Любовь по настроению

Этери на кухне. Это Женя поняла по звукам, доносящимся сквозь приоткрытую дверь в просторную комнату. Они её и разбудили. Женщина то разговаривала по телефону, рьяно и очень экспрессивно обсуждая какую-то мысль, то несколько раз роняла, видимо, кастрюлю на пол. Вот оно какое, утро после секса. Замотанное. Точно. Необычное? Может быть, но совсем немного. В теле небольшая приятная слабость, какая появляется после тренировки или банальной пробежки. Мышцы не забиты, а совсем наоборот. Хорошо дышится и мир кажется таким прекрасным, что не обращаешь внимание на двадцать три сообщения своего всё ещё парня, которого игнорировала последние два-три дня. С момента, как пригласила его в кино, а сама, не дождавшись, «умотала» гулять с тренером, что довело до ситуации SOS. Женя не хотела говорить с Мишей. Просто напросто не смогла бы. Он такой хороший, ласковый и заботливый, так сильно любит ее, что сообщить о предательстве по отношению к нему — настоящее преступление. Девушке дороги его чувства, как дорог он сам. Парень не заслужил такого отношения к себе после всего того, что между ними было. И Женя знает, что Миша не будет проклинать, кричать, держать злобу на неё. Все будет с точностью наоборот. Он скажет «спасибо» за проведённое время, попросит не прекращать на этом общение и поддерживать хотя бы дружбу. А Женя откажет. Понимает ведь, как горько это будет для него. Миша заслужил разговор. Не по телефону, личный. Спортсменка знает, что это будет нелегко, но все же печатает небольшое, но информативное сообщение. Ж: Встретимся сегодня, в *** в 13:00. Еще раз взглянув на часы и убедившись, что везде успеет, Женя нехотя поднимается с постели, проходя на кухню и замирая от вида, который предстал перед ней. Этери, в нижнем белье и ничего больше, копошится над кастрюлей. По запаху фигуристка быстро догадывается, что это пельмени. Было несложно, потому что Женя прекрасно знает, что готовить — не отличительная черта блондинки. Но пельмени не могут долго задерживаться в голове младшей, когда она видит это тело, вспоминая, как вчера, лёжа под ним с покрасневшими от смущения щеками, ощущала, что находится в надёжных руках, и что человек, которому она открывается, знает, что нужно делать. — Ты проснулась? — оглядываясь через плечо, Этери воззирается на давно потерявшую строгость ученицу и улыбается эффекту, который производит на неё. — Вот и хорошо. Сваришь нам пельмени. Женя без лишних слов подходит ближе, вытягивая руки в движении, а затем опускает их на малознакомую, но уже известную ей талию. — Тебе холодно? — вдруг шепчет брюнетка. Тутберидзе различает в её интонации беспокойство. — Ты шутишь? — мычит она, пытаясь перевести дыхание. Женя по-прежнему не даёт ей чувствовать себя спокойно. — Я серьёзно, — голос у той звучит строго. — Ты опять дрожишь, — она плавно ведёт ладонью вниз, по лопаткам, линии позвоночника, и останавливает её на пояснице, от чего Этери, которую и правда потряхивает от интимности момента, будто бы прошибает током. — Почему ты всё время дрожишь? Вопрос риторический, и Жене не нужны объяснения этому состоянию, но женщина всё равно целует с неприсущей ей нетерпеливостью и жадностью, наглядно показывая, что послужило поводом этой дрожи. — Я в душ, — разрывает кроткий поцелуй, оставляя девушку в голодом по ней состоянию, и скрывается за дверью в ванну. А Женя, как и приказала наставница, начинает следить за пельменями, отмечая, что около плиты лежит приправа для салата и что она, по всей видимости, была добавлена в кастрюлю с пельменями. Звук разбившегося стекла донесся взрывом до барабанной перепонки одиночницы. Этери. Женя быстро преодолевает расстояние до ванной комнаты, распахивает дверь, благодаря всех богов за то, что кудрявая ещё не успела закрыться. Этери, согнув ноги в коленях, стоит также в нижнем белье, с зубной щёткой в руках (первое, что попалось ей под руку), направленной указателем на Женю, словно хочет прямо сейчас вонзить эту самую щётку ей в сердце. Взгляд яростный, брюнетке становится не по себе, когда зрачки Этери расширяются, бегают туда-сюда, смотря то на осколки, разбросанные по полу, то на ошарашенную Женю. Рот блондинки искажается в немом крике. Спортсменка никогда прежде не видела и не ощущала такого страха; та паника, которая за одну секунду захватила Этери, будто передалась и ей воздушно-капельным путём и поразила каждую клетку и без того шаткой нервной системы. Женщина беззвучно кричала, резко мотала головой, скреблась ногтями о стены, что-то мычала сквозь слёзы. По-настоящему сумасшедшее зрелище. Сказал бы кто Жене как поступить и что делать, но она не знает. Ровным счётом ничего. Предпринимает попытку приблизиться к тренеру, но та, выдвинув зубную щётку вперёд, размахивает ей в целях защититься от кого-то, кто предстал перед ней вместо Жени. — Этери, — пытается контролировать свой голос, скрыть в нем страх, но по правде говоря, получается плохо. — Этери, пожалуйста. Но она не слушает. Отступает назад, когда девушке все же удаётся подобраться ближе, вбивается почти в стену, когда Женя протягивает к ней руку и часто дышит через рот. — Этери, это я.. Женя. — Стоит на месте. Этери моргает глазами пару секунд и бросает в неё щётку с такой силой, что она, попав концом прямо в бровь, рассекает её. — Блять. Больше неожиданно, чем больно. Чемпионка преподносит ладонь к брови, отмечая, что крови немного, но она уже отпечатывается красным пятном на нескольких пальцах. Нужно что-то делать. Этери однозначно не в себе и ей сейчас требуется больше внимания, чем небольшой травме Жени. — Ты у себя дома, в квартире, — начинает издалека, наблюдая за реакцией тренера. Та часто дышит и паникует из-за отсутствия защиты. Она боится. Только кого? Или чего? — Здесь никого нет, видишь? Оглянись. Это ванна. Обычная ванна, — Жене очень хочется верить, что более осознанный взгляд Этери – не её фантазия. — Можно я подойду? Женщина резво кивает два раза, складывает руки на груди, точно очень-очень замёрзла, и спускается на пол по стене, дрожа уже не от нахождения рядом с Медведевой, а от своего приступа. От видения, о котором ей ещё предстоит рассказать. Женя осторожно подходит, медленно садится на корточки, боясь снова охватить от тренера, и, понимая, что весь этот ужас наконец закончился, резко обнимает Этери, утыкаясь носом в шею. Девушка от чего-то начинает плакать. Впервые за долгое время. Картинка перед глазами расплывается от слез, она уже ни о чем не думает, кроме как о случившемся. Всё это действует на Женю непостижимо. И она не знает, как будет справляться с этим и дальше. — Прости, — ни одна, ни другая не знали, какое время просидели в тишине под всхлипы Медведевой, пока Этери не «очнулась». Тутберидзе трясущимися руками перехватывает руки подопечной, преподнося их к губам и целуя в знак извинений. — Жень, прости, — и у самой слезы на глазах. Одиночница, не в силах говорить, кивает головой и поддаётся объятиям. Именно они, эти родные объятия, способны вылечить и успокоить. Спасти и уберечь. Женя не может оставить её одну и уехать на встречу к Мише. Просто не может. Пока Этери в таком состоянии — не может. Девушка уже уложила её на кровать, принесла воды, даже нашла какие-то таблетки, но женщина категорически отказалась их пить. Тогда то Женя и поняла, что эти таблетки — щит от биполярного расстройства. Расспрашивать Этери сейчас — бесполезное дело. Она валяется, отвернувшись от мира всего, думая о своём, а может и вовсе не думая. Спустя полчаса раздаётся долгожданный стук в дверь. Виктор и Сергей. — Она пошла в душ, просто пошла в душ, а потом… — Женя оглядывается на Виктора, который молча держит путь в комнату пациентки, и рвётся вслед за ним. — Я ничего не… — Меня больше интересует, — останавливается у двери в комнату Этери, — как ты оказалась здесь, почему у тебя разбита бровь, хотя я догадываюсь, и откуда взялся засос на твоей шее. При этом я очень хорошо помню, что просил тебя держаться в этом смысле от Этери подальше. Брюнетка от неожиданности вздрагивает и останавливается на месте, когда он все же входит в комнату. Виктора тяжело вывести из себя, он никогда не кричит и ни на кого не срывается, но сейчас он выглядел так, будто ещё один шаг, Жень, и мы будем по-другому решать вопрос с твоим характером. — Вы всё прекрасно поняли, Сергей Викторович, — начинает спортсменка, не собираясь рассказывать то, что произошло сегодняшней ночью. — Я ничего и не говорил. Верно. Мужчина молчал. Но его взгляд был более многословен. Он осуждал. И не потому что стало ясно, что его ученица переспала с его начальницей. А потому что Женя, наперекор словам врача-психотерапевта, сделала по-своему. — Это просто абсурд.. — горько усмехается Медведева, задирая лицо к потолку. — Биполярное расстройство не может быть абсурдом. — И что это было? — слезы снова подкрадываются, медленно и неспеша. — Я уверена, что она видела то, чего не было на самом деле. Но у неё, мать вашу, биполярное расстройство, а не шизофрения. — Виктор разберётся. Виктор разберётся. А пока Сергею с Женей приходится только выжидать это мучительное время, пока те пытаются провести свой сеанс. Девушку несильно потряхивало, в горле стоял ком, такой, какой сопровождал её на экзамене по биологии. И который она, через боль и слезы, сдала. — Не надо так относиться к Виктору, — ненастойчиво просит блондин. Даже, скорее, советует. — Вы это к чему? — Он, может быть, и не самый лучший собеседник, но он единственный психотерапевт, которому Этери смогла открыться. Звучит максимально фантастически и неправдоподобно. Этери не открывалась никогда и никому. Клиники и больницы, в которых работали психиатры и психотерапевты, обходила за километр, встретившись с таким врачом лицом к лицу, молча показывала всё своё отвращение. — И что с ней теперь будет? — Это пройдёт, — доносится из-за спины голос Виктора, заставивший своим неожиданным появлением повернуть на него головы. Он подходит к окну, открывает форточку и, достав из пачки, валяющейся на подоконнике, сигарету, зажимает её губами. Женю бесит Виктор. Видит бог, он бесит её так сильно, что Женя не задумываясь врезала бы ему в этот самый момент. Совершенно необъяснимое чувство неприязни. Чемпионка впервые такое испытывает. Впервые триггером к ярости выступает не звук, не запах, не чувство, а человек. — Останься с ней на день, — добавляет Виктор, чиркая зажигалкой и делая первую глубокую затяжку. — Она уснула? — уточняет на всякий случай Женя. — Я не к тебе обращался. — Может быть, было бы лучше, если бы к ней пошла Женя? — Сергей не верит, что произносит это, но Женя для Этери самый близкий человек и всегда им будет, а для него в приоритете чувства и спокойствие блондинки, а не свои собственные. — Она попросила, чтобы с ней побыл ты. Жене снова больно. У этой боли вообще есть какой-то лимит, или она способна литься вечно? Кажется, в её жизни только второй вариант является единственным верным. — Извини. Она так захотела, — Виктор, пряча взгляд от спортсменки, встаёт из-за стола и, кое-как подавив в себе непреодолимое желание извиниться во второй раз, уходит в другую комнату. Обидно. Когда Сергей скрывается в коридоре, Женя, подавленная донельзя, находит Виктора на балконе. Банальное место для их встреч. — Что она видела? Ответа не поступает. Психотерапевт так и продолжает стоять без эмоций на лице и со своим коронным пустым взглядом. — Кого. — Исправляет тем же невозмутимым тоном и смотрит в глаза уверенно. — Отца. Женя ничего о нем не знала. Только Этери Петровну, мать своего тренера. Хорошая была женщина, добрая и искренняя. Женя это точно помнила. И то, как она, улыбаясь, поздравляла после прокатов, и то, как успокаивала, сидя в раздевалке, когда присутствовала на тренировках. Но об отце не знала ничего. Он был мистером икс. Этери никогда о нем не заговаривала и, вообще, избегала этой темы всегда, когда кто-то косвенно касался её. — Представь себя на её месте, я опишу ситуацию, — продолжает Виктор. — Вас пятеро детей, ты самая младшая. Очень любишь отца, видишь в нем авторитет и мужчину всей твоей мечты. Он сильный и храбрый, высокий и красивый, просто мечта. И мама счастлива, и брат с сёстрами рядом. — Затягивается в последний раз и тушит сигарету, выпуская густой дым через разомкнутые губы. — А теперь представь, что однажды отец пришёл с работы, всё вроде как всегда, поужинал и лёг спать. Но ночью ты просыпаешься от звука выстрела, свет в комнате быстро включается, одна из сестёр тоже не спит и вы вместе, держась за руки, выходите в коридор, чтобы понять в чем дело, — Женя щурится, боясь заключения всей этой истории, не встревает. — И вот вы вышли, остальные дети тоже стоят в дверях своих комнат. Вас пятеро и вы смотрите на то, как мать с закрытыми глазами стоит на коленях, а отец над ней, с пистолетом в руке, целится прямо ей в голову. Ты бросаешь взгляд на простреленный пол и начинаешь плакать. Нет, не плакать. Рыдать. А отец и не.. — Хватит. — Стоп. Женя застывает на месте, прекратив моргать. Неужели ей пришлось всё это пережить? Слезы застыли в глазах девушки. — А после его смерти ты узнаешь, что болезнь передалась и тебе. — Говорит в заключение, решив не пытать фигуристку подробностями о детских травмах Тутберидзе. Женя громко выдыхает, начиная растирать ладонями лицо, достаёт из пачки психотерапевта сигарету и, зажав её губами, чиркает зажигалкой. Новая информация многое объясняет. Но теперь всё стало ещё сложнее. Ещё больнее. Женю тошнит. Ей противна сама мысль о том, что Этери может поступить также. Она только выбросила из головы образ отца блондинки с пистолетом в протянутой руке и звук выстрела, а сейчас эти воспоминания возвращаются и заставляют испытать случившееся вновь. И Женя не представляет, как такое можно было пережить. Если она не может перестать возобновлять в своей голове эту картинку, каково тогда Этери? Воздух начинает казаться отравленным. Виктор прикрывает глаза, сморщив лоб, опускает голову и сжимает челюсти, что есть силы. Ему тоже тяжело, как бы он не скрывал это внешне. — Жень… — сочувственным голосом зовёт мужчина и робко делает шаг к ней навстречу. Не надо, отвечает та про себя, один раз мотнув головой. Она заторможенно отворачивается от Виктора, толкая от себя дверь, и молча уходит из квартиры, находясь в какой-то прострации, практически сразу исчезает в маленьком узком лифте, прибывшем на первый этаж за несколько секунд, которые промчались совершенно незаметно. Больно. Зверски.