Мой "Грим"

      — Ну почему! — рявкнул Сириус, кидая вонючую влажную тряпку в неоттирающуюся плитку самой старой ванной во всем Хогвартсе.       Как бы Ремусу не нравились отработки с Сириусом, эти моменты когда они оставались только вдвоем (и Лунатик частенько вел себя, как умственно отсталый, но неважно), сейчас он никак не мог сосредоточиться на разговоре. Чертово полнолуние… Оно будет сегодня ночью. И сегодня была какая-то острая фаза… В общем, Рем чувствовал себя отвратительно и мечтал умереть. С самого утра его мутило, голова раскалывалась, колени дрожали, клонило в сон, кости ломило. Он изо всех сил старался скрывать это и вести себя, как ни в чем не бывало, но уже не получалось.       — Как же я уже заебался все это терпеть, — прорычал Бродяга.       — Что? Отработки? — спросил Рем, еле ворочая языком.       — Не-ет, — замотал головой Сириус. — Сейчас эти отработки — самое классное, что есть в моей жизни, — горько сказал он.       У Лунатика внутри что-то затрепетало, и ему стало чуть легче. Бродяга повернулся к нему.       — Вот я не понимаю, почему люди такие глупые и злые? — процедил он, и вдруг изменился в лице. — С тобой все в порядке?       Рем встрепенулся, оживился и сделал максимально непринужденное лицо.       — В смысле?       — Ты как себя чувствуешь? — встревожился Сириус.       Видимо у Лунатика уже на физиономии написано, что он вот-вот грохнется в обморок. Он посмотрел на взволнованного Бродягу, тут же отвел взгляд, чтобы не смущаться от этих небесно-голубых глаз, и напрягся, выдавливая улыбку.       — Да нормально, а что? — с напускной небрежностью усмехнулся он.       — Рем, я же вижу, — нахмурился Сириус, оставил свою тряпку в покое, вымыл руки в ведре с водой и подсел к нему. — Сегодня полнолуние. В этом дело? Что, как в те разы?       Ремус вздохнул и покачал головой, все еще пытаясь не показать своего настоящего самочувствия.       «Те разы» случались обычно один-два раза в год, а то и меньше. Луна находилась в особом положении (Рем не знал и не хотел в этом разбираться, чтоб еще сильнее в этом не увязать), отчего у оборотней обострялось состояние. В этот период они не столько опасны для окружающих, сколько для самих себя.       Эти полнолуния Рем переносил совсем тяжело. Три года назад он еще две недели пролежал в лазарете после такой ночи и, надо сказать, с трудом восстановился полностью. Его тогда так же мутило весь день, а ночью он исцарапал себя и разрезал себе горло когтями, чтобы заглушить сильнейшую боль. Он этого, конечно, не помнил, но ему потом все рассказали друзья. И даже они тогда не смогли отвлечь его от его состояния.       — Да нет, все в порядке…       — Рем! — строго оборвал Бродяга, подполз к нему еще ближе, вытер мокрые руки о штанины и поднес ее ко лбу Лунатика, дыша при этом ему в висок. — Можно?       Тот поджал губы и кивнул, ощущая на себе горячее дыхание, от которого даже по вялому телу понеслись мурашки. Если каждый раз будет так, то он согласен каждый месяц переживать это положение луны…       Сириус коснулся ладонью его лба. Рем задержал дыхание. Бродяга был таким встревоженным…       Когда-нибудь Рема все это добьет. Это чертово полнолуние, Воландеморт со своим агрессивным настроением, родители со своими ссорами, катастрофическое отсутствие денег, всепоглощающая любовь к другу (к парню), которая никогда не найдет ответа… Ну почему весь этот набор достался Ремусу? Чем он так выделяется среди толпы?       «Когда-нибудь ты перестанешь себя жалеть, слабохарактерный придурок», — оборвал он свои же мысли и стиснул зубы, чтобы образовавшийся в горле ком не превратился в неконтролируемые слезы.       — Горячий, — выдохнул Сириус.       Рем вздрогнул. В смысле — горячий?       — Ну, лоб, я имею ввиду, — поправился Бродяга, странно улыбнувшись. А Лунатика сразу бросило в краску, несмотря на то, что кровь уже не была способна приливать к голове.       «Говорю же — придурок», — повторил Рем сам себе.       И вдруг Сириус коснулся губами его лба, мягко отодвигая волосы.       У Ремуса Люпина выбило пробки. Жизнь сразу вернулась к нему, плохое самочувствие заглушилось, уши и щеки заполыхали, а внизу живота разлилось легкое приятное сладостное тепло. Не то, чтобы он сразу исцелился, но напрочь забыл о том, что собирался умереть в ближайшие пятнадцать минут.       Сириус замер на несколько секунд, нежно касаясь мягкими и немного обветренными губами его лба. Для Рема прошла целая вечность. Мерлинова борода, он бы отдал все, чтобы это продлить… Пусть ему будет так плохо каждый раз, пусть он не вылезает из койки после полнолуния, пусть ему будет больно, только бы Сириус сделал это снова…       А Бродяга в это время осторожно отстранился. Сердце стучало у Рема в ушах. Он даже не успел расстроиться из-за того, что этот момент закончился. Он лишь в полном ошеломлении сглотнул накопившуюся во рту слюну.       — Да, горячий, — подтвердил Сириус свои же слова и забеспокоился еще сильнее. — Рем. Ну скажи честно. Как ты?       — Если честно, не очень, — сдался тот, опуская глаза вниз и все еще пытаясь восстановить нормальный ритм дыхания и сердцебиения.       — Что именно? — уточнил Бродяга. — Голова болит? Кружится? Слабость?       — Все вместе, — хихикнул Ремус, надеясь что все это станет менее серьезным. Но Сириус лишь тяжело вздохнул.       — И давно? — поинтересовался он.       — С утра…       — Понятно, — нахмурился Бродяга. — Ладно, можно считать, что мы на сегодня закончили. Пойдем-ка в лазарет.       — Нет, ну зачем в лазарет! — запротестовал Лунатик. — Это же все из-за полнолуния, чем мне помогут в лазарете?       — Рем, перестань, — осадил его Сириус. — Ты там полежишь хотя бы.       — Я и в спальне могу полежать…       — Пожалуйста, не спорь, — оборвал Бродяга. — Как ты можешь так к этому относится? Это же твое здоровье. Тебе еще жить с этим всю жизнь.       Тот сдался и с трудом поднялся на ноги не без помощи Сириуса. И в глазах тотчас потемнело, а все возможные суставы заломило так, как обычно это бывает перед самым превращением. Ремус чуть не упал, но Бродяга ухватил его за локоть и под спину, удерживая его на ногах.       — И еще говоришь, что тебе не надо в лазарет, — сдавленно и недовольно произнес он, и Лунатику показалось, что он побледнел.       Сириус закинул его руку себе на плечи и вывел из помещения, направляясь по коридору к лестницам. Рем облокотился на него практически всем весом. Несколько раз он пытался отлипнуть от Сириуса, но тот ему не давал, крепко держа его в своих руках.       Ремус невольно подумал о том, что будь он сейчас в нормальном состоянии, то уже умер бы от возбуждения. Но, так как он вообще еле находился в сознании, он просто ужасно смущался. Нет, ну а как? Это вообще законно? Так же ведь и сердце остановиться может.       А когда Сириус переместил одну руку ему на талию и немного сжал бок — «Чтоб удобнее было держать, идиот» — Рем подумал, что в принципе не так уж и плохо он себя чувствует. Такими темпами он может совсем излечиться от ликантропии.       С горем пополам они дошли до лазарета. Бродяга помог ему лечь, позвал мадам Помфри, тут же вернулся и сел рядом с койкой на пол.       — Ты чего, садись, — сказал Рем, указывая на постель.       — Так я ж грязный весь после этой невероятной уборки, — покачал головой Сириус, криво улыбаясь.              — Что у вас опять? — подоспела мадам Помфри, тяжело вздыхая.       А ведь действительно, Мародеры же точно были самыми частыми гостями в лазарете. Как она, наверное, от них устала… Рему тут же стало стыдно. Загоняли ни в чем не повинную мадам Помфри.       — Полнолуние, — сердито отозвался Сириус, с укором глядя на Лунатика.       — Точно, — воскликнула она, хлопнула себя по лбу и достала из переднего кармана пузырек с ложкой. — Почему вы только сейчас пришли? Вы должны были находится здесь с утра, Люпин!       Бродяга еще раз посмотрел ему в глаза, а Рем натянул на лицо одеяло, не выдерживая такого давления.       — Сегодня Морозное полнолуние, — напомнила мадам Помфри, убирая с Лунатика одеяло и запихивая ему в рот ложку с какой-то жидкостью. — Луна какое-то время будет алого цвета. Потом она постепенно примет обычный облик, но это неважно. Важно то, что это отражается на оборотнях. Вам сегодня будет особенно неприятно, молодой человек, — обрадовала она.       Тот натянул улыбку и краем глаза увидел, как Сириус вздохнул и досадливо прикрыл глаза.       Мадам Помфри сказала еще что-то, но Лунатик уже не слушал. Он решил, что пора бы уже расставить точки над и. На. Что. Он. Все время. Надеется. На что? К чему он постоянно выискивает что-то в поведении Сириуса, что могло бы натолкнуть его на то, что он тоже испытывает к нему какую-то симпатию. Очевидно же, что это полный бред, и что Рем сам себе все это придумал.       Просто надо понять уже наконец: его чувства невзаимны. У них никогда ничего не будет. Он не нравится Сириусу. Сириус любит его, как друга. Он никогда не посмотрит на него ни в романтическом, ни в сексуальном смысле. Глупо это отрицать или тешить себя какими-то глупыми фантазиями и мечтами.       «Если не можешь избавиться от чувств, терпи и жди, когда они сами пройдут, — твердо сказал себе Ремус. — Хватит жить в сказке».       Он снова глянул на недовольного и обеспокоенного Сириуса. Да, верно. Надо заканчивать фантазировать. Нужно переболеть этим.       — Вот так и лежите, пока не начнет темнеть, — одобрила мадам Помфри и ушла в свой кабинет, закрывая там дверь.       — Можно я посижу здесь? — неожиданно спросил Бродяга. — Или тебе лучше побыть одному?       — Нет-нет, посиди, конечно, — смутился Рем.       — Как ты? Лучше не стало? — тревожно поинтересовался Сириус.       — Да нормально, — опять отмахнулся Лунатик, не зная, куда деваться, потому что сердечко разрывалось от такой заботы.       — Да что ж ты все — нормально, нормально, — закатил глаза Бродяга. — Ладно. Главное чтобы ночью все прошло не как в тот раз.       — Да, мне тоже не хотелось бы, — подметил Ремус. — Сириус, а можно спросить? — осмелился он через некоторое время.       — Да, конечно, — кивнул тот.       — Ты говорил с Регулусом? — замялся Лунатик. — Ну… по поводу всего.       Сириус тут же потускнел, и стало ясно, что Рем попал в самую точку. Вот, в чем дело, оказывается.       — Ты, в принципе, можешь не отвечать, я просто…       — Да нет, все в порядке, — мотнул головой Бродяга. — Говорил. Вообще я и сам хотел тебе рассказать.       — Все плохо? — понял Рем.       — Типа того, — нервно хихикнул Сириус. — Мы опять посрались. Причем так, как никогда раньше… Я не думаю, что мы сможем помириться после этого…       — Не говори так, — осадил его Лунатик. — Конечно вы помиритесь. Ты подумай: у вас еще вся жизнь впереди. Ты правда считаешь, что из-за каких-то разногласий вы перестанете быть братьями? Какая разница, кто на чьей стороне, если вы близкие люди, если вы так дружили в детстве!       — Хотел бы я с тобой согласиться, — горько улыбнулся Бродяга, глядя на Рема с щемящим душу теплом. — Но боюсь, что не в нашем случае. И дело не только в том, что ему нравится все, что делает Воландеморт, что он тоже хочет стать Пожирателем, и даже не в родителях…       — Мерлинова борода, — протянул Ремус. — А в чем же тогда?       — Понимаешь… — Он запнулся. — Я кое-что ему рассказал и в общем… Короче, он был в ахуе. И решил, что не хочет иметь со мной ничего общего. Вот какой он мне близкий человек после таких слов?       Чтоб эту жизнь… Пожалуйста, можно сейчас же заключить сделку с дьяволом? Можно, пожалуйста, навсегда сесть в Азкабан или еще что-нибудь подобное? Все что угодно, лишь бы Сириус никогда не говорил так печально, лишь бы в его голубых глазах было только счастье, лишь бы он не страдал. Он ведь не заслуживает этого! Да, у всех есть свои изъяны и у него тоже, но… Он прекрасный человек. Пожалуйста, жизнь, хватит его мучать. Рем все что угодно сделает взамен.       — Не расскажешь, что именно ты ему сказал? — спросил Лунатик, и его голос прозвучал куда печальнее и больнее, чем он ожидал.       Сириус глубоко вздохнул, достал сигарету из пачки, поджег ее палочкой и затянулся.       И после продолжительной паузы он вымолвил:       — Наверное, я пока не могу. Ты не думай, я знаю, что ты точно не отреагируешь так же, как Рег, но… это все почему-то так сложно. Прости.       — Вообще не извиняйся, — серьезно сказал Ремус. — Это только твое дело, что кому рассказывать.       — Нет, Рем, я правда хочу тебе рассказать…       — Если тебе кажется, что ты не можешь, значит так и есть, — замотал головой Рем. — Не делай того, о чем потом пожалеешь.       — Спасибо, что понимаешь, — улыбнулся Сириус и снова посмотрел на Лунатика так невозможно тепло, что ослабленное тело пробрало приятными мурашками, а к горлу подступил ком.       Вот и как? Как не давать себе надежду, если он смотрит на Рема так? Как вообще возможно сохранять здравомыслие или самообладание? Это же нереально! Да уж, Лунатик скоро с ума сойдет. Или, как сказал бы Джеймс, «ебнется окончательно».       — Ладно, — бросил Сириус, снова затягиваясь. — Почему мы все время обсуждаем, что у нас все плохо?       — Потому что у нас все плохо? — предположил Рем.       — Типа того, — согласился Бродяга. — Но тебе не кажется, что есть кое-что поинтереснее? — подмигнул он.       Ремус вопросительно на него уставился.       — Короче, скажу прямо, — ухмыльнулся Сириус и понизил голос. — Мне кажется, что Лили запала на Сохатого.       — Что? — захохотал Рем и сразу почувствовал боль во всех местах. — Ты с чего это взял?       — А что, разве нет? По-моему это очевидно, — вскинул брови Сириус. — Ну смотри: она постоянно о нем говорит, она ищет его среди толпы, она бесконечно вспоминает о нем, пусть даже в негативном ключе, она все время пытается его зацепить. Что это по-твоему?       Рем замер.       — Ну да, действительно странно, — заметил он. — Она упоминает его даже тогда, когда о нем и речи не идет. Она раздражается от всего, что он делает…       — Защитная реакция, — подсказал Бродяга.       — Точно, — осознал Рем. — Ничего себе.       — Ага, — закивал Сириус, прикладывая к губам сигарету, а Ремус залип на это на пару секунд. — Вот будь уверен, сейчас они собачатся, она все время бесится, а в итоге они реально начнут встречаться. Во мы посмеемся-то!       — Ну не знаю, — засомневался Лунатик. — Даже если они действительно оба друг другу нравятся… Ну что это за пара такая? Это же в любом случае больные отношения, которые точно плохо закончатся. Или, я не знаю… Им обоим надо подрасти и измениться. Вот, например, лет через пять, после того, как мы выпустимся из школы — это да, может быть у них что-то и выйдет.       — Ну да, согласен с тобой, — выпустил дым Сириус. — Они затрахают друг другу мозги, если не изменятся оба. И будет, как в «Грозовом перевале».       — Не дай Мерлин, — испугался Ремус. — Стоп. Подожди… — Бродяга как ни в чем не бывало посмотрел ему в глаза. — Ты читал «Грозовой перевал»?       — Что? Не понимаю, о чем ты, — заозирался он, скрывая улыбку.       Рем тоже широко улыбнулся.       — Ну а что? — пожал плечами Сириус, оправдываясь. — Там такой пиздец всю книгу творится, что невозможно не дочитать. Слушай, Рем, ты так на меня смотришь, как будто ты не знал, что я умею читать.       — Нет, я как раз-таки знал, — поправился Лунатик, тут же коря себя за такую глупую реакцию.       — Да ладно тебе, я шучу, — засмеялся Бродяга. — Кстати, ты сильно удивишься, если я тебе скажу, что читал Уайльда, Оруэлла, пару произведений Набокова, даже пытался осилить «Улисс»? Кстати, спойлер: у меня не получилось.       — Ты это делаешь в туалете за закрытой дверью что-ли? — засмеялся Ремус.       — Типа того, — кивнул Сириус. — Просто Сохатый бы охуел, когда увидел.       Рем хотел кое-что сказать, но замолк.       — Ну… — замялся Бродяга. — Не то, чтобы я сильно зависел от его мнения… Разве что, немного.       — Ты поэтому перестал слушать Элтона Джона? — осторожно спросил Лунатик.       Сириус потушил сигарету палочкой и растворил ее в воздухе невербальным заклинанием, как-то неловко отводя глаза.       — Можно и так сказать, — пожал плечами он, разглядывая свои кеды. — Но, сразу отмечу, он не нравится ему не из-за музыки.       У Рема внезапно покраснели уши, но он даже обрадовался: оказывается, кровь еще может циркулировать по его организму.       — Я в этом даже не сомневался, — усмехнулся он, постаравшись сделать это максимально небрежно.       — Меня это, если честно, немного подбешивает, но что уж тут поделаешь, — выдохнул Сириус. — Блять… Я ведь и вправду завишу от его мнения. Как же это тупо…       — Брось, это не тупо, — нахмурился Лунатик. — Этому есть объяснение.       — Какое же? — удивился Бродяга.       — Такое обычно из детства, — объяснил Ремус. — Из-за родителей. Если они, к примеру, приучили тебя к тому, что они для тебя авторитеты, и ты обязан идти по их пути и во всем с ними соглашаться. И если ты этого не делаешь, то с тобой что-то не так, или тебе должно быть стыдно. А сейчас от родителей ты больше не зависишь, только вот проблемы остались. Да, Джеймс, конечно, твой друг, а не отец, но все равно из-за того, что ты его уважаешь больше всех остальных, ты бессознательно считаешь его авторитетом. И потому ты стараешься во всем с ним соглашаться. Да, понятно, что тебе это не нравится, но тебе сложно этого не делать. Тебе наверняка даже спорить с ним сложно или рассказывать что-то, чего бы он не понял.       — Да, все так, — отозвался Сириус и натянул улыбку. Рем увидел, как в уголках его глаз скопились слезы.       — И главное, ты прав, меня это дико раздражает, — продолжил он, и его голос дрогнул, но он все равно продолжил улыбаться. — Но я просто не могу с этим ничего поделать. Как будто бы если я с ним не соглашусь, то он перестанет со мной общаться. Или посчитает меня конченым долбоебом, если я, например, включу того же Элтона Джона… Или, хер его знает, я потеряю уважение в его глазах, если сделаю что-то не так, если не буду таким крутым и самым лучшим… Если за мной перестанут носиться эти девочки… Если я перестану нормально выглядеть и одеваться, если не буду смешно шутить и развлекать всех… У меня постоянно какое-то такое странное ощущение, что если этого всего не будет, то я не заслуживаю его уважения и дружбы с ним. Как-то так…       У него по щеке покатилась слеза, и он тут же ее вытер, силой надавливая себе на скулу. К горлу Рема тоже подступил ком. Он был готов разрыдаться в любую секунду. Сердце просто разрывалось за Сириуса.       Они, конечно, часто говорили по душам, о том, что их действительно беспокоит, но чтобы так… Сириус никогда так не открывался. Лунатик знал, что это по-настоящему важно для него… Мерлин, как же хотелось его обнять.       — Нет, Сириус, — замотал головой Рем, проглатывая собственные слезы, и дернул его за рукав, чтобы он убрал руку от лица. — Я просто хочу, чтобы ты знал, что это не так.       — Для меня это так, Рем, понимаешь? — уже совсем сдавленно произнес Бродяга, все еще пытаясь улыбаться. — Причем со всеми людьми, которые мне дороги. Даже с тобой, несмотря на то, что ты меня никогда не осуждаешь и вообще говоришь мне только хорошее…       — Что? — нахмурился Ремус. — Со мной? Но как? Я же…       — Да, ты никогда от меня ничего не требовал, — пояснил Сириус, соглашаясь. — Но я все равно… Мне все равно кажется, что я не достоин общаться с вами и с тобой в том числе… Мне так дико стыдно, когда я проебываюсь… Я такой тупой, мне кажется. Я даже сейчас не понимаю, почему ты со мной до сих пор разговариваешь. Я абсолютно уверен, что тебе со мной не интересно, и если я не буду таким «крутым чуваком», то я вообще ни на что не буду годен и вообще…       — Сириус… — остановил его Ремус, сжимая его рукав и не давая ему прятать льющиеся слезы. Он сам уже тоже не выдержал: в носу защипало, глазах все затуманилось, ком, подошедший к горлу, уже почти вырвался наружу.       — Но это не так! — воскликнул Лунатик. — Это тебе внушили твои родители! Все, о чем ты говоришь, из воспитания, понимаешь? Тебе с детства вбивали в голову, что ты должен быть хорошим, самым лучшим, ты должен соблюдать правила этикета, придерживаться дисциплины, учить в французский с педагогом, играть на фортепиано и ненавидеть полукровок. Да, ты не согласен с тем, что говорили тебе родители — ты понял со временем, но они повлияли на тебя, на то, как ты себя чувствуешь.       Сириус взглянул на него блестящими и покрасневшими от слез глазами, благодарно поджав губы.       — И еще, — добавил Рем. — Ты не тупой, даже не думай так! Я понятия не имею, откуда ты это взял, но я, например, никогда так не считал. И мне с тобой интересно именно сейчас, а не тогда, когда ты выпендриваешься перед народом. Хотя это тоже неплохо, но я тебя знаю, Сириус, и я знаю, что это не ты. Ты не такой человек. Разве у тебя на уме одни тусовки и девочки?       Сириус помотал головой.       — Вот именно, — подтвердил Лунатик. — И я это прекрасно знаю. Я не могу говорить за Джеймса, но конкретно мне точно плевать на то, насколько ты «крутой». Я с тобой общаюсь только потому, что ты — это ты. — Бродяга тепло улыбнулся и из его глаз по новой полились слезы. — А на счет Джеймса… Да, он бывает резким. Но я уверен, что он тоже дружит с тобой не из-за чего-то. И ты можешь быть в чем-то с ним не согласен — это нормально. И даже если он где-то с тобой не согласен, это не значит, что он плохо к тебе относится.       — Кстати, у меня постоянно такое ощущение, — засмеялся Сириус.       — Но ты же уже так слепо не поддакиваешь ему, как раньше, разве нет? — напомнил Рем.       — Наверное, да… — задумался Бродяга. — Я стал спорить с ним куда больше, чем раньше. Причем я сам этого не замечаю. Это происходит как-то само.       — И это очень хорошо, — поддержал его Ремус. — Это прогресс. Получается, что ты понимаешь, в чем проблема, и хочешь ее решить, даже уже движешься в этом направлении.       Сириус больше не плакал, а лишь неловко, но очень благодарно улыбался Рему.       А тот вдруг засмущался, осознав, какой откровенный разговор у них только что случился.       — Спасибо тебе большое, Рем, — сказал ему Бродяга. — Правда. Я так рад, что общаюсь с тобой.       «Люблю тебя».       — Да ладно… Ты же знаешь, что всегда можешь чем-нибудь со мной поделиться.       «Он сказал «общаюсь». Не дружу, а именно общаюсь», — заверещал навязчивый голосок в голове. Лунатик чуть не стукнул себя по лбу за эту тупую мысль. Да, именно так он теперь будет поступать с этими бесполезными надеждами. Это же надо — придираться к словам! Общаюсь. Тоже мне. Мало ли, что он имел в виду! А может он вообще не придал этому значения! Вот именно, скорее всего так и есть.       «Напомни-ка, когда он последний раз называл тебя своим другом?» — не унималась глупая часть мозга Ремуса. На этот раз его реакция была молниеносна: он ударил себя ладонью по лбу, причем с громким хлопком.       Сириус вздрогнул и уставился на него во все глаза.       — Ты чего? — в ошеломлении спросил он.       Рем только сейчас понял, что правда сделал это.       Но стыд и смущение не успели настигнуть его — в глазах потемнело. Все тело резко ослабело… Стало тяжело дышать… И все.       И он оказался у себя дома, в комнате, где спали они с отцом, в своей кровати. Голова раскалывалась…       Что произошло? Почему он здесь?       Он сел на постели и увидел, что почему-то полностью одет в школьную форму и даже в мантию. Хотя, когда он пришел в лазарет, он был в обыкновенной маггловской футболке и в джинсах, ведь сегодня же воскресенье.       Рем встал с постели и осторожно приоткрыл дверь комнаты, сразу же слыша голоса. Он насторожился, но все равно сделал шаг вперед.       В зале, совмещенном с кухней, сидели трое: родители Лунатика и… профессор Дамблдор. Что? Что он здесь делает? Какого Мерлина вообще происходит?       — Профессор… — обратился к нему Ремус.       — Ремус! — встрепенулся Дамблдор. — Ты почему не был на той тусовке?       — Простите, сэр, я не мог на ней присутствовать, — потупился Лунатик, и ему стало немного стыдно.       — Разреши узнать причину, — нахмурился директор.       — Мы помогали мадам Стебель собирать Прыгающие Поганки, — пожал плечами Рем.       — Кто «мы»? — вскинул брови Дамблдор, пронзая его взглядом поверх очков.       — Я и мой парень, — удивился Лунатик, не понимая, почему директор задал этот вопрос. Кто же еще?       — Так иди помоги ему, что ты стоишь! — воскликнул вдруг папа. — И как закончите, приходите сразу же на тусовку. Ждем только вас, понятно?       — Хорошо, — сообразил Рем и наклонился, чтобы поднять с земли метлу. Он не очень умело оседлал ее и взлетел, проносясь над запретным лесом и подлетая к Астрономической башне.       А на ней, там, где обычно стоял огромный телескоп, сидел Сириус с маленьким драконом в руках. Увидав Рема, он широко ему улыбнулся и встал с кресла, в котором сидел. Дракончик выпустил небольшой огонек изо рта и снова успокоился в руках Бродяги, потираясь о них головой, прямо как домашний кот.       — Привет, — улыбнулся Рем и приземлился. — Ты закончил с Поганками?       — Да, они сами допрыгали до котла, — ответил Сириус, не переставая улыбаться и смотреть Рему в глаза. — Как ты? Готов идти на смотровую?       — Конечно, — смущенно опустил глаза Лунатик. — Мы что, полетим на нем?       — Да, — подтвердил Бродяга. — Кстати, его зовут Джейкоб.       — Какой он хорошенький… — протянул Ремус, глядя на спящего дракончика и начиная осторожно гладить его по голове.       — Тебе нравится? — нежно спросил Сириус своим низким голосом и мягко поцеловал Рема в висок.       — Да, очень… Давай оставим его у себя? — предложил Лунатик, заглядывая в голубые глаза напротив.       — Да, я тоже хотел! — обрадовался Сириус. — Но я думал, что ты не согласишься.       — Почему же? — не понял Рем.       — Потому что из-за него Грюму ампутировали ногу! — воскликнул Джеймс, оказавшийся рядом с ними.       — Он что ее откусил? — спросил Сириус.       — Нет, отрезал, — как ни в чем не бывало пожал плечами Сохатый. — А что ему еще оставалось? Она была заражена!       — Мне кажется, что это очень смелый поступок, — кивнул Сириус, задумавшись.       — Кстати, чуть не забыл, — стукнул себя по голове Джеймс. — Ваша повозка ждет вас внизу. Они сказали, что если вы не подойдете через пятнадцать минут, то они уедут качаться на качелях с Розье без вас.       — Точно! — спохватился Бродяга. — Бежим!       Он схватил Рема за руку и понесся вместе с ним через большой зал, отталкивая Филча, потом они понеслись через черный ход, ведущий к Дракучей иве и наконец оказались в Лондоне, напротив Бигбена.       Перекрывая всю дорогу, стоял огромный магловский лимузин. Сириус и Рем уселись в него и улеглись на мягкую постель, усыпанную лепестками роз.       — Наконец-то, — выдохнул Сириус. — Как же хорошо. Я так устал от этого турнира…       — И не говори, — согласился Ремус. — Я, например, в нем не участвую, но ощущение, что каждый день играю по два-три матча.       — Да-а, — протянул Бродяга. — Я, конечно, люблю квиддич, но не настолько, чтобы играть в него вместо Рождества.       — А оно уже скоро… — подметил Рем.       — Почему время так быстро летит? — спросил Сириус.       — Не знаю, — пожал плечами Лунатик и посмотрел вверх. Под потолком выросла омела. Он тут же смутился и отвернулся от Сириуса, стараясь не смотреть ему в глаза.       — Эй, ты чего, малыш? — хихикнул Бродяга.       — Перестань, ты же знаешь, что мне неловко, — пробормотал Ремус, а Сириус мягко коснулся его рук и убрал их от лица.       — Не закрывайся, — прошептал он и коротко поцеловал его в губы. Это был очень быстрый и очень нежный поцелуй, но Рем весь залился краской, снова закрывая лицо ладонями.       — Рем, ну ты чего? — еще раз спросил Сириус, гладя его руки. — Ну, все, пора вставать. Ты же сейчас превратишься. Нам нужно дойти до Воющей Хижины.       — Ты уверен? — с надеждой посмотрел на него Рем. — Я не хочу туда.       — Надо, Рем, — горько вздохнул Сириус и в его глазах блеснули слезы. — Это быстро. Мы сходим туда, потом тебе придется немного потерпеть, и ты проснешься утром. И все, ничего страшного.       — Ну хорошо… — согласился Рем и встал с койки, глядя на обеспокоенных Джеймса и Питера.       Сириус взял его под руку, помог ему удержаться на ногах и повел его к двери.       Все плыло перед глазами. Кажется, они шли по темному коридору школы, подсвечиваемому только Люмосом? Лунатик не понимал. Было ужасно душно.       Его трясло. Неприятная изнуряющая жара давила со всех сторон, не давая кислорода. Рем вдыхал носом и выдыхал ртом, изо всех сил пытаясь успокоиться и оставаться в сознании. Голова болела неимоверно, еще и подташнивало.       Сириус держал его крепко, в конце концов уже практически нес его на руках. Потому что ноги не держали. В какой-то момент Бродяге стал помогать Джеймс…       Перед глазами пронесся тоннель.       Они шли долго.       Духота давила на легкие и мозг.       Ноги дрожали так, что невозможно было ступить.       Вдруг в глаза ударил чертов бело-голубой свет. Рем зажмурился, шипя от боли. Глаза резануло так, что он испугался, что ослепнет. Голова заболела с новой силой, казалось, что она в самом деле расколется пополам. Духота заполнила каждую клеточку тела, не давая дышать. Еще сильнее затошнило.       Рем начал задыхаться, чувтвуя нестерпимую боль во всех конечностях. Еще и зубы прострелило… Челюсть просто рвало на части. Он завыл, не в силах терпеть все это.       Затем создалось чувство, что ему отрезали все пальцы или повыдергивали из них ногти, или вставили в них огромные лезвия… Рем вопил, но вместо этого из груди вырывался лишь звериный рык.       Хотелось схватиться за свои руки и ноги, хотелось сжать их до боли, хотелось откусить плоть на своем запястье, чтобы обнажить вены и умереть от потери крови… Хотелось любым способом заглушить эту агонию. Эту духоту. Эту раздирающую боль.       В момент, когда в глазах окончательно потемнело, у Рема подкосились ноги, и он упал на живот, жадно хватая ртом воздух.       Лунатик подскочил на кровати, оглядываясь по сторонам. Что только что произошло? Почему он опять в лазарете? Какого черта так светло за окном?       Голова все еще болела, все еще было душновато, но уже значительно лучше. Как будто бы кто-то открыл ему доступ к воздуху. Но только он пошевелился, все тело заныло, а пару мест на груди загорелись.       Он посмотрел на себя и увидел две глубокие раны, видимо политые каким-то заживляющим зельем.       Так стоп… Но когда он успел превратиться? Они, вроде как, сидели с Сириусом и разговаривали, а потом он хлопнул себя по лбу и… Мерлин, а что было потом? Начал происходить какой-то абсурд.       Рем изо всех сил напряг мозг, пытаясь вспомнить какой. Но чем больше он пытался, тем быстрее все произошедшее забывалось.       Так это был сон!       Ме-ерлинова борода… Такой шизы у Лунатика еще не было. Нет, вот главное — эротические сны ему больше не снятся, а этот бред — сколько угодно.       Выходит, Сириус действительно вел его до Воющей Хижины? Так…       Было очень сложно отделить сон от реальности. Рем не помнил, что из этого всего было по-настоящему.       Он еще раз огляделся вокруг себя. Никого. Но вдруг послышались шаги и причитания…       — Да что ж такое, сказала же ему, чтобы не передерживал, — звучал голос мадам Помфри, а потом показалась и она сама, откупоривающая какой-то пузырек и разглядывающая содержимое. — Вот и какое теперь это обезболивающее? Это слабительное!       Рем беззвучно хохотнул, натягивая на себя одеяло. А мадам Помфри покачала головой, подошла к окну и распахнула его. Не до конца, потому что на улице уже было довольно холодно, в конце-то ноября, но достаточно, чтобы в комнату начал поступать приятный свежий холодный воздух.       Лунатик аж прикрыл глаза от удовольствия, втягивая его носом и ощущая, как духота уходит. Мадам Помфри просто ангел.       — Ремус! Ты уже проснулся, — воскликнула она, поглядев на него.       Рем кивнул и неловко улыбнулся, вылезая из-под одеяла, чтобы облокотиться на локти и сесть.       — Ну как? Лучше? — строго спросила она, подошла к нему и оглядела царапины на груди.       — Да, спасибо вам, — отозвался тот, стараясь не ежится под ее пристальным взглядом.       — Да ладно, — вздохнула мадам Помфри. — Черт бы побрал эту ликантропию.       — Это уж точно, — согласился Ремус.       — Там к тебе, как всегда, друзья твои ломились, — недовольно сообщила она.       — И вы их не пустили, — закончил за нее Лунатик. Да уж, он слишком хорошо знал этот сценарий. Мадам Помфри запирает его в лазарете и ругается, а остальная компания Мародеров стучится в дверь.       — Естественно.       — Мадам Помфри, а вы не подскажете, который час? — вдруг осенило Рема.       — Пять минут первого, — ответила та. — У них сейчас наверное пара закончилась. Сейчас и прибегут.       — Пустите их, пожалуйста, — попросил Лунатик, неловко переминаясь на кровати.       Мадам Помфри тяжело вздохнула и закатила глаза.       — Ладно, — нехотя согласилась она, отходя от Рема и направляясь к своему кабинету. — Только не орите мне здесь. Мне еще работать.       Тот улыбнулся ей и улегся на постель, накрываясь одеялом и дыша во всю грудь. Да и все-таки несмотря на то, что утра после полнолуния не были самыми лучшими в его жизни, это всегда были такие облегчения… Понимаешь, что до следующего еще очень долго.       Дверь скрипнула и распахнулась. Из нее выглянули три пары опасливых глаз и покосились на Ремуса. Увидев, что он в сознании, Мародеры просияли и собирались уже что-то закричать, но Рем приложил палец к губам и замотал головой.       — Мадам Помфри нас убьет, если мы будем шуметь, — предупредил он.       — Мы знаем! — радостным шепотом отозвался Питер.       — Эх, Лунатик-Лунатик, — тяжело вздохнул Джеймс.       — Ты как себя чувствуешь? — встревоженно спросил Сириус, и у Лунатика вновь разлилось тепло в груди. Да, ему было неловко в эти моменты, когда друзья собирались возле него и смотрели, как на последнего выжившего, но все же невозможно было не реагировать на такую заботу и переживания с их стороны… Особенно со стороны Сириуса, который всегда искренне беспокоился за Рема.       Мерлин, ну хватит уже… Хватит выдумывать.       — Уже нормально, — улыбнулся Лунатик и отвел взгляд от Сириуса, чтобы не смущаться еще сильнее.       И тут ему вспомнился его сон.       Не в подробностях, нет, но того, что вспомнилось, было достаточно. Там, кажется Рем и Сириус встречались… У Бродяги откуда-то был дракон, а потом они поехали на лимузине… Джеймс пришел и сказал, что дракон то ли откусил, то ли отрезал ногу Грюму… А еще там было что-то про поганки.       Ремус не выдержал: сначала просто прыснул, а потом захохотал во весь голос.       — Смешно тебе, да? — хмыкнул Бродяга.       Но Лунатика настигли флешбэки, и он засмеялся пуще прежнего.       — Нормально, — покачал головой Сириус. — Мы тут со страху чуть не померли, а он ржет лежит.       — Да че ты ржешь-то? — осведомился Джеймс, сам начиная смеяться.       Сириус и Питер тоже не выдержали.       Отсмеявшись, Рем рассказал им про свой сон (упуская некоторые подробности о нем и Сириусе), они еще раз вместе похохотали, и наконец-таки успокоились.       Как выяснилось, Рем изрядно напугал их. Сначала он потерял сознание практически во время разговора с Бродягой. Сириус был вне себя от страха, и если бы рядом не оказалась мадам Помфри, то, как он сказал, он «либо сначала обосрался, а потом умер бы на месте, либо начал бы его откачивать своими силами, но все равно бы обосрался». Рем не смог пропустить это мимо ушей, и в его голове тут же всплыла картинка, как Сириус делает ему искусственное дыхание. Благо, его красных ушей под одеялом никто не увидел.       А еще, Джеймс и Питер, оказывается, действительно приходили. И Грюму, кстати, правда ампутировали ногу по причине того, что она была чем-то заражена (но точно не из-за укуса дракона). А узнали они это, потому что Фоули повел их двоих в Министерство, чтобы они в подробностях все рассказали.       Грюм был вне себя от счастья, даже при отсутствии одной ноги. Он даже напророчил им четверым прекрасную карьеру мракоборцев. «Ну уж нет,» — подумал Ремус.       Короче говоря, настроение было прекрасное: тяжелое полнолуние пережито, больше не хочется умереть — что еще надо? Осталось, наверное, лишь пережить влюбленность в Сириуса. Но это, к сожалению, куда сложнее любого, пусть даже самого болезненного полнолуния.