***
Чимин всё-таки выиграл, что и следовало ожидать. Он победно улыбается, пока Бек прикладывает руку ко лбу и пытается привести себя в порядок, потому что с этим омегой нужны крепкие нервы. Он до конца своих дней будет помнить Чимина, тот, наверное, даже после смерти достанет его и будет говорить, что «Бек-а, сегодня я перед всем гаремом голый прошёлся». Примерно так и выглядит сейчас Чимин, который всем своим видом соблазняет не только проходящих альф, но и омег. Он похож на небесную звезду, самую светлую и завораживающую, ту, которая была так далека от людского глаза, но сегодня спустилась, чтобы утопить в своих небесных чарах правителя всех правителей. Он не играет, Чимину сегодня не хочется играть, он просто наслаждается временем, которое то сладко для него, то горько. Ему до сих пор дурно от внезапного письма брата, он точно не уверен, Тхай это или нет, но по стилю написания очень даже похоже на него. Ничто и никто не должен сейчас испортить Чимину жизнь, он уже вдоволь настрадался, что за прошлые года, что за время пребывания здесь. Дело сделано, он поверил, теперь осталось только ступать по холодным плитам дворца и звенеть цепями. Сегодня по-особенному холодно, Чимин этот холод ощущает, даже отогнать не пытается. А появляется он по мере того, как он приближается к покоям своего Монстра. Сехун исполнил пожелание Чимина — на протяжении всего длинного коридора до покоев Чонгука нет ни единой души, там его оставляет и Бек, поправив спадающую ткань и волосы. Он поцеловал Чимина в лоб и пожелал удачи. Омега лишний раз удивляется, как этот человек может измениться за пару секунд: сначала он злой и грозится поразить молниями Чимина, а то добрейший и переживающий, словно родитель. Сердце Чимина где-то не здесь, оно уже давно у ног того, кто его ждёт. Чудовище. Монстр. Дьявол. Сколько у него имён и все они приводят в страх других, но не Чимина, он с каждым из этих проявлений знаком, у них договор на боли, который ни один не рушит и не разрушит, иначе в конечном счёте костлявая рука заберёт себе сначала то, что дорого Монстру, а потом и его, но сделав так, что он даже после смерти не увидит другого. Ни Чонгук, ни Чимин не нарушают договорённость, добавляя каждый день новые пункты. Ночь не страшна, когда ты окажешься в крепких и любимых руках. Они станут касаться, ласкать, тонуть вместе с собой заставят, что шанса на спасение не останется. Но Чимин сильнее руку сожмёт и не позволит Чонгуку её убрать. У него не было времени подумать, что произошло, что он так просто идёт в лапы зверю. Хотя это кажется, что быстро, но каждый шаг для него — целая вечность, которая разделяет его от заветной двери. Если у Чонгука снова свой план, то Чимин не справится, его сломали дважды, что нереально, ибо сломанный однажды — не сломаешь дважды, а его ломали, и приходилось по частям себя собирать, постоянно вставать и вливаться в жизнь, которая серыми тучами покрылась, где не было света и ласкового рассвета, пока не появился тот, кто и ломал. Он его творец, он заменяет в нём частички на другие, неизведанные до это, а потом вновь даёт жизнь, но уже другую, с этими частичками. Безумие. Каждый раз он меняет его, не заботясь о последствиях. Чимин тонет, выныривает, снова тонет и погибает в его объятиях. Воскреснуть с ним так тяжело, чаще всего невозможно, но Чимин сам себя удивляет, когда это делает. Если Чонгук хочет поиграть, то Чимин сделает ему ещё больнее. Но он видел его взгляд, его горячее дыхание до сих пор на его затылке, а руки табун мурашек по телу пускают, глаза цвета ночи не дадут обмануть. От кого бы Чонгук не закрывался, но от Чимина не скрыться, он не только в его бездне жизнь видит, но и свет, а точнее искру, которую сам и поджигает. Омега похлопает за блестящее мастерство обмана, однако сейчас он считает, что перед ним тот самый Чон Чонгук, который первый раз его очаровал и навсегда остался в глубине его давно прогнившей, но постоянно с ним заставляющее работать, души. Шаг. Ещё шаг и вот он совсем забывает про свой план, как именно хотел удивить Чонгука. Он стоит и трясётся, будто сейчас смерть в глаза увидит, но Хосока здесь нет, тот, наверное, ушёл к Тэхёну и находит покой в нём, пока Чимин до боли сжимает губы и портит все старания Юнги. Руки сжимаются в кулаки, а тело как-то странно реагирует, потому что чует его, влечёт к себе. Чимин, посмотрев по сторонам, но в бесшумном коридоре, так и никого не найдя, выдыхает, не забыв выполнить часть своего плана, всё-таки не зря же он Сехуна заставил всех альф убрать. Без стука или громкого звука он входит в то место, которое теперь будет и его вечным пристанищем, здесь он надеется получить тепло, заботу, а главное — любовь. Но не такую, про которую пишут или в три голоса рассказывают. Она у них своя, странная, больная, холодная. Для кого это покажется смерти подобно, а для них — жизнью. Чимин боится, что сейчас, подняв глаза, он не увидит его перед собой, что он посмеётся над ним и снова вышвырнет, но это не так. Хотя бы сегодня это не так. Чимин поднимает свои, как сейчас казалось, змеиные глаза, и сталкивает с голодным, лютым зверем, который на месте Чонгука оказался, он смотрит на его тело, видит свисающие цепи и голый вид. Он пришёл, снова в оковах этих цепей, показывая, что полностью вверяет себя ему. Ткань, что скрывала самое заветное, сейчас лежит за порогом двери, пока лучшее предстало перед Чонгуком весьма в вселенском образе. Он готов припасть к его ногам, хоть тысячу раз говорить, как слишком его любит и не хочет потерять, но этого будет мало, всегда и везде этого будет мало, потому что нет ни слов, ни вещей, которые бы смогли стать достойными лишь одного его взгляда. Чонгук встаёт с места, а Чимин пытается побороть свою робость, он придумал план, где явится к нему в таком виде, а в итоге стоит и краснеет, что не уходит, конечно же, от глаз Чонгука. На нём нет ничего, кроме широких штанов, его глаза блестят от выпитого вина, а в воздухе витает любимый и ненавистный одновременно запах, Чимин хочет полностью в него окунуться и говорить, что только его, что только для него. Сейчас Чонгук выглядит расслабленным, нет той злобы, с которой он оставил его. Хищные глаза поджав, он поднимает руку и касается костяшками мягких и красных губ омеги, который послушно их раскрывает и глаз от Чонгука оторвать не может, любуется и видит, как в его бездне сгорает, как пламя сжирает его. Там давно нет искры, как только Чимин зашёл, то она потухла и превратилась в пожар. Свободной рукой Чонгук касается бёдер и ведёт вверх, задевая цепи и заставляя те покачиваться. Чимин не отводит от него глаз, видит, как угадал и как монстру угодил. Чонгук нарочно ягодицу сжимает и смотрит на реакцию, клыки обнажая, но Чимин не поколебим, он губы поджимает и молчит, а Чонгук хочет, чтобы он говорил, чтобы кричал и оскорблял, потому что тогда это уже не Чимин, а просто омега, который пришёл для одной ночи. Альфа наклоняется к шее, рукой исследует позвоночник, а другой держит за затылок. Пару секунд, и Чимин может отбежать, но вместо этого тяжело дышать начинает и нервничать. Чонгук оставляет поцелуи на шее, плечах, ключицах, ловя томные вздохи, но ни одного слова. Он резко хватает за волосы и дёргает назад, слыша шипения, но снова нет слов. Он целует подбородок, приближается к губам и останавливается. — Я очень на тебя зол, — Чимин слышит не его голос, он будто взят из другой вселенной, будто это не Чонгук, потому что не может человек так сводить его с ума. Он резко хватает альфу за шею, но так, чтобы губы не касались его и тоже, не своим голосом отвечает: — Аналогично, — его слова — зеленый свет для Чонгука. Он подхватывает его и утаскивает в поцелуй, который ничто не разорвёт, даже если губы ядом обмазаны, то они не оторвутся друг от друга, потому что яд для них — лекарство души, которое надо пить в больших дозах, чтобы сделаться таким же безумным, чтобы утонуть в такой же любви. Чимин ощущает холодный шёлк под собой, но сразу же поднимается, чтобы не разрывать поцелуя. Он будто сошёл с ума, ему так мало его, что хочется больше, хочется целиком. Он кусает, сосёт, чувствует привкус крови своей и чужой, но всю впитывает в себя, потому что она принадлежит ему. Тому, кто свёл его с ума, тому, кто сейчас вместе с ним сгорает и не стыдится. Чонгук рвёт цепи, потому что не может допустить, чтобы хоть что-то им мешало. Он кладёт ноги себе на плечо и ведёт носом, заставляя Чимина откинуть голову и простонать от того, как хорошо, от того, как это неправильно выглядит, но как это приятно. Он тянет свои руки к Чонгуку, требуя внимания не только ногам, но и губам, которые истекают в крови и которую следует слизать. Он груб, ненасытен, потому что он наказывает, он мстит ему таким образом за то, что тот снова сыграл по своим правилам, снова в неудобное положение его поставил и высмеял, но Чонгук не станет его губить, потому что тогда сам погибнет, ведь жизнь обретает смысл только с ним. Альфа проводит языком по соскам и кусает их, пока в глазницах Чимина скапливаются капельки боли, ему тяжело дышать, но у него лучший вид на Чонгука, который его будет этой ночью сжирать, по кусочкам его отрезать и в пасть монстру кидать. Его касания везде, а поцелуи — губительны, иначе Чимин не может объяснить, почему ему так хорошо. Чонгук просто делает ему приятно, обычные касания для него кажутся ударом, приятно разливающемуся по телу. Всё-таки Чимин с ней повенчан, с этой болью и постоянными муками, ведь выбрав того, кто ей окружён, он сразу обрекает и себя. Чонгук резко переворачивает его на живот и приподнимает за поясницу. Он оставит на оттопыренной заднице ещё много укусов, клыки уже чешутся, хотят вонзится в манящую кожу, но это слишком рано, лучше растянуть удовольствие. Альфа пару раз ударяет его по ягодицам и смотрит на собственный отпечаток. Чимин отзывается глухим стоном, ибо закрыл рот подушкой, но Чонгук её вырывает и бросает на пол, чуть ли не с рыком. Он хочет его слышать — он будет его слышать. Чтобы не казаться бревном и не строить из себя скромного парня, который до этого не видел альф, Чимин прижимается к паху альфы и тереться начинает, специально провоцируя, прекрасно зная, что в следующую минуту Чонгук уже его возьмёт. И Чимин снова оказывается прав, потому что чувствует, как давно застывший член требует к себе внимания. Чонгук наклоняется к омеге и, слегка повернул голову в сторону, касается губ и утягивать в новый мокрым и долгий поцелуй, пристраиваясь и тем самым концентрируя внимание Чимина на поцелуе. Омега послушен, податлив, что заставляет Чонгука немного притормозить и быть нежным. Чонгук не даёт даже воздуха глотнуть, как снова набрасывается на губы и плавно входит. Он чувствует слезинки Чимина, каждый бриллиант бесценен, поэтому он их ловит и снова тянет за собой на дно. Он двигается не спеша, вырывая лишь короткие стоны и протяжное «да», с каждым разом всё ускоряясь и сводя с ума по новой. Он шикарен, он развратен и точно считает посланником Дьявола, потому что тогда Чонгук не понимает, откуда он взялся и достался именно ему, за все его грехи. Чимин лучшее создание, которое именно он, Чонгук, создал. Мокрые простыни прилипают в животу, создавая дискомфорт, тяжёлая рука Чонгука лежит на пояснице и разрывает кожу. Волосы прилипли ко лбу, и Чимин пытается их убрать, но Чонгук резко его поднимает и к своей мокрой груди прижимает, властвуя над ртом и всем телом. Чимин раздирает глаза ночью, когда должно повсюду быть тихо, но везде слышится шум, потому что все празднуют. Он переворачивается и не находит Чонгука рядом, наверное, тот пошёл праздновать без него. Омега очень хочет пить, но руки не дотягиваются, да и вставать не особо хочется. Однако Чимин ошибается, потому что Чонгук стоит на балконе, сведя брови и облокотившись на парапет, думает, но его отвлекает копошение. Он оборачивается и видит тонкую руку, пытающуюся добраться до кувшина с водой, но, так и не найдя его, просто остаётся висеть. Чонгук приподнимает уголки губ и заходит внутрь, закрыв дверцы балкона, чтобы его крохе так холодно не было. Омегу прикрывает только чёрный шёлк, так гармонично смотрящийся на нём. Чонгук ложится рядом, притянув Чимина, что недовольно что-то бурчит, наверное, проклятия посылает. Этой ночью он не оставит его, как и в другой, как и в другие, потому что он навеки с ним. Чимин, почуяв тепло, наваливается на Чонгука, закинув ногу на его бедро и обняв за талию. Если это не сон и это реальный Чонгук, то Чимин его не хочет отпускать. Никогда.***
Просыпается Чимин, уже когда солнце встало и ослепляет сквозь повешенный тюль лицо. Омега пару раз проводит ладонями по лицу и шумно выдыхает, осматривается, а точнее ищет глазами Чонгука, которого, как и следовало ожидать, здесь нет. Чимин отбрасывает одеяло и тянется за халатом, чтобы прикрыть наготу и следы прошедшей ночи. Чимин просит слуг принести ему одежду и поесть, это первое, что входит в его план, второе — найти Чонгука и посмотреть ему в глаза, увидеть хоть каплю сожаления, что оставил его одного. Пока слуги приносят одежду и накрывают на стол, Чимин умывает лицо, освежается. По-хорошему ему следует принять ванну, поэтому он требует её приготовить, но только в личной, чонгуковой купальне. Сопротивления он не встретил, наверняка Чонгук постарался и запугал здесь каждого, чтобы выполняли приказы омеги. Уместившись на мягких подушках и смотря на вкусные блюда, Чимин выбирает, что съесть первым, как вдруг двери резко распахиваются, и в проёме стоит знакомая фигура. Чимин специально на него не смотрит, а делает вид, что рассматривает скатерть с узорами. Чонгук снимает с пояса меч и кладёт на стол. Его мальчик на него обиделся, поэтому лучше убрать всё оружие, а то ещё порежется. Альфа садится позади Чимина и притягивает к себе под недовольное мурчание тельце. Чонгук целует его в шею да так и остаётся. Чимин весь пропитался им, на нём его укусы, следы от рук. Альфа пробирается сквозь тонкую ткань халата к любимой ягодице и чуть ли не скулит, когда сжимать начинает. А вот Чимин начинает, он откидывает голову на грудь альфы и даже не в силе что-либо с собой сделать. Чонгук разворачивает его к себе и бросает на спину, тут же набросившись на истерзанные им же за эту долгую ночь губы. Чимин барахтается, глаза широко раскрывает и наотмашь бьёт Чонгука, но мякнет под его касаниями. Если это он так извиняется, то Чимин готов обижаться на него постоянно. Чонгук хмыкает в поцелуй, а потом резко поднимает Чимина с пола и садит к себе на колени, чтобы удержаться, омега хватается руками за его шею, а ногами обхватывает торс. — Я хотел поесть, — обиженно бурчит омега, пока Чонгук выцеловывает его грудь. — Ты, наверное, тоже не ел. — Серьёзно? Сейчас стоит ли об этом говорить? — альфа смотрит на него снизу вверх и понимает, что если Чимин стоит на своём, то лучше согласиться. Он последний раз касается любимых губ, и они садятся так, как были ранее. Чимин тянется к пышной булочке и щедро поливает её мёдом и посыпает орехами. Чонгук, что не успел даже крошку в рот закинуть, потому что много проблем возникло с тем, что он теперь официально признан и считается императором, наблюдает за действиями омеги и улыбается. Утром он занимался нескончаемыми делами государства, вместо того, чтобы кроху своего порадовать. Сейчас он может немного компенсировать своё отсутствие, хотя Чимину надо бы уже привыкнуть, что даже ночью он не часто будет его видеть, но омега же упрямый, весь в него. — Чонгук, а расскажи мне про то, как Юнги оказался у Намджуна? Как он мог так просто его забрать? — спутавшиеся волосы спадают на глаза, но Чонгук их бережно убирает и целует в лоб. Именно такой вопрос и поставил его омега. Он слабо улыбается и, взяв дольку винограда, кладёт в рот Чимина, пока тот ждёт и жуёт. — Здесь нет ничего сверхъестественного, он забрал то, что захотел, никто ему не мог противиться, потому что он довольно сильный и влиятельный человек. — Но ведь он плохо с ним обходится! — вскипает Чимин и скатывается ниже, чтобы уложить голову на коленях, а ноги вытянуть. Он недовольно дует губки и хмурится. — Он же тиран. Как Юнги, такой хрупкий и ласковый цветочек, может находится с ним. — Это не нам решать, кроха. Давай закроем эту тему, я не хочу, чтобы твоя головка была занята другими, кроме меня, — он целует его в носик, но Чимин вертит головой и садится напротив. — А если бы меня он забрал, что бы ты сделал? Просто смотрел? — именно так он и поступил с Юнги, но было одно «но» в виде Хана, которого выбрал Чонгук. — Я бы начал из-за тебя войну, я бы положил всех своих воинов, своё сердце бы закопал, ну или убил себя, но никому не позволю трогать то, — он касается костяшками линии скулы, — что принадлежит мне, — альфа оставляет короткий поцелуй на губах и встаёт. — Один из моих подарков ждёт тебя в конюшне, можешь взять Тэхёна и посмотреть на него, — Чимин, который сидел в задумчивости, вдруг поднимает радостные глаза и смотрит на Чонгука, будто не веря. — Ну а что ты хотел, — улыбаясь, отвечает он. — А это всё? — Чимин встаёт и на носочках подбегает к альфе, повиснув на его шее и всматриваясь с хитрецой ему в глаза. Чонгук лишний раз может насладиться упругими ягодицами своего мужа и, сжав их, наклоняется к уху. — Всему своё время. Всё, отдыхай, а мне нужно урегулировать кое-что. — И мне тоже. — Что ты имеешь в виду? — он останавливается у дверей из-за сказанного омегой. Чимин мнётся пару секунд, а потом выпаливает: — Я хочу извиниться перед омегами, с которыми плохо поступил, не хочу, чтобы на тебе это отразилось, — Чонгук не верит своим глазам, обычно Чимину тяжело переступить через свою гордость, а тут внезапно решился на такой шаг. — Я горжусь тобой, — это последнее, что говорит Чонгук перед тем, как выйти и оставить Чимина одного. Желание есть внезапно отпадает, а появляются силы, чтобы вершить. Омега просит позвать Бека в купальню, ибо её он не отменил, иначе всех сразит не только запахом Чонгука, а сколько запахом их ночи. Пока Чимина натирают, приходит Бек и сразу начинает рассматривать омегу. Чимин вопросительно на него смотрит, а после Бек объясняет: — Я же говорил ему, просил его, чтобы поаккуратнее с тобой был, а он, — Бек указывает на ещё свежие укусы и целый сад из красных цветов по всему телу. — Ох, он болен тобой. — У нас это взаимно, — пожимая плечами, отвечает Чимин. — Я позвал тебя не для того, чтобы мы мою брачную ночь обсуждали, я хочу, чтобы ты помог мне исправить то, что я натворил вчера, — глаза Бека расширяются, а злость Чимина увеличивается. Чего так удивляться и сбивать настрой. Он тяжело выдыхает и чуть не переворачивается через ванну, чем пугает помогающих ему омег. Чимин пристально смотрит на Бека и чётко произносит: — Да, ты всё правильно понял, я хочу это сделать не потому, что мне стыдно или омеги все мне понравились. Нет, я тогда просто не подумал, как это может отразиться на Чонгуке. Никогда не поздно начать заново строить, если есть основа. А я ещё не до конца всё разрушил, поэтому и хочу извиниться. Всё, иди, — он повелительно машет рукой и отдаётся слугам целиком, чтобы те привели его в порядок. — Повелительного тона тебе не отнимать, но сразу хочу сказать, что омег ты можешь найти на террасе, они нежатся под лучами осеннего солнца, — Чимин мычит в ответ и повторяет жест рукой, Бек довольный закусывает губу и выходит. Это бестия, а не омега. И он ему нравится.***
Тэхён, который собирался удивить Хосока своим видом, просто-напросто уснул и теперь сидит сонный в кровати, без одежды, то есть в своём подарке, и рассматривает стену перед собой. Ему неловко вдруг становится, неловко от того, что предложил Хосоку. Да он же даже не пил, а такое сказал, с чего бы вдруг. Тэхён протяжно стонет и закрывает красное лицо руками. Что же Хосок про него подумает? Решит, что распутный весь, а на деле хуже некуда. Омега падает на кровать, как в ту же секунду подлетает. Перед ним лежит Хосок и улыбается, пока красные пятна заполняют лицо Тэхёна. — Чего ты покраснел? — Тэхён отворачивается от Хосока и ложится к нему спиной. — Мне стоит сказать, что ты безумно возбуждаешь, когда краснеешь? — Тэхён это прекрасно чувствует, потому что Хосок вплотную к нему лёг и нарочно жмётся. — Не надо, — чуть ли не скулит Тэхён, а Хосок его слушается. Поворачивает его к себе лицом и зарывается в волосы омеги. Тэхёну всё ещё неловко, но сейчас он чувствует себя комфортнее. — Ничего не хочешь мне сказать? — шепчет Тэхён и сильнее прижимается к сильному телу, которое сразу же напрягается. Хосок приподнимается и заглядывает в ореховые глаза, по которым читается только одно — невинность. — Хочу, хочу сказать, что люблю тебя, — Тэхён это и хотел услышать, поэтому, чмокнув альфу в подбородок и, успев вырваться из крепких рук Хосока, начинает одеваться. Альфа же, ничуть не смутившись, вальяжно развалившись на кровати с голым торсом и в один штанах, любуется. — Ну, неужели ты мне не скажешь того же? — А тебя Чонгук не будет искать? — поняв, что из омеги он не выбьет ни слова, Хосок молча встаёт, одевается и собирается уходить, когда слышит себе вслед: — Я тоже, — Тэхён не понимает, как это произошло, но он только ответил Хосоку, как оказался прижат к столу. Хосок обхватил его лицо и даже вдохнуть не разрешал, весь воздух выкачивал. Как быстро он оказался рядом, так и растворился. Это отличительная черта Хосока — не успеешь понять, что он рядом, а его уже нет. Тэхён выдыхает и смотрит на своё отражение. Улыбается. Но улыбка тут же сходит на нет, когда осознаёшь, что так её и оставишь здесь, сейчас, а когда выйдешь, то должен забыть, что знаешь Хосока. Тэхён боится, но не за себя, а за него, что что-то страшное сделает с ним Чонгук. Для Хосока это было бы не так страшно, а если кто-то посмел прикоснуться к Тэхёну, то он бы потерял всякое терпение. Таким образом, они, боявшиеся друг за друга, представляли идеальное сочетание, которое не каждому может понравится. Тэхён вытирает скатившуюся слезу и, сказав себе, взять себя в руки, начал выбирать наряд и наконец-то начать работать, а то кто-то точно что-то может заподозрить. Спрятав заветный подарок, который дороже всяких драгоценностей, Тэхён, внешне спокойный, но внутри него творилась страшная буря, которая с каждым разом всё сильнее. Он приступает к своим обязанностям, от которых только один человек в этом дворце мог его оторвать и ничуть не постыдившись о содеянном. Чимин приказал немедленно к нему явиться, ибо случилось что-то срочное, поэтому Тэхён, бросив все свои думы и обязанности, ринулся в покои к Чимину, который, стоило Тэхёну войти, не выглядел больным или человеком, которому нужна помощь. Тэхён же, который бежал с другого конца дворца, тяжело дышал и не мог даже начать кричать на друга. — Ты пришёл, наконец-то, — вскликнул Чимин и притянул к себе Тэхёна за рукав. — Смотри, что лучше выбрать для перемирия. Чёрный я сегодня не выберу, потому что это цвет только для Чонгука. Может, что-то небесное или кремовое? — омега замер, держа в руках пару штанов. — Ты позвал меня для того, чтобы я помог выбрать тебе штаны? — Чимин вскинул бровями. А Тэхён, взяв в руки, кажется, серьги, бросил в Чимина. — Эй, это же подарок, — недовольно бурчит Чимин и кладёт на место серьги. — Да господин тебе и так вон сколько подарил, — Тэхён просто не понимает возмущения. Он пожимает плечами и всё-таки помогает Чимину выбрать наряд. — Ты прав, но эти серьги какие-то особенные. Бек сказал, что только у одного омеги были такие серьги, его супруг лично сделал их для него, говорят, что тот в них и похоронен. — Очередные байки? — Ну, мне это льстит, — улыбается Чимин и смотрит на себя в зеркале. — К тому же этот омега наверняка был красивым. — Ну точно не красивее тебя, — Чимин закатывает глаза и забирает наряд, что выбрал для него Тэхён. — Кстати, я поговорю с Чонгуком, чтобы ты был только моим, — Тэхён уставился на друга, который каким-то образом застрял в блузе. — Я не хочу, чтобы ты где-то ещё шатался, а был только со мной, поэтому ты будешь постоянно таскаться со мной. — Но… — Без этого, Тэхён. Мне нужен хоть один знакомый человек под боком, поэтому молчи, а лучше сейчас тебе бы поддержать меня, потому что я буду извиняться перед наглыми рожами омег господ, — Чимин кривит рот и вытягивает руку в знак недовольства. — Пошли, а то я могу и передумать, — Чимин тянет на себе Тэхёна, и они оба выходят, чтобы Чимин, который принял поистине серьёзное решение, достойное уважение, смог извиниться. В голове у Тэхёна не укладывается, как тот, кто всегда был непреклонен, кто постоянно злился, если кто-то сделает не то по его указу, кто мог не заботиться о последствиях, сейчас падёт. Именно падёт, потому что Тэхён уверен, что Чимину это тяжело далось, ибо это не в его характере. Омега буйный, с характером предьявольским, который достоин уважения со стороны, но в меру. Он умеет, но не хочет быть похожим на омег, что здесь обитают. И Тэхён в этом плане с ним полностью согласен. Чимин особенный, уникальный, он тот, кого Тэхён видит впервые и восхищается. Если и следовало выбирать омегу Чонгуку, то только его, потому что два тяжёлых характера, потому что они безумцы и питаются одной лишь болью, оба могут подействовать друг на друга. Ибо Чимин согласился на этот шаг исключительно из-за Чонгука и того факта, что сам сделался его супругом. Чимин умеет считать и составлять планы. Теперь это и его империя тоже, поэтому он не позволит хоть тени недоброжелания или унижения лечь на неё. Он теперь в ответе за свои слова. Тэхён говорит, что видел омег в саду, поэтому они направляются туда. Сегодня солнечно, сложно назвать эту осень холодной, поэтому некоторые позволяют себе ходить в лёгком наряде. Чимин оделся весьма скромно, но с его изюминкой, с тем, что выделяет его от других. Если другие омеги надевают лучшие драгоценности, носили только самые дорогие наряды, то Чимину достаточно было появиться в скромной одежде, как у его ног уже лежат все мужи империи. Сейчас у него нет ни волнения, ни стеснения. Он спокойно шагает по траве и вдыхает немного холодноватый воздух. Только он появился в поле зрения надменных омег, которые выдавили из себя неестественные улыбки, Чимин сделал лёгкий знак головой, приветствие, и, ничуть не помедля, вымолвил: — Я прошу у каждого из вас прощение за то, что случилось вчера. Я… — Боже, ну и дитя, — сразу перебивают его, не дослушав, это сказал тот, кого Юнги называл Вакхом, но сегодня друга не было. Омега прикрывает рукой рот и смеётся. — Мы не в обиде, потому что понимаем, что ты молод, импульсивен, — «готов размазать вам голову», — говорит про себя Чимин, но молча слушает. — К тому же каждый из нас совершал необдуманные поступки. Но нам приятно, что ты пришёл и извинился. — Я рад, что вы не в обиде на меня. — Конечно нет, лучше присядь и посиди с нами, это будет лучшим извинением, — Чимин кивает и садится на освободившееся место во главе, потому что его муж пока что самый влиятельный и сильный. — Ну, рассказывай, как прошла твоя брачная ночь? — тянет кто-то рядом. Омеги прям облепили со всех сторон, а Чимин глазами ищет поддержку в лице Тэхёна, который специально на него не смотрит, а Юнги рядом нет, чтобы напрямую высказать недовольство. — Только представь, какого забеременеть и укрепить свои позиции, ведь тогда никто не посмеет спихнуть тебя, — Чимин видит перед собой улыбающегося и на вид приятного омегу, который как раз и начал этот разговор. — Вот именно, — поддерживает Вакх. — А то будешь, как бедняжка Юнги, ведь тот уже, — он замолчал и начал что-то считать. — Уже где-то года четыре, что находится с господином, не может забеременеть. — Зато может ядом плеваться, — снова этот противный смех. Чимину неприятно, что сейчас обсуждают человека, который за пару дней расположил его к себе и показался весьма приятным и добрым. Чимин борется из последних сил, чтобы не накричать и не послать омег, ведь он только с ними помирился. Чимин продолжает высматривать Юнги, может, тот подойдёт с минуты на минуту, но того нет, будто и не было никогда. — Если ты ищешь рыжую бестию, то его нет, — Чимин даёт себе по лбу мысленно, потому что так очевидно искал глазами Юнги. — А никто не знает, что с ним? — кто-то хмыкнул, а кто-то театрально вздохнул. — Наверное, лежит без движения из-за случившейся ночи, — отвечает Вакх, а другие смеются. Чимина тошнит от их лицемерия и безобразности. — Все знают, каков господин Ким, — мечтательно выдыхает омега, а Чимин тянется за стаканом с водой, в горле пересохло от их сухости. — А ты неужели знаешь, какой он? — отпив, спрашивает Чимин, надеясь получить отрицательный ответ. — Поверь, этот альфа самый лучший для любого из нас. — Ну, я бы поспорил, потому что мой муж даже рядом с ним не стоит, — последовала долгая пауза, от которой Чимину не по себе сделалось. Здесь он не собирается извиняться, потому защищал честь мужа. — Ты прав, но прав, как супруг господина Чона. Но ты ведь не знаешь другого, поэтому тебе не с чем сравнивать. — Да я и не горю желанием быть окружённым альфами, — пожимает плечами Чимин и всем видом показывает Тэхёну, чтобы тот его спас, но омега куда-то ушёл, оставив Чимина в царстве лести и лжи. — Это пока, мальчик мой, ибо каждый из нас сначала был верен своему супругу, а потом хотелось чего-то другого, — все согласились. Все, кроме Чимина, ибо ситуация начала выводить его из себя, и, если сейчас не произойдёт чуда, он не сдержится и пару голов расшибёт. — Кхем, знаете, мне было очень приятно составить вам компанию, — Чимин быстро поднимется и поправляет наряд. — Но мой муж приготовил для меня подарок, на который я очень хочу взглянуть, — «лучше бы это были ваши головы», — думает, а говорит иное: — Мы ещё скоро увидимся, — он выдыхает и уходит прочь. Стоит Тэхёну подойти, как Чимин щипает его за бок, из-за чего он шикает и отскакивает в сторону. — Ты чего это? — Юнги где? — сразу спрашивает Чимин, но Тэхён теряется и не сразу понимает, что за Юнги. — Он, вроде, ещё не выходил из… — Отлично, я иду к нему, а на тебя я обиделся, не появляйся мне на глаза до вечера. — Эй, так нечестно, Чон Чимин, — кричит вслед Тэхён, но получает нелестные высказывания, в том числе и в свой адрес. Омега закатывает глаза и удаляется по делам, от которых совсем недавно отвлёк его Чимин. Чимин по памяти находит покои Юнги и врывается в них без стука, но омегу там не обнаруживает. Постель аккуратно сложена, в воздухе витает приятный аромат утренней росы, где-то догорают последние свечи, а повсюду стоит мрак. Чимин проходит внутрь и смотрит на балкон, надеясь там увидеть Юнги, но и там не находит омеги. Тогда Чимин, облокотившись на парапет, тяжело вздыхает. Может, Юнги и вовсе убили, а он не знал, потому что был занят Чонгуком. Паника охватила его, он пытался обдумать и представить, где сейчас находится Юнги. Чимин выходит из покоев и интересуется у стражи, не видели ли они омегу? Те сказали, что господин давно вышел. Тогда Чимин решил проверить всевозможные ходы, куда мог отправиться Юнги. Но долго его искать не пришлось, потому что в него врезается Хан, за которым бежит Юнги, выглядящий вполне здоровым и невредимым. — Чимин, помоги, — шепчет Хан и становится за ноги омеги, ничего не понимающего. Чимин берёт Хана на руки и спрашивает, что случилось. — Юнги догоняет меня, а я убегаю, но он постоянно догоняет, — Хан дует губки и показывает язык Юнги, который ему улыбается и треплет по волосам. — А ведь я просто иду, — оправдывается Юнги, но, завидев состояние Чимина, интересуется, все ли у него хорошо. — Нет, потому что я тебя потерял! Никто не знал, где ты, а я чуть с ума не сошёл, — кричит Чимин и вертит в руках Хана, который похож на куклу. — Чимин-а, пусти, я сейчас развалюсь. — Да, конечно, прости, — Чимин ставит на место Хана, который сразу же толкает Юнги и бежит прочь, чтобы его догоняли. — Давай прогуляемся, я тебе расскажу, как именно потерялся, — Чимин тонет от этой улыбки. Он привык видеть на лице Юнги разные маски, они всегда лживые, а сейчас он выглядит счастливым, а от него самого исходит свет, которого Чимин не замечал до этого. Его гнев сходит на милость, поэтому, взяв под руку омегу, он ведёт его наружу, в сторону искусственного пруда, туда, куда побежали детские ножки. — Вчера, когда я вышел от тебя, то, как и сказал, ждал Намджуна. Я сделал красивый макияж, который потом стёр, решив, что красота моя в моей натуральности. Лёг в постель и стал ждать, но так и не дождался его. Сегодня утром я рано встал, но противоположная сторона постели была пуста и холодна, из чего я сделал вывод, что Намджун так и не пришёл. Не то что бы я расстроен, просто это необычно для него, — Чимин пока ничего не понимает, но мысленно радуется, что Юнги не пришлось терпеть новые раны и синяки. — А утром, решив прогуляться по дворцу, я набрёл на Хана, который и затянул к себе в игры, — заканчивает рассказ Юнги своей улыбкой, заставляя Чимина ответить тем же. Он пару раз бьёт Юнги в плечо и говорит, что тот хоть бы подумал навестить его. — Да на тебе нет, наверное, живого места, — хмыкает Юнги, пытаясь задеть, но задеть получается у Чимина. — Не сравнивай моего мужа с твоим, — поняв, что он сморозил глупость, Чимин тут же спохватился. — Прости, Юнги, я не… — Да ладно, ты же прав, — и снова сломанная улыбка через боль. И если у Чимина боль ассоциируется с Чонгуком и является приятным для обоих, то у Юнги она самая настоящая, та, которую обычно и врагу страшно пожелать. — Но я скажу тебе по секрету, что лучше Чонгука в постели может быть только Намджун. — Говоришь так, будто спал с Чонгуком, — недовольно говорит Чимин и отходит на пару сантиметров от Юнги. «Да я не только спал с ним», — грустно думает про себя Юнги и, догнав друга, ударяет его по плечу. — Эй, ты чего это… — Теперь ты нас догоняешь, Чимин, — радостно сообщает Юнги и убегает. Чимин сдаваться не намерен, поэтому в следующий момент уже подорвался за убегающим Юнги. Чимин не думал, что простая детская забава сможет принести столько эмоций. Вырванные крылья будто возрождаются, он чувствует себя уверенней, ему это приятно. Он бежит, не разбирая дороги, видит цель в виде рыжей макушки, а их причём две, поэтому задача куда сложнее. Сейчас он на охоте за лисами. Сейчас он ощущает себя дома, когда убегал от стражи за пределы дворца, когда мог походить по улочкам рынка, поболтать с Ли и выпить с ним сладкого щербета, а потом вернуться, чтобы выслушать крики отца, а потом слова утешения от брата. Но сейчас всё по-другому, нет ни отца, нет ни брата. Есть только этот дворец, который теперь его дом, есть Чонгук, который заменяет ему и семью, есть новая жизнь, которой Чимин хочет поверить. Этот сон самый лучший, что когда-либо видел Чимин, он не хочет пробуждаться, иначе не узнает, чем всё закончится, но он уверен, что хорошо, он ещё слабо, но верит, что в его жизни может быть и светлое. Он снимает обувь и, откинув её в сторону, наконец-то ловит Юнги и валит его на траву, обняв, тем самым тот попадает в плен. Омеги смеются ещё долго. Им хорошо тем, что они оба безмятежные, каждый со своей нелёгкой судьбой, но не забывают, что такое звонкий смех и банальное ребячество. Юнги давно позабыл, как может быть весело с кем-то, как кто-то может вернуть в его жизнь краски и заставить улыбаться. А Чимин не может понять, как он так долго жил без такого человека, как Юнги. Они лежат, смотря на солнце, когда к ним добавляется Хан и ложится между ними, обиженно повторяя, что они проиграли и испортили игру. — А ты теперь мой папа? — Хан поворачивает голову в сторону Чимина, который явно не был готов к такому вопросу. А на лице Юнги отобразилась гримаса боли, которую он тщательно пытается скрыть. — Хан, — Чимин садится и скрещивает ноги и берёт ладошки Хана в свои. Юнги интересно, как омега выкрутится, да знал бы ещё Чимин, что настоящий папа Хана сидит прямо рядом с ним и молча наблюдает за тем, как его ребёнок ищёт его в другом человеке. — Неужели тебе так обязательно найти папу? — Чимин щурит глаза и всматривается в глазёнки ребёнка, который, приложив палец в губам, думает. — Думаю, да, потому что если у меня есть мой папочка, но он всего лишь один, то нужен и второй, а так как ты уже папочкин, то и мой. Значит, ты мой папа, — гордо заканчивает свои умозаключения Хан, а Чимин смотрит на Юнги, который как-то странно изменился в лице. — Я буду для тебя кем захочешь, малыш, только чтобы тебе было от этого лучше, — он целует Хана в лоб и прижимает к себе, чтобы обнять, малыш тянет за собой и Юнги. В итоге все оказались лежать на Чимине. — А меня папочка сильно поругает, если я убегу с занятий? — задаёт вопрос сразу двоим Хан и ждёт ответа. — Я думаю, тебе не стоит это забрасывать, потому что твой папа расстроится, — и не понятно про кого говорил Юнги: то ли про Чонгука, то ли про Чимина, которого Хан теперь считал своим родным человеком. — Эх, тогда я должен бежать, а то старые учителя так любят ворчать, — канючит Хан и поднимается, а Юнги поправляет одежду и, помахав рукой и передав того слугам, вновь возвращается к Чимину, который приводит себя в порядок и просит немного передохнуть в беседке у пруда. — Этот ребёнок меня удивляет, — наконец говорит Чимин, когда они устроились под навесом и притронулись к тёплым напиткам. Юнги молчит. — В нём столько светлого, наверное, его папа был таким же, — Юнги снова молчит, спешно вытерев слезу. От Чимина это не ускользает. Он ставит бокал на стол и садится на колени перед Юнги, беря его руки в свои. — Юнги, ты чего это? Почему ты плачешь? — Чимин вытирает большим пальцем слёзы, которые не хотят у Юнги заканчиваться. И каждый раз он удивляется: откуда они у него, если ему нельзя их лить? — Пожалуйста, успокойся, всё будет хорошо, — он обнимает его и уверяет, что всё будет хорошо, хотя сам не знает причины слёз. — Я ненавижу себя, ненавижу, — вторит Юнги, зарывшись лицом в плечо Чимина. Тот неспеша его поглаживает по спине, слова утешения шепчет. Как помочь тому, кто совсем отчаялся? Стоит ли давать ложную надежду? Говорить, что всё будет хорошо, главное поверить. Чимин сам не знает, потому что у него опыт ещё горьким вкусом оседает на языке, но тот слабыми силами держится за ниточки надежды. А у Юнги, видимо, давно их нет. — Почему именно я? Что я сделал… — Чимин не понимает этих слов, но снова и снова говорит, чтобы Юнги успокоился. Ещё часом ранее он улыбался и смеялся, а сейчас совсем другим сделался, Чимину страшно, потому что это последняя точка, которая может быть губительной для Юнги. Спустя полчаса горьких слёз, Юнги успокаивается и утирает последние слёзы. Он всматривается в обеспокоенное лицо Чимина и понимает, что недостоин и его видеть. Он так погряз, что всё светлое омрачает в такое же, как и он сам. — Прости, Чимин, прости. — Чёрт возьми, Юнги, прекрати плакать и просить прощения непонятно за что, — не выдерживает Чимин, но в его крике было не сколько злобы, сколько желания успокоить, наконец-то закончить это, чтобы Юнги вернулся, стал прежним. Ведь такое возможно, ведь возможно… — Расстроился из-за какой-то глупости в своей голове, наверное, вот и пожалуйста, сейчас роняешь слёзы. Нет, так не пойдёт, хочу снова видеть твою улыбку. Это приказ законного супруга Чон Чонгука, — гордо задрав носик и выпалив такое заявление, Чимин радуется, что Юнги хоть не всхлипывает. — Ну вот, успокоился. И чего ты ревел? — Чимин кажется таким искренним, что Юнги просто больно даже смотреть на него. — Чимин, я…***
Чимин уставился на балдахин в покоях Чонгука, сложив руки на груди и вслушиваясь, как за окном царит своя жизнь. Начался дождь, а небо покрылось мраком, такой же чёрной стала и душа Чимина. Может, она и всегда была такой, но сейчас ещё чёрные тучи настигли её. Омега не закрыл двери, ведущие на балкон, поэтому тёмный тюль поднялся и походит на чьи-то костлявые руки, которые манят к себе, возможно, это и на волну похоже, которая бушует сейчас на море. Чимин отбивает непонятную мелодию пальцами и глядит пустым взглядом над собой. Сколько ещё тайн есть у Чонгука, сколько ещё он будет страдать от них. Он не обижен на Юнги, ему просто надо немного прийти в себя, всё обдумать. Чёрная гладь воды забирает его. Холодно. Море волнуется, волны хотят поглотить его, но боятся. Потому что Чонгука боятся. Его все боятся, кроме Чимина, в нём он не видит страха, с ним он готов сражаться до первой крови, которая будет принадлежать не омеге. Чимину не больно, даже не не очень больно. Просто неожиданно, как-то неприятно. Он не может осуждать Чонгука за поступок, потому что он выбрал своего ребёнка, который просто бы погиб, он отправил Юнги на верную смерть, зато спас от неё крохотное существо. Ещё сегодня утром он задавал ему вопрос, на который получил желаемый ответ, Чонгук готов войну развернуть из-за него, но так ли это? Чимин думает, да так, что голова болеть начинает и он не замечает, как дверь тихо отворяется, и в покои заходит Чонгук, тихо снимая, думая, что омега спит, доспехи и откладывая их в сторону, затем снимает верхнюю одежду и, заметив, что Чимин не спит, идёт к нему, сразу стискивая в своих объятиях. Чимин охотно отвечает, будто и ничего не произошло, но стоит их глазам встретиться, как Чонгук спрашивает: — Что случилось? — он бережно целует его в уголки глаз и смиренно ждёт. — Скажи, но только честно, кто папа Хана? — Чонгук, видя перед собой этот взгляд, сразу всё понимает. Он касается омежьего лба и прижимает Чимина в груди, но тот вырывается и садится на колени в ожидании ответа. Чонгук, поняв, что ничем хорошим это не кончится, встаёт и наливает себе вина. — Ты так и будешь молчать? — Зачем мне отвечать, если ты и так всё знаешь? — Чимин встаёт с кровати и подходит к Чонгуку, что стоит к нему спиной и делает вид, что смотрит бумаги на столе. Сейчас невыносимо видеть глаза Чимина, иначе Чонгук их вырвет, если взглянет. — Я просто хочу услышать, услышать от тебя, что это не так, что Юнги… — Что Юнги не был моим омегой, что он не папа Хана? Это ты хочешь услышать? — он смотрит в них, видит, как любимые глаза чернеют, а потом, обессиленно выдохнув, тянет Чимина на себя и не позволяет вырваться, как бы тот не старался. — Ты можешь меня ненавидеть, можешь осуждать мой поступок, но это мой выбор, я сделал лучше для Хана, но обрёк Юнги. Я до сих пор себя ненавижу за слабость, но мы должны чем-то жертвовать. — А я, — шепчет ему в грудь Чимин. — А если встал выбор между мной и, допустим, нашим сыном. То что бы ты сделал? — Кроха… — Я хочу услышать ответ, Чон Чонгук. Что бы ты сделал, если… — Я бы себя скорее убил, чем стал выбирать, — криком на крик отвечает Чонгук. Следующие пару минут они стоят молча. Чонгук тяжело выдыхает и отлепляет от себя Чимина, решив закрыть двери балкона. Чимин стоит на том же месте. — Тогда у меня не было ничего, я даже еле воспитывал Хана. К тому же Намджун вернул бы пленных, которых нам так не хватало. А позже было бы глупо идти против него, зная его силы. Даже сейчас он единственный мой соперник, но у него много марионеток, которые могут по кускам сожрать нашу империю. — Ты просто его не любил, — больше себе, чем для Чонгука, говорит Чимин и идёт к кровати. Он даже не спрашивает, он утверждает, потому что чувствует это. Как бы Чонгук не пытался оправдаться в душе, но слова Чимина — правда. Юнги — это маленькое счастье, которое дарило радость, которое хотелось беречь и находить подле себя. Он путал любовь и привязанность, а именно она была у Чонгука, ему нужен был тот, кто ждал бы его, кто утолял бы жажду, кто бы согревал. Он нашёл это тепло в самом непорочном создании, но найдя его, он сделал его таким, каким Юнги выглядит сейчас. Чимин не сомневается, что ради него Чонгук сделает невозможное, но просто в голове не укладывается то, что он когда-то мог так поступить, пойти на поводу у собственных амбиций, а именно их Чимин и считает виновником, потому что единственное, что жаждал Чонгук до сегодняшнего времени, — власть, абсолютная, безграничная и во что бы то не стало, но его. Он прав, что, выбрав Юнги, Хана ждала гибель, а после и его самого с Юнги, потому что Намджун тот, кто не остановился бы. Чонгук ждал, пока Чимин заснёт, чтобы лечь к нему и обнять, чтобы найти спокойствие. Как-то Хосок обмолвился, что покой он находит в одном омеге, про которого наотрез отказался рассказывать, сказал, что придёт время и он обязательно скажет, а то Чонгук может дров наломать. Но Чонгук не чувствует покоя с Чимином, он ему не нужен. Ему нужен только один омега на этой земле, и сейчас он лежит в его постели и специально подальше от его половины. Чонгук забирается под одеяло, весь пропитавшийся холодом, и тянет тёплого Чимина на себя. — Ты моя вера, я тебе верю, просто люби меня, кроха, пожалуйста, не отворачивайся от меня. Ты — моё всё, без тебя я ничтожен, — он кладёт руку на живот Чимина и зарывается в волосы, прикрыв глаза и пытаясь найти покой. — Я тебя люблю, — очень тихо, чтобы Чонгук не услышал и не возгордился, шепчет Чимин, получая поцелуй в макушку. Он слышал. Он точно это слышал.***
Прошло четыре месяца после знаменательного события как для отдельных лиц, так и для истории. Но это не означает, что всё было гладко на протяжении этих месяцев. Чимин день ото дня всё меньше видел Чонгука, потому что тот с Хосоком на границе постоянно пропадал. Как объяснил Чонгук, чем сильнее его власть, тем больше её хочется сломать, чтобы отобрать себе, но только они не понимают, что такую же власть они себе не получат, поэтому два месяца шло строительство оборонительных сооружений, а потом еще приготовления, от которого уже Чимин устал, что говорить про Чонгука, который проводит каждый день там. На улице лютует зима, Чимин даже не выходит на улицу, хоть Тэхён и Бек уговаривают его, ибо тот бледный весь, исхудавший, а всё из-за Чонгука, которого если дождёшься глубокой ночью, уже достижение. Тэхён регулярно на улице из-за Хана, который больше всех рад снегу, в котором тот тонет. Он постоянно бежит к Чимину и несёт снег, пока тот совсем не растает в его руках. Иногда даже сосульку грызть заставил, из-за чего, конечно же, заболел, а Чимин его поил отварами и мазями мазал, чтобы тот побыстрее встал и креп. С Юнги отношения ничуть не изменились, они регулярно пишут друг другу письма и делятся новостями, Чимин постоянно жалуется, что не видит Чонгука, что даже если он вдруг каким-то чудом забеременеет, то его муж этого не заметит. Настроение в народе упало и из-за этого, потому что их императору для укрепления власти нужен наследник, а ни Чимин, а уж тем более Чонгук не горят этим желанием, потому что второй понимает, что сейчас, учитывая шаткость его положения, ибо у власти не так много, стоит повременить, а Чимин просто вынужден согласиться, поэтому возится с Ханом, который и заменяет ему всех и вся. Хоть Чимин и не показывает, но он боится, что с Чонгуком что-то может случиться. Он прекрасно видит, как тот изредко постанывает во сне из-за боли от недавних ран, видит, как тот тайком меняет повязки, под которыми страшные раны таятся. Чимин каждый раз говорил ему, чтобы тот был осторожнее, всегда крепко обнимал и обязательно сладостно целовал, чтобы раззадорить и заставить Чонгука вернутся. До сегодняшнего дня всё действовало. Сегодня солнечный день, снег валит крупными хлопья и снова создаёт белый ковёр, который слуги расчищают, создавая таким образом целый замок для Хана. Отец повелел создать для него что-то подобное, поэтому даже некоторые взрослые завидуют счастью детей. Чимин сегодня решил отказаться от предложения пролежать весь день под тёплым пледом и книгой у камина, поэтому, надев несколько пар носков и теплых штанов, он сильнее кутается в серую шубу и, завернув шею в шарф, выходит на улицу, вдохнув приятный для лёгкий запах. Дышится легко и чисто, пора ему немного размяться и вдоволь надышаться. Он нарочно никого не взял, чтобы насладиться тишиной. Чёткого маршрута у него нет, поэтому он идёт так, как идут его ноги. Ему кланяются идущие навстречу слуги, он отвечает и продолжает путь. Знакомый повар с кухни, встретив его, попросил подождать, ибо приготовил любимое лакомство Чимина. Получив порцию угощения, Чимин поблагодарил за внезапное угощение и возвращается к прогулке. Всё-таки зря он столько времени просидел в покоях, такую красоту белоснежную пропускал, закрывшись. Он заворачивает в сторону фонтана, видит знакомую фигуру брата, одного блуждающего по саду. Чимин делает вид, что его не видит, но тот сам настегает его. — Чимин, я хочу с тобой поговорить, — странно, что Гём казался внезапно изменившимся, казался тем самым братом, который навсегда для Чимина остался дома. — С предателями не общаюсь, — и Чимин уходит. — Ну пожалуйста, выслушай, я устал держать это в себе. — Ну так расскажи своим друзьям, я не знаю там. Что, Чонгук стал моим, так ты сразу и прижух? — Чимин, он никогда не был моим, просто послушай… — Не хочу, Гём, снова оскорбления? — Чимин пристально смотрит ему в глаза. — Хотя признаю, сегодня ты какой-то другой. — Да Чимин! — Да что? — Чимин бы ещё покричал, может, даже ударил, но шум со стороны главных ворот заставляет его замолкнуть. — Кто это? — омега вглядывается и пытается увидеть знакомые силуэты. Один воин хромает, а ещё четверо несут одного, который безжизненно свесил руки с носилок. Тянувшихся следом людей он не замечает. — Кажется, это Хосок и… — он не договаривает, потому что крик Чимина заглушает всё. Чимин не хочет верить своим глазам, впервые не хочет, чтобы его проклятия оказались реальны, не хочет, чтобы долгожданный сон, где Чонгук лежит мёртвым телом перед ним, казался явью. Он сдерживается, не плачет, где-то рядом кричит Гём и пытается догнать его, но Чимин ничего не слышит, не видит, просто идёт к своей жизни. Его перехватывает Хосок, который сам, кажется, ранен, но сил, чтобы справиться с омегой, находит. — Чонгук, — шепчет Чимин и пытается дотянутся до мужа, который точно жив, точно, ведь он каждый день обещал ему возвращаться за новой порцией поцелуев. — Пусти, Хосок, иначе я прикажу казнить тебя, — кричит и бьёт наотмашь Чимин и, кажется, попадает по ране, ибо хватка Хосока становится слабее, либо же тот смиловался. — Чонгук, — теперь слёзы градом падают на бледное лицо мужа. Хосок говорит, что нужно скорее идти, чтобы хуже не было, а Чимин просит, нет, он приказывает Чонгуку взглянуть на него. — Чон Чонгук, если ты не откроешь чёртовы ночные глаза, то я тебя убью. В ответ — тишина. — Ну пожалуйста, Чонгук, — они уже оказались в покоях, где будто в трансе Чимин повторяет одно заветное имя, не позволяя никому подойти к Чонгуку. Хотя несколько лекарей всё-таки помогают альфе, но их Чимин не замечает, он целует холодное лицо и плачет. — Ну ответь ты мне. Тишина. — Чонгук, ты не можешь меня бросить, ты, — он берёт холодную руку и прикладывает к своему животу, — ты не можешь бросить нас. Живи ради меня… Ради нас… Он не может.