* * *
— Тоже мне, спортсменка великого тренера, — бурчит Дудаков, пропуская подопечную в номер отеля. Да, Женя была права, это отель. — Кто бы мог подумать, что ты умеешь опаздывать. — Вы ещё много чего обо мне не знаете, Сергей Викторович, — подмигивает одним глазом и оглядывается. Здесь красиво. Мужчина сто процентов отвалил нормальную сумму за такое добро, даже если оплатил только часовое нахождение. Номер состоит из просторного зала, в центре которого расположился длинный стеклянный стол, обвешанных картин на стенах и барной, тоже стеклянной, стойки. Вообщем-то, всё остальное было банальным. За исключением двери, ведущей на балкон. Казалось, она была сделана из настоящего золота. — Он не лучший собеседник, но тебе нужно с ним поговорить, — Сергей – мастер по странным речам, Женя уже убедилась. — Его зовут Виктор. Можешь обращаться на ты. — А ещё он не любит, — дверь балкона отворяется и на горизонте появляется статный на первый взгляд мужчина с хриплым голосом, — когда его представляют другие люди. Недоумение. — Сергей Викторович? — Всё нормально, Жень, — кивает. — Ничего не нормально, — закатывает глаза Виктор и указывает Жене на кресло. Она недоверчиво смотрит на него и решает продолжить стоять на месте. Ситуация не вызывает у неё никакого доверия, хотя рядом и находится человек, которого она знает чуть ли не всю жизнь. — Как хочешь. Виктор смотрит на Сергея. Второй взглядом ведёт с ним диалог и, кивнув, поворачивается к Жене. — Когда ты последний раз видела Этери Георгиевну? — Это Вы когда видели её последний раз? — хмурится. — Потому что если не сегодня в Хрустальном, она с Вас шкуру снимет. Виктор, присев в кресло, расхохотался. Очень искренне и по-детски. Увидев его, Женя и подумать не могла, что он умеет смеяться. Прям как Этери. Но, как оказалось, умеет. Это и Дудакова удивило, потому что он, подобно своей ученице, воззирается на товарища, прищурив свои маленькие глаза. — А она с характером, — отпивает глоток воды прямо из кувшина. — Она и правда снимет с тебя шкуру, Серёж. И я не удивлюсь, если это будет не шутка. Учитывая её.. Состояние. — Замолчи, — шпыняет его тренер, — Жень, ответь, пожалуйста, честно. Когда ты видела её? — Вчера. — Бинго. — Психотерапевт вскакивает, сделав попедный рывок. — Что и требовалось доказать. Ты, — указывает на Женю, — пройдём на балкон. Девушка смотрит на тренера, в сомнениях доверять ему или опасаться. Его глаза, полные мольбы, говорят: «Делай, что он просит». — Кто это? — Психотерапевт Этери, — этого хватает, чтобы ошеломленная Женя ринулась вслед на мужчиной. За последние сутки произошло слишком много. У брюнетки уже начинает ненароком побаливать голова. А мысли о сумасшествии Этери настигают все больше и больше. — Как ты думаешь, — смотря вдаль, куда-то за университет МГУ, начинает диалог Виктор, — зачем ей нужен психотерапевт? — Она ненормальная. Женя занимает похожую позицию, склонив корпус и облокотившись на балконные перила. — У неё биполярное расстройство. Женя будто пошатнуласть от удара. И лицо её болезненно исказилось. И плечи опустились, и осанка приняла сгорбленный вид. И всё её нутро шептало: «Не верь ему. Это неправда». — Нет у неё никакого расстройства, — встала поперёк, нахмурив брови. Не может быть такого. — Правда? — усмехается в своём прежнем стиле. Он уже раздражает. Жутко. — Тогда прочитай письмо. То, которое она отдала тебе в Будапеште. Оно ведь у тебя всегда с собой, верно? Виктор как в воду глядел. С момента их предпоследнего разговора, небольшой конверт постоянно был в поле зрения фигуристки. Изначально лежал на больничном комоде, затем дома на полке, а теперь у неё в сумке. Женя выбегает с балкона. Её трясёт. Точно в припадке. Она наконец поняла, о чем писал Достоевский, когда его персонажи находились в состоянии лихорадки. Девушка тормошит сумку в поиске конверта. Да, она безусловно помнила слова Этери, которые сейчас кажутся ещё большим безумием, чем тогда. Его зовут Виктор, он сообщит тебе, когда ты должна прочитать письмо. Всё сходится. Пока что все сходится. И Женю это пугает. Нашла. Одиночница распечатывает конверт, бросая бумагу прямо на пол, не заботясь о тех, кому это потом убирать, и принимается читать. — Прошло ровно девять месяцев с того момента, когда я видела тебя лично в последний раз, — Этери сидит в кабинете, в России; на ее плечах тёплый плед Дудакова. Она помнит с каким упоением мужчина рассказывал об этом пледе. «Этот плед волшебный, я тебе точно говорю. Я вижу под ним такие интересные сны!». Видимо, женщине он оказался нужнее. — Сегодня мне приснился кошмар, — почерк у неё убитый, раскидистый, лицо бледное, а под глазами синяки. — О том, что Земля сгорела и всё человечество умерло, а мы с тобой так и не поговорили.. — Этери известно, почему людям снятся кошмары. Её всегда интересовало человеческое сознание и на досуге она частенько почитывала толкования сновидений. Правда, сейчас от этого не легче. Понимает, что в данном случае явление кошмаров связано с психологической травмой – разлукой с Медведевой. — Последнее, о чём я подумала в своём сне, прежде чем погибнуть, – это то, что ты всё знала. Знала, что все люди задохнутся в дыме, и от Земли ничего не останется, но всё равно оставила меня здесь, — чувствует влагу в глазах, но не позволяет себе окончательно расклеиться. Лишь смотрит на бумагу, медленно моргает, мысленно передавая Жене «мне очень жаль, что я забрала у тебя и сон», и молчит, прижимая к себе колени сильнее. Этери вдруг выпутывает руку из пледа и начинает растирать переносицу. — Чёрт, мне не стоило говорить тебе это. Ты ведь не будешь беспокоиться? Не переживай за меня, это всего лишь сон, — она вновь закидывает шею и вымученно улыбается. Писать это письмо – пытка. — Буду верить в то, что у тебя хватает времени на сон и ты высыпаешься за нас двоих, — горько усмехается. — Ты написала мне письмо, теперь, как видишь, и я пишу тебе. Надеюсь, ты простишь меня за мою непунктуальность, ведь пишу я его с опозданием в несколько месяцев, — по щекам текут слезы, Этери поступает умно, когда отдаляет от себя бумагу подальше, чтобы солёная капля нечаянно не замарала её. — Ты писала мне, что «никогда не поздно» и я очень.. Очень на это надеюсь. Я больна, Жень. — К черту. К дьяволу это все. Этери так больше не может. Она откидывается на спинку стула, расстирая виски. — Биполярное расстройство. Жуткая вещь, которая порешала нашу с тобой судьбу, из-за которой тогда, в августе, я так и не ответила тебе, так и не дала знать о себе. Просто хочу, чтобы ты знала об этом, — как бы блондинка не старалась, слеза все равно упала на бумагу, оставив за собой след боли и печали навечно. Это похоже на клеймо. — Это не я тебя бросила. Я бы никогда не бросила тебя. Никогда. — У Этери больше нет сил это выносить. Она бросает ручку куда-то в сторону, запечатывает письмо в конверт, бросает его на шкаф, так и не решаясь отправить по адресу. —...Пиздец, — чертыхается, обводя голову рукой, а в мыслях только одно – Этери поцеловала не потому, что любит её, а потому что так решило биполярное расстройство. Девушка бросает письмо на стеклянный стол и возвращается обратно. Виктор по прежнему выбешивающе стоит, спокойно, так, будто бы все происходящее — обыденное дело. Наверное, для него так и есть. Мужчина протягивает девушке сигарету, затем и зажигалку. Женя принимает, замечая, как глаза слезятся и не слушают призыва держать себя в руках. Резкая правда всегда выводила Женю из колеи. — Я читала, что симптомы биполярного расстройства всегда очень стойкие и преследуют человека всю оставшуюся жизнь, — Женя сжимает пальцами зажигалку и не понимает, зачем ей это надо. Она давным-давно бросила курить из-за Этери и не думала снова начинать. — Они не дают нормально мыслить. — Где ты такое читала? — В интернете. Виктор бросает на неё нечитаемый взгляд, от которого вмиг становится не по себе, тушит недокуренную сигарету и, сделав пару шагов в сторону стола, присаживается на стул. — А с виду, вроде, неглупая. Да, Виктор та ещё заноза в заднице. Фигуристка начинает сомневаться в том, что ему с таким отношением к людям удалось спасти хоть кого-то. Он больше напоминает социопата и мизантропа, чем человека, когда-то давшего клятву Гиппократа. — Значит, всё это бред? — Бред – это то, что ты обобщаешь всех людей и их реакции, ссылаясь на информацию из интернета. — И что теперь с ней будет? — задаёт вопрос через несколько минут молчания на свой страх и риск. Женя уже давно так не боялась, причём сама не зная чего. — Это пройдёт. Женю немного отпускают переживания. Виктор явно знает, о чём говорит: если Этери ему открылась, то он наверняка успел её изучить и сделать какие-то выводы. И Сергей здесь, в соседней комнате. Он следит за каждым шагом коллеги, помогает ей с самого первого дня, не позволяя состоянию ухудшиться, прицельно бьёт по симптомам. — Но только если она ляжет в больницу, — продолжает на выдохе. — В дурку, хотите сказать? — делает долговременную затяжку на моменте самой глобальной проблемы и сама отвечает на свой же вопрос. — Она никогда туда не ляжет. — Для этого то ты нам и нужна, — тычет пальцем в девушку, сбрасывая пепел с сигареты. — Этери не должна знать, что ты знаешь. Осторожно, не торопясь, мы заставим её пройти курс лечения. — Вы хотите накачать её медикаментами и превратить в овощ, — яростно цедит, догадываясь к чему ведёт Виктор. — Нет. — Да. — Она нормальная. — Пытается убедить. — Я общалась с ней и.. Она адекватная. Жене не хочется верить в обратное. Видеть правду. Как только всё стало хорошо, как только сбылась её подростковая мечта, она узнала о том, что, возможно, совсем скоро лишится этого всего. — Ты думаешь, она переспала бы с тобой, будь в своём обычном здравии? — Она не спала со мной. — Но ведь к этому всё и идёт, верно? Жене нечего ответить на колкость. То-то же, психотерапевт. Знает на что давить и как заставить чувствовать себя полной идиоткой. Переспала. Сказал так, будто это обыденное дело. Пустяк. Для Жени это не так. Никогда не было так, потому что та, с кем она хотела переспать, об этом даже не задумывалась. — Это не Ваше дело, — стискивает зубы, смотря на Виктора, и еле сдерживается, чтобы не подскочить с места и не разбить пару вещей об его голову. — Почему это? — давит на неё мужчина. Ему искренне интересно: неужели Женя настолько зависима от своих чувств, что готова защищать человека, который когда-то вонзил ей нож в спину и вновь столкнул её, не умеющую плавать, с обрыва в воду. — Потому что ты любишь? — Потому что… — произнести это ещё сложнее, чем осознать. Теперь так всегда будет, верно? Это предельное натяжение нервов, нестерпимое жжение в груди. Эта мучительная, сводящая с ума дрожь. Это ведь никогда не пройдёт? Женя переводит взгляд на Виктора, безмолвно прося у него разрешение озвучить то, о чём он уже догадался, и, получив короткий кивок, продолжает, — потому что я не представляю своей жизни без неё.* * *
Когда Женя приехала в Хрустальный, потратив на путь больше двух часов, а именно когда узнала, что Этери уехала около получаса тому назад, пришлось проклясть себя раз десять, не меньше. А ещё пробки Москвы, Дудакова и Виктора. За что их? А кто знает. Просто потому что они открыли глаза на горькую правду. А мы всегда ненавидим тех, кто заставляет нас открыть глаза на что-то сверх неприятное. Женя бы отдала всё, лишь бы забыть. Лишь бы иметь возможность прикинуться дурочкой и сказать: «Я ничего не знаю». К счастью, Этери умная женщина и приобрела квартиру недалеко от работы. Для того, чтобы идти пешком это, конечно, далеко, но вот на машине — пять минут, не больше. И какое было счастье, когда она оказалось дома. Этери красивая. Женя, как бы не старалась, не может прекратить думать о том, что человек напротив – это воплощение всего самого прекрасного, что существует в этом мире. Да, возможно, она гиперболизирует из-за того, что по уши в неё влюблена, но это то, в чём она не сомневается. — Где ты была? — женщина едва заметно прищуривается. И Женя видит в этом прищуре что-то странное. Да, она, несомненно, видела его на протяжение многих лет, но теперь, когда узнала одну значимую подробность, этот прищур кажется маньяческим. Ненормальным. — У Криса, — эта отговорка работает всегда, — что делать будем? Желание Этери сжать ученицу в руках изо всех сил – ничто по сравнению с желанием Жени расстегнуть как можно больше пуговиц на её клетчатой рубашке, снять ту с плеч и добраться ладонями до её спины. — Кто ж нас знает, — говорит в губы блондинка. А после целует. У Жени, как и у любой другой спортсменки, стопроцентно здоровая дыхательная система, но даже она начинает задыхаться из-за движений Этери и чувствовать слабость во всём теле от их поцелуя. Руки тренера всё ещё блуждают по её шее, плечам и груди, они всё такие же горячие и всё так же обжигают кожу; ее губы уже не кажутся сладкими, как тогда, в парке под дождём. Теперь они кажутся опьяняющими. — Я ведь знаю тебя, Этери, — растягивает слова девушка, подцепляя её подбородок пальцами, но не отдаляясь. — В своей голове ты уже уложила меня на стол, нависла сверху и искусала мне все губы. Этери на мгновение замирает. — Неправда, — чуть слышно и неуверенно возражает она. Чистейшая правда. — Я и не думала о таком. — Очень жаль, — так же тихо звучит от чемпионки. Старшей нехорошо. На её рубашке ещё уйма застёгнутых пуговиц, из-за которых у Жени не получится прокрасться к спине, но ту это ничуть не останавливает: она нерасторопно тянет ткань вниз, от чего рвутся и скрипят нитки. — А ты против? — самый бесполезный на этом свете вопрос. Женя, не отводя от неё взгляд, улыбается. И оторвавшись всё-таки от плеч наставницы, берёт её лицо в ладони. — Я вся твоя, — выглядит такой спокойной и счастливой, когда произносит эту фразу, что брюнетка, не разрывающая зрительный контакт, оказывается не в состоянии ни моргнуть, ни набрать воздуха в лёгкие. — На целую ночь, — добавляет практически беззвучно. — А если я, предположим, — одиночница едва заметно прищуривается, —предложу тебе этой ночью… — поджимает губы, не зная, как о таком спросить, чтобы не прозвучало пошло, — зайти далеко? Этери, чуть вскинув подбородок, смотрит на неё вопросительно. — Насколько далеко? Женя уже и забыла о том, что говорил Виктор. О совете, который он дал ей напоследок. Не позволяй этому случиться. Она воспользуется тобой, а страдать будешь ты. Но Жене плевать. Она хочет Этери. Сейчас и всегда. — Настолько, насколько это возможно, — интонация у неё нерешительная. Несколько секунд Женя молчит, смотря на блондинку с серьёзностью. — Если ты к этому готова, то я тебя сегодня ни на секунду не отпущу. — Этери, не сводящая с неё глаз, молчит, что-то выжидает, хочет спросить, но не осмеливается. — У тебя уже было? — Нет. Этери в замешательстве. Это видно и внешне, и в действиях. Она сама не замечает, как рука, до того лежавшая на жениной спине, опустилась куда-то вниз, а лицо её приняло вид самого глупого человека на этой планете. — А как же Миша? — Женя не хочет думать о том, каким образом она узнала о её парне. Сейчас это неважно. — Наверное, было бы проще, если бы я убедила себя в том, что потеряла тебя навсегда, и начала трахать всё, что движется, лишь бы только забыть о тебе, — она соскальзывает руками вниз и принимается застёгивать пуговицы на рубашке Этери, которые сама же недавно расстегнула, — но я не смогла, — старшая слушает очень внимательно и боится пошевелиться; у неё с трудом получается поверить в то, что у Жени так и не вышло отпустить мысли о ней. Даже на время. Даже для того, чтобы элементарно сбросить напряжение. — Мы с Мишей давно могли переспать. Разбудить соседей стонами, довести друг друга до разрядки и размышлять о случившемся всю оставшуюся ночь. Но мы оба понимали, что для меня, в отличие от него, это ничего не будет значить. Я бы просто периодически использовала его и играла с его чувствами ради собственного удовлетворения. Без какого-либо влечения к нему, — закончив с пуговицами на рубашке Этери, она опускает руки вниз и накрывает её ладони своими. — Какой в этом смысл, если, закрывая глаза, я всё равно представляла бы на его месте другого человека? — у Этери от этих слов и правдивого взгляда подкашиваются колени, но Женя, слава богу, придерживает её своими бёдрами, не давая упасть, и не разнимает их рук. — Я хотела и хочу до сих пор только тебя, Этери, — шепчет, не отрывая от блондинки взгляд. И, переплетая с ней пальцы, медленно приближается к губам. Если бы спортсменка расцепила сейчас их ладони, если бы у Этери только была возможность распустить свои руки и провернуть то, что ей хочется, то ремень с брюк девушки уже летел бы на пол, а Женя, как она сама и предполагала, лежала бы на столе под ней, нависшей сверху и терзающей её губы. Стремление Этери утопить Женю в страсти оборачивается против неё: она теряет концентрацию и бдительность. Жене, догадавшейся об этом, не требуется много сил, чтобы поменяться местами, прижать её к стене в неосвещённом коридоре и изменить правила игры на свои, победно улыбнувшись в поцелуй. Этери не сопротивляется. Она отпускает ладони брюнетки, которыми та сразу же принимается на ощупь изучать её пресс, грудь, шею, и бесцеремонно вытаскивает заправленную в брюки рубашку, добираясь до самой чувствительной зоны на теле – спины. Женя из-за этого едва не теряет собственную бдительность: ей приходится вынужденно отстраниться, чтобы набрать воздуха в лёгкие и успокоиться. — Как перестать думать о том, — начинает одиночница, часто дыша и облизывая губы, — что это происходит только из-за того, что ты сумасшед...? — Никак, — обрывает Этери, оставляя следы от ногтей на ее спине, и нежно кусает за подбородок, когда та запрокидывает голову назад. — Не думай об этом. Только не сейчас. Этери об этом точно не думает. Притворяться, что ее совсем не смущает то, что она стоит посреди тёмного коридора с задранной рубашкой, нелегко. Делать вид, что её это не возбуждает, – тем более. Но Женя выносит всё героически. — Ты… — кое-как справившись с собой, младшая выпрямляет шею и расфокусированно смотрит в глаза напротив, — ты ведь совсем скоро, когда это пройдёт, пошлёшь меня? — А ты? — останавливает свои руки в районе жениных лопаток. — Не у меня биполярное расстройство. — Может и пошлю, — целует шею, — но это точно будет не то, что мне бы хотелось. Прямо сейчас, в этой квартире Этери раздевает свою подопечную. Не торопясь, с наслаждением, будто бы специально растягивая момент. У обеих из-за мыслей об этом опять становится жарко и душно; у них колотится сердце от понимания того, что они уже близки к самому интимному моменту в их жизни, что совсем скоро они откроются друг перед другом, доверятся друг другу, растворятся друг в друге. Этери до ужаса боится сделать что-то не так. Как не причинить Жене боль? Как оправдать её ожидания насчет первого раза? Как избежать последствий? — Этери, — тон становится неуверенным. Она колеблется между тем, чтобы сказать правду, и тем, чтобы не поднимать панику раньше времени. — Мне немного страшно. Та, заглядывая в её глаза, застывает на месте. — Чего ты боишься? — голос у Тутберидзе тоже стихает. — Что тебе не понравится.. — задумывается и добавляет, не веря своим словам, — наверное. Этери ничего не отвечает. Сначала она долго смотрит на неё, выглядя при этом так, словно не понимает и не пытается понять то, что девушка имеет в виду, потом, вновь склонив голову, медленно снимает с неё майку, игнорируя тот факт, что Женя смотрит в упор и ждёт, пока она хоть как-то отреагирует на её слова, и неустанно молчит. — Ты не могла бы сказать что-нибудь умное? — Этери плавно снимает рубашку со своих плеч и пристально рассматривает фигуристку. — Я хочу забыть о той глупости, которую ты только что сказала. Женя не сдерживает лёгкой улыбки. Страх постепенно отпускает. Когда Этери падает на кровать и подаётся вперёд, подхватывая брюнетку за талию и нависая сверху, целует не давая и секунды на передышку, Женя силится не заворчать, что подобные действия, вообще-то, незаконны (так же, как и эти сильные руки и крепкие бёдра). Младшая ориентируется достаточно быстро: ищет на ощупь резинку нижнего белья тренера, пытаясь стащить с неё белье, безостановочно терзает её губы, не вразумляя, как вынесет то, что произойдёт дальше, и тихо и беззащитно всхлипывает, когда Этери плотно смыкает пальцы на её ягодицах и делает пару движений рукой: это, между прочим, тоже незаконно. Этери очень совестно, и она понятия не имеет, как избавиться от этого чувства. Оно не проходит даже тогда, когда Женя тоже остаётся перед ней голой, когда она шумно тянет носом воздух, пока женщина скребётся ногтями по низу её живота. И когда она несдержанно вздыхает, отпуская губы и зажмуриваясь, потому что Этери неожиданно для себя решает, что это самый странный и наряду самый яркий день в её жизни. Ей вдруг становится страшно за Женю. Это её первый раз и самый главный страх блондинки — причинить ей вред. Фигуристке ещё страшнее. И в высшей степени стыдно. По ней этого, конечно, не скажешь: лёжа на спине и устремив напуганный взгляд в потолок, она выглядит, скорее, как дезориентированный из-за своего возбуждения человек, ни на толику не сомневающийся в своей готовности к следующему шагу. Однако внутри себя она практически паникует. Холодные пальцы Тутберидзе наконец скользят по животу брюнетки, отстукивая какой-то незамысловатый ритм. Женя облизывает губы, когда они прикасаются к промежности, обволакивающими движениями поглаживают, норовя довести девушку до разрядки, толком ничего не делая. — Всё в порядке, — Этери смотрит на подопечную, которая прямо сейчас, в эту самую минуту, заставляет заикаться своим прекрасным телом, и смотрит в глаза. — Мне хорошо с тобой, — говорит, будто бы считает это единственным важным фактом. — Ты вся горишь. Верно, Женя горит. Из-за неё, Этери, которая не перестаёт прислоняться своим горячим телом, раздвигать внутри неё пальцы и сводить с ума своей заботой и чуткостью. Женя не так себе всё представляла. Её фантазия рисовала то, как их обеих накрывает страстью, как они набрасываются друг на друга, неспособные держать себя в руках (особенно Женя), и забывают о каких-либо правилах, о совести, о том, как и чем эта ночь закончится. А на деле начала плавиться ещё в тот момент, когда Этери озвучила «А кто ж нас знает?». Но улыбка женщины, опытная, знающая, точно говорит: «Всё ещё будет». Когда женщина, следя за каждой эмоцией на лице младшей, каждой реакцией, проталкивается в неё и останавливается, Женя не чувствует адскую боль. Тянущие ощущения, конечно, присутствуют, но благодаря долгой подготовке они более чем терпимые и даже.. Приятные? Когда Этери, падая лбом в плечо одиночницы, входит до конца и, не дожидаясь, пока та привыкнет, начинает в ней двигаться, Женя запутывается бесповоротно. Более того, она умудряется словить кайф и приглушенно застонать из-за того, как поразительно точно наставница находит нужный темп. Старшей тоже хорошо: спортсменка понимает это по поцелую, который та периодически разрывает. Этери не стонет и не рычит, зато дышит часто и сорванно, будто из-за того, что между ними происходит, её накрывает по полной программе. Будто она близка к оргазму, но не может или не хочет его получить. Женя из-за этого чувствует прикосновения чрезмерно остро: она чувствительнее реагирует на то, как Этери скользит свободной рукой по её груди, как двигает своими шикарными бёдрами, меняя амплитуду толчков на короткую, а темп – на более быстрый, как она оставляет засосы на шее, не думая над тем, что об этом скажут люди. Девушке уже плевать на то, кто и что скажет. Она будет не против, если Этери заклеймит поцелуями каждый сантиметр её тела. Этери нет дела до неудобной позы, в которой находится. Пусть она сегодня сорвёт спину, пусть у неё разболятся мышцы, пусть онемеют от поцелуев губы, она готова вынести всё. Лишь бы эта ночь, в которой они только вдвоём, подольше не заканчивалась. После того, как женщина становится немножко грубой и сама протяжно стонет в губы, чемпионку прошибает дрожью по всему телу. Она только и делает, что мечется, запертая внутри себя, шепчущая, словно в бреду, имя Этери, захлёбывается новыми чувствами, которых никогда прежде не испытывала, и провально пытается запомнить хоть что-то, хотя бы звук их соприкасающихся тел и запах, стоящий в комнате, но мозг словно отключается и упорно отказывается сотрудничать. Женя по-хозяйки, как тогда, в 2017 году, на соревнованиях, заносит пальцы в волосы Этери и прижимает к себе. Блондинка кладёт свой лоб на её, чувствуя на себе рваные вздохи через рот и целуя фигуристку в верхнюю губу. Этери определяет тот момент, когда Женя начинает соображать, и целует её. Мягко, со всей только нежностью, которая существует в её сердце. — Подожди, — младшая останавливает, упираясь руками в грудь. — Этери, — та, замерев на месте, ждёт, пока девушка объяснит, в чём дело, — что будет завтра? Когда они проснутся вдвоём. Когда поймут, что так и не оделись после случившегося. — Давай о завтра мы подумаем завтра, — неопределённо говорит женщина, задумываясь о другом. О том, что у Жени это в первый раз. — Как ты? — Как человек, которого трахнула женщина с биполярным расстройством, — улыбается. Кажется, она романтизирует эту болезнь. Женя ничего не знает. Пока не знает. Не знает сколько придётся вынести из-за этого и сколько боли это принесёт. — Нет у меня никакого расстройства. И Женя, как ни странно, верит. А как не поверить человеку, которого любишь всем сердцем? Который лежит с тобой, голый, в одной кровати? Ради которого ты буквально готова на все и которым слишком сильно дорожишь? Женя смотрит на мир сквозь призму розовых очков, не хочет верить в сложную, порой очень неприятную правду. Ведь так легче. Легче. До поры до времени. И она рада, что в своих же грезах, берегла этот момент, что её «первый раз» не будет отдавать привкусом невзаимной любви. Этот «первый раз» Женя будет вспоминать по-разному, в зависимости от времени. Порой ей будет казаться, что это самая главная ошибка в жизни, порой, совсем наоборот, лучшее событие. Фигуристка льнёт к груди Тутберидзе. Прежнее ощущение, что женщина оттолкнет, скажет что-то в своём стиле, наругает или выкинет из кабинета, а в данном случае с кровати, никуда не исчезает. Но нет. Этери охватывает её плечи, разрешая удобно расположиться на себе, прикрывает глаза и засыпает, периодически просыпаясь от жениных разговорах во сне. Да, оказывается, она болтает, как ребёнок, когда спит. То о её любимых хинкалях, то, как смогла распознать тренер, о детских играх в коридоре Хрустального. Этери ещё многое придётся узнать о Жене.