Прислуга

– … и как же трудно не задохнуться от счастья, когда вы сливаетесь воедино. Как будто с каждым вдохом грудь распирает от чувства, которое я даже не могу выразить словами. Какое-то тихое радостное волнение… Но реальная проблема начинается потом. Когда приходит время расставаться и хочется удавиться от тоски. В это солнечное воскресенье Сэнди тенью ходила за ним по дому, пока он, выполняя свою работу, перемещался из одной комнаты в другую. Фрэнк не имел ничего против компании. Все, что помогало сохранять безопасную дистанцию и не творить глупостей, только играло ему на руку. Вот бы еще она подбирала слова так, чтобы его воспаленный мозг не регистрировал их под нужным ему углом. – Сливаетесь воедино? – не удержался и переспросил он. Что-то словно дотронулось до его шеи сзади. Обнаженную кожу между воротом свитера и линией роста волос окатило теплом. Прекрасно понимая, что воображает – касание; взгляд, ощущаемый отчетливее, чем любое прикосновение – он все равно обернулся. Совсем немного, будто бы больше пытаясь прислушаться, чем посмотреть. Джерард по-прежнему сидел за столом и чем-то сосредоточенно занимался по работе. Фрэнк перевел взгляд на окно. Должно быть, солнечный блик скользнул меж голых, но широких ветвей. – Просто… это не первое мое путешествие, но именно из-за этой поездки у меня реально жизнь на до и после разделилась. Как будто мне всегда чего-то не хватало, а теперь я это что-то обрела и ношу внутри себя повсюду. И даже не смейте меня подкалывать! Я прекрасно себя слышу и клянусь, меня саму от этой приторности иногда подташнивает. Можно подумать, я из какой-то тупой мелодрамы, блин, выпрыгнула… Это глупо, да? Одушевлять город? – Ничего не глупо. Душой можно наделить практически все что угодно. Мне нравится думать, что в моем творчестве есть душа. Бывает, я могу различить ее в некоторых фильмах, в картинах… – Фрэнк прервался и провел кончиками пальцев по шее сзади, в попытке прогнать фантомное назойливое тепло. Всего лишь солнечный блик. – Город это ведь прежде всего люди. Его душу можно уловить в их лицах, языке, привычках. И если они тебя привлекают, совсем несложно всем этим проникнуться. – И да, и нет. Я понимаю, что ты хочешь сказать, но дело не только в горожанах. Потому что, если свести весь город в одного человека, получится, что Париж – это без конца дымящий Казанова. Там на улицах все только и делают, что курят да целуются. – Ладно, уговорили! Я переезжаю, – подал голос Джерард, и они повернулись к нему с совершенно разными выражениями на лицах. – А какой смысл? Ты ничего не потеряешь, если останешься и продолжишь травиться своими сигаретами здесь. Я практически уверена, что целоваться в твоем возрасте незаконно в большинстве мест на планете. Париж обязан быть в их числе. – О, детка, в моем возрасте люди чего только не делают. Некоторые даже рожают младших детей, чтобы старшим жизнь медом не казалась. Джерард участвовал в разговоре, не отрываясь от своего занятия, поэтому Сэнди пришлось хмуриться ему в спину. – Гадость какая! Гран мерси за живописные образы, папа, еще одно слово, и я вызываю полицию, – предупредила она, мотнув головой, точно хотела вытряхнуть из нее те самые нежелательные образы. Его лицо было скрыто от их глаз, однако даже со спины не составляло труда догадаться, что Джерард улыбался. Фрэнк принялся проворачивать языком колечко в губе, чтобы удержаться от собственной улыбки. – Мне кажется, это случилось в нужный период моей жизни. Удачно совпали место и время. А может, всему виной был дух Рождества и это чувство внутри, как будто волшебство неизбежно. – Умению Сэнди ловко отталкиваться от того места, на котором она прервалась, и продолжать, как ни в чем ни бывало, оставалось только завидовать. Ей стоило бы стать детективом или играть в театре, чтобы в полной мере реализовать свою способность держать в уме миллион важных для нее вещей и не терять нить повествования, даже когда ей старательно пытались в этом помочь. – Просто когда ты смотришь на миллионы огней, отражающихся в Сене, или видишь, как под густым снежным небом река становится белой, и кажется, что в нее влили все городские запасы молока. Когда это все прямо перед твоими глазами, и ты здесь… то есть там… сразу понимаешь, как прав был Эренбург. У меня как будто исполнилось предсмертное желание, и теперь мне можно со спокойной душой умирать от счастья. – Нет, нельзя. На этот раз Фрэнку не нужно было и оборачиваться. И без того, по быстроте, с которой отреагировал на слова дочери Джерард, становилось понятно – у каждой шутки есть свой предел, и только что он твердо обозначил свой. Желание прижаться к его ссутуленным плечам импульсом отозвалось в ладони Фрэнка. Никто прежде не протирал пыль так трепетно, как это проделал со следующей книжной полкой парень. – Они и без твоего вклада там прекрасно справляются, Сэнд. Вы вниз-то спускались? – он глянул на нее, уже заранее зная ответ, однако продолжил лишь после того, как она отрицательно качнула головой. – Ты вообще в курсе, что прямо под всеми этими сверкающими огнями улочками, на которых целуются и едят каштаны влюбленные парочки, всего в нескольких метрах под землей лежит примерно семь миллионов трупов? И это только людей. Последние слова он прошептал, для пущего устрашения глядя ей прямо в глаза, за что тут же был ткнут под ребра первой попавшейся ей под руку фигуркой супергероя с полки. – Во-первых, я что, по-твоему, с луны упала? Конечно я знаю про самый большой подземный склеп в мире. А во-вторых, ты врешь. Не про катакомбы. Про то, что там не только человеческие останки. – А вот и нет! Там как-то раз в одном из ответвлений нашли целую гору кошачьих черепов. Сначала решили, что это ритуальное жертвоприношение в стиле черной мессы. Такая паника поднялась… но потом сообразили, что на поверхности в этом месте располагался ресторанчик, который славился на всю округу изысканными блюдами из кролика. Ему пришлось на мгновение поджать губы, чтобы не выдавать, с каким удовольствием он наблюдал за медленно скривившимся лицом напротив. – Так что я по-дружески всем рекомендую отказаться от мяса, чтобы ненароком не облажаться. А то кто его знает: сегодня кошка, завтра – человечина… – Боже, Фрэнк! – лицо Сэнди разом разгладилось, а сама она закатила глаза. – До этой твоей веганской пропаганды я ведь почти тебе поверила. – Я серьезно. Честно! Ну что ты лыбишься? В любом случае, у них под землей в три раза больше черепов, чем живых людей наверху. Твой Париж – город мертвых. – Париж – город крыс. Улыбка сползла с лица Сэнди, словно кто-то щелкнул переключатель внутри ее головы. Если бы взгляд убивал, на спине Джерарда, прямо по центру между лопатками, уже вовсю распустилось бы пятно в цвет его волосам. – Вы сговорились что ли?! – Я столько этих тварей нигде прежде не видел, а ведь мне – для тех, кто не знает – пришлось в свое время несколько лет прожить в Чикаго. Их там полчища. По паре на каждого жителя, не меньше. Тебе очень повезло, что поездка пришлась на зиму. Вероятно, от холода с улиц они переселились в жилые постройки, оттого и не попадались на прогулках тебе на глаза. Он равнодушно повел плечами, в отличие от Фрэнка с Сэнди, которых нервно передернуло внутри. Они вдруг стали остро осознавать каждую деталь окружающей их обстановки. Особенно посторонние звуки. Точно по команде, их головы синхронно повернулись на шорох в углу комнаты, и Фрэнка даже рассмешило, что именно в этот момент разросшемуся фикусу понадобилось сбросить с себя темный кожистый лист. Другое дело – Сэнди. Ее вовсе не позабавила анекдотичность ситуации, и она не ответила на его улыбку. Еще такими свежими и яркими воспоминаниями о времени, проведенном в городе влюбленных, полагалось дорожить и делиться, не выслушивая при этом, как некоторые пытаются нагнать жути и нагло свернуть разговор в совершенно другое русло. – Вы – самые неромантичные люди, которых я знаю, и просто завидуете, – с досадой заключила она. – Ну ладно тебе, Сэнд. Попытка Фрэнка сгладить момент оказалась безуспешной. Зашить их противные рты мелкими стежками, может быть, и не представлялось для нее возможным, однако в ее власти вполне было оградить себя от такого вероломного разрушения романтического флера. Чем она и не преминула воспользоваться, с негромким «Да ну вас!», выскользнув через щель приоткрытой двери. Она даже не прикоснулась к дверной ручке и естественно не потрудилась закрыть за собой дверь – настолько ей претило вступать в контакт хоть с чем-нибудь в этой комнате, полной противных невеж. – Черт. Проводив ее взглядом, Фрэнк виновато закусил губу. Ему вовсе не хотелось обижать ее. Их с Джерардом замечания казались более чем беззубыми для такого крепкого орешка, как Сэнди. При желании, она в два счета и не стесняясь в выражениях могла объяснить им, как они не правы, для пущей доходчивости треснув Фрэнка в процессе первым, что попалось бы ей под руку. Поэтому его немного озадачила подобная реакция на разговор, который, по правде говоря, до этого самого момента представлялся ему весьма безобидным. Он перевел внимание на Джерерда. Насколько Фрэнку удалось рассудить со спины, тот выглядел ничуть не удивленным перепадами настроения дочери. И, точно намереваясь внести еще большую смуту в происходящее, не разворачиваясь, произнес: – Думаю, это любовь. Он не отрывался от своего дела, и складывалось впечатление, что сказанные им слова являлись ни чем иным, как мыслями вслух. Кликал мышкой, уставившись в экран компьютера, и время от времени что-то размашисто вычеркивал в своем ежедневнике. Фрэнк забыл, как моргать, уставившись на его затылок, словно хотел пробиться сквозь черепную коробку и понять, о чем он вообще говорит. – Ладно, может, не любовь. Но определенно влюбленность. Кровь прилила к щекам Фрэнка, и впервые за последний час он счел за плюс отвернутое положение Джерарда и то, как в эту самую секунду оно позволяло им не находиться лицом к лицу. Мириады предположений загудели у него в голове, одно волнительнее другого. Чтобы ненароком не выпалить что-нибудь необдуманно, он решил остановиться на безопасном междометии: – М? – Я много лет делил комнату с младшим братом. У меня глаз наметан на такие вещи. Никто без причины не улыбается, уставившись в экран телефона, и не убегает каждый раз к себе, чтобы шепотом по нему поговорить. Непонимающе захлопав глазами, Фрэнк сделал в уме пометку: стараться контролировать свое лицо, когда читаешь сообщения. Джерард тем временем продолжил: – «Нужный период моей жизни», – произнес он, обозначив в воздухе кавычки, и на секунду обернулся через плечо, чтобы от Фрэнка не укрылась его скептическая гримаса. – Она стала запираться по вечерам. Она так никогда не делала. А теперь каждый раз, прежде чем пожелать ей доброй ночи, мне приходится стоять у нее под дверью и слушать, как после стука по ту сторону все замирает, она шепчет что-то неразборчиво, а после – высовывается в дверной проем и спешно меня выпроваживает. Порой и вовсе кричит свое «приятных снов» с той стороны, мол, уже легла. Однако шебуршаться и шептать еще тише после этого не перестает. – Господи, ты про Сэнди, что ли? – Фрэнк заметно повеселел взглядом, накатившее тепло отхлынуло от его лица, смягчив напряженные черты. – В кого она могла влюбиться? Ей типа… двенадцать? – Шестнадцать. И слышать про возраст от тебя по меньшей мере странно. – Да я не про то. В смысле… с чего ты вообще взял? – Говорю же: она закрывается в комнате изнутри и скрытничает! – не унимался Джерард, вынуждая Фрэнка усмехнуться в ответ на свое излишнее беспокойство. – Может, она просто взрослеет и пытается спокойно жить свою жизнь, а вместо этого ей приходится вечерами отбиваться от чересчур подозрительного отца. Такой вариант тебе в голову не приходил? – Ты говоришь прям как Майкл. Только он еще время от времени вворачивает успокоительное «Джи» на выдохе. – Храни Господь мистера Уэя за его терпение, – шутливо отозвался Фрэнк и чуть погодя добавил более серьезным тоном: – Немного не понимаю твоего беспокойства, ведь, если она и впрямь влюбилась, это, типа… хорошая новость. Ну, мне так кажется. – Хорошая. До тех пор, пока все хорошо. – Ну да. Поэтому давай запрем ее в башне, как гребаную Рапунцель, чтобы с ней уж точно ничего не случилось. Лет до восьмидесяти, думаю. Или во сколько там обычно охота к жизни и приключениям у людей пропадает? В ответ на его слова из груди Джерарда невольно вырвался смешок. – Мне всего лишь хочется уберечь ее от ошибок. И чтобы она делилась со мной своими секретами, как раньше. Как было всегда. – А ты сам-то когда последний раз пытался с ней поговорить? Скрестись вечерами в ее дверь со своей доброй ночью – не в счет. Откровенничать обычно хочется с людьми, которые откровенны с тобой. Попробуй, не знаю… поделиться с ней своими новостями. Может, какими-то переживаниями, тем, что для тебя важно. Вовлеки ее в то, что происходит с тобой, и тогда у тебя появится шанс на взаимность с ее стороны. Джерард ничего не ответил. Лишь пожал плечами и, подцепив кончиком карандаша, убрал челку с лица. – Она умная и крутая. Круче нас с тобой уж точно. Она даже телефон в карман сует так, будто револьвер в кобуру прячет, замечал когда-нибудь? С ней все будет в порядке, – заверил Фрэнк. – А вот что будет с тем, кто попытается ее обидеть – уже другой разговор. Земля пухом, вечная память, все дела. Ну, это если ты прав, и этот кто-то вообще существует. – Я всегда прав. – Ага. Не напомнишь, кто примерно неделю назад проиграл мне в брехню три раза подряд? Джерард закачал головой, а когда заговорил, в его голосе различалась улыбка: – Мне казалось, я с тобой уже рассчитался. Дважды. – Все еще должен мне разочек. Тягучее тепло разошлось вдоль позвоночника Фрэнка и густо осело пониже живота, от выражения лица, с которым Джерард обернулся на его слова. Благодаря яркому взгляду, казалось, задрожал сам воздух в пространстве между ними. Ухмылка, подцепившая уголок рта, приковала внимание к губам, которые невозможно было не хотеть поцеловать. Повалить его на пол и целовать до тех пор, пока голова не пойдет кругом, а желание не спалит дотла их обоих. Рот Джерарда приоткрылся, однако слова так и не прозвучали. Он лишь блеснул зубами, обнаженными улыбкой, и тихонько цокнул языком. Фрэнк не сводил с него глаз, даже после того, как он, еще раз медленно помотав головой, снова отвернулся к монитору. Обвел взглядом широкую линию плеч, следил за тем, как воротник прилегал к его шее, когда он легко откидывался назад, и как под рубашкой выпирали лопатки, стоило ему вновь склониться над своим блокнотом. Из любопытства он мельком глянул ему за спину. На экране виднелись фотографии каких-то залов со всевозможных ракурсов. Просторные и не очень, с разной степенью меблировки. Возможно, Джерарду требовался визуальный пример для работы. Фрэнк не стал забивать себе голову догадками по этому поводу. Ему и так хватало над чем поразмышлять. Например, над тем, насколько безупречно его собственные руки подходят к телу Джерарда. Будто кто-то специально сделал так, чтобы ладонь одного идеально вписывалась в пространство между лопатками другого, стоило им обняться. Вроде пальцам Фрэнка суждено было путаться в его ярких волосах. Словно его рука единственно предназначалась для того, чтобы брать за руку Джерарда. Ленивое течение мыслей прервала мягкая просьба: – Прекрати. На автомате Фрэнк опустил голову и потупил взгляд, однако не прошло и секунды, как его глаза поднялись, продолжив наблюдение сквозь упавшую на лицо челку. – Что прекратить? – немного помедлив, отозвался он. – Я ничего не делаю. – Сам знаешь что. Прекрати пялиться, меня это отвлекает. – Есть глаза, вот и смотрю. – Да неужели? Кресло плавно развернулось, и перед Фрэнком предстало лицо, в выражении которого без труда читалось: напрасно он затеял эту игру. Еще не было случая, чтобы ему удалось в нее выиграть, и по вызову в глазах напротив становилось понятно – сегодня вряд ли станет счастливым днем, когда это произойдет. Несколько секунд их взгляды были прикованы друг к другу. Выдержать прямой взгляд в глаза оказалось намного проще, чем когда с той же откровенностью Джерард заскользил глазами вниз. Чем медленнее сползал его взор, тем сильнее лип к щекам Фрэнка жар. Его молчание распаляло еще больше; он ничего не говорил, тем самым лишая возможности определить его намерения и предугадать дальнейшие действия. Неизвестность добавляла ситуации остроты. Безусловно, Фрэнк прекрасно осознавал, что вряд ли в следующую секунду Джерард вскочит со стула и, набросившись на него, трахнет прямо здесь и сейчас, притулив к первой попавшейся маломальски горизонтальной поверхности. Однако даже малейший шанс, даже самая крохотная вероятность того, что от, пусть и нескромного, но все же относительно безобидного взгляда он перейдет к более активным действиям, заставляла кровь приливать к местам, к которым обычно не хотелось привлекать внимание посреди рабочего дня. Поэтому, не дожидаясь, чем закончится путешествие настырных глаз по его телу, Фрэнк осторожно отлип от стены и подошел ко второму стеллажу с книгами. Они не обсуждали, как вести себя друг с другом в присутствии Сэнди, однако по негласному договору держали дистанцию. Что же касается ее отсутствия… Одна его часть, очевидно отвечающая за генерацию проблем, заставляла поглядывать на приоткрытую дверь и прикидывала в уме, что считается этим самым отсутствием: ее ненахождение в особняке или всего лишь в комнате? Другая же – приказывала угомонить свои таланты и продолжать уборку, желательно не озираясь при этом по сторонам, чтобы не напороться на различного рода соблазны. И, по идее, остаться на стороне здравомыслия, целомудрия и добра было не так уж трудно. Вот только все усложнялось тем, что Джерард, похоже, и не думал возвращаться к работе. Закинув ногу на ногу и откинувшись на спинку, он комфортнее расположился в кресле. Голова чуть наклонена вбок, глаза неотрывно следили за каждым движением Фрэнка. Кончик карандаша зажат уголком губ. Он наблюдал за ним, и Фрэнк горел. Кожей ощущал его взгляд и чувствовал себя обнаженным, несмотря на мешковатые джинсы и рукава свитера, натянутые по самые пальцы. – А это не слишком дорогие карандаши, чтобы вот так брать их и грызть? – У меня оральная фиксация. Прямолинейный ответ заставил Фрэнка пожалеть о том, что ему в голову вообще пришло об этом спросить. – Тебе, как будущему психологу, должно быть, знакомо определение, – непринужденно продолжил Джерард, внимательно отслеживая реакцию на свои слова. – Я в детстве ногти по локоть сгрызал, ручки с карандашами постоянно во рту мусолил, курить в двенадцать лет начал, представляешь? Естественно, губы постоянно искусанные. Фрэнк закрыл глаза и глубоко вдохнул, готовый покинуть свое тело, выйти в астрал и раствориться в тумане небытия. – С возрастом, конечно, стало немного полегче. Теперь я без преувеличения могу сказать, что в этом даже есть свои плюсы. К примеру, я умею красочно и обстоятельно изъясняться, что иногда, бесспорно, помогает. А еще, мне неплохо поддаются языки. Да и вообще, у меня весьма недурно выходит управлять своим ртом. – Так, ну ладно! Ладно. Хорошо. Можешь сделать мне одолжение и спросить, как у меня дела в школе или типа того? А лучше возьми, пожалуйста, свою настольную лампу и запусти ее прямо мне в голову. Она, вроде, на мраморной подставке. Должна быть тяжеленная. Рассмеявшись, Джерард демонстративно поднял руки ладонями вверх. Он закрыл свой умелый рот, но глазеть не перестал. И несколько томительных минут Фрэнк честно пытался заниматься своими прямыми обязанностями. Но под пристальным вниманием нежданно образовавшейся публики у него это плохо выходило. Любое рутинное занятие превращается в пытку, если при этом в тебя всматриваются, как в туманную даль, а самому до мурашек по спине хочется, чтобы этот взгляд перерос в прикосновение. Окончательно потеряв всякую надежду спокойно закончить уборку, он в последний раз махнул салфеткой вдоль книжных корешков и, развернувшись, обвел кабинет взглядом. – Ну… на столе я прибираться не буду. – А что так? У меня здесь такой беспорядок. Соизволив наконец отнять карандаш от губ, Джерард, не глядя, бросил его себе за спину и захлопал совершенно невинными глазками. Наверное, Фрэнку никогда не удастся понять, почему настолько нелепые попытки флиртовать каждый раз действовали на него так опьяняюще. Ему пришлось прикусить губу, чтобы хоть немного сдержать дурацкую улыбку. – Ничего страшного, – ответил он, стараясь вложить в голос всю невозмутимость, что в нем осталось. – Этот стол и не такое повидал. Например, прошлый четверг. Тогда они, как и сейчас, проводили время в кабинете, каждый занимаясь своим делом. Только Фрэнк сидел в своем излюбленном кресле у одного из стеллажей, а Джерард стоял у стола и укладывал стопки комиксов в картонные коробки. Его коллекция пополнялась постоянно. Сам он, конечно же, предпочитал говорить что-то о необходимости всегда быть в курсе новинок и тенденций в индустрии. Но все вокруг прекрасно понимали, что это лишь оправдания коллекционированию на грани патологии. Мысль о том, чтобы поставить в кабинет еще один книжный шкаф, раздражала, а допущение, что они будут пылиться в коробках где-нибудь в подвале или гараже дома – и вовсе навевало тоску. Поэтому, когда его подборка разрасталась до ассортимента приличного книжного магазина, и комиксы захватывали все подходящие и не очень поверхности, ему приходилось разгребать завалы. Первым делом он скидывал все накопившиеся за последнее время издания в огромную кучу и вдумчиво пролистывал каждое, откладывая особо полюбившиеся в отдельную стопку. Ее он в итоге сохранял для себя, и она рассредотачивалась по особняку. Остальные же – утрамбованные в коробки и уложенные на заднее сидение автомобиля, отвозились ассистенткой Джерарда в местную общественную библиотеку. Появление Синтии там ждали, как визит Санта Клауса, с той лишь разницей, что «рождество» для них наступало примерно каждые два месяца. Только на памяти Фрэнка подобное расхламление проводилось уже трижды. В тот день Джерард попросил подать ему еще одну коробку. – Похоже, с прошлого раза я немного разогнался. Обычно все как-то вмещается максимум в две… Наверное, все дело в рождественских спецвыпусках. На его искреннее недоумение оставалось лишь хихикать и закатывать глаза, пока он не видит. Ну что поделаешь, если у некоторых людей не умещается в голове простая концепция: чем больше покупается вещей, тем больше потом у тебя этих самых вещей. Фрэнк принес из кладовки сложенную коробку и находу собрал ее, загнув клапаны внахлест со стороны дна. Он все еще улыбался, когда вернулся в кабинет. И может, именно улыбка так подействовала, или что-то промелькнуло у него в глазах, когда их взгляды встретились – он не понимал до сих пор, а в тот момент у него не было времени об этом задуматься. Потому что в одну секунду его руки передавали Джерарду коробку, а в другую – они уже цеплялись ему в плечи, а сам он не успел даже ахнуть от неожиданности, с которой его притянули к себе. Джерарда едва ли можно было назвать активным инициатором, когда дело доходило до физической близости между ними. Ограничиваясь практически невинными прикосновениями, чаще он уступал контроль Фрэнку, оставляя ему ведущую роль. Он без стеснения сплетал их пальцы, заключал парня в объятия, мог позволить себе расцеловать его лицо и запястья, но в полной мере проявлял свою чувственность и темпераментность уже после откровенных действий со стороны Фрэнка. И невозможно было отрицать: чем сильнее Фрэнк проклинал про себя его излишнюю сдержанность, тем волнительнее и слаще для него становились моменты, когда в противостоянии между самообладанием и пылом Джерарда брал верх последний. Поэтому в тот четверг, чувствуя теплые ладони на своих щеках и настойчивость губ, впившихся в него нетерпеливым поцелуем, несколько секунд он не мог толком пошевелиться. Лишь отчаянно сжимал пальцами плечи Джерарда, чтобы хоть как-то сохранить равновесие и удержать в вертикальном положении свое дрожащее от накативших ощущений тело. В том поцелуе не было ни капли сдержанности. Дразнящее прикосновение кончика языка заставило разомкнуть губы, от вплетенных в волосы пальцев, оттягивающих короткие пряди на затылке, голова сама по себе запрокидывалась назад. Чтобы впустить еще глубже, ощущать еще острее. Оказаться еще ближе. Подталкиваемый мягким движением, Фрэнк неуклюже попятился, пока не уперся поясницей в край столешницы. Раскрытые ладони опустились ему на плечи и, словно пытаясь унять его дрожь, крепко их сжали. А после двинулись по телу, будто Джерард намеревался впитать в себя его контуры через подушечки своих пальцев. Нежные и торопливые руки ощущались повсюду, оглаживали каждый изгиб, до которого могли дотянуться. Любое касание, включая волнующие скольжения умелого языка, служило для Фрэнка очередной причиной желать, чтобы этот поцелуй длился вечно. Он млел в его объятиях. Имя Джерарда таяло у него на губах, его вкус растворялся во рту, и на короткое мгновение Фрэнк невольно почувствовал себя центральным персонажем любовного романа девятнадцатого века, у которого всякие пару страниц сладко сосет под ложечкой и подгибаются колени. Он распахнул глаза, ощущая, как ноги отрываются от пола, когда его ловко усадили на стол, приподняв за талию. От подобной бесцеремонности аккуратно сложенные ранее комиксы веером разлетелись по столешнице. Какая-то часть сразу присоединилась к давно позабытой коробке, свалившись на пол с характерным шлепающим звуком. Удержавшиеся стопки накренились, глянцевые обложки плавно соскальзывали друг с друга от каждого неосторожного движения. Что, естественно, не могло не позабавить Фрэнка. Приятное щекочущее чувство заиграло в груди. Он сцепил пальцы в замок на шее Джерарда и, не удержавшись от того, чтобы внести свой вклад в уже устроенный беспорядок, подался назад, укладываясь на стол. Джерард проглотил его сдавленный смех и, позволив ненадолго себя увлечь, склонился над ним. Неспешное скольжение кончиками пальцев вниз по телу. Мягкое тепло прикосновения на внешней стороне бедер, от которого хотелось плотнее свести колени. По тому, как замедлились движения, Фрэнк понял, что близился момент, когда ему придется нехотя разомкнуть объятия. Он льнул к нему всем телом, пока Джерард напоследок покрывал нежными поцелуями его лицо, а когда тот медленно отстранился, продолжил лежать поперек стола, с закрытыми глазами и блаженной улыбкой на зацелованных губах. Реальность могла подождать еще пару секунд. Каждая мысль внутри его головы растворилась. Сменилась на звенящий белый, вспышкой пульсировавший под опущенными веками в такт биения сердца. – Господи, Джерард… мог бы просто сказать спасибо, – мечтательно протянул он, будто заново научившись связывать слова между собой. – Тебе еще что-нибудь принести? Кофе? Сигаретку? Кровать из твоей спальни? Фрэнк успел заметить, как, прежде чем опуститься на пол, чтобы прибрать последствия своего внезапного порыва, Джерард улыбнулся краешком рта. Растрепанный, губы влажные, живой блеск в глазах. В тот момент Фрэнк готов был достать ему клад со дна океана, если и впредь можно будет рассчитывать на подобную благодарность. Нужно было только немного подождать, пока ноги вновь заработают. Он будто бы все еще слышал, как шуршат шлепающие на пол журналы, когда голос Джерарда вернул его в настоящее. – Туше, – согласился он. Но несмотря на лаконичный ответ, по тому, как соблазнительно его глаза подернуло поволокой, нетрудно было догадаться – волнительные воспоминания нахлынули не только на Фрэнка. Сжав губы в тонкую линию, Фрэнк поднял указательный палец, вроде бы демонстрируя, как ловко он его подловил. Мол, смотри, как я тебя уделал. Уж очень ему хотелось, чтобы каждый раз, когда Джерард садился за свое рабочее место, у него перед глазами всплывала живописная сцена того поцелуя. Чтобы он ни на секунду не мог сосредоточиться ни на чем другом, кроме этого врезавшегося в память наваждения. Чтобы ему пришлось продать свой дурацкий стол к чертовой матери. На самом деле, он просто пытался отвлечься от стойкого ощущения, что, припомнив минувший четверг, поставил подножку самому себе. Не до конца понимая, как оказался в таком положении, Фрэнк четко осознавал – ему следовало перестать. Как бы ни хотелось признавать Джерарда правым, но ему действительно стоило прекратить. Прекратить пялиться на него втихаря, будучи уже тысячу раз убедившимся, что Джерард – гребаный экстрасенс с третьим глазом на затылке. Бросить эти игры в кошки-мышки, в которых ему еще ни разу не посчастливилось победить. И ни при каких обстоятельствах даже не пытаться вести кокетливые беседы и флиртовать, потому что на его памяти не представилось ни одного случая, чтобы по итогу – словами ли, взглядами или тупо одним своим видом – Джерарду не удалось бы раздразнить его до такого состояния, что мозги от желания плавились. Когда не только разум, но и все тело так и норовило перейти в жидкое состояние. Порываясь то пустить слюни от одного его вида, то растечься лужицей прямо у его ног. – Мне надо… Умолкнув на полуслове, Фрэнк круто развернулся на пятках и поспешил на выход из комнаты. В последнее время будто бы уже вошло в привычку спешно покидать кабинет. Спасаясь от соблазна, преследуемый собственными страстями. Однако, взявшись за дверную ручку, он замер на пороге. И вместо того, чтобы распахнуть приоткрытую дверь, прижался к ней лбом и захлопнул полностью. Он закрыл глаза и шумно выдохнул. Ему ничего не стоило так же круто развернуться, в несколько шагов преодолеть расстояние между ними, взять лицо Джерарда в ладони и просто прижаться губами к его губам. Смять пальцами воротник рубашки или запутаться в его волосах. Может, даже усесться к нему на колени. Может, придвинуться теснее обычного, ближе, чем это необходимо для простого поцелуя. И может, ему не мешало бы остановиться. Потому что у него уже все тело зудело от нетерпения натворить глупостей, еще немного и унять эту напасть станет попросту невозможно. На ум вдруг пришли законы Кларка, про которые им рассказывали на литературе, когда они проходили раздел научной фантастики. Второй запомнился ему практически дословно: чтобы определить границы возможного, необходимо выйти за их пределы. Неудивительно, что он понравился ему больше остальных. Очень уж привлекала идея – рискнуть и, шагнув за рамки обыденного, понять, на что ты действительно способен. – Как называется возможность невозможного? – спросил Фрэнк, словно обращаясь к двери. – Не знаю. Сказка? – предположил Джерард, которого, похоже, ничуть не смущала беседа с его спиной. – Если мне не изменяет память, в каждую возможность по определению заложена какая-то доля невозможности. И наоборот. Поэтому получается, что таких понятий как «возможное» и «невозможное» в абсолютной форме не существует. На исход всех событий влияет воля случая, и вот тут, как по мне, начинается самое занимательное. Я, конечно, не особенно силен в математике, но кое-что понимаю в алгоритмах бросания игральных костей… И пусть нельзя с точностью предсказать, как именно свершится какое-то событие и что произойдет дальше, довольно любопытно иногда бывает рассчитать степень осуществления каждого из имеющихся вариантов. Он выдержал паузу и задумчиво окинул взглядом застывшего у порога Фрэнка. Будто пытался рассудить по его позе, стоило ли произносить вслух пример, крутившийся на кончике языка. – Допустим, ты сейчас либо открываешь дверь и выходишь, либо закрываешь ее на защелку и остаешься. Один к двум. Два варианта на один возможный исход, – все-таки озвучил он, и не прогадал. Когда Фрэнк отпрянул от двери и повернулся, на мгновение Джерарду показалось, что время обратилось вспять. С тем же выражением лица он впервые увидел его на крыльце своего дома полгода назад. В глазах под сведенными бровями смешалось изумление и чуточка паники. Даже рот слегка приоткрылся, но мысли не торопились оформляться в слова. Впрочем, у Джерарда по обыкновению хватало слов на обоих. – Случайность внезапна и коварна тем, что зачастую возникает без видимых причин. Ее сложновато уместить у себя в голове, но можно рассчитать, и дальше уже прикинуть собственные возможности, – подытожил свои рассуждения он и, почти смущенно улыбнувшись, добавил: – Я, пожалуй, увлекся. Прости. Ты ведь совсем не о том спрашивал. Фрэнк протестующе замахал руками. – Подожди-подожди-подожди–подожди-ка, – выпалил он, когда вновь обрел дар речи. – Во-первых, я очень надеюсь, что с «алгоритмом бросания костей» ты знаком только потому, что резался в них на подзатыльники в детском саду или типа того. Потому что любая игра, азартнее этой, с твоими… особенностями совершенно противопоказана. Губернатору Невады не мешало бы выкатить постановление, по которому тебе пожизненно запрещалось бы посещать его штат. – О, мой брат придет от тебя в восторг! Попытка отшутиться напоролась на требовательный взгляд, и Джерарду пришлось напустить на себя серьезности и объясниться. – Так точно, сэр, никаких казино, – отсалютовал он двумя пальцами. – Я всего лишь играл в настолки примерно до твоего возраста. И «настолки» в данном случае – стыдливый эвфемизм, призванный скрыть мое многолетнее задротство в «Подземелья и драконы». Да-да, и не надо округлять на меня свои глазки. Я же, вроде, рассказывал, что раньше был совсем не таким, как сейчас… Так, а что там во-вторых? – Во-вторых? – озадачено переспросил Фрэнк, но тут же вспомнил, что хотел сказать, и как будто бы заново задохнулся от удивления. – А во-вторых, когда ты собирался признаться мне, что ты гребаный телепат и читаешь мои мысли? Джерард усмехнулся и отрицательно покачал головой. – Я не читаю твои мысли, Фрэнк. Я просто иногда их и сам думаю, – он отвел глаза в сторону. – На днях, к примеру, застал себя за тем, что битый час рассматривал «Анатомию объятий». Наткнулся случайно с утра в интернете и завис. Очнулся спустя миллион пропущенных звонков, меня в издательстве потеряли. А мне ведь даже не близок этот жанр: и в скульптуре, и вообще. Тебе, кстати, должно понравиться, там скелеты, открытые грудные клетки… Помимо прочего. Он снова перевел взгляд на Фрэнка. Тот хмурился, но вовсе не выглядел мрачным. Задумчивость и некая отрешенность тихо покоились на его лице, пока он внимательно впитывал в себя услышанное. – Я тоже по тебе скучаю, – признался Джерард, и напряженные плечи Фрэнка расслабились, точно от нежного прикосновения. – И у меня тоже возникают… желания. Но иногда обстоятельства оказываются сильнее и вынуждают укрощать свои порывы. Но это совсем не значит, что я ничего не испытываю. Сам знаешь, меня вряд ли можно назвать хладнокровным. К тому же, поверь, пусть и неосознанно, из тебя выходит отличный отвлекающий фактор. – Но это приятное отвлечение? – Скорее подстрекающее. – Иногда полезно отвлечься на какие-нибудь интересные занятия. Наслаждаться естественными радостями жизни и всякое такое. – Да неужели? Даже не представляю, что за занятия ты имеешь в виду. – Ну, знаешь… разные. Я могу как-нибудь прогулять школу, прийти сюда, пока ты будешь в доме совсем один, и придумать для тебя парочку. – Конечно. Ведь это будет так благоразумно с моей стороны, – смеющимся голосом заметил Джерард. – Кому вообще сдался этот выпускной класс, правда? – Один день погоды не делает. Я просто где-то слышал, что вредно сдерживать свои желания и откладывать на потом то, что можно взять уже сейчас. – Сумасбродство, – несмотря на отрицательное покачивание головой, с губ Джерарда не сходила улыбка. – Чистой воды сумасбродство – вот как это называется. И это я тебе говорю, заметь. – Просто пытаюсь тебе помочь, – с совершенно невинным видом пожал плечами Фрэнк. Признание Джерарда подействовало на него, как заклинание. Разумеется, он и так понимал, что небезразличен ему, однако всегда приятно подкреплять свою уверенность вербальным подтверждением. Атмосфера в кабинете изменилась. Слышать, что Джерард скучает по нему, было так же волнующе, как замечать искреннюю радость, подсвечивающую его глаза изнутри, когда при встрече их взгляды пересекались впервые за день. Прежние мысли о том, чтобы поумерить пыл и не вводить самого себя в искушение, исчезли из головы, будто их там никогда и не было. От растерянности и смущения, всколыхнувшихся в нем под пристальным взглядом Джерарда ранее, ничего не осталось. Теперь он чувствовал себя желанным и не мог отказать себе в удовольствии немного подразнить. Тем более, когда у самого в груди, пусть крошечная и наивная, но теплилась надежда урвать из всей этой авантюры хотя бы беглый поцелуй. – Нельзя постоянно бороться с собой и своими желаниями. Между прочим, именно так люди стресс и зарабатывают. У тебя вот здесь, – он ткнул себя в грудь, – не просто насос, который по венам кровь гоняет. Ну ты же художник, Джерард! Хватит просчитывать свои дурацкие варианты. Захотелось – возьми, тебя никто не останавливает. Прижавшись затылком к двери, Фрэнк выжидающе уставился в глаза напротив. – Ты закончил? – Не-а, – упрямо мотнул головой он, отчего, вновь рассмеявшись, Джерард оперся на подлокотник и приложил два пальца к виску. – Ты сегодня такой красивый. Я сниму тебя по-быстренькому на телефон? – Так, ну все, иди уже. – Как скажешь, – согласился Фрэнк, не двигаясь с места. – Точно не хочешь вернуться к разговору о повернутых защелках? – На выход, Фрэнк. Он не стал давить на него дальше. Лишь заглянул напоследок в его блестящие глаза, обрамленные лучистыми морщинками, и отлип от двери. Наверное, полагалось приуныть оттого, что приемы обольщения не сработали – из комнаты он вышел таким же нецелованным, каким в нее зашел. Тем не менее, как ни поджимай он губы и ни прикусывай внутреннюю сторону щеки, довольная улыбка не спешила сходить лица. Все воображение занимали лишь слова Джерарда и то, как он почти застенчиво отвел взгляд, когда их произносил. Стоило только немного замедлиться, собираясь домой, и перед глазами всплывало совершенно счастливое выражение лица, с которым он выпроводил его из кабинета. Уже на выходе из особняка, погруженный в приятные мысли, Фрэнк и представить себе не мог, что по воле того самого случая, едва коснувшись дверной ручки, ему было уготовано замереть у порога второй раз за день. Время – странная штука. Все произошло быстро, а потом разом замедлилось. Легкий звук шагов вниз по лестнице. Пиликание мобильного Сэнди, от нескольких сообщений, пришедших очередью. Бодрый голос Джерарда со стороны гостиной. – Детка, пока тебя не было, кое-что случилось, и у меня для тебя есть новость. Сердце Фрэнка стукнуло у самого горла и остановилось.