Биография неизвестного человека

Я провела там меньше года, прежде, чем меня забрали в новую «семью». Я бы сказала, что мне опять не повезло. По правде говоря, это был худший период моей жизни. Они были буквально помешаны на вере в Бога, с восемью детьми помимо меня. Три из них также были приемные. Всем было от одного года до семнадцати. Через неделю меня крестили. Зачем? - так надо. Жизнь с ними — вот это была реально психологическая травма! Было очень и очень шумно. Одеждой были только платья и юбки, и те вообще простые. Ещё и косы две постоянно заплетали. Каждый день кричали и заставляли убираться или сидеть с младшими. С уроками не помогали, я перестала высыпаться и понимать материал в школе, и это я ещё не упоминаю мое общее самочувствие. За это я вместо помощи только наказание получала. О рисовании и книгах я вообще молчу. Они порвали мои рисунки, а другие, с разной анатомией, сожгли, лишь добавив краткое "мерзость!". По выходным в семь утра отправляли в воскресную школу. Там меня тоже ругали, потому что моя логика не позволяла верить в то чего нет. На первом уроке меня попросили прочитать любую молитву, а я ни одной не знала. Вместо этого я спросила, что это вообще такое? Преподавательница говорила: «Дети, кто объяснит нашей новенькой, что такое молитва?» Оказалось, что все знают ответ: «Это обращение к Богу!» — весь класс кричал хором. Когда они затихли, я опять задала вопрос: «Вы же не видели его, к кому вы обращаетесь?» Учительница сразу разволновалась, как курица раскудахтавшись: «Бог это сущность, его чувствует душа!» Я перебила ее на полуслове и добавила: «Вы знаете, что такое теория Дарвина? Мне больше в нее верится, чем в Божественную природу существования человека!» Кажется у нее просто были промыты мозги всем этим, она все равно стояла на своем. Тогда я узнала о первых людях… Последнее, что я сказала — это «Вы же в курсе, что браки на родственниках запрещены, потому что их дети могут родиться нездоровыми? Ваши слова противоречат генетике!» Первое правило жизни: не спорь с чокнутыми на чем-либо людьми. Дома было больно, даже очень. Тот факт, что я не раскаивалась и не рыдала громко и сильно, как другие, только выбешивал этих людей. Когда они отпустили меня, я не могла встать. До комнаты меня дотащил кто-то из старших детей. Ещё час или два глубокой ночью можно было услышать мое неровное дыхание и звенящие сквозь тишину короткие всхлипывания. В понедельник под платьем можно было разглядеть бинты…