивает третью бутылку вина, просто любит омегу. Народ надеется, что омега родит долгожданного наследника, умерит пыл и утолит голод Чонгука. Дворец весь в огнях, на улице снова жаркая погода и от холода, что был вчера, нет и следа. Красиво украшены сады, выставлены столики, расстелены ковры и подушки так, что в глазах пестрит. Столы гнуться от множества блюд, омеги надели самые красивые наряды и блистают в обществе альф, разжигая аппетит. Самые красивые омеги принадлежат императорам, их так много, что Сехун давно бы лишился своего достоинства, если бы не Бек, который напоминал, чей он супруг. На них полупрозрачные блузы из тончайшего шёлка, самые дорогие украшения и самые ревнивые альфы, но кто посмелее, тот может попробовать пофлиртовать с другим. Повсюду носятся слуги, приносят и наливают новые вина, бурдюки постоянно опустошаются, не успев и налиться. Зал, который с самого начала правления был отделан для коронации, кажется больше дворца, массивные колонны, которые не обхватить в несколько рук, украшены золотой «лианой». Древние статуи снова увидят восшествие на престол нового правителя, но они как всегда молчаливы и не выкажут ни слова, а только промолчат и посмотрят. Чонгук любит прогуливаться среди них и долго засматриваться, пытаясь высмотреть какой-то смысл, хоть какую-то эмоцию, но те безразличны и к его судьбе, и к судьбе других. Дорога к трону Чонгука, к которому вели несколько ступеней, устлана красным ковром. Рядом с троном лежат две короны, предназначенные для Чонгука и Чимина. Одну Чонгук сам наденет на голову супруга, а вторую уже наденет Чимин Чонгуку. Всё давно готово, все давно собраны. В одном из залов Чонгук разговаривает с очередными гостями, изредка споря с Намджуном, который никак не унимается. Рядом порхают омеги, и бегает Тэхён, который всё для этих самых омег и делает. Он не знает, где Бек, чтобы помочь, поэтому справляться приходится самому. Он уже мозоли натёр на ногах, и язык устал постоянно говорить. Только пробегает мимо, как его за углом кто-то за локоть тянет и куда-то тащит. Тэхён было начал возмущаться, но узнав знакомые руки, оставил попытки сопротивляться. Хосок заводит его в одну из комнат и прикрывает дверь. — Хосок, пожалуйста, у меня мало времени, я цел… — Чш, — он прикладывает палец к его губам и тянется к внутреннему карману. Омега устал, но эта усталость сходит на нет, стоит увидеть Хосока. Только сейчас Тэхён внимательно рассматривает альфу. Он состриг каштановые волосы, которые так нравились Тэхёну, в них можно было пальчиками зарываться и хвостики заплетать. У него его обычный наряд, состоящий из чёрных кожаных штанов и рубашки с накидкой, но сегодня Тэхён будто его впервые такого видит. Сам, не зная, что делает, он обхватывает лицо копошащегося альфы в кармане и целует. Хосок, не ожидал, что омега на него набросится, чуть коробочку не обронил. Он свободной рукой хватает Тэхёна за талию и прижимает к стене, продолжая целовать. Его омега сегодня неотразим, даже в постоянной спешке он следил и рассматривал его. Тэхён остановился на тунике голубого цвета, прицепил тонкий пояс, немного свисающий. Подвёл глаза и подкрасил губы. А Хосока ведёт от такого омеги. Его и от обычно не оторвать, а тут тот ещё шикарнее выглядеть начал. Хосок сам не знает, как не сорвался, но, видимо, терпения у него больше, чем у Тэхёна, который набросился на него. Они целуются недолго, потому что каждый сейчас нужен по-своему. Тэхёну ещё проблемы решать, а Хосок постоянно должен быть рядом с Чонгуком, особенно в такой важный день. Омега отстраняется первым и сразу краской покрывается. Хосок проводит по его губам языком и стон издаёт. Самое вкусное, что есть в его жизни. — Я ненавижу себя, что приходится вот так с тобой стоять и урывать поцелуи, — он наклоняется к шее и целует её. Тэхён томно вздыхает и сам шею подставляет. Рука альфы пробирается под одежду и поглаживать живот начинает. Если это продолжится, то никто из них живым отсюда не выйдет. Хосок вновь возвращается к губам, но теперь целует мягко, неспеша, растягивая. Тэхён цепляется за его шею, а позже чувствует, что на его шее что-то закрепили. Он мгновенно отстраняется и подбегает к зеркалу в комнате. — Это… — Тэхён и слова сказать не может. Хосок подходит со спины и, закрепив руки на животе омеги, кладёт голову на плечо. — Я ждал его два чёртовых месяца, потому что мне всё время не нравился камень и рисунок. Я потом вспомнил, что ты пахнешь, как розовый сад весной, поэтому бледно-розовый тебе пойдёт, — Тэхён смотрит на красивое колье и глаз не сводит. Для Тэхёна там блестят два камешка: розовый и голубой, а для альфы это драгоценности, которые всё равно не достойны Тэхёна и ни за что не будут сиять ярче, чем он. Тэхён поворачивается к нему и обнимает, что есть силы, сжимает в своих тисках. А после, оставив короткий поцелуй на щеке, шепчет: — Ночью на мне останется только это колье, — и убегает, смеясь над реакцией альфы. Он стоит и смотрит на себя в зеркало. — Чон Хосок, не только у твоего друга будет сегодня секс, — говорит он себе и выходит. Но ни Тэхён, ни Хосок не замечают глаза, следящие за ними. Чимин весь на взводе, если раньше, когда он откисал в ванне, он не чувствовал скорой паники, то сейчас, когда он стоит в ярко красном костюме, с открытой спиной, в ушах блестят длинные серьги и переливаются, макияж давно готов, он не такой яркий, потому что, как сказал Бек, скромность необходимо проявить на коронации, то сейчас паника окутывает его. Скромность. Ага, Чимин по своему яркому наряду так и понял, что все будут смотреть на его скромность, а не на голую спину, так ещё и оставленный укус Чона виден. Чимин сидит на пуфике и смотрит на себя в зеркало. Ему немного страшно, хотя даже не немного, его всего трясёт, даже Хан приходил его успокаивал, но ожидаемого эффекта не оказалось. Омеге хочется расплакаться от подобного, да жалко труды Тэхёна будет, потому что он постарался сделать лучшее. Чимин долго смотрит на своё отражение, а потом, поняв, что до выхода у него где-то минут тридцать, решил наплевать на всех. Он подбегает к сундукам и начинает швырять свою одежду, чтобы выбрать то, что нравится ему, а не то, что навязали. Бек точно будет зол, но ему всё равно. Чимин достаёт нужные вещи, смотрит, оценивает. Прикусив нижнюю губу, он начинает раздеваться, но осторожно, чтобы труды Тэхёна не задеть. Выбор пал на серебряную блузу с длинными рукавами и вырезами по бокам. Штаны прямые и вышитые по бокам серебряными нитями. Чимин уже знает, что наденет на свадьбу, поэтому уже пищит от восторга. Он надевает браслеты, не забывает главный. На голову хотел надеть красивую диадему, усеянную алмазами, но, когда Бек сказал, что для него корона тоже изготовлена, всё-таки передумал. Правда, омега не до конца поверил, поэтому, решает нацепить длинную мантию полупрозрачного цвета, которая словно звёздочками сияет, выкроенная на самом деле драгоценностями. Чимин спешно выбирает колье, берёт то, что первое попалось под руку, потому что времени совершенно нет. В последний момент передумывает, берёт другое, приглаживает волосы и немного подкрашивает губы, шепча себе, что он идеален. За ним приходит Бек и останавливается на пороге, держась за сердце, пока растерянный Сехун держит своего мужа и в чувства пытается привести. Следом входит Тэхён и тоже замирает. Юнги, который от скуки и не желания быть рядом с альфой, который мило беседовал с другими правителями, решил прогуляться и увидел толпу возле покоев Чимина и, поняв, что там что-то интересное, пошёл туда. Он единственный кто смог сказать хоть слово: — Ты выглядишь превосходно, но только знай, каждый тебя захочет сожрать, за это Чонгук сожрёт их, — подмигнув, Юнги упархивает. А Чимин, довольный таким раскладом, берёт Бека под руку и вытаскивает. Омеге всё ещё плохо, он не может придти в себя от увиденного, перед ним омега, который плюёт на всех и вся. У него ещё более открытый вид, чем был ранее. Чонгук либо убьёт всех, либо убьёт всех. Ему придётся два раза сегодня привлекать к себе внимание: первый раз, когда войдёт в тронный зал и будет ждать Чонгука, а второй на свадьбе, и он не уверен, что стойкость, которую он испытывает сейчас, останется с ним до вечера. Бек, который еле отошёл от шока, поправляет накидку Чимина и ругает его, потому что тот ослушался. Омега шикает на него и просит успокоится. Он кидает короткий взгляд на Тэхёна, у которого как-то странно опухли губы, а на шее появилась дивная вещица. Он знает, откуда и от кого она. Бек ещё раз повторяет правила, но Чимин снова на них плюёт. Стоит дверям распахнуться, как воздух из груди Чимина выбивают. Он ступает по мягкому ковру, гордо держит голову, хотя хочется забиться в своих покоях и никого не пускать, но он терпит, ведь он идёт на уступки Монстру, он хочет ответной реакции, которую получает, пусть и слабо, но результат есть. Каждый взор устремлён на красивого омегу, который тихонько ступает по полу и даже не дышит. Стоит посмотреть в сторону, как все будут поражены красотой, Чимин тепло улыбается, а звери альф уже клыки точат, но им не под силам справиться с Монстром. Чимин ошибался, что будет ждать Чонгука, потому что он стоит на вершине и ждёт его. По мере того, как он приближался к нему, Чимин опускал голову. Он слышал перешёптывания, кто-то делал замечания по внешнему виду, но он старался этого не замечать, потому что слышал, как Монстр Чонгука метается, как воет из-за вошедшего омеги. Ему приходится его на цепи сажать, за горло удерживать, чтобы не сорваться, хоть и тяжело. С Чимином всё тяжело, но за это стоит потерпеть. Он рушит все правила, идёт по головам, падает и снова встаёт, чтобы вновь пройтись по трупам своих врагов. Он может казаться пушистым, но всегда выставит колючки, у него когти всегда готовы кого-нибудь порвать. Сколько бы его не ломали, но он даёт себе время, чтобы прийти в себя. Чимин сам себе говорит, что роет могилу, лежит там несколько дней, хорошенько рыдает, по кускам себя разрывает. А потом встанет и начнёт снова себя собирать, начнёт на шею врагам наступать и душить их, пока не успокоится. Чонгук не может представить, что ещё год назад не мог увидеть в нём такого Чимина, он видел в нём только неразумное дитя, которое когда-то видел в Юнги, но его в Чимине изначально не было. Он всегда был колким, постоянно огрызался и дерзил, а Чонгук этого не замечал, но сейчас, когда их разделяет три ступени, он это всё видит и глаз не сводит. Ему приходится тяжело, потому что вокруг все только на Чимина и смотрят, на его наряд и не прикрытую улыбку. Он сразу мрачнеет и всех взглядом обводит. Уже каждого лично казнил только за то, что смели глаза поднять и увидеть то, что только Чонгуку принадлежит. Но он сдерживается, чтобы хоть на своей коронации реки крови не лить. У него рядом весит меч, ему хочется размять руки, но останавливают изумрудные глаза, излучающие тепло и порабощающие. И он разжимает руку, но холодного взгляда не убирает, от него Чимину не по себе, но он верит, что справится. Всегда справлялся, а тут обычный ревнивый взгляд. Омега не знает, что теперь ему делать. Он видит, что все утихли, взгляды сосредоточены на обоих, а Чонгук только ему в глаза смотрит. Где-то стонет Бек, снова падая в руки Сехуна, потому что Чимин снова и снова плюёт на правила. Чонгук наконец-то отрывает взгляд от омеги, давая тому свободно вздохнуть. Ему тяжело здесь быть, тяжело выдержать столько глаз, но он выстоит, потому что все может покориться, и Монстра он покорит тем, что даст то, что он хочет. Он не слышит, что говорит Чонгук, потому что он смотрит на чёрно-красный костюм и повторяет одно. Красивый. Волосы альфа собрал в хвост, а Чимин думает, как бы из хвоста косичку сплести. Он машет рукой, что-то говорит, а от голоса холодок по каждому пробегает, но только не по Чимину, он тонет в нём, в глаза цвета ночи посмотрит и снова тонет. Ему плевать, что там Чонгук обещает, к чему готовит, потому что он чувствует, как его Монстр на него свои глаза уставил. А Чимин руку протянуть хочет, прикоснуться, но всё равно боязно. Пусть тот его изучит, посмотрит, на что он способен, а потом можно и своим сделать. Он подвластен ему, как и Чонгук ему, они два целых, которых ничто не разделит. Никто, кроме маленького омеги. Чонгук заканчивает, и Чимин думает, что пора что-то сделать ему. На него все смотрят, в том числе и Чонгук. Он мимо ушей пропускал слова Бека и Тэхёна, а сейчас жалеет. Глаза Чонгука падают на пол, а потом указывают на короны. Чимин думает, что надо надеть её на Чонгука, поэтому, преодолев пару ступеней, он, под удивлённые лица гостей и где-то умирающего Бека, берёт ту, что внутри с вороном чёрным и, улыбаясь, смотрит на Чонгука, на лбу которого складки образовались, он мгновенно поменялся и теперь Чимину не по себе. Но пути назад нет, даже если он что-то сделал не так, то поправить ничего нельзя. Он подходит к Чонгуку и, встав на носочки, надевает корону. Если можно было на таком важном мероприятии смеяться, то все бы так и сделали, но Чимин остаётся собой довольный. Он чувствует горячее дыхание альфы, когда касается его макушки, а потом вновь становится на ступени, ждя альфу. Чонгук, тихо выдохнув, берёт корону с изумрудами внутри и уже не ждёт, чтобы Чимин встал на колени перед ним, а просто возлагает на белоснежную макушку корону. Чонгук ещё поднимет этот вопрос. Чимин немного теряется, когда рядом раздаётся голос Чонгука, а потом все становятся в одну линию, да и так ровно, что Чимин улыбается и думает, что готовились. Чонгук вдруг берёт его руку, а Чимин не знает, куда себя деть. Это для чего? Зачем это? Что дальше делать? Он берёт его под руку и ведёт вниз. Чимину огромных усилий требовалось, чтобы не упасть. Чонгук сейчас другой, он мрачный и холодный, на него без страха невозможно смотреть. Он сильно сжимает руку омеги, и Чимин уже шипит от боли, но и ответить ему никак невозможно, поэтому болезненный стон так и остаётся в горле. Чонгук доводит его до каких-то дверей и, поцеловав в лоб, уходит, но только не один, а с другими альфами, другими правителями, пока Чимин стоит и не знает, что ему делать. Он стоит в шикарном помещении, но и пошевелиться не может. Но побыть в одиночестве не дают омеги правителей, они тут же утаскивают Чимин и садят на небольшую тахту специально для него. Они облепливают его с обеих сторон, и Чимин глазами ищет знакомую макушку. Юнги заходит последним — Чимин может победно выдохнуть. На подушках рядом сидят очень красивые омеги, с не менее откровенными и красивыми нарядами, и что-то у него спрашивают. — Ну, поналетели, дайте ему немного отойти, в конце концов, не всегда коронацию портят, — омеги хихикают, а Чимин замер в немом вопросе. Юнги садится почти рядом и тянется за тарелкой с орехами. Снова на нём маска безразличия. — Просто ты, во-первых, должен был встать на колени, твой альфа возложил бы тебе корону, а потом он сам бы возложил себе, ну или ты бы это сделал, тут у кого как. — Чёрт, — стонет Чимин и расплывается. Он лучше посидит на подушках. — Ты официально первый омега, который дошёл до такого, — хихикает рядом сидящий омега с серебристыми волосами и голубыми глазами. Он поджимает под себя колени и свешивает руки, увешанные браслетами. — А ещё никто так откровенное не выходил, всегда должен присутствовать красный цвет. — Если я что-то нарушаю, значит, я строю что-то новое, отныне все омеги династии Чон будут наряжаться так, — Чимин, гордо задрав носик, отвечает своему собеседнику. Юнги от такого смеётся, снова тот смех, от которого Чимину плохо. — А что ты смеёшься, у тебя вообще не было такого, — Юнги, изогнув бровь, ничуть не расстраивается сказавшему. Он выпивает остаток вина в своём стакане, который непонятно когда наполнился, и смотрит на омегу. — Да, зато у меня самый сильный альфа империи и трахает он лучше ваших мужей, а то вы бы не сидели с такими недовольными рожами, — Чимину уже нравится то, что началось. А ещё ему нравится, что Юнги всегда бьёт в лоб и говорит правду. — Это возмутительно, да как ты смеешь, — вскипает омега и зло смотрит на Юнги, который, откинув голову и улыбаясь, не сводит с него взгляда. — Не порть церемонию, Вакх, а то Чимин тебя ножом прикончит, как Чонгука. — Ой, брось, у меня даже ничего не вышло, — слишком быстро и не подумав, отвечает Чимин. Он обводит всех омег взглядом и честно признаётся: — Знаете, я всё прослушал и понятия не имею, что здесь происходит, а насчёт Чонгука, то это правда. Я был готов его убить ножом и у меня почти получилось. А сейчас, — Чимин встаёт и, взяв кувшин с вином, демонстративно подняв носик, идёт на выход. — Я ухожу ждать церемонии к свадьбе, ну или она началась. Короче, я иду готовиться к брачной ночи, всем хорошо повеселиться. Чимин, кивнув Юнги, уходит. Это выльется Чимину, потому что оставлять омег господ непростительно, омега должен был отсидеть с ними до самого вечера, пока не настанет час его брачной ночи, но он снова делает всё по-своему и, кажется, этот раз ему не простят и выйдет боком это его мужу. Омеги доходят до покоев Чимина и идут на балкон. Ошарашенная прислуга не сразу понимает, что Чимин просит принести еды. А когда те приносят, Юнги, взяв миску и недопитое вино, садится на парапет и зовёт Чимина. Ладно, на башне уже сидел, да и высота была больше, но тогда он был во власти страсти, а сейчас он трезв и видит, что может разбиться. Но, скоро наплевав на все правила и обидевшись на Чонгука, что тот был слишком холоден и заставил его развлекать омег других правителей, садится рядом с Юнги и принимает от него бокал вина. — Красиво было на Адалет? — тихо и каким-то не своим голосом спрашивает Юнги. — Ага, оттуда я видел всю столицу, было очень и очень красиво. Я был благодарен Чонгуку, — Чимин вертит бокал в руках и отставляет, так и не притронувшись. — За то, что он лишил тебя девственной задницы? — улыбаясь и обнажая зубы, выдаёт Юнги, не скрывая улыбки. — Ой, не завидуйте, господин Юнги. Омеги ещё продолжают дальше разговаривать, как в очередной их диалог, где Юнги рассказывал, как он первый раз катался на лошади и чуть не скинул Намджуна, приходит слуга и передает письмо Чимину. — Письмо? Мне? — а кто ему напишет, думает омега. Ведь родные точно не захотят поздравить сына, а близких больше нет. Чимин, улыбаясь на колкости Юнги, что это точно тайный обожатель, раскрывает письмо и сразу же мрачнеет. «Поздравляю, братик. Прости, на свадьбу не смог приехать, у меня очередная война. Но ты не унывай, скоро я приду за тобой. Тхай.» Мир Чимина только что снова разрушился.Конец первой части.