Экраны в центре управления транслировали космические объекты, мимо которых проходил курс «Диавоны». В бортовом журнале все они значились под многозначными номерами. Планета АФ3585, например, или звезда ЛС8526Н689. Даже при всей любви менвитов к названиям на такое количество объектов их фантазии — или благородно-героических слов в языке — не хватало.
Номера требовалось вписывать в журнал по мере продвижения звездолёта. Кау-Рук и Юнсар обычно делали это в конце смены, Ильсор придерживался правил. Система исправно фиксировала время внесения новых данных, и Мон-Со периодически их просматривал.
Собственно, система и бортовой журнал могла вести самостоятельно — в конце концов, и журнал, и камеры, были подключены к одному и тому же бортовому компьютеру. Но перейти на такой уровень автономности ей не позволяли. Единственное послабление — всплывающие подсказки о том, что нужно вписать, использовали все. Обычно текст оттуда просто копировался, и Мон-Со не был уверен, что кто-то, кроме него, из раза в раз вчитывается во все эти номера. Ошибки подчёркивать система тоже умела.
Прошла ровно половина вахты, хронометр показывал пять минут третьего. Те, кто соблюдал режим, давно спали. Кау-Рук, скорее всего, что-то читал.
Проверив, нормально ли работает автопилот, Мон-Со отключил экраны и вышел из отсека. Официально разрешённый перерыв на пятнадцать минут — время для запрещённого в центре управления кофе. Спать не хотелось, так что можно было обойтись и без него, но Мон-Со не любил изменять выработанным за годы привычкам.
На кухне в два часа ночи не должно было никого быть, но тем не менее в неярком оранжевом свете единственного включённого диода Мон-Со увидел Морни. Она устроилась на стуле, подобрав к себе ноги и сбросив обувь на пол. Вокруг, как кокон, свешивалось одеяло, а в руках девушка держала кружку. Стул был прикручен к полу, но сиденье у него было небольшим, и для Мон-Со осталось непонятным, как Морни, одеяло и кружка ухитряются пребывать в равновесии. Хотя бы один элемент конструкции должен был упасть.
Впрочем, Морни — подчас ещё большая загадка, чем Ильсор. Неделю назад она спровоцировала поединок, в ходе которого Мон-Со чуть её не покалечил, и после этого почему-то выглядела пусть и несколько разочарованной, но всё же в большей степени довольной.
Вообще, арзаки временами становились пугающе эмоциональны. Гипноз превращал их лица в маски — пародии на лица менвитов. Без него у них оказалась невероятно подвижная мимика. Исключение составляли лишь пришибленная Гелли и Ильсор, чьё маскообразное выражение было, похоже, плодом тренировок, а не гипноза.
— Чаю? — Морни мотнула головой в сторону стола с чайником и коробкой печенья.
— Нет, спасибо, я за кофе.
— Угу.
Взяв кружку, Мон-Со сел на второй стул и уставился на обрисованный тусклым светом холодильник, встроенный в стену прямо перед ним.
Молчать в чьей-то компании было несколько неприлично. Если бы вместо Морни была менвитка, Мон-Со должен был бы спросить, нравится ли ей погода… Нет, нравятся ли ей звёзды вокруг — так вернее. Но у арзаков, как он успел понять, не имелось концепции отвлечённых диалогов. Они либо не говорили вовсе, либо трещали, как соревнующиеся в скорости пулемёты времён огнестрельного оружия.
Мон-Со полагал, что лучше всё-таки нарушить правила приличия, чем разговаривать с Морни. Однако она считала по-другому.
— Есть печенье.
— Не нужно.
— Оно не сладкое. С имбирём, что-то вроде нашего эньена.
Имбирь был беллиорской специей или чем-то вроде, а вот про эньен Мон-Со слышал впервые.
— Что-то арзакское?
— Ам… Да, арзакское. У вас… — Морни возвела глаза к потолку и постучала пальцем по нижней губе. — У вас такого, по-моему, нет.
Она схватила со стола коробку и протянула Мон-Со. От резкого движения печенье угрожающе громыхнуло о пластиковые стенки.
— Ты готовила или Гил-Над опыты ставит?
Оказалось на удивление неплохо. Специи горчили и почти заглушали вкус теста.
— Гил-Над, — доверительно сообщила Морни, — свою половину сжёг. Они, конечно, лежат в шкафу, но вряд ли кто-то захочет есть имбирные угольки.
— Вряд ли, — согласился Мон-Со.
Допив кофе и пожелав Морни спокойной ночи, он вернулся в центр управления. По пути выяснилось, что Лон-Гор тоже не спит — они встретились в коридоре недалеко от медотсека.
Едва Мон-Со закончил заполнять журнал за пропущенную четверть часа, как на коммуникатор пришло сообщение.
«Как вы называете нашу галактику?»
Морни. Очевидно, по-прежнему сидит на кухне и не знает, чем заняться.
«Кейнарис».
Случайный набор букв, о значении которого до сих пор ведутся споры. Кау-Рук как-то приводил пару десятков версий от забытого имени колдуна до родства с каким-то видом птиц.
«По-арзакски?»
Вряд ли до этого никто не додумался.
«Возможно».
«А нашу звезду?»
«Исситха».
«Похоже на нашего исита. Это дух такой, вроде вашего зорн-ари».
«Точно зорн-ари? Он считается духом войны».
«Исит — дух скандала».
«Ну, знаешь, когда двое стоят друг напротив друга и исступлённо орут».
«Морни, я знаю, что такое скандал».
То, что менвиты обычно не позволяют себе такого, не значит, что среди них совсем нет скандалистов.
«Ни разу не видела скандалящих менвитов».
«Это неприемлемое поведение».
«То есть скандалить — исключительно плохо?»
«Не вижу ничего хорошего».
«Мозги неплохо прочищает».
«Открой шлюз, а? Я к тебе пришла. Обещаю не подходить к приборам и ничего не трогать».
И зачем её сюда принесло? Не уйдёт ведь — она, похоже, дама упрямая. И, если её впустить, с ней определённо придётся говорить.
Мон-Со открыл шлюз, отключил панель управления второго пилота и кивнул Морни на его кресло. Может быть, это была ошибка, и, если бы он не предложил сесть, она бы быстрее ушла. Но пусть остаётся — не бегать же от неё до конца полёта? Вероятно, Морни быстро надоест его доставать.
— Можешь включить снимки нашей галактики? Я поняла, что мне интересно сравнить наши и ваши созвездия.
— В три часа ночи?
— Учиться никогда не поздно.
Обычно этот лозунг применялся к иным временным рамкам. К возрастным, в частности.
Карту пришлось всё-таки включить. Морни долго рассматривала её, обводя контуры созвездий пальцами. Небесные тела на карте колебались из стороны в сторону — картинка двигалась, и они медленно переползали по экрану. Каждый раз, когда Морни сбивалась в своём узоре, сопровождался резким «тш!», полным неодобрения.
Она надолго задержалась на созвездии Лука — семи звёздах, вытянутых дугой, и пересекающей их линии ещё из трёх. Правда, она почему-то присоединила к ним ещё одну звезду, Одинокую Странницу, которую не относили ни к какому созвездию.
— У нас это созвездие зовётся Ранвиш А Гелли. Ранвиш и бабочка.
— Где там бабочка?
— Вон та. — Морни указала на одинокую звезду. — Ранвиш таится, а она вот-вот сядет ему на нос. У вас не так?
— У нас это называется Лук. Бабочка — Одинокая Странница, она вне созвездия.
— Вы называете звёзды в честь людей? Я слышала, её второе имя — Май-Ар.
— Иногда. Вы, очевидно, наоборот?
С этим вопросом Мон-Со поторопился: Гелли выросла в Энар-Таари, так что её имя, скорее всего, просто было взято из списка известных менвитам арзакских имён или вообще какого-нибудь случайного словаря.
— Нет, мы так не делаем, — сказала Морни, поудобнее устроившись в кресле. — Если кого-то зовут Гелли, то её зовут так в честь бабочек, а не звёзд.
Зовут в честь бабочек… Звучало довольно странно, но в чём-то даже красиво.
— А тебя — в честь чего? — спросил Мон-Со.
Не то чтобы ему действительно было интересно, но вопрос казался достаточно подходящим, хотя в менвитском обществе его бы сочли крайне грубым.
Морни хитро склонила голову набок и улыбнулась одними глазами. Обычно вишнёвые, в отблесках звёздной карты они казались синеватыми. В этом чувствовался некоторый диссонанс.
— Угадай.
Большие и, на взгляд менвита, чересчур круглые глаза почти светились на едва загорелом лице. Неизмеримое лукавство в их глубине пристало бы менвитской колдунье, а не арзачке.
— Мы слишком по-разному мыслим, чтобы это было возможным.
— Разве?
— Созвездие Ранвиша не даст соврать.
— Ой-й! — воскликнула Морни, театрально приложив руку ко лбу. — Ну не всё ж у вас о войне! Могу поспорить, что часть созвездий имеет мирные названия.
Тут она права. На небе, конечно, нашлось место всему арсеналу от копий до двуручных мечей, но на все созвездия оружия даже у менвитов не хватило.
— Такие есть.
— Покажешь?
— Покажу, — вздохнул Мон-Со. — Минуту.
За разговором он пропустил четыре отметки в бортовом журнале. Вписав их туда, Мон-Со вернулся к карте.
— Например, это, — заговорил он, указывая на шесть звёзд, образующих неправильный четырёхугольник с отходящей от левого верхнего угла прямой, — созвездие Ската. А это Венок. — Он очертил почти ровный круг из девяти звёзд справа над Луком-Ранвишем.
Орёл и Прялка, Древо Эл-Ле-Сара, прозванное так ещё в те времена, когда менвитские имена не пришли к единому знаменателю из двух сокращённых частей… Львица и Корзина…
— Корзина? — переспросила Морни. — Я думала, вы её Шлемом Легионера обозвали.
— Перевёрнутым? Нет, это же символ поражения. А вы её как зовёте?
— Яблоко.
Морни успела незаметно подобраться к креслу Мон-Со и теперь стояла у него за спиной, говоря почти на ухо.
Слева от созвездия Корзины была Колдунья — прямая линия из трёх звёзд и две по бокам, между верхней и средней. У арзаков это созвездие звали Саене, потому что им оно напоминало какой-то ирмелийский аналог тюльпана с таким названием.
Созвездий было девяносто четыре. Незаметно Морни выспросила про все. Как они называются? Почему? У арзаков — иначе. А почему Одинокая Странница и Око Саламандры не включены ни в какие созвездия? Есть ли у менвитов красивые легенды про звёзды?
Мон-Со никогда не интересовался легендами, поэтому выданный им пересказ мифа о колдунье-отшельнице Ар-Хан, что тысячи лет бродила по пустыне в поисках отца и отыскала его только в чёрной небесной мгле, вышел несколько невразумительным. Хотя Морни оценила.
Часов в семь Мон-Со спровадил её спать. Созвездия давно кончились, сама арзачка уже моргала разными глазами по очереди, норовя примоститься на подлокотник его кресла и уснуть прямо там, но уходить всё равно не спешила.
Наконец Мон-Со сказал ей, что ему надо заполнить зорнов журнал, а это долго и нудно. Только после этого Морни его оставила, посочувствовав напоследок и пожелав тихого окончания вахты.
Мон-Со в ответ пожелал ей спокойной ночи. Не сбылось — если Морни и ложилась спать, то через полчаса её разбудила сирена.
***
Семь часов тридцать одна минута и сорок две секунды. «Диавона» третий раз за неделю сигнализировала, что кто-то из экипажа нарушил уровень допуска.
Сирена взвыла вместо будильника, до которого оставались жалкие восемь минут.
Ильсор мог легко встать спозаранку, но что он всегда ненавидел, так это просыпаться раньше, чем прозвенит будильник. В прошлом такое бывало, если вызывала Библиотека, или Баан-Ну озаряло не вовремя, или на космодром внеплановая проверка приезжала.
Сейчас Ильсор с досадой зарылся лицом в подушку и не глядя нашарил на полке над койкой свой планшет.
— Три — это ведь уже закономерность, — пробурчал Десми, накрываясь одеялом с головой. — О исит! Всего каких-то пару лет назад я и не подозревал, насколько люблю спать!
Где-то сзади расхохотался Ланат, на которого тут же заворчали остальные.
Ильсор, протерев глаза, подключился к бортовому компьютеру.
Как и в прошлые два раза, за несколько минут до сирены в анабиозном отсеке заглючила система наблюдения. Камеры отключились. Правда, в прошлые два раза интервал составлял две минуты, а сейчас — четырнадцать.
— Что это всё-таки было? — спросила Морни, когда они встретились в столовой.
Менвиты ещё не явились, а вот арзаки собрались все, кроме Юнсара, который только что заступил на вахту и проверял, всё ли в порядке.
— Похоже на сбой системы. Никто не мог войти в отсек — все были на местах.
— Морни не было, — заметила Гелли.
Лон-Гор избавил её от солидной части установок, к девушке вернулось сознание, но вбитые в голову правильность и послушность никуда не делись.
– И где ты была? — поинтересовался Ланат.
Морни выглядела совершенно невыспавшейся и всё пыталась упасть лицом в тарелку.
— Я провела незабываемую ночь… — мечтательно сообщила она, подперев щёку рукой и возведя взгляд в потолочные дали.
— Что, уже? — Ильсор оторвался от планшета и уставился на сестру.
Что она сделала с Мон-Со? С того момента, как он её действительно заметил как человека, а не просто правую руку главного мятежника, прошла всего неделя.
Впрочем, Морни тут же скроила такое страдательное выражение лица, что Ильсор осознал: он, мягко говоря, поспешил с выводами.
— Не уже. Попросила его рассказать мне про звёзды. — Морни повернулась к озадаченной Гелли и вздёрнула брови. — А что? Сама себе романтику не организуешь — никто не организует.
Вряд ли Гелли удивил именно этот аспект проблемы, но расспрашивать она не стала.
— Проверку закончил, всё в порядке, — доложил Юнсар, падая на стул. — Морни, ну что тебе стоило влюбиться в арзака, а? Ну, вот хотя бы… — Он огляделся и брякнул: — В Десми!
Десми чуть не уронил чайник и принялся яростно отпираться:
— Не-не, не надо в меня влюбляться!
— Так он уже влюблён! — фыркнул Ланат.
— Кто влюблён? Доброе утро!
Дверь открылась, пропуская Лин-Хеса и Гил-Нада. Вопрос задал пехотинец. Они оба были очень любопытны, но Лин-Хеса отличала тяга к знаниям социальной направленности. Социокультурной даже. А вот Гил-Над, кажется, любил собирать сплетни.
Обычно Ильсор охотно разговаривал с обоими — всё-таки ему были нужны лояльные менвиты, да и интересно было, как они мыслят. Однако на этот раз оказалось не до болтовни. К счастью, менвитов взял на себя Ланат, и Ильсор вернулся к камерам.
В обозначенный период времени никто в сторону анабиозного отсека не ходил. Все сидели по каютам, Мон-Со — на вахте. Единственным, чей путь до отсека мог остаться незамеченным, был Лон-Гор. Его каюта примыкала к медотсеку, и выход оттуда как раз попадал в зону отключившихся камер. Вот только у Лон-Гора был допуск — сирена не стала бы орать.
Следом за лейтенантами явились Аш-Риа и Кау-Рук, затем — Мон-Со. Лон-Гор не пришёл даже к концу завтрака.
— Пойду смотреть, что там за дрянь, — сказал штурман, поднявшись. — Ильсор, вы со мной?
— Нет, полковник. Буду разбираться, что с камерами. Исит, сотни раз ведь все программы перепроверил! Двадцать лет нормально работало!
«Диавона» была безупречна. До решения лететь обратно. То шлюз, то вот это. Что дальше?
Прошло минут пятнадцать. Ильсор привлёк к поискам проблемы Ланата, но тот пока тоже ничего не нашёл. Система работала правильно, значит, кто-то всё же бродил без допуска.
Пришлось снова перепроверить камеры. В зону отключения. Никто. Не. Входил. А у Лон-Гора был допуск.
***
Кау-Рук подходил к анабиозному отсеку. Лон-Гор после того, как сирену отключили, написал, что всё в норме, но потом куда-то пропал. Надо было выяснить куда и ещё раз всё проверить.
В медотсеке никого не было, в каюте Лон-Гора — тоже. Перед анабиозным отсеком Кау-Рук ненадолго остановился, осматривая чуть светящуюся белую полосу, проходящую через пол, потолок и стены в полутора маэ от шлюза.
Рамка, контролирующая допуск, работала — стоило пройти через неё, и цвет сменился на синий. Штурману разрешалось входить в отсек.
Система знала всех членов экипажа в лицо, и окажись на месте Кау-Рука, к примеру, Ланат, рамка бы осветилась красным, а шлюз остался бы запертым.
Уровней допуска было несколько. Так, командование имело право ходить где угодно — они не спали в полёте и должны были следить за кораблём. Такой же допуск имел Ильсор как инженер, спроектировавший «Диавону». Плюс он и генерал могли войти в системный отсек, откуда можно было настроить бортовой компьютер.
В машинное отделение могли войти техники и несколько пилотов на всякий случай. Их — Тау-Мита, Саа-Мара и Унг-Ола — дополнительно обучили исполнять обязанности техников. По тому же принципу в операционную медотсека допускались Гелли, Янши и Аш-Риа. Остальные могли нарушать уровень допуска в присутствии и с разрешения командования, а в основном довольствовались общими помещениями.
Шлюз анабиозного отсека медленно растворился. Дождавшись басовитого щелчка механизма, Кау-Рук вошёл и двинулся вдоль рядов ячеек.
Лампочки дежурно мигали, комбинации горели правильные, в тишине изредка раздавался писк. Вроде бы можно было сделать их бесшумными, но, как сказал Ильсор, он добавил все тихие фоновые звуки, какие мог. Абсолютная тишина, в которой слышно лишь дыхание, могла свести с ума.
Первый ряд, второй, третий… Что?
Возникло странное чувство неправильности. Кау-Рук отшагнул на несколько ячеек назад и повернулся налево. Комбинация…
Ячейка активирована сегодня в семь тридцать одну. Заморозка на максимуме. Такие параметры требовалось задавать… Да, точно. Для критически раненых, которых невозможно вылечить силами экспедиции. При этом ячейка полностью изолируется, и её невозможно открыть, пока «Диавона» не выдаст посадочный протокол. Какого?..
Кау-Рук оторвался от лампочек и посмотрел на индивидуальный номер. Так. И кому же потребовалось замораживать и без того мёртвого Тау-Мита?
Словно надеясь найти ответ в растворе, Кау-Рук поднял глаза на саму ячейку. Исит!
Депрессивная бледно-зелёная муть давала мало шансов разглядеть фигуру в подробностях, но ожидаемого чёрного пятна волос Кау-Рук не обнаружил. Да и фигура казалась, если подумать, меньше. Тау-Мит был почти на полголовы выше своего, вообще-то, довольно высокого пилота. А здесь…
Штурман мысленно примерил обитателя ячейки к себе и получил кого-то ростом с Лон-Гора или Анрая. Ситуация из подозрительной переросла в тревожную.
Кау-Рук включил потолочные диоды. В ярком белом свете муть побледнела, и стало видно лицо.
Кто, во имя духов, заморозил Лон-Гора? И где в таком случае Тау-Мит?
