Спецоперация

— Дань, нам надо провести спецоперацию. Был исход длинного тяжелого дня. На связь не вышли еще несколько человек. Те, что пропали ранее, тоже не объявлялись… Причем с обеих сторон. Оставалось только принять. И помолиться. По пути домой она заезала к Матронушке. И долго ее молила о благословении. Принять в рай души усопших, помочь душам борящимся. И даровать спасение душам невинным. Близким. Родным. Покрыть своею ласкою ее план. А сейчас она сидела дома, на теплом полу, оперевшись спиной о кресло. На котором полулежал Даня. На каждом ее плече возлежали его орудия труда. Она смотрела куда-то вдаль и автоматически массажировала его усталые стопы. Охлаждающий гель, масло чайного дерева и аккупунктурный массаж с разгоном крови и лимфы стартовал. Старая травма, то ужасное падение на соревнованиях, с каждым годом напоминало о себе больше и больше. Пришло все к тому, что на нервной почве начались судороги и онемение конечностей ночью. Он переставал чувствовать свои ноги. Он переставал чувствовать почву под ними. Да у них у всех сейчас, по большому счету, горит земля под ногами. У них иносказательно. А у него — и чуткого мальчика с подвижной психикой, психосоматика спелась со старой травмой и стала все реализовывать в прямом смысле слова. Все началось тогда, когда она ночью проснулась от грохота. Включив свет на полу она увидела валяющегося любимого, который пытался, но не мог подняться. Он так и объяснил — захотел в туалет ночью, свесил ноги с кровати хотел встать и провалился. Ног, как будто нет. Он их не чувствовал. Тогда она долгие предрассветные часы, молча, сосредоточенно сидела и массажировала его. Колола иголкой. Растирала руками с маслом. Работала, работала, работала пока чувствительность не начала возвращаться. Вначале дикой болью судорог, а потом вполне рабочей функцией нижних конечностей. Они тогда не задали друг другу ни одного вопроса. Но вопросы висели в воздухе. И были заданы потом. — А если я вдруг не смогу ходить? Что… — Будешь бегать. Шутя отвертелась Этери в стиле Марии-Антуанетты, когда ту спросили, знает ли она, что у людей нет хлеба, она ответила — пусть едят пирожные. — Эт, я серьезно. А если я стану инвалидом. Что тогда? Ты меня бросишь? — Нет. Вполне серьезно ответила женщина. — Я тебя посажу в коляску и буду пускать с самой крутой горки вниз. Чтоб я пропустила то, как ты будешь орать со страху? Поэтому нет, никогда не брошу. И очень серьезно поцеловала его. Он все понял. Но с тех пор массажи, растирания стали для них неким магическим ритуалом. Он мог бы и сам это все делать. Но…она не давала. Это была ее медитация. И его тоже. Редко какое удовольствие сравнится с тем, когда любимые руки любимой женщины тебя ласкают. И сегодня во время традионной вечерней медитации она решила ему озвучить свой план. — Дань, нам надо провести спецоперацию. — Ты решила вторгнуться к конкуренту и деплющизировать Академию Ангелов? — Вот дурак, — хохотнула она, прицелившись острым локотком в живот, — нет конечно. И продолжила уже серьезно. — Нам нужен Дуд. Он напрягся. Она его погладила от коленки до самых кончиков пальчиков, расслабься. — Расслабься. Дань. Он должен уехать с нами. — Он не поедет. Я уже с ним говорил. Конечно не напрямую. Но… он даже ждет, когда останется один. И я его понимаю — И я его тоже понимаю. Зачем ему уезжать — тут у него все три семьи. Они знатно проржались над султанизмом их скромного товарища. — Ну допустим только две. — возразил Даня, — Старшенькая его уже давно за другую федерацию выступает. А семьей он считает только своих детей. — Ну если так смотреть, то самый старший тоже, уже как бы и не здесь. — Это да. Поэтому остается одна. Маленькая. А к ней он привязан. И не уедет. А еще у него перспектива остаться одному на хозяйстве. Главным. Он это тоже понимает. — Нихера он, Даня, не понимает. Не будет нас, всех нас, больших, триединых, крепких, с большой поддержкой, никому он нужен не будет. Как не был нужен тогда, в 90е, в нулевые. Не понимает, что если он останется здесь пойдет на мясо. Как и все. Строем. И мы без него будем не мы. Он нам нужен там. Для работы. — Но ты же его силой не увезешь. — Увезу. Только другой силой. Своей женской. Человек, который не пойдет за деньгами, карьерой, детьми, пойдет за мечтой. За многолетней мечтой. Если она вдруг начнет сбываться. Даня все понял. Не дурак. И о мечтах Дудакова знал, как никто другой. Он ними даже однажды поделился, когда они сильно напились. Даня тогда был в таком афуе от откровений друга, что перестал замечать все вокруг, да настолько, что чуть Аленку маньяку не прошляпили. Выгребли потом от Серегиной многолетней, настоявшейся, как коньяк ХО, мечты оба. И по делу. — Только не говори, что ты спрашиваешь сейчас моего разрешения. — Нет, Дань. Я не советуюсь с тобой. И не спрашиваю разрешения. Я озвучиваю тебе свой план. — Этери! Но это же дикость какая-то рассказывать мне, что собираешься переспать с Дудом. — Надеюсь, до этого не дойдет. Очень размеренно и спокойно сказала она. Он хотел вырваться, она его схватила и крепко сжала руками. Железная хватка у танцоров остается на всю жизнь. — Это дикость Даня. Я с тобой согласна. Как и все, что вокруг происходит. Но мы должны сохранить нас любым путем. И нас троих за бортиком и нас двоих в семье. И мы, и ты и я, если потребуется, сделаем все, что нужно. Дань. Это спецопреация. Могут быть и жертвы. Прошу, пойми меня. И прими мое решение. Я не хочу потерять троих, ради сохранения двоих. Но и, не дай, разрушить нас двоих, сохраняя наше рабочее трио. Она на контрасте со своим тихим, размеренным диалогом, резко сорвалась с места и замерла на нем сверху. Целовала нежно, глубоко, крепко. И настолько любимо, чтоб усомниться в ее чувствах было невозможно. — Я тебе клянусь, я сделаю, все, чтоб сохранить всех. Помоги мне.