***
Пока заголовки статей в Пророке пестрили сенсацией о том, что Джинни Уизли скоро сменит фамилию на Поттер, а колдографии новоиспеченных жениха и невесты распространялись со скоростью света, в Норе собирала вещи девушка, которая являлась причиной сметания всех газет с полок. Она уже давно жила у Гарри, но так и не перевезла свои вещи на Гриммо. Почему то, это казалось куда большим шагом, чем просто оставаться у него: это бы значило, что все слишком серьёзно. Хотя, должно быть, все уже зашло слишком далеко. Девушка с досадой посмотрела на один из тысячи экземпляров Пророка. Она не хотела чтобы эта информация так скоро вышла в свет, ещё больше она не хотела говорить об этом матери, но, похоже, Рита справилась с этим на ура. Было противно от самой мысли, что ее уже записали в невесты героя, хотя Джинни ещё даже не дала ответ. Но теперь у нее вряд ли вообще был выбор. От неё ждали этого фальшивого «Да!» все: семья, друзья, Гарри, да и весь Магический мир в целом. Кровать, не ровно застеленная и немного хлипкая все ещё была ей куда дороже той, что находилось на Гриммо. Захотелось лечь на неё, свернуться калачиком и обнять когда-то не заменимого друга - мишку Тэ и на секунду, всего на секунду представить, что она все еще на первом курсе, все еще глупо и безответно влюблена в Гарри. Зажмурить глаза, представить объятия Фреда и… Услышать знакомый голос, чуть хриплый и немного севший от количества выкуренных сигарет. Она пытается глубоко вдохнуть то ли, чтобы почувствовать запах лакрицы и цитруса, то ли, чтобы снова прекратить приступ надвигающийся панической атаки. — Не вспоминай его! — громким шёпотом говорит внутренний голос. Она пытается, но у неё это никогда не получается: ни раньше, ни сейчас. Джинн до сих пор помнит прикосновения его рук. Они мягче, чем у Гарри, хотя шрамы на теле есть у обоих. Его поцелуи всегда казались чуть нежнее, чуть страстнее, чуть желаннее, чем у Гарри. Может дело было в том, что бывшая любовь к Гарри угасла и давно перешла к другому человеку. Человеку, который стал чуть ближе, чем все остальные. Она помнит его бархатную шоколадную кожу, отливающую золотом на ярких лучах солнца, которые часто протискивались через задернутые шторы в комнате. Его покатые плечи, почти всегда напряжённые, сводили её с ума. Джинн оставляла на них сотни коротких поцелуев, словно твердила: « Мой, мой, мой!». Он действительно был ее, весь, без остатка. Каждая частичка его тела, разума принадлежала ей. Мысли, чувства, искренние улыбки - все было только ее. Она переводит взгляд на открытое окно, чуть пошарпанное, ветхое, да впрочем чего уж таить старое и страшное. Оно сейчас, как никогда, напоминало ей их совместные вечера, ночи и раннее утро. Сердце ускоряет ритм, пытается дать сигнал для прекращения пытки воспоминаниями, но Джинни не обращает внимания. Ее уже давно затянул водоворот из воспоминаний. Вот она видит, как он на метле в своих чёртовых брюках, обтягивающих бедра, подлетает к этому окну. Она улыбается, отворяет до ужаса скрипящие створки, но его, кажется, не пугает ни их звук, ни ветхость самого дома. Он перекидывает ноги через узкий подоконник и за считанные секунды оказывается рядом с ней. Его рука зарывается в ярко рыжие волосы Джинни, и он наклоняется за поцелуем. Жарким, почти обжигающе горячим. Его губы мягкие, немного влажные и, без сомнения, притягательные. Они играют с языками друг друга и словно мстя себе же за долгую разлуку, кусают губы. Ее мысли возвращаются, когда дверь в комнату открывается. Та с грохотом сталкивается со стеной и штукатурка осыпается. Это Молли, она говорит Джинн что-то вроде: «Собирайся быстрей, чего ты застыла. Гарри не будет ждать вечно». Но самая маленькая Уизли слушает её краем уха. Она все ещё видит его силуэт в своей комнате, тающий как снег у неё на глазах. Ее мать снова выступает на нее, помогая собрать вещи в сумки и чемоданы. Она любит Молли, но порой она перегибает палку. Джинн списывает это на последствия войны, но правда в том, что это было всегда. Она точно также сваливает, всю вину на войну, когда замечает, что семья рушится. Джиневра наблюдает, как отец остаётся на работе дольше обычного, как просит больше работы. Она видит, как тот задерживается до поздна в барах - лишь бы не идти домой. И она не винит его, ведь прекрасно понимает. Понимает, что в Норе все будет напоминать о потере. Тайком она, как-то слышала, что Рон сказал : «Мне кажется, наша семья разваливается после потери Фреда». Это не было правдой, все началось гораздо раньше, просто замечать он начал только сейчас. Может быть все началось с знакомства с Гарри Поттером, а может с ее рождения, но точно не со смерти Фредди. Его потеря подкосила семью. Джордж страдал больше всех. Он до сих пор боялся смотреть в зеркала, они сняли все возможные, а другие завешали чем попало под руку. Джорджу не нравилось видеть в отражении точную копию брата-покойника. Человека, который ему был ближе всех. Человека, который был им. Он похудел и стал ещё тоще. Румянец и загорелый цвет кожи потерял свою красоту. Джордж не спит ночами, потому что, закрывая глаза, видит свою точную копию, но в недорогом гробу. Когда Джинни ещё бывала в Норе, она успокаивала его и заставляла поспать, обещая, что будет рядом. Она караулила его сны сама, не смыкая век. Сидела рядом с ним на кровати, положив его голову себе на колени, тем самым пытаясь заменить подушку. Когда дыхание Джорджа срывалось, а из груди вырывались хрипы, Джинн погружала свои тонкие пальцы в каштановые прядки ( Джордж перекрасил волосы, думая, что станет легче. Легче не становилось) и успокаивающе массировала голову. Это помогало: он успокаивался и снова начинал ровно дышать. Джордж закрылся, полностью ушёл в себя. В последнее время из него стало критически трудно вытягивать слова, о целостных предложениях не было и речи. Знакомые на улице в первые месяцы после окончания войны все ещё путали его с Фредом и не редко можно было услышать, как они звали его именем брата. Молли стала ещё более дерганой. Она полностью погрузилась в хозяйство по дому. Её мать пыталась улыбаться, жить дальше. Но по ночам, Джин все еще слышала, как отец успокаивает её, прося прекратить плакать. Рон… Рону было тяжело. Ему пришлось взвалить на себя обязанности «Всевозможных волшебных вредилок», Джордж был не в состоянии. Да и до сих пор. Джинн какое-то время приходила к нему на работу и помогала чем могла. Затем, когда все наладилось в торговле и появился нужный персонал, она ушла. Но до сих пор, изредка, заглядывает туда проведать брата. Ее жизнь никогда не была простой. Она родилась в большой семье с кучей братьев единственной девочкой. Кто-то пошутил бы и сказал, что родители до последнего хотели девочку. Она в это не верила, она — очередная случайность. Порой бывало так, что ей прилетало куда больше чем братьям. Затем, была история с дневником Тома Реддла, в прочем её вспоминать не хотелось, хотя она закончилась лучшим образом. Мать продолжала копошиться в ее вещах. И все же, каким бы местом не была Нора, покидать её совсем не хотелось…***
Свадьба. Их свадьба была прекрасна. Гарри в своём чёрном костюме и белой рубашке. В наконец-таки целых, починенных очках. Правда, все ещё с растрепанными волосами. Джинн была в простом белом, облегающим бедра платье. Руки были открыты, плечи же прикрывали еле заметные тонкие лямки. При свете солнца подол поблескивал и отливал перламутром. Белые лодочки,под стать платью, красиво сидели на стройных ножках. Рыжие локоны, достигающие поясницы, были подхвачены серебристой заколкой в форме лазы. Лёгкий макияж и тонкая цепочка на шее. Цепочка, которая душила её. Она была словно поводок тянувший Джинн вниз, напоминая о нем. Место церемонии, располагалось в Италии на возвышении. Они были окружены природой. Слева от арки, украшенной цветами и зеленью, раскинулись деревья, изредка можно было увидеть ели. Чуть дальше виднелись домики, должно быть не большого городка. Гости рассаженны по своим местам, ближе всех сидели ее родители и остальные члены семьи. Не много дальше от них Луна и Невилл, они улыбались и, казалось, были все также влюблены в друг друга. Долгопупс, что-то говорил ей, а Луна кивала и мечтательно озиралась вокруг. Рука Невилла взметнулась к ее лицу, чтобы убрать прядку светлых волос и заправить за ухо. От этого жеста в сердце Джиневры что-то защемило. Все в этот день должно было быть прекрасно, и так было для всех… кроме Джинни, пока ещё Уизли. Даже сейчас, в день её чёртовой свадьбы, она хотела исчезнуть, провалиться сквозь землю. Сбежать в ближайший бар и напиться вдрызг, чтобы на следующие утро ничего не помнить. Черт, он хотел, чтобы их свадьба была здесь. Чтобы она была в этом гребанном платье. Чтобы на её шее была эта цепочка, которая сейчас была самой настоящей удавкой. Всё, абсолютно всё было каким-то неправильным. Ложным. И эта ложь была исключительно её. Её напускное счастье и улыбка разъедали все изнутри. Потому что, не Гарри должен быть здесь. Не он должен был стоять рядом с ней и клясться быть до конца дней с Джинн. Потому что, она представляла этот день сотню раз и во всех вариантах перед ней был другой человек. С белоснежной улыбкой, карими глазами с азартным блеском, словно, он только что сорвал куш. С его чертовым, огромным серебряным фамильным кольцом на левой руке. И с дурацкими шуточками про то, что ему все же удалось выхватить её из загребущих рук Поттера. Но его не было. Возможно, его никогда и не должно было быть. Мерлин, а Гарри? Он никогда, не был достоин этого всего. У него должна была быть любящая жена, нечающая в нем души. Милая, обходительная, возможно чуточку своенравная, но не Джинни. Не Джинни, которая не могла усидеть на месте, которая терпеть не могла готовить, которая не ненавидела, когда ее не слушают. Которая не была готова ждать его после смены в Аврорате. У которой на первом месте была работа, а не семья. Которая не любила его. Их поздравляют, говорят что-то приятное, высказывают пожелания - все это пролетает мимо неё. Джин словно в вакууме. Она не хотела этого. Не хотела быть здесь, на собственной свадьбе. Мэрлин, ей было противно от самой себя. Она привела Гарри на место свадьбы где хотела быть с другим человеком. Возможно она думала, что Гарри сможет заменить его. Не получилось. Мать улыбается, поздравляет, снова целует Мальчика-который-выжил в щеку и крепко обнимает, словно хочет раздавить. Парень неуклюже отвечает и кажется, что он действительно счастлив. Гермиона рядом с Роном неловко перемещается с ноги на ногу, и на долю секунды Джинневре кажется, что Грейнджер что-то знает, возможно даже понимает. Но рыжеволосая отгоняет эти мысли, а на лице подруге подрагивает мягкая улыбка. Гарри влюбленно смотрит на нее, она старается выглядеть также и, словно, боясь, что ее вот вот раскусят наклоняется вперёд, сливаясь, с теперь уже мужем, в поцелуи. Все так и должно быть.***
Работа, работа и ещё раз работа… Джинневра***
Газеты снова пестрили заголовками о том, что звезда квиддича — Джинневра Поттер получила очередной золотой кубок в свою коллекцию, а сама вот уже на два месяца пропала с радаров. В действительности же девушка находилась на Гриммо и ловила приступ очередной паники. Этого просто не могло быть! Не сейчас, не в ближайшем будущем! Мерлин, да никогда! Её карьера только пошла в гору, она только начала справляться со своей утратой. Джинневра Поттер не могла быть беременна! Она, черт побери, не хотела становиться матерью! Это ставило все планы под откос. Ей отчаянно хотелось пару раз стукнуться головой о стенку. Мерлин… Нет! Чтобы не говорила её мать, рыжеволосая никогда не хотела детей. В её планы на жизнь они просто не вписывались. Ребёнок — это ответственность, это фактор, который уничтожит всё, включая карьеру. Но, как бы она не противилась, как бы не старалась, факт оставался фактом: она беременна. Гарри был рад, не удивительно, он всегда хотел большую семью. Наверное, отчасти от того, что у него ее никогда не было, а вот Джинн росла в ней и ей совсем не хотелось снова возвращаться туда. Шум, бардак, готовка, стирка, уборка – это не её. Она натерпелась этого в детстве, убирая за братьями, помогая матери, как единственная дочь. Гарри улыбался, благодарил Всевышнего и радовался, она тоже натянула улыбку, пока в глазах стояла пустота. А способна ли она вообще чему-то радоваться? Она не помнила, когда это происходило с ней взаправду. Может Джинн настолько повязла во лжи, что уже и не может вспомнить минуты счастья. Счастья без него. И снова в груди болезненно что-то сжалось. Его нет рядом и никогда не будет. Он никогда не улыбнется, не пошутит, не скажет, как счастлив. Никогда не станет отцом. А, что если Джинни его выдумала? Что, если он плод её больного воображение? Что, если его никогда не было?***
Она так и не бросила работу, как просила Молли, а отправилась в отпуск. Гарри её только поддержал. Джинн ведь уже говорила, что он хороший? Да, наверное… Поттер целует её в щеку и обнимает, пока она держит на руках семимесячного Джеймса. Ей не нравится это имя, но другое выбирать не хотела, не хотела расстраивать Гарри. Заглаживает вину перед ним? Возможно, Джин не знает… Джеймс хватает ее длинные, рыжие волосы своими маленькими ручками и открывает беззубый рот. Девушка морщится, ей не приятно. Кажется, будто, и мать из неё никудышная. Она не могла толком успокоить ребёнка, когда тот капризничал и плакал - за это брался Гарри. Из этого выливалось все, когда малыш не спал ночами, а она просто не понимала, что ему нужно. Ей всегда казалось, что мать должна понимать своего ребёнка и быть для него самым близким человеком, что между ними нерушимая связь. Но, похоже, Джинн и Джеймса это обошло стороной. Порой ей хотелось все бросить и сбежать, иногда она закрывалась в ванной и не обращала внимание на крики малыша. Мерлин, были периоды, когда Джинни просто была необходима доза успокоительного и, возможно, пара таблеток снотворного: одна уже не помогала. Гарри… Она благодарна ему: он - чудесный отец. Поттер как только возвращался с работы, брался за Джеймса, и Джинн сразу капитулировалась, уходя подальше. Она просто не выдерживала находиться рядом с Джеймсом. Шум, плач, крик. Хотелось наложить заглушающее или вырубить это вечно орущее создание. Но когда её мысли прояснялись, становилось страшно. А вдруг она сорвётся и навредит ему, вдруг сделает больно? Казалось и ребёнок это понимал, а потому, когда попадал на руки Поттера, то замолкал. Может он просто чувствовал, что его мать не способна дать хотя бы каплю любви в ответ?***
Джинни набрала вес после вторых родов, да, она все же решилась на второго ребёнка, на удивление с Альбусом было проще. Он не кричал, был тихий, маленький, с большими глазами и вечно поджатыми губами. Альбус, даже, когда подрос, оставался таким же нелюдимым. И поэтому немного невероятно для друзей и семьи было то, что Джинн нашла общий язык лучше с одиноким Альбусом, нежели с активным Джеймсом. Она действительно была близка со вторым сыном, может дело было в том, что Альбус вёл себя куда взрослее, чем Джеймс. Он рассуждал, понимал то, насколько важна её работа, личное пространство и иногда, когда на его лице появлялась улыбка… Джинневра вспоминала его. Они были удивительно похожи в суждениях о мире, в любви к зельеварению, странному юмору и зелёному. Порой изгиб улыбки Альбуса был точной копией его, и это каждый раз заставляло её вздрагивать. Она сбросила пару килограмм, вернулась к «Гарпиям», и все снова завертелось по прежнему. Дом, работа, работа, семья, работа, редкие встречи с друзьями и снова по кругу. Её это устраивало…***
Вернувшись домой после очередной тренировки, когда за окном уже смеркалось, она заглянула в комнаты сыновей и, застав тех спящими, двинулась в их с Гарри комнату. Свет торшера видневшийся из-за двери, говорил, что Гарри не спит. И, действительно: он, заняв кресло, потирал переносицу, сняв очки. Джинн кинула спортивную сумку с формой и молча села на кровать, стягивая одежду. — Ты снова поздно, — усталость так и сквозила в его голосе. Но она ничего не ответила. А, Гарри так и не решился сказать ей про письма, которые нашёл. Письма, написанные не ему, не им, и не предназначенные для его глаз. Этой ночью, как и все другие, Джинн лежит почти на самом краю кровати, но вот только Гарри, обнимая её, думает о совсем других вещах, нежели обычно.***
— Надо вылечить тебя, чтобы в интервью не приходилось жаловаться на тело, – кричала Молли. — Мы тебя вылечим! — Её мать была уверена, что все можно исправить. Исправить пару переломов костей, как она всю жизнь пыталась исправить свою дочь. — Мое тело всегда будет разбито! Сколько не лечи… — начинала Джинни не в силах сдерживать слезы срывающиеся с ресниц. — Нет, необязательно! — Оно будет сломано ещё миллион раз!!! — вспылила Джиневра. Это был не первый её перелом. В прошлом году, она сломала себе во время матча ведущую руку. Ей пришлось переучиваться на левую. Команда была уверена, что на поле рыжая больше не выйдет. Они опустили руки раньше, чем Джинн. Никто не верил, что она вернётся, но Джинни научилась играть левой рукой, научилась заново держаться на метле. Были и другие травмы, которые она пережила, но Джинн всегда возвращалась. В этот раз все по другому. — Все можно вылечить!!! — злостно настаивала Молли. Она всегда была такой: уверенной в своих суждениях, упрямая до ужаса. — Если что-то сломано, то оно сломано! Даже, если его залечить оно все равно сломано! — не выдержала рыжая, смотря в глаза матери, ища там понимания. Не нашла. Молли замолчала и, больше не говоря ничего, вышла из палаты. Джинни подумала, что сломана не только очередная часть её тела, но и она сама…***
Ее все же выписали из Мунго после перелома, она немного хромала на правую ногу. Этого можно было не заметить, если не присматриваться. Кости срастили, но вот боль, иногда, давала о себе знать. В непогоду или после долгой ходьбы, мышцы ныли, а хромота становилась куда заметнее обычного. Она ушла из состава команды Гарпий. Газеты кишили о уходе великого игрока из квиддича. Джинневра так и не дала ни единого интервью, поэтому у журналистов было над чем поразмышлять. Кто-то твердил, что Поттеры снова ждут пополнения, кто-то, что Джинни просто уже не дотягивает, но все было ложью. Джинн просто не хотела снова быть сломанной, но отпустить спорт полностью не могла. Поэтому через пару месяцев на квиддичное поле вышел новый тренер сборной гарпий — Джинневра Молли Поттер.***
Они поссорились с Гарри в очередной раз. Это была одна из самых сильных их ссор после той, что произошла в Мунго, когда Джинн сломала ногу. Гарри кричал, что-то говорил о том, что ей давно нужно было бросить квиддич, что она почти не бывает дома, что не видит детей. Он давно просил её бросить спорт и работать в небольшой колонке Пророка, в котором не так давно освободилось место. Это было не ее, но уйти из квиддича Джинн все же посчитала нужным. Только спустя пару месяцев, когда женщина отсиживалась дома - поняла, что не может без него. Дети, они уже давно подросли, поступили в Хогвартс и даже неплохо учились, а она оставалась дома в одиночестве. Гарри был в Аврорате и, нет, ей нравилось одиночество, нравилось быть в одной. Но мысли о нем все время лезли в голову, а это было недопустимо и больно. Сколько прошло лет, сколько воды утекло, а Джинн так и не смогла его забыть. У нее уже есть***
— Здесь слишком холодно, — кутаясь в пальто сказала Уизли или, если быть точнее, снова Грейнджер — Я в порядке, — фыркнула Поттер, снова поднося сигарету ко рту и выдыхая серый дым. В голову закралась мысль: 《Ему бы не понравилось》. — Ты изменилась, — облокотясь на перила балкона, сказала бывшая подруга. — Мы все изменились, повзрослели.— пожала плечами рыжая. Небо сегодня было серое, тучи плотно сгущались, предвещая дождь. — Ты больше других, порой я не узнаю тебя, — тихо прошептала она, — Я заметила это в тебе после войны. Сначала списывала все на её последствия: потерю брата, страх за Гарри, Джорджа, но… причина ведь не только в этом. Так ведь? Джинн поморщилась, не желая снова ворошить прошлое, прошлое которое так её и не отпустило. — Иди домой, Грейнджер, — устало вздохнула Поттер. — Я развелась с Роном, — внезапно выдала кудрявая и тут же опустила свой взгляд на ботинки. Джинн оторвала взгляд от неба и уставилась на веснушчатое лицо. — Наконец-то решилась? А я все думала, когда до тебя дойдет, — женщина приподняла бровь, — И что ты тогда тут делаешь? — Прости, что? — Иди к нему, Гермиона... — устало сказала Джинн. Она снова уставилась на небо, словно там было что-то невероятно интересное. В действительности, лишь проплывающие тучи и пару пролетающих птиц. — К Рону? — не поняла Грейнджер. — Не делай из себя дуру, тебе не идет. Ты знаешь, о ком я, — она снова сделала тягу и прикрыла глаза, его улыбка промелькнула под веками. — Я не думаю, что придя на порог его дома, я что-то изменю, — тихо прошептала Грейнджер, — Прошло столько лет, у него давно есть сын, семья… — У тебя тоже, к тому же его жена умерла пару лет назад, — усмехнулась рыжая, считая забавным, что смелая гриффиндорка ищет отговорки. — Ты говоришь так, будто этому стоит радоваться, — возмутилась кареглазая. Джинневра промолчала. — Слушай, он жив, он дышит, находится в пару кило от тебя, что тебя стоит попробовать? Боишься ущемить свою гордость? Не стоит, он не откажет… — Джинн стресла пепел с сигареты. — От куда такая уверенность? Грейнджер спрятала руки в карманы пальто и поежилась, закрываясь не только от холода, но и от правды. — Вы были влюблены в друг друга с курса третьего. А, ещё он был разбит, когда узнал о твоей свадьбе. Никотин приятно жег лёгкие. Она начала курить два года назад. Это делало его присутствие более реальным. — Вы общаетесь? — удивилась женщина. — Нет, ходим на одно кладбище, — совершенно серьёзно ответила рыжая, заставив кудрявую на секунду задуматься не шутка ли это, — Я не могу вот так прийти к человеку, которого люблю всю жизнь и обнять его, или хотя бы увидеть глазком. — Джин повернулась к кудрявой и посмотрела в карие глаза, — У тебя же есть шанс. Ты можешь вернуть свое счастье, наверстать время, быть любимой и любящей, я нет. У меня нет такой возможности, по крайней мере, я не в силах оживить мертвеца. — Я догадывалась, что у тебя был кто-то до Гарри. Кто-то очень дорогой для тебя даже сейчас. — Когда ты поняла? — поинтересовалась в девичестве Уизли, снова выпуская дым. — На свадьбе. Ты выглядела, словно не замуж выходила, а предавала кого-то. Джинн усмехнулась, так и было. — Гарри в курсе? — сглотнула Грейнджер. — Не думаю, — тихо промолвила рыжая. — Кто это был? Кого ты так и не смогла отпустить, Джинн? — Блейза, Блейза Забини, — еле уловимо сказала Джинневра. Она первый раз за столько лет назвала его имя. Джинневра запрещала себе это. Внутри все сжалось и болезненно завыло. Ей отчаянно захотелось выпить пару стаканов огневиски, хотя, это, должно быть, не помогло ей. Внутри все болело и разрывалось на части. Они ещё какое-то время простояли в тишине, пока Джин утирала слезы, а потом, заметив, как Грейнджер не решается уйти, все же выдавила: — Иди уже к своему Малфою. Грейнджер после долгих попыток утешить её и вопросов:《Все ли в порядке?》, и убедившись, что та в относительном порядке, ушла. Сигарета дотлела до фильтра… Захотелось выжечь свои чувства ей...***
Когда Джинни Поттер вернулась домой после разговора с Грейнджер в нос ударил запах цитруса, лакрицы и арабских масел в перемешку с дорогим одеколоном, заставив ее поверить, что Блейз Забини находится рядом, где-то в соседней комнате. Но воспоминания о его теле, медленно гнившем на севере кладбища, она не сможет забыть даже после Обливиэйта. Блейз Забини умер 1998 году 2 мая на руках Джинни Молли Уизли, а вместе с ним медленно умерла и она, на том самом поле боя. И когда Гарри придёт домой, учует аромат собственной амортенции, немного сладковатый, отдающий мятой запах, запах Джинн, и увидит её саму зареванную и бледную, то все поймёт и просто обнимет. — Прости, прости, прости, — шепчет она. — Все в порядке, я рядом, — он запустит пальцы в ее короткие рыжие волосы и тихо шепчет, — Я всегда буду рядом. — Ты не он, — задыхаясь в рыданиях говорит Джинни. — Я знаю, я знаю, — и в голосе Гарри можно слышать, как разбивается последняя надежда. Надежда на то, что Джинни Уизли, когда нибудь будет счастлива с ним. Ведь Джинневра Молли Уизли была счастлива лишь с Блейзом Забини. Блейз Забини был ее персональным счастьем...