Шрамы

Последние несколько дней Алукарда было не узнать. Если спросить его самого, он выделит три пункта под кодовым названием “удивительно”. Во-первых, удивительно, что в замок он приходил только переночевать. Как-то так естественно сложилось, что всё остальное его время протекало в или около небольшой избушки. С утра он заходил проверить перевязки, наложить новую мазь. Потом вдруг сам собой заваривался чай. А после перепалки под душистый отвар он уходил на охоту и возвращался с двумя толстыми рыбинами и связкой трав. Во-вторых, удивительно, что он не уставал. Уход за больным, обед на двоих - всё это отнимало тонны энергии у любого существа, будь то вампир, человек, или Адриан. Последний чувствовал себя отлично. Вернее, конечно, физически выматывался, но внутри в конце дня расплывалось настолько приятное удовлетворение, что хотелось продолжать и на следующие сутки. В третьих, когда просыпаешься и знаешь, что есть тот, кто в тебе нуждается, день обретает свою прелесть. И солнце ласково светит, не грозит ослепить глаза, как обычно, и карканье воронья кажется соловьиным щебетом. А ещё, признавал Адриан, это самое удивительное - просыпаться по утрам ради другого. Даже если тот, кто в тебе нуждается, никогда в этом не признается. Потягиваясь в кровати утром, Цепеш обозначал цели на день. - Мм, очередной день, чтобы не дать заносчивому засранцу скорчиться от гордости в убогой избушке посреди леса, - всё, на лице уже улыбка, а настроение на высоте в течение целого дня. Не меняется оно с утра, когда, после перевязки сам собой заваривается чай и начинаются подколы: “Ты точно налил себе чай?” “Сегодня без любимых духов? А я думал, винный аромат в моде”. Красноречивый взгляд и средний палец не помогали: Неджи всё ещё ходил в повязке. Пришлось научиться тычкам. Это было…непривычно, да и страшно: въехать случайно локтем по ране, которую ты лечил. Но обошлось: он ткнул Хьюгу под столом носком ботинка. И началась битва века. Да, пить он после злополучного вечера действительно перестал. Что не мешало пациенту подтрунивать его на алкоголизме. И откуда в нём столько яда? Настроение поддерживается и днём, когда Адриан возвращается и готовит обед, а затем внимательно наблюдает, как Хьюга борется со столовыми приборами, силясь не выкинуть вилку в окно. Конечно, в следующий раз он молча положил рядом свежевыструганные палочки (те самые японцы как-то рассказывали ему о местных обычаях), но признавал, что ещё бы полюбовался. Неджи не сказал ни слова, но явно был благодарен. По крайней мере, в первый раз съел всё до конца. Трудно сдерживать улыбку и во время вечерней перевязки, когда Хьюга вдруг сопротивляется и принимается ворчать на тему “премного благодарен, но я сам справлюсь” и бла-бла-бла. На это Адриан неизменно спрашивает: “Кто же мешает тебе сделать самому?”, расставляет баночки с мазью на полке перед “кушеткой” и наслаждается зрелищем. 15 минут тщетных попыток подобрать верную склянку и скрыть зубовный скрежет обычно хватало, чтобы убедить в своей правоте. Убежденный, конечно, не показывал своего согласия на помощь, лишь плотно сжимал губы в линию и во время перевязки притворялся спящим. Словом, дни уже наполнились ритуалами. Оба начали привыкать и, в целом, всё всех устраивало. Только вот ни Адриан, ни Неджи до сих пор не знали друг о друге почти ничего. Не то, чтобы это угнетало, но когда ты обнаруживаешь сильно (несовместимо с жизнью) раненого человека и берешься лечить его, - невольно хочется узнать побольше. Да и поражало удивление Неджи многим базовым вещам. Как он расширил глаза на упоминание ночных тварей, пропустил мимо ушей “полувампира” - даже не сфокусировался на этом. Они будто избегали говорить о главном. Так, на бытовые темы: Адриан поворчит, что на охоте обрызгала рыба, а Хьюга усмехнётся и спросит что-то в духе “Как водичка?”. Первый “нормальный” разговор случился примерно через неделю с наступлением сумерек. Обычно Цепеш затапливал камин, и двое ужинали в тишине, вслушиваясь в покрякивание дров. Время после ужина они тоже проводили вместе. Неджи изучал небогатую библиотеку избушки (вернее, осваивал латынь: где-то в отцовском хранилище обнаружился свиток на японском с двусторонним переводом), с усердием и интересом исследовал мир через его язык. Адриан помогал ему, отвечал на редкие вопросы, а зачастую потом втягивался так, что вместе с шиноби стоял над свитком и поражался особенностям его родного языка. А иногда они заваривали чай и просто молчали, вдыхали летний воздух из открытого окна, и лишь изредка перекидывались репликами. Уже четвёртое удивительное - тишина не раздражала, а наоборот, помогала перевести дух после насыщенного дня, напитывала слух звуками, не связанными с человеческим голосом, и это было хорошо. Но сегодня Неджи, вертя в руках чашку чая, вдруг нарушил привычную тишину. - Завтра я смогу снять повязку. Адриан вскинул голову. Впервые он сам заговорил о конкретном и откровенно поразил. - Так это было не навсегда? Хьюга хмыкнул. - А ты думал иначе? Язвительный вопрос дампир оставил без комментариев, только глаза закатил. Хьюга мягким движением поднес чашку к губам и, отпив, продолжил. - Моя клановая техника требовала восстановления. Если бы я не дал зрению отдых, уже точно бы ослеп. Цепеш моргнул. Вот он, нужный момент. Не то чтобы он хотел узнать больше, но... - Клановая техника, говоришь? До этого ты немного рассказывал о себе. Неджи хмыкнул в манере, к которой Адриан уже успел привыкнуть. Саркастично-насмешливой, но одновременно беззлобной. По-своему деликатной. - А ты хочешь узнать все подробности? Алукард разводит руки в стороны. - Ты живешь на моей территории, пользуешься всеми удобствами - я должен знать. Вот так. Скрыть собственное любопытство за общими фразами. Маг хмыкнул во второй раз. Прикрыл глаза, сложил руки - для большей концентрации. - Справедливо. Что ж… Оратором он оказался неплохим - чётко, с нужными деталями. Конечно, без пояснений не обошлось (а пояснять пришлось немало): шиноби, кеккей генкай, чакра… Термины смешивались воедино и, если не талант Хьюга объяснять, мозг бы давно закоротило от избытка информации. Но…стоп. - Ты нездешний. Я не говорю про город, про Валахию - вообще из другого мира. Слова, которые используешь, внешность - я нигде такого не видел. И Страны Огня нет на картах, я хорошо помню… Хьюга как-то грустно поднял краешек губы. - Моя гипотеза подтвердилась. Адриан вскинул на него голову и тут же одёрнул себя: забыл, что собеседник его не видит. Однако Неджи словно почувствовал обращённое на него внимание, продолжил мысль. Картина сложилась по крупицам. Оказывается, никакой он не маг, а вообще-то воин-ниндзя ( “вернее, шиноби”, - как раздражённо выдыхал рассказчик). То, что Неджи - отпрыск великого клана, Цепеш не удивился: такая гордость не растёт на пустом месте. Когда дошло до войны, Адриан сжал губы. Выходит, Неджи умер и каким-то чудом перекинулся через другое измерение, в его мир. Тогда объясняются эти тяжёлые раны, странная реакция на обычные вещи… Не объясняется одно. - То есть, в 18 ты... Договорить не получилось. На середине фразы дампир сам прикусил себе язык за бестактный тупой вопрос. Удивительно, но Неджи только хмыкнул. - В моём мире это очень даже приличный срок. Шиноби сложно предугадать, когда лишишься жизни. Отгоняя грустные мысли, Алукард спросил: - У тебя не было каких-то нерешённых желаний? - Я понял, о чём ты. Сильная воля к жизни помогает эту жизнь восстановить. Я лишь радовался, что у меня появилась свобода. Адриан уставился на него, будто на больного, совершенно забыв, что он не видит. Это звучало дико. - Свобода? Ты называешь свободу выбором умереть? Неджи посмотрел на него, как на неразумного ребёнка. Вернее, вся его поза подразумевала, что взгляд у него сейчас именно такой. - Адриан, побочная ветвь моего клана ограничивает возможность изменить свою судьбу. Я изменил отношение ко многим вещам, но в любом случае основное: моя жизнь, применение способностей, потенциальная невеста, место, которое нужно защищать - всё это уже решено за меня. Алукард одарил его долгим взглядом. - Да, а я думал, мне тяжело пришлось, - наконец, выдавил он. Тихо потрескивал огонь в камине. Со стороны леса тяжело ухнула сова. В маленькой деревянной хижине минут пять как смолкли голоса. И в этот раз тишина давила. Вопросы давили черепную коробку. Слова царапали изнутри, хотели вырваться, но…все они были глупыми и неуместными. Кроме одного. - Что ты планируешь делать? И внутренне цыкнул сам на себя от неточности формулировки. Но Неджи, кажется, понял. Неджи впервые выглядел потерянным. - Я думаю над вариантами… То есть, “не знаю” в переводе на обычный язык: Хьюга в жизни бы не признался в слабости. Дампир посмотрел на него, не скрывая сожаления. “Да, прожить 18 лет, зажавшись между долгом воина и волей клана и неожиданно получить свободу…”. Совсем как неожиданно проснуться спустя сотни лет, выполнить свой долг по спасению человечества и…продолжать существовать по наитию. Что делать? Удивительно, но сейчас Адриан почти знал ответ на этот вопрос. Чувствовал, что близок к разгадке. Ответ трепыхался на периферии сознания, такой понятный, но ускользающий. Не добраться. По крайней мере, пока. Закончив безуспешный ментальный поиск, дампир смирился и решил взять другую тактику: откровенность на откровенность. - Что ж, - выдохнул он, - настала моя очередь изливать душу. Возможно, это поможет тебе понять, куда дальше. И он описал своего отца, мать, как Тревор и Сифа нашли его гробницу в Тарговиште, как он оказался здесь, как заново разочаровался в людях. Всё это время Хьюга внимательно слушал, ни разу не перебивая. Вероятно, он испытывал те же судорожные потуги обработать тонны новых знаний, как и Адриан полчаса назад. Неджи долго молчал. Ещё и голову наклонил так, чтобы длинные волосы скрыли эмоции. Не разобрать. Наконец, он чуть поднял голову и, глядя куда-то в пустоту, грустно усмехнулся. - И ты мне что-то говорил про свободу выбора? Пусть это и был вопрос, но заданный риторически: Неджи почувствовал, что Адриан не готов отвечать. Где-то внутри себя дампир понимал: тема отца всегда оставалась и, наверное, останется для него болезненной. Как бы Алукард себя не оправдывал, как бы не говорил, что это его долг - все равно тяжело. Без Дракулы не было бы Алукарда. Без тьмы не взошло бы солнце. После смерти матери, когда тьмы стало слишком много, Адриану суждено было стать светом и победить мрак навсегда. Но никто ведь не задумывался, что он сам - плоть плоти от этого мрака. Своих чувств он никому не показывал. Сифа все видела, - он слышал, как она шепотом сравнивала его с ледяным колодцем. Видела, но боялась спрашивать, да он бы и не ответил - он же герой, не имеет права на боль. Не имеет права жалеть того, кто несёт миру смерть, даже если этот кто-то - родной отец. Маг-шиноби не отделался ненужным сожалением, но и не просил подробностей. Деликатно выдержал расстояние, и за это Адриан был ему благодарен. - А где твои друзья сейчас?, - Неджи мягко отходит от сложной темы. Губы Адриана дрогнули в теплой улыбке. - Путешествуют. Сифа та ещё авантюристка. Загорелась идеей спасать мир от монстров, схватила Тревора - и вперёд. Как она вообще уговорила такого увальня и пьяницу, как Бельмонт, я до сих пор не понимаю. Он путешествует-то максимум от таверны до таверны. Неджи повернул голову. Алукардом снова овладело фантомное ощущение чужого взгляда. Белесого, расфокусированного взгляда. - А почему ты не поехал с ними? Адриан развел было руками в немом ответе, но потом спохватился - его же не видят. - Кто-то должен охранять замок отца. После его смерти осталось немало желающих использовать наследие Дракулы в своих целях. Вдобавок ещё и наследие Бельмонтов в подземелье. Настоящая сокровищница и для вампиров, и для охотников на них... - Только поэтому? Адриан вздохнул - Неджи будто насквозь его видел. Даже с закрытыми глазами. Это было сложно. Поначалу ему действительно хотелось уйти. Но потом, с каждым новым гостем все больше разочаровываясь в людях, он заперся. Врос в собственное одиночество, жуткий мир тряпичных кукол, винного забытья и "сувениров" на кольях. Ему было страшно жить по-настоящему. Хотелось закрыться и спрятаться. Защитить свою свободу, не показывать никому чувств. На этот вопрос он тоже не ответил, да и Хьюга не настаивал. Но одно он чувствовал - атмосфера между ними смягчилась. Недоверие и отчуждённость накрылись тонкой коркой понимания. Такого понимания, которого Алукард не испытывал за все время путешествия с Тревором и Сифой. Молчаливой поддержки. Стало теплее - и дело не в камине. Стало теплее внутри. Этой ночью Адриану снился отец и он впервые вместо всепоглощающей вины почувствовал светлую грусть. Что-то изменилось.