***
На дворе стоял май. В высоком, розовом небе сияло солнце. Оно опаляло город своими горячими лучами, обжигая лицо и руки, дорожки становились горячими. Природа начинала дышать. Город постепенно расцветал, и вокруг все было усеяно цветущими туями и кустарниками. Воздух был спёртым, было очень душно. Тело потело и майка начинала неприятно липнуть к телу, немного сковывая движения. Только вблизи фонтанов становилось чуть легче: холодные струи орошали утомленную солнцем кожу, доставляя столь необходимую, живительную влагу. Отец повёл меня тогда впервые посмотреть на "Энсьерро" — смертельная гонка с быками на дистанцию длинной в один километр, (по крайней мере в Мадриде), считая, что я уже вполне взрослый, чтобы увидеть это своими глазами. Смысл этого действия — прогнать быка по дороге до самой арены, где животное станет участником основного события этой недели — корриды. Мы подошли к забору, и чтобы мой обзор стал лучше, отец посадил меня к себе на шею. И тут я увидел, несколько человек в одинаковой одежде и платками красного цвета. Мужчины, разных возрастов пытались раззадорить уже вышедшего к ним быка, дразня резкими движениями, взмахами рук и перебежками. Животное скованно двигалось и недовольно пыхтело, и со временем начинало бодаться, пытаясь задеть обидчиков рогами. Бык терял самообладание, и с каждой минутой свирепел. Особенно его злило, когда людишки ловко уворачивались от его натиска. Они выгибались дугой, или боком и залезли на ограждения, подбирая ноги. Видимо, в какой-то момент участники забега совсем потеряли контроль над ситуацией, ведь парнокопытное вдруг разозлилось пуще прежнего, и начало биться о стенки ограждения, отгоняя и пугая зрителей в первых рядах. Бык свирепствовал: топтал тела тех, кто уже упал, цеплял рогами тех, кто отвлекал, и даже ранил человек двадцать, которые кинулись на подмогу несчастным, попавшим под копыта. Суета людей вызывала обеспокоенность, паника витала в воздухе. Но тут, вдруг перед мордой окончательно озлобленного зверя, ощутившего запах крови врага, откуда не возьмись появился молодой парнишка. Не сильно высокий, стройный, черноволосый и темноглазый. Ему стал кричать народ, мол "Oye chico, cuidado con el toro" и "chico te cansaste de vivir?", на что юноша даже ухом не повёл, а лишь задорно улыбнулся и поскакал в сторону арены. Он прыгал и ловко уворачивался от быка, кружа его в азартом танце. Так грациозно и изящно у него выходило, что люди вокруг даже подуспокоились, завороженные движениями парня, который словно охотник обхаживал свою жертву. Бык всё так же угрожающе пыхтел и даже мычал, но парень играл с ним, и делал это так легко и непринуждённо, словно перед ним не пятитонное разъярённое животное, а маленькая лёгкая бабочка, которую запросто можно поймать в сачок. Когда копыта быка пересекли ворота, зрители рукоплескали, и кричали парню: "Оле! Оле! Оле!" —Это было невероятно! —Такой молодой, а быка-то увёл! —Талант! Пацанёнку и шестнадцати нет, а такое вытворяет! — Именно таких и ждёт коррида! Разносились голоса и похвалы юнцу, а тот как настоящий матадор стоял стрункой и немного наигранно кланялся с широкой улыбкой, оставаясь всё таким же расслабленным. Пряди его волос прилипли на лбу, а грудная клетка вздымалась так сильно, что стало понятно: парнишка на самом деле сильно устал. Его окружили взрослые участники забега и хотели было поднять его, но парень вдруг куда-то запропастился, затерявшись в толпе ликующего народа. Видимо заметил, что полиция направлялась в его сторону, ведь не совершеннолетним запрещается участвовать. Жандармы так его и не нашли. После того, как все отправились на корриду, отец повёл меня домой. к К сожалению, в тот год билеты раскупили слишком быстро, и нам так и не удалось побывать на арене Лас-Вентас. Отцу, как и мне понравилось неожиданное зрелище, я лепетал и восторженно размахивал руками, а отец лишь по-доброму смеялся, видя огонёк в моих ещё по-детски искренних глазах.***
С тех пор, я очень увлёкся корридой, изучая все тонкости этого необычного искусства и спорта, читал о каждом выступлении, о школах тавромахии где учат на тореро, изучал архитектуру арен, и их историю. Своё увлечение, я превратил в хобби, и даже пошёл в кружок журналистики, где делился материалом, что попадался мне под руку. Даже некоторые фотографии для статьей делал сам. Моя колонка, стала одной из самых популярных, и преподаватели не раз ко мне обращались, лишь бы обсудить последние итоги корриды, или рассказать о любимых моментах, что однажды им посчастливилось увидеть. Каждый раз, когда я искал материал по корриде, вчитываясь в какую-нибудь статью или всматриваясь в кадры молодых тореро, я неосознанно выискивал Хуана. Мне так хотелось увидеть его ещё раз, увидеть то, как он двигается, как мастерски уходит от рогов быка. В тот момент мне не было известно даже его имя. А интернет в начале нулевых только вступал в свои права, и доступен был не каждому, оттого я каждый раз, в надежде, что смогу его найти, и интуиция подскажет, читал афиши выступавших, всех новольеро и пикадоров, а также всей остальной команды. Но всё было тщетно. Следующая наша встреча произошла спустя пять лет, на корриде 2003 года. На арене Вас -Лентас где дебютировал молодой талантливый тореро.***
На часах было пять вечера. Арена наполнилась разными звуками: свистом и аплодисментами зрителей, когда началось приветственное шествие участников представления. Арена представляла собой римский цирк, с расположенными амфитеатром, местами для зрителей и круглой арены с песочным покрытием, которая была отделена от амфитеатра барьером, высотой около ста сорока сантиметров. По кругу тянулся длинный шлейф людей: тореро, пикадоры и бандерильеро следовали друг за другом, одетые в красивые, яркие костюмы, треуголки и расписные жилеты, расшитые различными рюшами. Поражённый красотой костюмов, я тут же принялся делать фотографии для будущей статьи. Когда команды совсем ушли с арены, мэр города всех поприветствовал и махнул белым платком, ознаменовав тем самым начало корриды и выход быков. Зрители зааплодировали. Как обычно, бой быков, начинается с первой терции, её ещё называют "терция пик". Из загона выпускают животное, и его встречают помощники тореро с плащами, стараясь раззадорить зверя. То один, то другой подбегали к быку потряхивая плащами капоте. Помощники держали их обеими руками, так как весели они около шести килограмм. Задирая, то опуская их, они окружали быка, стараясь немного загнать его в угол. По периметру арены ближе к краям, были расположены небольшие стеночки, между которыми, помощники порой прятались от зверя, если тот был сильно озлоблен. На подмогу к спрятавшемуся выбегали другие участники, обращая внимания животного на себя громким свистом. Бык отвлеченный людьми, оборачивался назад и уже бежал к следующему раздражителю. Маневрировать подобным образом было необходимо в течении определённого, не слишком длительного времени. После к помощникам присоединялся пикадор — человек с огромным копьём, верхом на лошади. Его задача заключалась в том, чтобы попасть быку в холку, проверяя его чувствительность к боли. Это очень важно, поскольку тем самым, можно определить насколько озлоблен зверь. Но все не так просто. На арене белой краской расчерчено два круга, один вписан в другой. Пикадору позволено находиться только за пределами самого большого круга, то есть по сути, здесь уже ему приходят на помощь, те люди у которых есть капоте, и подгоняют быка к пикадору. И тут выходит он, главный участник — тореро. Молодой и подтянутый юноша, уже почти мужчина — статный, темноглазый брюнет с крупными кудрями у лица, и всё той же задорной улыбкой. Он подбегает к своей команде и тоже использует капоте, загоняя быка. Он бесстрашно замахивается своим плащом, позволяя быку подобраться так близко, что рога зверя оказывались в нескольких миллиметрах от ног тореро. Во второй части подключались ещё одни помощники матадора —бандерильеро. Я всегда восхищался, как ловко и четко им удавалось подбежать к быку спереди, и подпрыгнув, обеими руками вонзить два коротких копья, которые были украшенны кисточками и тканью. Из холки начинала тонкими струйками течь кровь, оставаясь вокруг холки, и стекая по передним копытам животного. Обычно копьев должно быть воткнуто около шести или восьми штук. Это было необходимо, чтобы бык не мог высоко поднимать голову, благодаря чему уменьшался его зрительный обзор. Третья часть выполнялось только тореро, что всё это время находился в центре круга. Молодой тореро встал по центру арены, держа прямую осанку, выставив одну ногу вперёд. В его руках была мулета и шпага. Именно этими инструментами, он должен провести «прощение» быка и нанести решающий удар шпагой прямо в сердце. Юноша был ограничен по времени, потому что на эту терцию выделялось не более десяти минут, что в некотором смысле усложняло борьбу со зверем. Он вытворял немыслимые вещи: то убегая, пятился назад, то присвистывал и словно балетмейстер вытягивался стрункой, не шелохнувшись и не испугавшись, подпускал животного близко к себе. Его взгляд был всегда сосредоточен, и направлен только в глаза быку, чтобы его контролировать. Оставались последние две минуты и тореро, решил немного повысить градус азарта. Он отбегал от быка на расстояние метров десяти, всё еще оставаясь во внутреннем круге. И когда бык приблизился очень близко, юноша неожиданно упал на колени и махнув мулетой провел быка по полукругу за малиновой тканью. Толпа громко кричала «оле!», а юный талант уже успевший встать и подозвать быка к себе, воткнул копьё прямо в сердце огромного парнокопытного. Бык упал на бок, что означало победу тореро. Но он сделал очень странную вещь: подошел к животному и что-то, словно шепнул на ухо, а после перекрестившись и помахав зрителям, удалился. Аплодисменты, овации, и выкрики «браво», вот что последовало после выступления Хуана Оморе Гарсия. Это было фееричное, прекрасное, изящно и мастерски исполненное представление. Молодой тореро словно вёл этот смертельный танец, так схожий с балетом или танго, и в конце окропил всё кровью, которая алым пятном постепенно растекалась по песку арены, вокруг пораженного быка. Теперь я был очарован харизмой этого матадора окончательно. Что-то ёкнуло в моём сердце, когда кажется, наши взгляды пересеклись. Я встрепенулся, не понимая и пугаясь этих ощущений, потому просто отбросил эти мысли в сторону, стараясь не заморачиваться.***
Я всегда любил искусство, всё его проявления и виды. Мне несказанно повезло родиться в Мадриде, в городе с многовековой культурой, поразительной архитектурой, скульптурой и живописью. Я даже планировал связать себя с этим и присматривал университеты с архитектурными факультетами. В 2009 году, я заканчивал обучение в школе, понимая, что скоро начнётся совсем другая жизнь. Моим излюбленным местом, где сочетается и архитектура, и живопись, где я отдыхал душой, был мадридский музей современного искусства Королевы Софии. Мой друг Диего и я, решили сходить туда, дабы вдохновиться и не много развеяться после экзаменов. Мы ходили из зала в зал, пока я не застыл перед одной картиной, потеряв Диего. Мой взгляд приковала работа Пикассо, на табличке которой значилось: "Коррида. Смерть матадора". Казалось бы, картина совершенно небольшого размера, всего тридцать на сорок, но она завораживала своими яркими пятнами, гибкими линиями и динамикой сюжета. В ней чувствовалась сила, зашкаливающий адреналин, и мощь двух огромных благородных животных, что словно топчут друг друга. Восхищал меня и матадор, который пролетал над спиной быка. Композиция такая сильная, от чего появляется ощущение, тесноты, борьбы и смерти. Огромное красное пятно, находящиеся под быком, вызывало тревогу, намекая о неминуемой кончине и пролитой крови. — Безумная кровавая каша, наполненная жестокостью — вырвал меня незнакомый голос из собственных мыслей. Я повернул голову вправо и посмотрел на человека который так беспардонно прервал мои молчаливые умозаключения. "Наверняка какой-то малоприятный назойливый болтун. Вот уж не хочу сейчас ни с кем говорить. Еще Диего где-то затерялся." Но, увидев человека напротив, я тут же отказался от своих слов. Чёрные крупные кудри, спадали на знакомое лицо, подчёркиваю глубину карих глаз. Знакомый взгляд и профиль, но чего-то не хватало этому образу, делая его незавершённым. "Улыбки." — подумалось мне. И я тут же встрепенулся: "точно, не хватает улыбки, его задорной улыбки! Это Хуан Огоне. Не может быть!" Я был шокирован таким совпадением, и на секунду потерял дар речи. Все же не так часто встретишь звезду такого масштаба. Тут Хуан вновь заговорил, не отрывая глаз от картины: — Любопытно, что в разные времена коррида подвергалась серьёзным гонениям, — увлечённо продолжал парень — в шестнадцатом веке её даже полностью запретили по указу Пия Пятого, однако испанские монархи сумели отстоять право испанцев на своё культурное наследие и развлечение – тогда запрет был снят. Пий Пятый, обосновывал свой запрет, тем, что "коррида жестокое зрелище, развращает ум, тело, а главное душу." То есть, даже люди четыре века назад, понимали, что это кровопролитие слишком уж опасное для животных, и бессмысленное для людей. Во время этих слов его лицо было таким серьёзным, а ровная полоса губ, выдавала сосредоточенность. В глазах была усталость, и в то же время озадаченность. Мы оба замолчали. — Да я согласен с вами, — начал я, не сумев перейти на ты,— но если обращаться к замыслу именно этой картины, то художник здесь показал не совсем корриду,— в этот момент он с интересом перевёл взгляд с картины на меня. Наши глаза встретились и меня обдало жаром. Он был очень красив и привлекателен, от чего я немного смутился, и отвёл взгляд в сторону. Я давно понял, что девушки меня совершенно не цепляют, а вот мужчины... Тем более, такие как тот, кто стоял передо мной, заставляли моё сердце биться чаще. — Пикассо хотел показать борьбу, вечное столкновение между женщиной и мужчиной, потому что для него бык — это олицетворение мужчины, а лошадь — символизирует женщину. — Никогда не рассматривал эту картину так... — Его лицо стало таким озадаченным, брови нахмурились, и он задумчиво закусил губу, что видимо вышло, совершенно непроизвольно. Меня так рассмешило это выражение лица, из-за чего я просто не смог не улыбнуться. Увидев недоумение на лице молодого матадора, я тут же успокоился и извнился. — Простите, не обижайтесь, — хихикая продолжал я.— Просто у вас было такое забавное лицо, словно вы решали, какой-то вопрос мировой сложности. Парень расслабился и улыбнулся мне в ответ. — Видимо, искусство для меня слишком сложное. — он засмеялся. — Ну, если хотите я вам объясню, как надо читать картины. — ляпнул я и тут же спугался собственных слов. Парень внимательно посмотрел на меня и слегка наклонил голову: — Не "вы", а "ты". — Что? — я недоумевал. — Мы практически ровесники, — улыбнулся он как-то ласково, — Хуан Оморе Гарсия, приятно познакомиться, — и протянул мне руку для приветствия. Я пожал её, смущаясь. — Боюсь, твоя слава идёт впереди тебя, — слегка смущённо и нервно хихикнув добавил я. Было как-то неловко, ведь я чувствовал себя безумным фанатом, которому посчастливилось столкнуться, со своим кумиром. Однако, я понял впоследствии, что Хуан был хорошим человеком, приветливым и не зазнавшимся. — Мне нравятся твои выступления, очень грациозно. На что парень вновь рассмеялся, и с очаровательной улыбкой произнёс: — Ого, у меня уже есть фанаты. Неожиданно и приятно. Что ж, ты вроде обещал мне рассказать, как понимать картины... а экскурсия мне полагается? — хихикнул он. —Да, конечно! — я заулыбался в ответ. — Только мне надо... — Что здесь происходит? —внезапно появивился Диего и влез в наш разговор. Он выглядел растрепанным и уставшим, и как-то недовольно смотрел на Хуана. — О, Диего, я как раз хотел пойти тебя поискать… Куда ты ушел? И оставил меня. Друг перевел недовольный взгляд с Хуана на меня, и тут же перешёл на мягкий тон. —Прости, Алонсо, я обратил внимание, что тебя нет, лишь в третьем зале, так увлёкся… А после сразу кинулся тебя искать, — и вдруг его интонация снова сменилась на недовольную. — Но я смотрю тебе не было одиноко. Не познакомишь меня со своим собеседником? — он кивнул в сторону Хуана, и скрестил руки на груди. На его лице читалось напряжение и брезгливость, что меня очень удивило, поскольку Диего всегда отличался доброжелательностью. Я всматривался в него, пытаясь понять причину столь внезапной смены поведения, совершенно забыв, что и правда, стоило бы познакомить их. Но Хуан оказался быстрее и сам представился. — Хуан Оморе Гарсия, приятно познакомится. — произнес парень, очаровательно улыбнувшись. —Диего Ромеро Мартинес. —пожал ему руку мой друг. Они продолжали смотреть друг на друга, изучающе, не прекращай рукопожатия. Между ними повисло какое-то странное напряжение, и меня неприятно передёрнуло. Я встряхнул плечи, словно стараясь сбросить напряжение. Этот молчаливый диалог пора было прервать, пока эта необоснованная неприязнь, не превратилась во что-то более опасное. — Диего, — начал я, — послушай, нам уже пора идти домой, вечереет, нам еще на автобус надо успеть. Сам ведь знаешь, до окраин еще добираться почти час, — на что мой друг повернулся ко мне и с пониманием кивнул. —Да ты прав. — и отпустив руку Хуана, сказал тому на прощанье, — до свидания Хуан Гарсия, было приятно познакомиться, — на слове «приятно» он сделал акцент, и вновь использовал ту странную интонацию с неприязнью, — но нам с другом пора идти домой, — в этот момент он опустил свою руку на мое плечо, чуть-чуть сжав её. Хуан посмотрел на руку, которая была на моем плече, затем посмотрел на Диего, и потом на меня и хмыкнув, сказал: — Хм. Что же, до свидания… — и хотел было уйти, но я его остановил и сказал чуть громче, чем следовало: — Стой, а как же экскурсия? Я же дал своё обещание, а ты согласился. Так не поступают мужчины — Какая еще экскурсия? — начал недоумевать Диего, а я в свою очередь начал смотреть по сторонам выискивая место, где можно взять бумагу и ручку. На глаза попалась книга жалоб и предложений, и я сразу же кинулся к ней, бросив мимолетно «я сейчас». Написав номер телефона и вырвав страницу из книги, я всучил её молодому тореро в руку и сказал: — Звони. — и уволок товарища домой, оставив Хуана удивлённым и обескураженным. Как после я узнал, от того же тореро, он простоял так еще минут десять просто пялившись на бумажку с номером и не веря, тому что видит перед собой. Где-то спустя пару недель последовал звонок от Хуана. Он предлагал пойти в музей, и наконец выполнить данное ему обещание. Я несказанно обрадовался, и засобирался в музей. Прогулка была классной весёлой, и очень познавательной. Таких встреч было еще пять, плюс несколько прогулок по парку и милые посиделки в кафе. Общение перетекало от дня к неделе, от недели к месяцу, и так незаметно затерялось в ушедшем лете, и продолжаясь еще тёплой осенью. Мы не могли прекратить общаться, и поэтому заканчивали наши встречи всегда поздно. И вот в один из таких осенних дней, произошло следующее. —Спасибо за столь познавательную встречу! —улыбнувшись сказал мне парень. Я непроизвольно залюбовался им. И потому, не сразу заметил, как он мне что-то протягивает. —Что это? —Изумленно спросил я, подходя ближе к уличному фонарю, дабы разглядеть бумажку. На мой вопрос парень немного стушевался, но не подавая виду ответил. — Ну... Тебе ведь нравится коррида? Ты бредишь ею не меньше моего, вот я и подумал, что тебе будет интересно посмотреть на моё выступление… — он с надеждой посмотрел на меня своими карими глазами, и я не мог ответить ничего кроме как: «да!», снова млея от его взгляда. Но с другой стороны это было опасно, я не знал, правильно ли понимаю действия Хуана. Может, это только моё воображение, выдает желаемое за действительное, и он вовсе не пытается за мной ухаживать? Я старался не выдавать себя, и свои чувства.. —Это будет последнее выступление в этом сезоне, — продолжил обрадованный Хуан. — Так что, мне будет очень приятно видеть тебя среди зрителей, ты ведь мой товарищ. И вот это последнее уточнение «товарищ» совершенно разбило все мои надежды и веру во что-то хорошее. Моя улыбка слегка искривилась, и стала выглядеть болезненно. Все-таки, я плохо умел скрывать свои чувства, но старался держаться из последних своих моральных сил. На прощанье я пробормотал: «Приду обязательно. Спасибо. Жди!», и ретировался как можно быстрее. Я сел на последний автобус и добравшись до дома, закрылся в своей комнате. И наконец позволил себе дать скопившейся обиде и грусти выйти наружу. Было больно. Больно от того что человек, который так сильно меня привлёк, не разделял тех же нежных чувств, что на самом деле, не был на той же волне, что я. Было ощущение, что меня обманули, пообещали самый сладкий на свете десерт, а потом, когда пришла пора его съесть уронили на пол, прямо перед носом. Я хотел быть для него особенным, быть важным и нужным, однако судьба распорядилась иначе. Я понимал, что в моём горе, нет вины Хуана, ведь это не он напридумывал себе невесть что, соблазняя свою собственную душу и сердце. — Господи, я что так много хочу? Просто любви. Просто хочу любить и быть любимым. Неужели я так плох и не достоин ощутить сладость этого чувства? — всхлипывал я тихо, лежа в своей постели пытаясь вытереть слёзы. — Ладно, — продолжал я так же тихо — зато сосредоточусь в учебе. Уйду с головой и забуду этого проклятого Хуана. Просто надо успокоиться, — лихорадочно повторял я, пытаясь себя успокоить. — Просто успокоиться… Тогда я даже не разделся — уснул прямо в майке и шортах, совсем потерявшись в своих болезненных чувствах, надеясь, что мне повезёт в следующий раз, хотя верить в это было сложно.***
На ту корриду, на которую Хуан дал мне билет, я всё же решил пойти, несмотря на то, что мне было сложно решиться на это. Однако, пришёл тогда я и поговорить с молодым тореро. Проведя несколько таких же тоскливых ночей со слезами на глазах, я понял, что не готов терзать себя больше, и лучшее решение — это разорвать наше общение. Пускай, он мне нравился и как человек, но так было больше нельзя, в конце концов, я не мазохист, чтобы пребывать в таком ужасном и разбитом состоянии. После его выступления, я принял решение, что поговорю с ним — скажу правду, и почему мы не можем больше поддерживать общение, а после получу в глаз или в пах, ну тут как получится. Зато, эти действия происходят со стороны человека, в которого влюблён. Это окончательно отобьёт желание, быть с ним рядом. В любом случае, я был готов ко всему, что предоставит мне судьба, чем бы это ни было. Всю корриду я был поглощён ожиданием и формулированием того, что скажу Хуану, и потому, даже не заметил, как он нанёс последний удар шпагой. Через двадцать минут, ко мне подошел кто-то из его команды и сказал, что Хуан меня звал в раздевалку и подсказал, как дойти. Когда я вошёл в раздевалку, тореро был почти готов, натягивая майку и повязывая рубашку на пояс. Мне хватило увидеть лишь часть его торса, а мой рот уже пересох. «Санта Мария. Дай мне сил!» подумалось мне, и я окликнул парня. — О, ты уже здесь, отлично! —Радостно улыбнулся Хуан. У него было такое красивое тело и чарующие тёмные глаза, обрамлённые длинными ресницами. Красивый нос и губы. А от хорошо сложенного и подкаченного тела, мне совсем не удавалось отвести взгляд. Так и хотелось прикоснуться к его мускулистой груди, погладить плечи и шею, опуская руки на живот, а там ниже… Я мысленно застонал и прерывая Хуана, который хотел что-то сказать, выдохнул. — Нам надо поговорить… — Да, конечно. —растеряно произнёс парень. — Что-то случилось? — его глаза смотрели заинтересовано и тревожно, было видно, что он обеспокоен не на шутку моими словами. —Все нормально, — начал я. —Просто нам, надо прекратить общение. — Что?! Почему? —воскликнул он. А я лишь повторил. — Нам надо прекратить общение. Наступила неприятная тишина. Я не смог смотреть ему в глаза, это было слишком тяжело. — Понимаешь, ты мне нравишься. — начал я. — Нравишься не как друг, а как мужчины нравятся женщинам. — на лице у Хуана наверняка было неподдельное удивление, а я в свою очередь, продолжал. Нужно просто высказаться и уйти. Просто уйти. — Ты так мне понравился. Так понравился, очаровал своей улыбкой, своим характером и харизмой. И я понимаю, что лучше мне уйти, чтобы не смущать тебя своими чувствами. К тому же, иметь в друзьях гомика, не очень-то приятно. Санта Мария, как же это тяжело... — я выдохнул и опустил голову, зажмурив глаза. Через плечо, на мне весела сумка, и весь монолог, я теребил несчастный ремешок, только он помогал мне сосредоточиться и говорить почти не дрожащим голосом, не выдавать насколько мне плохо. Я постоял так немного, и понимая, что Хуан, так и не сказал мне и слова и даже не вмазал, и я решил просто развернуться и спокойно выйти. Но меня схватили за руку, и губы Хуана накрыли мои. Обескураженный подобными действиями я впал в ступор и не понимал, что вообще происходит. Поэтому я аккуратно отстранил я от парня, чтобы посмотреть ему в глаза. Тот слегка покраснел и тяжело дышал. Лоб вспотел, на коже выступили капельки пота. Взгляд был осознанный. — Ты тоже мне нравишься — произнес он. И страстно прижался к моим губам, тогда я совсем поплыл от его прикосновений и отдался процессу. Вскоре он стал целовать меня настойчивее, а его руки начали растёгивать мои брюки, но я прервал его. —Подожди, подожди, тебе говорю. Хуан… — тяжело дыша пытался я сформулировать свои спутанные мысли. — Я хочу, не здесь, давай не здесь, — на что парень лишь одобрительно улыбнулся и взглянул на меня расфокусированным взглядом. Мы смотрели друг на друга и в какой-то момент рассмеялись от абсурдности, и в тоже время обыденности этой ситуации. — Да, —сказал Хуан, — я думаю мы еще успеем. — и мы оба засмеялись, переплетая пальцы на руках. После, мы начали встречаться, и наши отношения завертелись. В вихре страсти друг к другу, не заметили, как короткие встречи нежности, превратились в совместные сонные выходные, в ночи на недели, и в заключении общей квартирой. Близость наша стала практически семейной, неразлучной и прочной. Мы были друг другу и братьями, и друзьями, и главное возлюбленными. Я не знал ничего более прекрасного, чем те чувства, что испытывал каждый день с Хуаном. Конечно, у нас не было всё так гладко. Были ссоры на почве ревности, денег, быта и даже работы. Тяжело было без него находиться дома месяцами, ведь ему часто приходилось ездить в командировки — на выступления в другие города и страны, покоряя одну арену за другой. Конечно, я старался поддерживать его в своей работе, так же, как и он меня, направляя и подсказывая, давая напутствие. Но самое страшное это была не разлука с Хуаном, ведь месяц, два или три, можно было в целом пережить, да и благодаря различным мессенджерам, звонкам и видеосвязи, расстояние хоть немного, хоть ненадолго, но сокращалось: временная иллюзия, что мы рядом, спасала наши отношения. Самое страшное, это потерять его навсегда. Профессия матадора, очень уважаема в Испании, но это по сути своей, не просто искусство убийства быка, а самый настоящий спорт, где всех спортсменов уважают не меньше футболистов, и где естественно бывают травмы, переломы и даже летальный исход. Каждый раз, как я смотрел его выступления, моё сердце замирало, пропускало удар, перехватывало дыхание в самых рискованных моментах. Видя, как твоего любимого человека, бык буквально протыкает насквозь, или пытается затоптать могучими мощными копытами, невозможно не пребывать в стрессе, не волноваться и не переживать. Друзья, с которыми я вечерами собирался, чтобы посмотреть корриду или просто совместно отдохнуть, надо мной иногда посмеивались, приговаривая: " Ты как жена солдата, ждущего его с войны. Расслабься Алонсо, всё будет в порядке, он мастер своего дела. Как будто ты в первый раз видишь его бои. Не переживай.» — в какой-то мере, они были правы. Казалось бы, что за время этих отношений, я мог бы привыкнуть к тому, что Хуан всё время на грани смерти. Он был отличным и талантливым тореро, уважаем в своих кругах, но это не отменяло, того, что он так же смертен, как и все мы. Частенько, тореадоры получают увечья во время тренировок, не доходя даже до арены. Но моего возлюбленного видимо любил и оберегал Бог, он миловал его от рисков и серьёзных проблем со здоровьем. Хоть я и не был верующим, но прощаясь с Хуаном, и отправляя его в бой, я молился, чтобы Санта Мария помогла ему. Но однажды, по какой-то причине Бог или фортуна отвернулись от него. Всего лишь каких-то пару секунд, но именно они разрушили всю нашу жизнь.***
Та коррида проходила в небольшом провинциальном городе Теруэль, что находиться в восточной части Испании. Арена была всего на 1500 мест, но само строение, вызывало неподдельный интерес. Главный и лицевой фасад, был с красивой выкладкой из обожжённого кирпича, рыжеватого цвета, и представлял из себя симметричное сооружения из двух башен, между которыми располагались входные ворота красного цвета. Над ними возвышалась мозаичное панно, под красивой трёхрядной кирпичной аркой, гласившее" Plaza de toros". На башнях располагались окошки: два снизу и три сверху, более вытянутые чем нижние, с деревянными скрещенными оконными ограждениями. Вдоль верхних частей окон, что была дугообразной, тоже виднелась выкладка, повторяющая силуэт окон. Выступление матадоров транслировалась в прямом эфире, собирая не только зрителей в амфитеатре, но и людей за экраном телевизоров или мониторов. На этот раз, я смог поехать с ним, взяв отпуск на несколько дней, чтобы поддержать его во время недельных выступлений, и после прогуляться по городу, любуясь местной архитектурой, построенной в средневековье. Хуан был всегда рад, когда мне удавалось присутствовать лично на его выступлениях, объясняя это тем, что чувствует мой восхищённый взгляд, что придаёт ему сил. Перед тем, как уйти готовиться, он перехватил меня в коридоре раздевалок участников, откуда я уже собирался пойти и занять место среди зрителей. Обняв одной рукой за талию, он прижал меня к себе. Поцелуй был страстный и нежный, немного требовательный и обжигающий изнутри. Я коснулся его щеки рукой и и почувствовал уже выступающую щетину. Затем, его руки опустились на мои бёдра, затем он неспешно подбирался к промежности. Мой член упирался в брюки и Хуан потихоньку начал поглаживать его. Я не мог сдержать довольные стоны. — Почему тебя вечно тянет меня целовать в раздевалках? Это что, какой-то фетиш? — пошутил я, затем выдохнул. На что он всё так же томно и с улыбкой сказал куда-то в шею: — Просто это так соблазнительно, прижать тебя к стенке и остерегаться, как бы не открылась дверь и нас не застукали, адреналин понимаешь? — и продолжил ласкать меня пролезая рукой под белье, от чего я тихо застонал. Но и я не отставал обнял его за шею, притягивая ближе к себе и свободной рукой залез под ремень его брюк. Мы мастурбировали друг другу с каждым мгновением наращивая темп всё больше и больше и целовались жадно наслаждаясь процессом. По комнате разносились наши сдавленные стоны, Хуан переодически легонько покусывал мои губы. Я был уже не в силах сдерживать себя, и понимал, что близок к финалу. Сладостное напряжение сменилось теплом, ниже пояса, которое потихоньку разливалось по всему телу. Хуан тоже дошёл до пика и издал громкий стон, было видно, что он испытал удовольствие не меньшее, чем я. Однако, у него, видимо, были совершенно иные планы. Парень тут же опустился на колени, и окончательно снял с меня штаны. Он повернул меня к стене, и я и моя спина прогнулась, я стоял к нему задом. Не упуская момент, Хуан прильнул языком к анусу, и начал нежно поглаживать языком это место. —Боже, Хуан, там же грязно… Ах. — всхлипывал я. — Мне все равно, я люблю тебя любым, любым. — говорил он тихим голосом, продолжая меня ласкать, от чего я только заводился. Чтобы возбуждение не не ушло, одной рукой я мастурбировал, а другой опирался на стену. Хуан сжимал одну из моих ягодиц, и тоже старался принести себе удовольствие. В таких позах есть всегда один единственный минус, то что невозможно поспеть везде: сделать приятно любимому и прижаться к нему как можно теснее, ближе. Ноги начинали дрожать, а Хуан даже не собирался меня отпускать. Я старался сдерживать стоны, но выходило это у меня мягко говоря, плохо, если не отвратительно. Я молился богу, чтобы мимо двери в раздевалку никто не проходил и не застал нас в столь интимном положении. После он вновь меня повернул к себе лицом, но тут уже я принял активную строну. Наклонившись я увлек его в поцелуй, заставляя подняться, дав опереться на мои руки и прижал к стене. Опустившись на колени, я вобрал в рот его член и начал ритмично двигаться. Порой я прерывался, и легонько проводил языком вдоль всей длины его органа. А после начал быстро насаживаться на него, смотря парню в глаза, ведь я знаю, как сильно это его заводит. — Вот ведь развратник. — сквозь стоны приговаривал мужчина. А я в ответ: — Весь в тебя! — на что он засмеялся, но я быстро заставил его перестать, и он продолжал стонать. В итоге в какой-то момент он начал сам начал насаживать меня на свой член, ускоряя темп. Он придерживал меня за волосы. Кончив мне на лицо Хуан тут же поцеловал меня. Я опустил голову на его плечо, и обнял его, наслаждаясь вниманием своего мужчины. Все это закончилось ярким оргазмом, это расслабило нас и потому, мы уселись на пол, чтобы отдышаться. Хуан довольно заулыбался, и после чмокнул меня на щеку, на что я лишь довольно хихикнул. — Что на тебя нашло? — чуть отдышавшись, спросил я его. На лице у меня всё ещё была улыбка — нас сейчас могут увидеть с тобой. — на что мужчина лишь хмыкнул: Господи, как подростки с тобой прячемся. — и я уткнулся носом ему в плечо. — Просто вдруг захотелось к тебе прикоснуться. — ответил Хуан, и провёл рукой по волосам — ты такой красивый... Да и пускай видят. — он посмотрел мне глаза и взяв за руку. — Алонсо, я понимаю, что в последнее время мы мало проводим времени вместе, мои вечные разъезды, мои тренировки это всё отнимает уйму времени... — Хуан, я всё понимаю. — остановил я любимого мужчину, стараясь успокоить и не заставлять волноваться лишний раз. — Ты любишь и живёшь своей работой, так же как я своей. Не беспокойся... Да, у нас в последнее время, и правда было мало времени, то меня дома нет, то тебя... Но, что поделать, жизнь она такая. На двух стульях не уследишь… — Всё возможно, главное захотеть. — и чмокнув в щеку, отстранился направляясь к шкафчикам переодеваться, параллельно продолжая. —После этой поездки, я хочу выйти в отпуск. На месяц точно. Отдохнуть и развеяться вместе с тобой. —Натягивая штаны, он игриво мне улыбнулся. — Ты мог бы и предупредить... Это так внезапно. — Ты не рад? — тут же удивился он, и надул щёки. Он поднял он на меня взгляд, в котором мелькнуло что-то, будто мои слова его расстроили. — Нет... Нет! Я рад, что мы наконец побудем вместе, мне бывает тяжело без тебя. И неужели вообще ничего не будешь делать? А ты не растеряешь форму за месяц-то? Мужчина улыбнулся и застёгивая рубаху, подошёл ко мне близко. Томно взглянул и наклонившись прямо к самому моему уху, растягивая и смакуя слова, с придыханием произнес: — Я надеялся, что ты мне в этом поможешь. Я ведь в надёжных руках? — и захохотал с ехидной улыбкой. — Хуан Оморе Гарсия — вы провокатор! Возбудили меня и оставили без продолжения. Еще и издеваетесь над своим бедным парнем! — я наигранно возмутился. Но я тут же принял правила этой игры. — Коль ты такой прыткий, — я скрестил руки и сделал максимально серьёзное лицо, еле сдерживая улыбку, — проведём тренировку прямо после боя. Отлынивать не дам! Я всё же буду, по строже твоего тренера, уважаемого маэстро Петро! Хуан лишь тепло рассмеялся, и улыбаясь сказал — то есть не дашь мне спуску? — И хитро посмотрел. — Уж не сомневайся! Не дам! Еще и отрабатывать заставлю! А теперь всё, вперёд покорять быков! — Да. Пора бы. Всё, я побежал разминаться с командой — и вылетая из помещения чмокнул, бросив на прощание — Люблю. Такое непоколебимое и уверенное было это "люблю". В нём чувствовалась надёжность, нежность и ни капли сомнения в чувствах. Мы были семьёй, и у нас даже не возникало мысли, что нам предназначен кто-то другой. Мы не знали, что ждёт нас в будущем, как повернётся судьба, но не боясь шли вдвоём, рука об руку, сердце к сердцу, где и расцветала наша любовь. По наступлению пяти вечера, арена уже была заполнена, а вечер обещал быть взрывным и захватывающим. Начало прошло как всегда успешно, ярко и красиво: платки и плащи переплетались в танце с быком, переливаясь розовыми, голубыми и оранжевыми пятнами, напоминая широкие юбки танцовщиц, что кружат головы мужчинам. Пикадоры легко и непринуждённо справились, вонзая пики в холку быка раздражая зверя. Коррида уже подходила к концу и начиналась третья терция, где тореро подготавливает быка к смерти с помощью мулеты и его шпагой. Вот-вот должен был выйти Хуан со своей группой помощников. Разъярённый бык недовольно пыхтел, угрожающе выставляя рога, готовясь защищаться не на жизнь, а на смерть, но для Хуана всё это было привычно и совершенно не ново. Перед последней терцией первого быка, он спросил разрешения для убийства у председателя корриды. В момент получения орудий убийства, мужчина, держа мулету и шпагу в правой руке, вышел на середину арены. Повернулся кругом, приветствовал шляпой зрителей, тем самым намекая, что это убийство посвящает им, и кинул её на песок. Она упала верх дном, знаменуя по традиции дурной знак. Но Хуан и глазом не повёл, просто перевернул обратной стороной, ожидая животное. Мужчина стоял неподвижно, когда выпустили быка. На грани сосредоточенности и расслабленности, грациозно и собрано прошагал к животному помахивая мулетой, стараясь подойти к нему как можно ближе. Красивый ажурный и яркий костюм подчёркивал его стройную, но в тоже время крепкую фигуру, а на коротком жакете и штанах, что доходили до самых колен мужчины, висели золотые кисточки что мерно покачивались ов такт ходьбы, переливаясь на заходящем солнце ярким, ослепляющим огнём. Почти всё выступление я не мог отвести глаз от его ягодиц, из-за чего ощущал себя ужасным пошляком с грязными мыслишками. «Ну ничего! После он у меня отработает все те дни и месяцы моего недотраха!» — от таких мыслей, я лишь глупо хихикнул и принялся наблюдать за событиями на арене. Сегодня Хуан предпочёл использовать приём el derechazo —когда мулету берут в левую руку, а шпагу в правую. Тореро должен найти расстояние с быком, выбрасывая мулету вперёд. Когда бык срывается с места, человек выбрасывает ногу вперёд, чтобы сбить прямолинейность движения животного. Даётся свободный ход руке, чтобы бык продвинулся как можно дольше, заканчивая понизу, после этого бык должен полностью пройти опущенной мулетой. Мужчина застыл стоя в двух шагах от быка, привлекая лёгким потряхиванием полотенца, как бы завлекая зверя. Животное пыхтя подошло ближе, и тореадор попятился назад, ровно и чётко, сделав два шага, и держа одну руку за спиной, не отрывая взгляда от глаз пятитонного чёрного зверя, что может в любой момент, стать охотником, и присвоить его жизнь себе. Мужчина чуть наклонился в бок своим торсом вытягивая мулету вперёд, перенося вес на заднюю ногу, и шевеля губами, словно мыча и вызывая в быке желание сразиться с соперником, с таким же самцом, животным, а не человеком. Бык взбрыкнул и ринулся бежать за красной тканью, что вырисовывала дугу. Молодой тореро завершая полукруг рукой, тут же двинулся назад, завлекая быка в новый вихрь, пытаясь подчинить его. Но бедное окровавленное животное, окончательно потеряло терпение и резко, прямо во время поворота дёрнула рогами в сторону мужчины, вздымая того вверх и раня того в бедро. Хуан приземлился на песок, и потеряв контроль над зверем, получал продолжительные и озлобленные удары рогами. Животное пинало своего мучителя по песчаной арене, пытаясь затоптать своими огромными чёрными копытами, разъярено мыча на своём языке о ненависти и мести мужчине, причинившему ему боль. К Хуану сразу же поспешили помощники с плащами, пытаясь отвлечь быка от своей жертвы, но тот всё ещё продолжал измываться над врагом. В какой-то момент животное удалось отвлечь и увести в сторону, и тут я увидел, как на красном костюме Хуана багровеют пятна крови. Подобно распустившимся макам, на огромном поле, они начали растекаться лепестками под рёбрами, на бедре и шее. Звуки пропали, сужая мой мир до лежащего на песке мужчины. Я, еле дыша, и находясь в состоянии "ни жив не мёртв" побежал к нему на помощь. Даже страх попасться быку и сильные руки охранника не смогли меня остановить — я нёсся, не замечая ничего вокруг, спотыкаясь и почти не дыша, но лишь бы успеть помочь и спасти. Сразу за мной выбежали медики, в последствии отгонявшие меня от тела Хуана, и унося мою любовь на носилках. Этим же вечером, даже не успев добраться до госпиталя, Хуан Оноре Гарсия, молодой и талантливый матадор, что смог за свою короткую карьеру покорить народ Испании, скончался от разрыва аорты и пробитого лёгкого... Моему горю не была предела: я заливался слезами и бился в истерике, ведя себя не очень достойно для мужчины, и пробивался к телу Хуана, чтобы увидеть его и понять, что он всё ещё жив, что он всё ещё дышит, и все на самом деле меня обманывают, говоря о его кончине. "Ведь, такого не может быть! Не может! Он не мог умереть! Это не правда, не правда! Вы обманывает меня, врёте мне всё..."— кричал я на весь госпиталь, а после бормоча себе под нос как сумасшедший шатался от стены к стене ожидая вердикта докторов. Видя моё нестабильное состояние, врачи попросили подержать меня двух крепких медбратов, чтобы вколоть успокоительное, и после дать отдохнуть. Затем были похороны, возвращение домой и одиночество, про длившееся почти три года. В тот день, бои с быками приостановили на сутки, а последующие корриды начинались с минуты молчания, посвящённые моему погибшему возлюбленному. Даже участники знаменитого забега на празднике Сан-Фермин в Памплоне надели чёрные повязки в честь погибшего тореро. И, пожалуй, именно с того самого дня, я ненавижу корриду. Моё сердце проткнул рог чёрного быка, и лишил отобрал жизнь у нас двоих. Это история открыла мне глаза на то, что некоторые традиции, особенно столь жестокие, кровавые и надругательские, должны исчезнуть и остаться просто строчкой в учебниках по истории, которые нерадивые ученики, просто пролистнут даже не удосужившись прочесть. Теперь родная страна, что так пропагандирующая бой с быками, что так трепетно относившееся к своей культуре и традициям, вдалбливающая в менталитет людей о ценности подобных событий стала для меня невыносима. Всё напоминало о Хуане — дома, арены, небо и солнце. Собственно, поэтому, я и решил уехать отсюда. Америка, жди меня с распростёртыми объятиями. Ты же страна возможностей, верно? Так склей моё сердце и верни к жизни. Я знаю, что справлюсь, переживу и отпущу, но не смогу забыть задорную светлую улыбку Хуана, что отражается в осколках моих чувств.